И снова кризисная ситуация
И снова кризисная ситуация
Трудно сказать, какое конкретно событие спровоцировало панику на финансовом рынке, случившуюся после традиционно длинных майских праздников. Бастовали шахтеры, требуя погашения задолженностей по зарплате. 13 мая на аукционе по ГКО правительство впервые в году не смогло разместить свои бумаги. Правительство обнародовало 18 мая среднесрочный план, и в нем читались правильные идеи, но по большей части отсутствовала конкретика. Наконец, был колоссальный провал приватизационного аукциона, на который правительство так и не смогло заманить ни одного желающего заплатить 2,1 млрд долларов за контрольный пакет акций «Роснефти». В сочетании с тем, что налоговые поступления в апреле сократились, все эти факторы создавали мрачное представление о текущем состоянии госфинансов.
Кризис разразился в понедельник 18 мая [167] , когда был отмечен самый резкий со времени декабрьских событий рост давления на финансовом рынке. В тот день ставки по трехмесячным ГКО подскочили до 54%, обменный курс приблизился к нижней границе валютного коридора, а индекс фондового рынка упал на 13%. С 18 по 22 мая ЦБ поддерживал курс рубля при помощи интервенций, и резервы сократились с 16 млрд долларов в конце апреля до примерно 15 млрд долларов.
Стремясь повлиять на ситуацию, премьер-министр подтвердил, что его правительство будет и дальше проявлять сдержанность в налогово-бюджетной сфере, а ЦБ 19 мая повысил свою ломбардную ставку и ставку рефинансирования до 50%. Рынок вроде бы успокоился, и к концу недели, 22-го мая, ставки снизились до 44%.
Однако в выходные стало известно, что еще одна миссия МВФ уехала из Москвы, так и не достигнув договоренности с новым правительством, и рынки сразу после открытия утром в понедельник отреагировали новым паническим витком. Миссия действительно уехала ни с чем, поскольку была застигнута врасплох отказом Задорнова принять уже обсужденные ранее целевые показатели доходов бюджета. Вместо этого он предложил во избежание роста задолженности еще более сократить расходы. Миссия в полном недоумении улетела в Вашингтон для консультаций с руководством МВФ.
Кредитные ставки тут же подскочили до 58%, а фондовые индексы понизились на 5%. На следующий день ставка опять выросла и перевалила за 70%, а на фондовом рынке продолжился спад. Инвесторы начали распродавать бумаги, рубль попал под сильное давление. Реакция правительства запоздала, и 27 мая на рынках началась паника. Попытка разместить на аукционе ГКО на 8 млрд рублей провалилась. Средняя доходность по ГКО добралась до максимального уровня за последние 22 месяца – до 90%.
28 мая, в день, когда Одлинг-Сми прилетел в Москву, чтобы продемонстрировать прогресс на переговорах, рынки провалились еще больше.
Стремясь остановить панику, ЦБ предпринял чрезвычайные меры: поднял ставку рефинансирования до 150% и осуществил массированную интервенцию на валютной бирже. Кривая доходности ГКО в какой-то момент превысила 100% в результате продажи крупного пакета облигаций, средние процентные ставки повысились до 85%, а индекс фондового рынка снизился еще на 12% (такой же уровень последний раз отмечался в 1996 году).
29 мая на пресс-конференции в Москве Одлинг-Сми попытался оптимистичными заявлениями развеять тревогу. Одновременно правительство обнародовало свою антикризисную программу [168] . Но результат получился в некоторой степени обратный. Пресса уже окончательно уверовала, что спасти Россию может только крупный пакет финансовой помощи, скоординированный МВФ, и потому откровенно скептически отнеслась к заверениям Одлинга-Сми в том, что новая налогово-бюджетная политика правительства позволит справиться с возникшими трудностями [169] .
В тот же день Кириенко весьма впечатляюще выступил по телевидению. Он заявил, что полон решимости взять ситуацию в налогово-бюджетной сфере под контроль, сообщил, что Починка на посту руководителя Госналогслужбы заменит Федоров, и объявил, что предполагавшегося снижения акциза на нефть не будет. В качестве оправдания он использовал положение в бюджете 1998 года, в соответствии с которым запрещалось предпринимать любые действия, влекущие за собой сокращение доходов, если одновременно не предпринимались эквивалентные замещающие меры. Федоров же немедленно объявил, что дает крупнейшим корпоративным налоговым должникам срок до конца июня, потребовав возместить задолженность по налогам на 5 млрд рублей. Кроме того, Федоров пригрозил отдельным расследованием состояния их налоговых дел многим представителям шоу-бизнеса.
Дальше начались новые осложнения. Банковский сектор к тому моменту в каком-то смысле не привлекал к себе особого внимания: еще весной ЦБ заверил, что все крупные банки находятся под пристальным надзором специально для этого созданного подразделения (ОПЕРУ-2) и что никаких оснований для беспокойства оно не видит.
Но днем 30 мая, в субботу, мне позвонил Андрей Козлов и попросил о немедленной встрече. Поводом оказалась ситуация в Токобанке. В связи со снижением цен на фондовом рынке этот банк получил требования о внесении дополнительных гарантийных депозитов для покрытия активов, служивших обеспечением валютных кредитов, и оказался не в состоянии эти требования выполнить. ЦБ был вынужден ввести в банке внешнее наблюдение, начав тем самым процедуру его банкротства. А ведь Токобанк стоял 20-м в списке крупнейших российских банков, и давлению рынка подвергся отнюдь не он один.
Козлов сказал, что руководство ЦБ обсуждало вопрос о том, следует ли выработать общий для всех подход или же решать проблемы каждую в отдельности в зависимости от обстоятельств [170] . (Чуть позднее, в июне, ЦБ обнаружил, что у целого ряда крупных банков и без всякого кризиса могли до конца года возникнуть серьезные проблемы с ликвидностью.)
Усугубило ситуацию то, что 31 мая администрация Клинтона только подогрела разговоры о крупной международной помощи России, сделав следующее заявление: «Соединенные Штаты выступают за выделение дополнительной финансовой помощи на определенных условиях международными финансовыми учреждениями для поддержания в должном порядке стабильности, структурных реформ и роста в России». Однако на рынках, несомненно, ждали большего, и на следующий день они опять обвалились. Индекс Moscow Times снизился более чем на 9% и на момент закрытия был зафиксирован на уровне 128,11 пунктов – самом низком за весь период после октября 1996 года. Доходность ГКО подскочила до 75%, а курс рубля на ММВБ за день снизился с 6,17 до 6,13 рубля за доллар.
Чубайс и Сергей Васильев, занимавший пост главы правительственного аппарата, к тому времени уже вылетели в качестве посланников Кириенко в Вашингтон с визитом, который назвали «частным», чтобы не тревожить рынки. После состоявшихся 29 мая переговоров в минфине США и в МВФ они встретились с представителями американской стороны дома у Саммерса для выработки стратегии действий. Накануне (в тот самый момент, когда миссия Чубайса находилась на борту самолета) агентство AP-Dow Jones сообщило: «Ведущие инвесторы встретились с Христенко и по окончании встречи сказали, что уже идут телефонные переговоры с Вашингтоном и что сегодня начнутся переговоры с высшими западными руководителями и с Deutsche Bank о выделении крупномасштабного пакета в размере, вероятно, около 15 млрд долларов».
4 июня МВФ сообщил, что сильно затянувшиеся переговоры по программе на 1998 год наконец завершены и что на 18 июня запланировано заседание Совета директоров, который должен утвердить выделение России очередного транша в 640 млн долларов. Однако рынок был уже окончательно настроен на крупный пакет помощи и потому на это сообщение не обратил никакого внимания. Более того, рынки все больше склонялись к тому, что пакет помощи будет неизбежно выделен и что лето Россия переживет без потрясений. МВФ и российские власти тем временем готовились к заседанию Совета и к выделению следующего транша. Большинство вопросов были уже согласованы, но в отношении лишения должников доступа к нефтепроводам вопрос оставался по-прежнему открытым. Переговоры с Генераловым, Кудриным и Вьюгиным в московском офисе МВФ продолжались за полночь два дня подряд (8 и 9 июня) [171] . Речь шла о том, как обеспечить действенность механизма исполнения. Одновременно была достигнута договоренность о том, по какому графику нефтяники должны погашать накопленную налоговую задолженность.
Настоящей пощечиной для Кириенко и особенно для Христенко стало неожиданное для всех решение Ельцина, который 17 июня назначил Чубайса своим специальным представителем по связям с международными финансовыми организациями в ранге вице-премьера [172] . С этого момента, не будучи даже членом правительства, Чубайс брал на себя все переговоры с МВФ и, сохраняя пост руководителя РАО «ЕЭС России», получал соответствующий кабинет в Белом доме и право участвовать в новом качестве в заседаниях правительства.
В первый же день после нового назначения Чубайс по одному ему известным соображениям совершил невообразимый поступок: он принял в своем новом кабинете представителей некоторых крупных нефтяных компаний и сообщил, что пойдет им навстречу и внесет поправки в постановление № 599, касавшееся доступа к нефтепроводам. Подписанный накануне Кириенко текст был аннулирован и заменен новым вариантом. Поскольку Кириенко в тот момент находился за пределами Москвы, новый текст в качестве временно исполняющего обязанности премьер-министра подписал Борис Немцов.
Изменения, внесенные Чубайсом, заключались в следующем. В текст включили короткий пункт, исключавший запрет на прокачку объемов, под которые ранее были получены иностранные кредиты. За несколько часов до начала заседания Совета директоров МВФ в Вашингтоне я позвонил Чубайсу, и он попытался убедить меня, что речь шла о незначительном, чисто техническом вопросе, особо не затрагивающем фактические объемы поставок, но зато важном с учетом нервозности рынков. Я ему ответил, что его действия были непредусмотрительными и могут подорвать веру МВФ в эффективность его как партнера по переговорам. Он еще раз повторил, что внесена лишь мелкая техническая поправка, значение которой не следует преувеличивать.
Камдессю все это очень не понравилось. Заседание Совета в последний момент отменили, и Камдессю пояснил, что помимо вопроса о доступе к нефтепроводам оставались нерешенными проблемы и с получением достоверных и полных данных о ситуации в банковском секторе и с режимом администрирования крупных налогоплательщиков [173] . В любом случае требовалось разобраться, каковы были фактические обязательства по валютным кредитам, и, к тому же, вдруг выяснилось – хотя чему тут было удивляться – что доля грядущих поставок нефти, уже заложенная в счет погашения кредитов, была весьма и весьма значительной. Дубинин высказал свое неудовольствие по поводу того, что на него отчасти свалили вину за отсрочку заседания Совета. Но все-таки проблема с недостатком информации от ЦБ была реальной, и МВФ, например, понятия не имел об имевшихся у коммерческих банков крупных открытых валютных позициях, обеспеченных заемными средствами, наподобие тех, о которых говорилось выше в связи с Токобанком.
Совет в конце концов рассмотрел российский вопрос на заседании 25 июня. Была одобрена программа на 1998 год и утверждено выделение очередного транша. Реакция рынков, однако, была вялой. Все только и говорили, что о предоставлении крупного пакета помощи.
В Москве тем временем предпринимались отчаянные попытки усилить налоговую дисциплину. У Бориса Федорова был свой стиль: он много и энергично выступал публично против должников и даже взялся за «Газпром». Но с последним у него возникли проблемы с Кремлем, и ему, судя по всему, было велено оставить «Газпром» в покое. Он также пытался продолжить начатую Починком рационализацию налоговых органов. В июне он был повышен до ранга вице-премьера и получил под свой контроль унаследованную от советского режима службу по валютному и экспортному контролю (ВЭК) [174] .
Федоров в первую очередь надеялся на эффективность своих грозных окриков. Командным игроком он явно не был (даже не привел «своих» заместителей), а в театре одного актера возможности всегда ограниченны. При этом даже эксперты МВФ отмечали, что Федоров никому не доверял в центральном аппарате ГНС, и возникал серьезный вопрос относительно того, кто же тогда будет делать всю работу, необходимую для проведения срочных законодательных и административных реформ. Да и угроз Федорова побаивались только на первых порах, а после фиаско с «Газпромом» воспринимать их всерьез тут же перестали.
Как я уже отмечал, в начале лета на рынках, в российском правительстве, в столицах «Семерки» и в МВФ преобладало мнение, что финансовый кризис по типу азиатского не неизбежен. Но в конце июля, уже после того как МВФ утвердил «большой пакет» помощи, общее мнение стало более пессимистичным. Возникли ожидания, что к осени кризис может все-таки случиться. Такое изменение настроений произошло потому, что поначалу еще имелось надежда на позитивный совокупный эффект крупного пакета иностранной финансовой помощи и чрезвычайной программы действий по принципу «лучше поздно, чем никогда», призванной изменить динамику финансовых потребностей. Руководители и сотрудники МВФ не упускали, конечно, из виду и другие возможные сценарии, но все же рассчитывали, что эта комбинация позволит избежать массового бегства инвесторов. Примерно такую же оценку высказывали Фишеру и другим представителям МВФ их многочисленные собеседники на рынках. МВФ по-настоящему занялся разработкой принципов борьбы за предотвращение кризисов только после событий в России, но уже тогда, ранним летом 1998 года, предоставлялась возможность продемонстрировать, что избежать кризисов можно, при условии, конечно, что местные власти безусловно идут на сотрудничество.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.