Очередная смена правительства

Очередная смена правительства

Ельцин молчал. Казалось, он уже смирился со своей политической судьбой и практически не показывался из своей подмосковной резиденции. Примаков же, объединившись с Лужковым, возглавил вместе с ним избирательный блок «Отечество – Вся Россия» и превратился в такую мощную политическую фигуру, что его, казалось, уже ничто не может остановить на пути в Кремль. Однако в Кремле Примакова не ждали.

После ряда перестановок в марте 1999 главой администрации президента был назначен Александр Волошин. Благодаря своему уму, взвешенному подходу, трудолюбию и организованности он быстро превратился в ключевого менеджера страны и придал осуществлению задач, стоявших перед президентом, давно необходимую в этом деле стабильность и организацию.

В конце апреля Вадим Густов был уволен с должности вице-премьера, и вместо него первым заместителем премьер-министра стал Сергей Степашин [219] .

А затем Ельцин отправил Примакова в отставку и назначил Степашина на его место [220] . Правда, не все прошло гладко. «Ляп» был допущен прямо во время пленарного заседания в Думе. На утреннем заседании 12 мая председатель палаты Геннадий Селезнев сообщил депутатам, что у него состоялся телефонный разговор с Ельциным, который хотел обсудить своего нового кандидата на пост премьер-министра, и что вскоре, в этот же день, в Думу поступит официальное представление. Сразу же стало «известно», что избранником Ельцина был Николай Аксененко, министр путей сообщения; выступая в Думе, Селезнев его не упомянул, но журналистам и своим помощникам назвал.

Чуть позже в Думу из Кремля доставили официальное письмо, в котором фигурировала фамилия Степашина. Селезнев квалифицировал случившееся как пример непоследовательности Ельцина и его неспособности ясно мыслить. Другие (особенно, правые депутаты) посчитали это признаком острой борьбы в кремлевской администрации между «разумной» группой и агрессивным кланом коррумпированных чиновников и олигархов. Ельцин в своей книге довольно рационально объясняет, что к тому моменту уже видел своим преемником Путина, но не хотел выпускать его на сцену слишком рано. А в конкретной ситуации президент якобы просто хотел нарочно запутать парламентариев. Однако, что же на самом деле тогда произошло, так и остается неясным.

Дума, несколько неожиданно, против смены премьер-министра возражать не стала. Степашин, хотя и был выходцем из «силовых» министерств, отличался налетом интеллигентности и намеком на склонность к реформам, что вселяло некоторую надежду. Дума его утвердила сразу, и тут началась путаница с формированием правительства, в первую очередь экономического блока.

Маслюков и Боос в новое правительство не вошли. Много спорили, кто станет первым вице-премьером по экономике, ожидая назначения председателя думского комитета по бюджету Александра Жукова. Однако 25 мая назначение получил Задорнов. А уже через три дня, убедившись, что сохранить одновременно портфель министра финансов ему не удастся, он подал в отставку. В конце концов министром финансов стал Касьянов, а на должность вице-премьера, отвечающего за экономику, вернулся Христенко. Задорнов же согласился стать специальным представителем президента по связям с международными финансовыми организациями.

Как глава правительства Степашин особого впечатления не произвел. Его стилем были вежливость и внимание, но, видимо, ему не хватало сильной политической поддержки, и потому в его действиях недоставало решимости добиваться своего. Когда Камдессю поехал в Санкт-Петербург по случаю проводившегося там 15 – 16 июня экономического форума, Степашин поспешил воспользоваться случаем для личной встречи (отчасти, конечно, чтобы поправить испортившиеся отношения с МВФ, но и в надежде повысить своей престиж тоже; сказался, возможно, и просто патриотизм петербуржца). Переговоры прошли хорошо, Степашин добился продвижения в диалоге по экономической программе правительства и даже заручился предварительной поддержкой по поводу соглашения stand-by с МВФ. Камдессю поделился с премьером мыслями о том, как можно было бы свести воедино все разнообразные элементы программы, а также имел во время визита откровенный разговор с Геращенко по поводу FIMACO и проблем с предоставлявшейся фонду неверной информацией.

Тем временем бездействие по целому ряду вопросов начало давать о себе знать.

Выяснилось, что даже заместители Задорнова не владели во всей полноте ситуацией с не отраженными в бюджете расходами по обслуживанию долга перед ЦБ. Уже будучи министром, Касьянов как-то признался, что открывшаяся перед ним картина его отнюдь не порадовала. Причем сокрытие обслуживания долга в бюджете было только одним из аспектов проблемы.

По-прежнему оставался нерешенным целый ряд вопросов в отношении банковской системы. МВФ и Всемирный банк уже какое-то время координировали на международном уровне крупномасштабные усилия по оказанию технической помощи, но в результате лишь росли горы бумаги и множились никем не исполнявшиеся рекомендации. (Причем целый ряд российских чиновников сетовали на то, что эту техническую помощь нередко навязывали, а не предоставляли по просьбе властей.)

В таких условиях завершалась работа над экономической программой на 1999 год. Она несла на себе отпечаток планов Маслюкова, особенно по части структурных реформ, поскольку Всемирный банк согласился на сильно ограниченный комплекс только тех мер, которые казались осуществимыми. В программу входил и ряд мер, касавшихся банковского сектора, по отношению к которым ЦБ явно не проявлял никакого энтузиазма, и так же меры, призванные прояснить ситуацию с FIMACO.

Оставался открытым вопрос о дополнительных мерах, необходимых ввиду нереалистичного плана доходов в бюджете 1999 года. Эту тему миссия Беланже обсудила во время ужина, состоявшегося в июне на подмосковной даче Минфина в Барвихе. Вопросы были успешно решены, и после нескольких тостов Можин в присутствии Касьянова и Задорнова задал мне провокационный вопрос: «Кто лучший министр финансов России?» К счастью, дипломатического инцидента удалось избежать, поскольку мне хватило присутствия духа и я быстро нашелся, ответив: «Витте».

Между тем программе в определенном смысле не хватало четкости построения. Некоторые ее элементы, особенно в структурной сфере, за которую отвечал Всемирный банк, нуждались в более полном определении. Многочисленные детали должны были быть урегулированы на заключительном этапе переговоров, но их в конце концов и «спрятали под ковер». Сотрудники МВФ вынуждены были отвлечься на навязанные российской стороной чисто технические вопросы о сроках выделения траншей. Страсти в этом споре разгорелись настолько, что состоялось несколько телефонных разговоров Задорнова с Фишером, а 2 июля по этому поводу беседовали между собой даже Степашин с Камдессю.

Совет директоров МВФ собрался 28 июля. Программа EFF была официально прекращена, и был утвержден новый механизм кредитования на 17 месяцев. Задорнов прилетел в Вашингтон «забирать деньги». В последний момент возникла проблема по поводу того, что Сбербанк не давал согласия на проведение внешнего аудита (который дипломатично называли стратегическим обзором), и Задорнов лично пообещал Фишеру, что сразу после его возвращения в Москву все оставшиеся вопросы в отношении Сбербанка будут решены. На самом деле решены они были только год спустя [221] .

Транш в 640 млн долларов был выделен 30 июля, и он стал последним кредитным траншем, который Россия получила от МВФ.

Выделение следующего транша предполагалось по результатам удовлетворительного исполнения согласованной программы по состоянию на конец сентября. Но этот транш так и не был выделен, хотя целевые макроэкономические показатели были достигнуты. Дополнительным условием для выделения второго транша было выяснение остававшихся вопросов относительно ситуации с FIMACO. Необходимо было понять, имелись ли какие-то еще невыявленные операции с этой фирмой. На момент завершения очередного обзора должен был быть представлен отчет о дополнительном аудите, проведенном фирмой PricewaterhouseCoopers, но Геращенко сделал вид, что произошло недопонимание (хотя сам в письме Камдессю согласился на дальнейшее изучение вопроса, которое, кстати, впоследствии показало, что других связанных с FIMA-

CO операций не было). В результате выделение транша было отложено до представления следующего отчета PricewaterhouseCoopers, а когда такой отчет появился, возникли другие непредвиденные проблемы.