Меняющаяся роль правительства

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Меняющаяся роль правительства

Роль, исполняемая государством, в каждой стране и в каждый период времени может быть особой. Капитализм двадцать первого века отличается от капитализма девятнадцатого века. Уроки, полученные на основе опыта, накопленного в финансовом секторе, верны и для других секторов: хотя регулирующие правила «Нового курса» в настоящее время могут и не работать, но ясно, что в наши дни необходимо не масштабное дерегулирование, а локальное, которое в одних областях будет более значительным, в других — относительно небольшим. Глобализация и новые технологии открыли возможности для появления новых глобальных монополий, обладающих такими богатствами и властью, о которых магнаты конца девятнадцатого века не могли и мечтать34. Как уже отмечалось в главе 1, агентские проблемы, связанные с разделением собственности и управления, а также та особенность, что богатством большинства обычных граждан управляют другие люди, которые, как считается, действуют в их интересах, усилили необходимость принятия более совершенных правил регулирования в области корпоративного управления.

Другие изменения, происходящие в экономике США, также могут потребовать усиления роли правительства. Сильное воздействие на природу рынка оказал и тот факт, что многие промышленно развитые страны мира стали инновационными экономиками. Рассмотрим, например, вопрос о конкуренции, жизненно важный для динамики развития любой экономики. Можно легко установить, существует ли конкуренция, например, на рынке стали, а если ее нет, имеются ли хорошо отработанные способы, позволяющие справиться с этой проблемой.

Но производство идей отличается от производства стали. Даже тогда, когда частные и социальные выгоды, получаемые при производстве обычных товаров, хорошо согласованы друг с другом, отдача от инноваций для общества и для частного сектора может заметно отличаться. Бывают даже нововведения с отрицательной социальной отдачей, примером чего можно назвать сигареты, вызывающие более сильное привыкание.

Частный сектор беспокоится о том, какую долю стоимости идеи он может присвоить себе, а не о том, какой будет общая отдача от реализации этой идеи для общества. Из-за этого рынок может тратить слишком много денег на проведение исследований в одних областях, например на разработку лекарства — дженерика, дублирующего успешное запатентованное лекарство, и слишком мало в других. Без государственной поддержки проводилось бы очень мало фундаментальных исследований, скажем, направленных на поиск лекарств для лечения болезней, свойственных бедным людям.

При применении патентной системы на первое место ставится частная выгода; социальная отдача в этом случае проявляется в том, что инновация становится доступной более быстро, чем без наличия такой системы. Очень наглядной иллюстрацией этой разницы служит исследование генов, связанных с раком молочной железы. Усилия по расшифровке всего генома человека были системными и предпринимались в глобальных масштабах, но при этом одновременно происходила гонка участников, стремившихся опередить других и в первую очередь расшифровать те гены, которые могут иметь рыночную стоимость. Myriad, американская фирма, получила патент на формулу генов рака молочной железы; эта информация стала доступна чуть раньше, чем она могла бы появиться без этого соперничества, но так как фирма настаивает на том, что цены тестов по выявлению генов должны быть высокими, то в тех странах, законы которых признают действие патентов, столь высокая стоимость тестов может привести к смерти тысяч женщин, хотя их можно было бы спасти35.

Словом, в инновационной экономике двадцать первого века правительству, возможно, придется принять на себя более важную роль — обеспечивать проведение фундаментальных исследований, на которых покоится все здание науки; задавать направления исследований, например, используя для этого гранты и премии, чтобы стимулировать исследования, необходимые доя удовлетворения потребностей страны; создавать более сбалансированный режим для того, чтобы общество могло получать большие выгоды от стимулов, к которым правительство может прибегнуть без дополнительных расходов, вызванных в том числе монополизацией экономики36.

В конце прошлого века возникла надежда (не оправдавшаяся), что в одной области потребность в участии правительства все-таки снизится: некоторые специалисты считали, что в новой инновационной экономике бизнес — циклы останутся лишь в воспоминаниях. Как и в случае со многими другими идеями, в концепции новой, не знающей спадов экономики была доля истины. Появление новых информационных технологий означало, что компании могут лучше контролировать свои запасы, а ведь многие из прошлых циклов были связаны именно с резкими колебаниями объема запасов. Кроме того, структура экономики теперь изменилась, сместив акценты со сферы производства, где важное значение имеют запасы, на сферу услуг, где запасов вообще не существует. Как я уже отмечал выше, в настоящее время в Соединенных Штатах на производственный сектор приходится лишь 11,5 % ВВП37.

Однако рецессия 2001 года показала, что страна все еще может избыточно тратить средства на развитие оптоволоконной технологии и на некоторые другие направления, а нынешняя рецессия продемонстрировала, что финансовый перекос может происходить и в сторону рынка жилья. Мы видим, что пузыри надуваются в двадцать первом веке так же, как это было и в восемнадцатом, и в девятнадцатом, и в двадцатом столетиях.

Рынки являются несовершенными, и правительства в этом отношении на них похожи. Из этого сравнения некоторые люди приходят к, казалось бы, неизбежно напрашивающемуся выводу — следует вообще отказаться от услуг власти. Рынки дают сбои, но неудачи правительства (как утверждают некоторые) вызывают еще более плачевные последствия. Рынки могут создавать перекосы, но перекосы, создаваемые правительством, могут быть еще более значительными. Рынки могут оказаться неэффективными, но правительство действует еще более неэффективно. Эта линия аргументации кажется вполне правдоподобной, но приводит к выбору ложных направлений деятельности. На самом деле никакого выбора нет, а есть лишь разные формы коллективных действий. В последний раз попытка перейти на нерегулируемый вариант банковской (свободной) деятельности была осуществлена в Чили. Это случилось в период правления диктатора Пиночета и закончилось катастрофой. Как и в Америке, кредитный пузырь в Чили прорвался. Прекратилось погашение около тридцати процентов всех выданных кредитов, и стране потребовалась четверть века, чтобы расплатиться по долгам, возникшим в ходе этого неудачного эксперимента.

Соединенным Штатам придется заниматься регулированием, так как правительство будет тратить деньги на научные исследования, технологии и инфраструктуру, а также на обеспечение некоторых форм социальной защиты. Правительство будет проводить кредитно — денежную политику и заниматься национальной обороной, обеспечением общественной и пожарной безопасности, а также предоставлять обществу другие важные для него услуги. Когда рынки терпят неудачу, правительству приходится вмешиваться и собирать те куски, на которые раскололась прошлая жизнь. Зная об этом, правительство должно сделать все возможное, чтобы предотвратить возникновение катастроф.

С учетом этого необходимо получить ответы на следующие вопросы. Чем следует заниматься правительству? В каком объеме оно должно это делать? Как оно должно это делать?

В каждой игре есть свои правила и свои рефери. То же самое относится и к экономической игре. Одной из ключевых функций государства является составление правил и назначение рефери. В качестве таких правил выступают законы, которые регулируют рыночную экономику. В качестве рефери выступают регуляторы и судьи, которые помогают применять и толковать законы. Но старые правила, даже если они хорошо зарекомендовали себя в прошлом, не являются подходящими для двадцать первого века.

Общество должно быть уверено, что правила справедливы и что рефери судят объективно. Но в Америке слишком многие правила были установлены представителями финансового сектора и для этого сектора, а рефери судили предвзято. Поэтому то, что результаты в итоге оказались искаженным, не должно вызывать удивления. Были возможны и другие варианты ответных действий, которые при их открытом применении предоставили бы участникам игры, по крайней мере, равные шансы на успех и поставили бы налогоплательщиков в менее рискованное положение. Этими вариантами можно было бы воспользоваться, если бы только правительство играло по правилам, а не переключилось в середине пути на стратегию, которая предусматривала раздачу невиданных ранее подарков финансовому сектору.

В конце концов, проверка указанных злоупотреблений возможна лишь в рамках демократических процессов. Но вероятность того, что в нашей стране возобладает приверженность демократии, будет зависеть от реформ, связанных с проведением избирательных кампаний38. В данном случае остается верным давнее утверждение: кто платит, тот и заказывает музыку. Финансовый сектор заплатил участникам, играющим в обеих партиях, и назвал мелодию, которую им следует исполнять. Можем ли мы, граждане, рассчитывать на то, что будут приняты законы, которые предусмотрят разделение на составляющие слишком больших для краха, слишком больших для решения их проблем или слишком больших для эффективного управления банков, если эти банки по — прежнему остаются еще и слишком крупными спонсорами президентской кампании, чтобы их интересы можно было проигнорировать,? Можем ли мы в этих условиях ожидать хотя бы введения ограничений для участия банков в чрезмерно рискованных операциях?39

Расчистка последствий этого кризиса и предотвращение следующих кризисов — это в такой же степени политический вопрос, как и экономический. Если мы всей страной не осуществим перечисленных реформ, то рискуем оказаться в состоянии политического паралича, что вполне возможно, учитывая несогласованность интересов отдельных групп с интересами общества в целом. А если нам все-таки удастся избежать политического паралича, это может быть достигнуто за счет нашего будущего — заимствований, осуществленных за счет будущих доходов для финансирования нынешних спасательных операций. Впрочем, мы, возможно, предпочтем вариант проведения минимальных реформ в настоящее время и отложим решение более серьезных проблем на более поздний срок.

Сегодняшний вызов формулируется так: создание нового капитализма. Мы уже пережили ошибки старого. Но для создания этого нового капитализма требуется доверие, в том числе и доверие к Уолл-стрит со стороны остального общества. Наши финансовые рынки нас подвели, но без них мы не можем функционировать. Наше правительство не справилось со своими обязанностями, но мы не можем без него обойтись. В основе вопросов дерегулирования, которыми занимались Рейган и Буш, лежало недоверие к власти; попытка Буша и Обамы вытащить нас из пропасти, в которую мы попали в результате дерегулирования, основывалась на страхе. По мере того как заработная плата снижалась и росла безработица, размеры бонусов банковских руководителей резко увеличивались, а неравенство в стране становилось все более наглядным. Одновременно происходило увеличение корпоративного благосостояния и расширение сети безопасности, предназначенное для финансовой защиты корпораций, сопровождаемое ослаблением защищенности обычных граждан, что порождало их горечь и гнев. Но атмосфера горечи и гнева, страха и недоверия вряд ли подходит для того, чтобы приступить к решению трудной и требующей времени задачи реконструкции. Однако у нас нет другого выбора: если мы хотим вернуться на путь устойчивого процветания, нам необходим новый набор социальных контрактов, основанных на доверии между всеми представителями нашего общества, между гражданами и правительством, между нынешним поколением и будущим.