Искаженные стимулы

Искаженные стимулы

Банкиры (по крайней мере, большая их часть) не рождаются более жадными, чем другие люди. Может быть, они становятся такими просто потому, что у них больше возможностей и более сильные стимулы вести себя таким образом, что это причиняет вред другим. Когда частные вознаграждения согласуются с общественными целями, все работает хорошо; если же такой согласованности нет, на свет могут появляться уродливые создания. Как правило, в условиях рыночной экономики стимулы хорошо согласованы друг с другом. Например, на конкурентном рынке дополнительный доход компании, которая произвела дополнительную тонну стали, равен цене этой стали, а ценность дополнительной тонны стали для ее потребителей отражается в цене; точно так же дополнительные расходы на производство еще одной тонны стали отражают ценность требуемых для ее производства дополнительных ресурсов (железной руды, угля и т. д.), что отражается в стоимости этих ресурсов. Вот почему, когда компания добивается максимальной прибыли, она, в идеале, добивается еще и максимального общественного благополучия, выраженного в виде разницы между продажной ценой произведенного продукта и стоимостью ресурсов, использованных в процессе производства. Но, с другой стороны, на финансовых рынках стимулы искажены, причем часто очень сильно.

Важным примером искажения стимулов является оплата труда руководи гелей: очень многие из них получают фондовые опционы. В финансовом секторе большая часть вознаграждения руководителям выплачивается в виде бонусов, размер которых зависит от величины полученного организацией дохода (объема выручки). Сторонники таких систем вознаграждения утверждают, что они обеспечивают мощные стимулы, побуждающие руководителей усердно работать. Но на самом деле этот аргумент является лицемерным, так как руководители отыскивают способы, позволяющие им получать высокое вознаграждение даже в том случае, когда дела их компании идут ни шатко ни валко. На практике оказалось, что зависимость показателей деятельности компании от величины заработной платы руководства является очень слабой, что подтверждается и тем фактом, что руководители компаний с рекордными убытками получили многомиллионные бонусы. Некоторые фирмы в этом отношении пошли настолько далеко, что изменили формулировку применяемых стимулирующих выплат. Теперь у них вместо бонусов за показатели деятельности выплачиваются бонусы, предназначенные для удержания руководителей. Однако, как бы подробно ни обсуждался этот вопрос, главное здесь следующее: оплата руководителей остается высокой, и когда показатели деятельности организации хорошие, и когда они плохие⁸.

Во многих секторах, где пробовали «вознаграждать по результатам работы», от этого подхода давно уже отказались. Если работники получают вознаграждение па основе сдельной оплаты, у них есть свобода выбора, которой они почти все пользуются: они почти всегда производят самые некачественные продукты. В конце концов, им ведь платят из расчета произведенного количества, а не качества. Этот феномен наблюдался и по всей финансовой цепочке, особенно во времена нынешнего кризиса, когда ипотечные брокеры стремились выдать столько кредитов, сколько могли, не задумываясь о том, будут ли эти кредиты возвращены или нет. Инвестиционные банки предложили столько сложных ипотечных продуктов, сколько смогли, и происходило это только потому, что их служащим платили именно за количество выданных кредитов.

Руководители, получавшие в качестве оплаты фондовые опционы, были заинтересованы в том, чтобы сделать все возможное, чтобы повысить цену акций своей фирмы, прибегая для этого и к бухгалтерским манипуляциям. Чем выше будут цены этих акций, тем большую ценность приобретают их опционы. Они знали, что цена акций поднимется тем выше, чем большим будет размер объявленной прибыли, и они знали, что рынки можно легко обмануть. Одним из самых простых способов повышения объявленной прибыли были манипуляции с балансовыми отчетами, когда потенциальные убытки в балансовом отчете не учитывались, зато в него включались сомнительные поступления платежей. Инвесторы и регуляторы были предупреждены о подобных уловках, но, по — видимому, не извлекли должного урока: в основе многих скандалов, связанных с доткомовским (технологическим) пузырем, раздутым в конце 1990–х годов, лежал именно «творческий» подход к ведению бухгалтерского учета⁹.

При применении «очень мощных» схем стимулирования в области финансов банкиры делились друг с другом доходами, но не делали этого с убытками. Размер бонусов определялся на основе краткосрочных показателей деятельности, а не долгосрочных.

Словом, в финансовом секторе действительно были стимулы, побуждавшие его участников идти на рискованные варианты, сочетавшие высокую вероятность получения сверхприбыли и небольшую вероятность катастрофы. Если все можно продумать так, что наступление катастрофы окажется возможно лишь в далеком будущем, такой вариант считается приемлемым. Вполне вероятно, чистая прибыль в итоге может оказаться даже отрицательной, но об этом никто не узнает до тех пор, пока не будет слишком поздно что-то менять. Современный финансовый инжиниринг предоставил инструменты для создания продуктов, которые идеально соответствуют этому описанию.

Можно проиллюстрировать сказанное подходящим примером. Предположим, можно инвестировать деньги в безопасные активы с доходностью 5 % годовых. Но мастера финансового дела разработали продукт, который почти всегда обеспечивает доходность в 6 %, скажем, на протяжении 90 % времени его применения. При помощи какой-то магии им, похоже, удалось обогнать рынок, причем не на чуть — чуть, а на внушающие удивление 20 %. Но в оставшиеся 10 % времени существования этого финансового продукта инвестор теряет все. Выходит, что если рассматривать данный финансовый продукт на всем промежутке обращения, его доходность оказывается ниже среднерыночной — 4,5 %, это значительно меньше 5 %, которые можно заработать, инвестируя в безопасные активы. У данного инновационного продукта выше риск и ниже средняя прибыль по сравнению с безопасным активом. Но, учитывая, что период низкой доходности наступает лишь раз в десять лет, до наступления этой катастрофы инвестор может наслаждаться довольно длительным периодом, в течение которого финансовые волшебники будут переигрывать рынок и обеспечивать более высокую инвестиционную прибыль.

Бедствия, которые возникли из-за этих искаженных финансовых стимулов, для нас, экономистов, могут быть в какой-то степени утешительными: паши модели предсказывали, что участники рынка будут придерживаться близорукой стратегии и принимать на себя слишком высокие риски. То, что произошло, подтвердило эти прогнозы. К тому же в «реальной экономике» было трудно отыскать какие-то сверхвозможности, которые объяснялись бы применением описанных выше инноваций, предложенных на финансовом рынке. В итоге справедливость экономической теории получила еще одно подтверждение. Стало очевидным несоответствие между частными доходами и предоставленной обществу отдачей: финансовые спекулянты были щедро вознаграждены, но они участвовали в настолько рискованных сделках, что это привело к возникновению огромных экономических рисков, которые никак не компенсировались.