Глава 2.1 Клубы как закадровые игроки

Глава 2.1

Клубы как закадровые игроки

Любые социальные противоречия завязаны на понятие клуба. Для философа это признак того, что клуб — фундаментальная (онтологическая) сущность, лежащая пусть не в основе мироздания, но определенно в фундаменте общественного устройства. В структуре социума клуб — такой же базисный элемент, как и другие его столпы — человек, семья, партия, государство, фирма, как сословие в прошлом. Однако на данный момент клуб не позиционирован в данном ряду на равных. Он не воспринимается людьми ни как игрок, способный решать проблемы, ни как их генератор, хотя в реальности наиболее трудные оппозиции создаются как раз людьми, выражающими интересы группы. Также они возникают между группами и фирмами либо государством.

Не сказать, что люди не наслышаны о клубах, напротив, слово в ходу — подсчитать хотя бы число фильмов, имеющих его в названии (их больше сотни). Однако всем понятное обыденное значение слова «клуб» заретушировало экономическую суть термина. В результате в ситуациях, фигурантом которых является клуб, пусть слабо оформленный или латентный, мы его не видим, не вникаем в его возможности, в общем, не берем в расчет. И строим анализ в каких угодно логиках, кроме той, которая единственно приложима к конкуренции между группами интересов, — в логике экономики клубов.

Все недопонятое, интересное и спорное сегодня происходит на стыках между главными, четко разграниченными в общественном сознании институциональными средами — частной, корпоративной, общественной, в зазорах, лакунах и проходящих поверх барьеров областях, в которых на лидерство претендуют клубы. Дискуссии об эвтаназии, о потреблении легких наркотиков, о допинге для мозга, о клонировании, копирайте, об отношениях с мигрантами и с глобальными корпорациями, о государственном суверенитете и диктаторстве, о зеленом движении, и т. д., и т. п. — все может быть понято в свете клубных прав и обязательств, ущербов и бенефиций.

Группы интересов, то есть клубы, пронизывают все «штатные» институциональные среды, но при этом сами не являются субъектами правового пространства. У них размытые права и никаких обязанностей. Это как бы невидимый игрок на поле, про которого непонятно, откуда он взялся, на чьей стороне и как действует. У индивидов есть гражданское и уголовное право плюс неотъемлемые права человека. Для партий изданы законы. Экономическим агентам Адам Смит завещал свободу, а на случай их разнузданности существуют специальные регуляторы. У государств — договора и международные нормы. А клубы предоставлены сами себе. Их поле компетенций и исконные права не прописаны ни на бумаге, ни в общественном сознании. Для них не создано чего-то наподобие закона о саморегулируемых организациях[27], и, таким образом, нет норм, регулирующих отношения между ними и конфликты. А те естественны, так как группы интересов конкурируют между собой за общественные ресурсы, равно как и с фирмами, и с государством.

Широкую рамку задает все та же либеральная норма laisser-faire: делай что хочешь в условиях, определяемых конкуренцией и существующим правом. Эта формула хороша для не слишком большого и не слишком амбициозного клуба, не захватившего монополию. Но чем регламентирована конкуренция? Где свод правил дозволенного и нужен ли он? Оправдано ли, что споры между клубами разрешаются в судах над персоналиями? — А где же, спросите вы, еще? Не станем со всей уверенностью утверждать, что клубам нужно отдельное законодательство, но совершенно точно, что их следует понимать как экономических субъектов и смотреть на них так, как смотрят на индивидов или фирмы на рынке.

Все примеры, которые мы здесь уже привели и которые еще последуют, нужны, чтобы показать, как можно рассудить споры и противоречия с позиции обмена между клубами. И все они могут быть отнесены к одному задачнику — задачнику по либерализму. Либеральная доктрина отстаивает права и свободы личности, и проверку на прочность она проходит там, где свободы разных личностей входят в столкновение друг с другом. Тут не отделаться абстрактным «свобода человека заканчивается там, где начинается свобода другого человека», потому что на практике есть потребность в более точном местонахождении границ. Иначе территория личной свободы «другого», которую нельзя пересекать либерально настроенному человеку, может сузиться до размеров пятна у него перед носом. И пискнуть не успеешь, сидя у себя в оазисе, как кто-то на другом конце света заявит о покушении на свою свободу: дескать, твой писк ему режет слух.

Признаем: у либеральной мысли не все гладко с ответом на такие запросы от практики. Где проходят границы между свободами? Как поступать в случаях, когда одни домены клином врезаются в другие? Что, если интересы разного типа наползают друг на друга? Верно, из-за неответов на эти вопросы либералы, случается, выглядят неубедительно и несолидно. Их броское «все решает рынок» не проходит хотя бы потому, что рынок орудует не всюду (по крайней мере, в символической сфере следы его влияния неоднозначны и трудноуловимы). На прекраснодушии далеко не уедешь (или, напротив, заедешь слишком далеко), нужно мотивировать практические решения — например, до каких пределов потакать субкультурам, а где устанавливать им рамки. Либерализм не говорит, как это решать, и этим он слаб.

Я думаю, решающее усиление принесет экономическая логика клубов. Клуб есть тот коллективный агент, который, будучи в явном виде включен в конкурентную борьбу, поможет установить искомые границы свободы индивида в его ответственности перед обществом. Благодаря этому клуб может стать пунктом схода между либералами и республиканцами, поскольку обе позиции тяготеют к этому срединному пункту — каждая со своей стороны. Исходное различие между ними состояло прежде всего в трактовке субъекта свободы. Для классических республиканцев свобода является достоянием гражданской общины, она есть ценность, превосходящая все остальное, а либералы ставят на первое место индивида и пекутся о его свободе от уз государства. И то и другое понимание свободы очевидным образом опирается на клуб. (Само понятие гражданского общества подразумевает ансамбль клубов, оно возникло как противовес государству и в момент появления выражало антиабсолютистскую установку[28].)

Как заметил лингвист Эмиль Бенвенист, слово «свобода» в разных языках связано с названиями поселений (в русском, вероятно, — со «слободой»), переформулируя по-нашему — с местными территориальными клубами. Первоначальным значением слова «свободный» оказывается не «избавленный от чего-либо», а «принадлежащий к этнической группе». Свободен член общины, «эта принадлежность дает человеку привилегии, которых никогда не имеет раб и чужестранец»[29]. Из языкознания доносится верная нота: ведь клуб — это группа людей, объединенных общим интересом и иными похожестями, и где, как не в родственном по духу и стилистике окружении, человек может реализовать себя с максимальной полнотой и наименьшими рисками попрать свободу других?! В любых других социальных выборках он будет ограничен привычками и претензиями других людей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.