6. Другое Я
6. Другое Я
Если мы готовы принять понятие причинности в самом широком смысле, то телеологию можно назвать видом причинного исследования. Конечные причины это прежде всего причины. Причина события рассматривается как действие или квазидействие, направленное к некоторой цели.
И первобытный человек, и ребенок с наивно-антропоморфической точкой зрения считают вполне правдоподобным, что любое изменение или событие является результатом деятельности существа, действующего таким же образом, что и они сами. Они уверены, что животные, растения, горы, реки и даже камни и небесные тела, подобно им, чувствующие, волящие и деятельные существа. Только на поздних стадиях культурного развития человек отказывается от этих анимистических представлений и заменяет их механистической картиной мира. Механицизм оказывается таким хорошим принципом поведения, что люди в конце концов начинают думать, что с его помощью решат все проблемы мышления и научных исследований. Материализм и панфизикализм объявляют механицизм сутью всего знания, а экспериментальные и математические методы единственно научным образом мышления. Все изменения понимаются как движения, подчиняющиеся законам механики.
Поборников механицизма не смущают остающиеся нерешенными проблемы логического и эпистемологического обоснования принципов причинности и неполной индукции. По их мнению, эти принципы правильны, потому что работают. Тот факт, что эксперименты в лаборатории дают результаты, предсказанные теориями, а машины на фабриках работают в соответствии с предписаниями технологии, доказывает, говорят они, правильность методов и выводов современных естественных наук. Учитывая, что наука не может предложить нам окончательной истины да и кто знает, что такое на самом деле истина, по меньшей мере определенно можно сказать, что ее результаты ведут нас к успеху.
Но именно когда мы становимся на эту прагматичную точку зрения, пустота догм панфизикализма становится особенно очевидной. Как указывалось выше, науке не удалось решить проблемы отношений между духом и телом. Несомненно, панфизикалисты не могут утверждать, что рекомендуемые ими процедуры когда-либо срабатывали в области межчеловеческих отношений и общественных наук. Однако не подлежит сомнению, что принцип, в соответствии с которым эго рассматривает любое человеческое существо, как если бы иное мыслящее и действующее существо было похоже на него, доказал свою полезность как в обыденной жизни, так и в научных исследованиях. Нельзя отрицать, что он работает.
Вне всякого сомнения, практика рассмотрения других людей как существ, которые мыслят и действуют как я, эго, оказалась успешной; вместе с тем перспективы получения подобного прагматического подтверждения постулата, требующего относиться к ним как к объектам естественных наук, выглядят безнадежными. Эпистемологические проблемы, возникающие при объяснении поведения других людей, не менее запутанны, чем проблемы причинности и неполной индукции. Можно согласиться, что невозможно найти убедительное доказательство утверждения о том, что моя логика есть логика всех остальных людей и именно она является единственной человеческой логикой, а категории моей деятельности есть категории деятельности всех других людей и именно они являются категориями всей человеческой деятельности. Однако прагматик должен помнить, что эти утверждения работают и в практической деятельности, и в науке; а позитивист не должен упускать из виду, что, обращаясь к другим людям, он предполагает явно или неявно интерсубъективную действительность логики и соответственно реальность царства мысли и деятельности другого Я, его выдающийся человеческий характер[Cf. Sch??ь??ltz A. Der sinnhafte Aufbau der sozialen Welt. Vienna, 1932. P. 18.].
Мышление и деятельность специфически человеческие особенности. Они свойственны всем человеческим существам. Они характеризуют человека как человека (помимо принадлежности к зоологическому виду человек разумный). Исследование отношений между мышлением и деятельностью не входит в предмет праксиологии. Для праксиологии достаточно установления факта единственности логики, понятной человеческому разуму, и единственности способа деятельности, являющегося человеческим и понятного человеческому разуму. Существуют ли или могут существовать другие существа сверхчеловек или недочеловек, которые мыслят и действуют иначе, все это вне досягаемости человеческого разума. Мы должны ограничиться изучением человеческой деятельности.
Человеческая деятельность, неразрывно связанная с человеческим мышлением, обусловлена логической необходимостью. Человеческий разум будет не в состоянии постигнуть логические отношения, не соответствующие логической структуре нашего мышления. Человеческий разум будет не в состоянии постигнуть способ деятельности, категории которого будут отличаться от категорий, определяющих наши собственные действия.
Человеку доступны только два принципа мысленного понимания реальности, а именно принципы телеологии и причинности. То, что нельзя подчинить ни одной из этих категорий, является совершенно недоступным для разума человека. Для человека событие, не поддающееся объяснению с помощью одного из этих принципов, таинственно и непостижимо. Изменение можно объяснить только как результат либо действия механистической причинности, либо целеустремленного поведения; третьего пути для человеческого разума не существует[Cf. Englis K. Begr??ьnd??ung der Teleologie als Form des empirischen Erkennens. Br??ь??nn, 1930. P. 15 ff. ]. Правда, как уже отмечалось, телеология может рассматриваться в качестве разновидности причинности. Но установление данного факта не отменяет существенных различий между этими двумя категориями.
Панмеханистическая картина мира придерживается методологического монизма; она признает лишь механистическую причинность, так как ей одной приписывает познавательную ценность, по крайней мере считает ее выше познавательной ценности телеологии. Это метафизический предрассудок. Оба принципа познания причинность и телеология являются вследствие ограниченности человеческого разума несовершенными и не сообщают конечного знания. Причинность приводит к regressus in infinitum,[20)] которую рассудок не в состоянии исчерпать. Телеология обнаруживает желание, как только ставится вопрос о том, что движет перводвигателем. Любой метод внезапно останавливается перед конечной данностью, которую нельзя проанализировать и объяснить. Рассуждение и научное исследование никогда не могут дать абсолютного душевного покоя, аподиктической определенности и совершенного познания всех вещей. Тот, кто ищет именно этого, должен обратиться к вере и постараться успокоить свою совесть принятием символов веры и метафизических доктрин.
Если не покидать область рассудка и опыта, мы не можем не признать, что окружающие нас люди действуют. Мы не можем игнорировать этот факт ради модных предубеждений и произвольных мнений. Ежедневный опыт демонстрирует нам не только то, что единственно подходящий способ изучения нашего нечеловеческого окружения обеспечивается категорией причинности; он не менее убедительно демонстрирует, что окружающие нас люди такие же деятельные существа, как и мы. Для понимания деятельности в нашем распоряжении имеется всего одна программа объяснения и анализа, а именно та, которая дается познанием и анализом нашего собственного целеустремленного поведения.
Проблема изучения и анализа деятельности других людей никоим образом не связана с проблемой существования духа или бессмертной души. И поскольку возражения эмпиризма, бихевиоризма и позитивизма направлены против любой разновидности теории души, постольку они бесполезны для нашей проблемы. В связи с этим мы должны ответить на вопрос: возможно ли мысленное восприятие человеческой деятельности, если ее отказываются понимать как осмысленное и целеустремленное поведение, направленное на достижение определенного результата? Бихевиоризм и позитивизм стремятся применить методы эмпирических естественных наук к реальности человеческой деятельности. Они объясняют ее как реакцию на раздражители. Но сами эти раздражители не поддаются описанию с помощью методов естественных наук. Любая попытка их описания должна отсылать к смыслу, который им приписывает действующий человек. Мы можем назвать предложение товара на продажу раздражителем. Но суть этого предложения и его отличия от других предложений не могут быть описаны без проникновения в смысл, который действующие стороны присваивают ситуации. Никакие диалектические уловки не помогут затушевать тот факт, что человек движим намерением добиться определенных результатов. Именно это целеустремленное поведение а именно деятельность и является предметом нашей науки. Мы не сможем приблизиться к нашему предмету, если будем игнорировать смысл, приписываемый действующим человеком ситуации, т.е. данному состоянию дел, и своему собственному поведению в этой ситуации.
Физику не свойственно искать конечные причины, так как ничто не указывает на то, что события, являющиеся предметом физических исследований, могут быть истолкованы как результат деятельности существа, преследующего цели, наподобие человека. Праксиолог, исследователь человеческой деятельности, не может игнорировать воздействие волений и намерений действующего существа; это факты, не подлежащие сомнению. Если бы он ими пренебрег, то прекратил бы изучать человеческую деятельность. Очень часто, но не всегда событие можно исследовать и с точки зрения праксиологии, и с точки зрения естественных наук. Тот, кто использует физический и химический инструментарий, не является праксиологом. Он пренебрегает именно теми проблемами, которые наука стремится прояснить, целеустремленным поведением человека.
О полезности инстинктов
Доказательством того, что в нашем распоряжении имеются только два подхода к исследованию человека причинность и телеология, служат проблемы, возникающие в связи с полезностью инстинктов. Существуют типы поведения, которые, с одной стороны, не могут быть полностью объяснены с помощью причинных методов естественных наук, а с другой стороны, не могут рассматриваться в качестве целеустремленной человеческой деятельности. Для того чтобы зафиксировать это поведение, мы вынуждены прибегать к паллиативу, характеризуя его как квазидеятельность, говорить о полезных инстинктах.
Мы наблюдаем две вещи: во-первых, внутреннюю тенденцию живых организмов реагировать на раздражение в соответствии с постоянным шаблоном и, во-вторых, благоприятное влияние этого типа поведения на укрепление и сохранение жизненных сил организма. Если бы мы могли объяснить такое поведение следствием целенаправленного стремления к определенному результату, то назвали бы его деятельностью и решали бы его телеологическими методами праксиологии. Но так как мы не обнаруживаем в основе этого поведения следов сознательного разума, то считаем, что здесь действует неизвестный фактор, который называем инстинктом. Мы говорим о том, что инстинкты управляют квазицелеустремленным поведением животных и бессознательными, но тем не менее полезными реакциями мускулов и нервов человека. Хотя тот факт, что необъясненный элемент в этом поведении мы наделили самостоятельным бытием (гипостазировали) как силу и назвали инстинктом, не увеличил нашего знания. Мы ни на минуту не должны забывать, что слово инстинкт не более чем ориентир, указывающий границу, дальше которой на сегодня по крайней мере мы не имеем возможности продолжить наше исследование.
Биология добилась успеха в открытии естественных, т.е. механистических, объяснений многих процессов, до этого считавшихся следствием действия инстинктов. Несмотря на это, осталось много других, которые не могут быть интерпретированы как механические или химические реакции на механические или химические раздражители. Животные демонстрируют повадки, которые можно объяснить только путем предположения воздействия направляющей силы.
Иллюзорна попытка бихевиоризма [20] изучать человеческую деятельность извне с помощью методов психологии животных. В той степени, в какой животное поведение выходит за пределы простых физиологических процессов вроде дыхания и обмена веществ, оно должно исследоваться посредством концепций смыслов, разработанных праксиологией. Бихевиорист обращается к объекту своих исследований с человеческими понятиями намерений и успеха. Он невольно применяет человеческие концепции полезности и пагубности к своему объекту исследования. Он обманывает себя, считая, что исключил все словесные ссылки на сознательность и целенаправленность. В действительности же его разум везде ищет цели и оценивает любую повадку меркой искаженного понятия полезности. Наука о человеческом поведении насколько это не психология не может отказываться от обращения к смыслу и намерениям. Она ничего не может почерпнуть из психологии животных и из наблюдений бессознательных реакций новорожденных младенцев. Наоборот, как раз психология животных и детская психология не могут отказаться от помощи, предоставляемой наукой о человеческой деятельности.
Наблюдения за инстинктивным поведением животных наполняют человека удивлением и ставят вопросы, на которые никому еще не удалось дать правильного ответа. Тот факт, что животные и даже растения реагируют квазицелеустремленным образом, сверхъестественно не больше и не меньше, чем то, что человек мыслит и действует, что в неорганическом мире преобладают функциональные соответствия, описываемые физикой, а в биологическом мире присутствуют биологические процессы. Сверхъестественным здесь является то, что все это конечная данность для нашего ищущего разума.
Подобной конечной данностью является и то, что мы называем инстинктом. Так же как и понятия движения, силы, жизни и сознания, понятие инстинкта просто термин для обозначения конечной данности. Разумеется, она ничего не объясняет и не указывает на причину[Жизнь есть первая причина, которая от нас ускользает, как все первые причины и которой экспериментальная наука не очень-то занимается (Bernard C. La Science exp??й??rimentale. Paris, 1878. P. 137).].
Абсолютная цель
Чтобы избежать любых возможных недоразумений по поводу категории праксиология, представляется целесообразным подчеркнуть следующий трюизм.
Праксиология, как и исторические науки о человеческой деятельности, имеет дело с целеустремленной человеческой деятельностью. Когда упоминаются цели, то речь идет о целях, которые преследует действующий человек. Когда говорят о смысле, то имеют в виду смысл, который действующий человек придает своим действиям.
Праксиология и история суть проявления человеческого разума и в этом качестве обусловлены мыслительными способностями смертного человека. Праксиология и история не претендуют на знание о замыслах абсолютного и объективного разума, об объективном смысле, присущем течению событий и исторической эволюции, и о планах, которые Бог или Природа, Мировой Дух [21] или Провидение пытаются реализовать, управляя Вселенной или делами человека. Они не имеют ничего общего с тем, что называется философией истории [22]. Они в отличие от Гегеля, Конта, Маркса и сонма других авторов не требуют докапываться до истинного, объективного и абсолютного смысла жизни и истории[О философии истории cм.: Mises. Theory and History. New Haven, 1957. P. 159 ff.].
Вегетативный человек
Некоторые философы проповедуют полный отказ от любой деятельности в качестве конечного результата поведения. Они смотрят на жизнь как на абсолютное зло, полное боли, страданий и мук, и аподиктически отрицают, что какая бы то ни было деятельность способна сделать их терпимыми. Счастья можно достигнуть только полным отключением сознания, воления и жизни. Единственный путь к единству и спасению стать совершенно пассивным, безразличным и инертным, как растение. Наивысшее благо отказ от мышления и действия.
В этом состоит суть учений различных направлений индийской философии, в особенности буддизма [23], а также Шопенгауэра. Праксиология не высказывается по их поводу. Она нейтральна по отношению к ценностным суждениям и выбору конечных целей. Ее задача не в том, чтобы одобрять или не одобрять, а в том, чтобы описывать то, что есть.
Предмет праксиологии человеческая деятельность. Она занимается деятельным человеком, а не человеком, превращенным в растение и сведенным к простому вегетативному существованию.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.