Франклин как экономист

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Франклин как экономист

Трудовая теория стоимости была закреплена в «Богатстве народов» Адама Смита. Но до этого она появляется на протяжении целого столетия в виде более или менее смутных догадок у многих мыслителей. Франклин был в политической Экономии в большой мере последователем Петти. По всей вероятности, он познакомился с его трудами во время своего первого пребывания в Лондоне. Может быть, их порекомендовал пытливому 19-летнему юноше доктор Мандевиль: как вспоминает Франклин, в захудалой таверне под вывеской «Рога» в Чипсайде он был представлен автору «Басни о пчелах».

Некоторые ученые связывают идеи Франклина также с влиянием другого из его старших современников — Даниэля Дефо, особенно его «Опыта о проектах». Франклин переносил на американскую почву богатые традиции английской культуры.

Сочинения Петти были у него под рукой, когда он в 1729 г. в Филадельфии взялся за одно из своих первых общественных дел — начал вести пропаганду за увеличение выпуска бумажных денег в Пенсильвании. Это неоднократно доказывалось исследователями путем сравнения текстов Петти и первого экономического сочинения Франклина, полное название которого: «Скромное исследование о природе и необходимости бумажных денег». Своей юношеской привязанности Франклин остался верен и в зрелые годы. Написанная им в 1751 г. работа о народонаселении, тоже заметное явление в Экономической литературе, носит определенные следы влияния Петти. Между прочим, в своих демографических работах Франклин, опираясь на действительность американских провинций, высказывал любопытную мысль, что «в естественных условиях», без внешних помех численность населения имеет тенденцию удваиваться каждые 25 лет. Этот расчет был впоследствии использован Мальтусом, который утверждал, что производство средств существования должно фатально отставать от роста населения. Однако исторический пессимизм мальтузианства был совершенно чужд Франклину. Напротив, он верил в огромные возможности производства средств существования при разумной организации общества. Большое увеличение населения Америки он считал необходимым условием развития нового континента. О Великобритании же он писал, что «остров в состоянии прокормить в десять раз больше людей, чем имеется на нем сейчас, если бы они могли быть обеспечены работой»[77]. Кстати сказать, население Великобритании лишь во второй половине XX в. достигло названного Франклином.

Подобно Петти, Франклин формулирует трудовую теорию стоимости не специально, а в рамках аргументации по другому, более конкретному вопросу. Он стремится вдолбить в головы упрямых квакеров мысль о пользе бумажных денег, особенно в условиях, когда не хватает драгоценных металлов.

Для этого ему надо ниспровергнуть с пьедестала металлические деньги, и здесь его рассуждения напоминают не столько взгляды Петти, сколько страстную аргументацию Джона Ло. Основная мысль Франклина такова: не деньги являются истинным мерилом стоимости, а труд. Он пишет: «Трудом можно измерить стоимость серебра, как и всех других вещей. Допустим, что один человек занят производством зерна, в то время как другой добывает и очищает серебро. В конце года или в любой другой момент все произведенное зерно и все серебро представят естественную цену друг друга: и если первого будет 20 бушелей, второго 20 унций, то унция серебра стоит труда, затраченного на производство бушеля зерна. Если же, благодаря открытию более близких или богатых рудников, человек может добыть 40 унций столь же легко, как ранее 20, между тем как для производства 20 бушелей зерна необходим прежний труд, то 2 унции серебра будут стоить не больше, чем тот же труд по производству одного бушеля зерна, и этот бушель, который раньше стоил 1 унцию серебра, теперь caeteris paribus будет стоить 2 унции»[78].

Это место цитирует Маркс в работе «К критике политической экономии», где он дал первую и наиболее полную характеристику научных заслуг Франклина. Маркс отмечает, что он «сформулировал основной закон современной политической экономии»[79], т. е. закон стоимости.

Свою высокую оценку вклада знаменитого американца в вековой поиск политэкономов Маркс подтвердил и в «Капитале», где Франклин характеризуется как «один из первых Экономистов, который после Уильяма Петти разглядел природу стоимости»[80].

Прежде всего гениальные идеи Петти нуждались в том, чтобы их талантливо распространяли, пропагандировали, применяли к конкретным вопросам экономики. Именно это делал Франклин. Но этого мало. Франклин ближе, чем Петти, подошел к идее о равенстве, общезначимости всех различных видов конкретного труда. В отличие от Петти он не приписывал труду по добыче драгоценных металлов каких-то особых свойств. Напротив, преследуя свою практическую цель, он всячески доказывал, что этот труд с точки зрения создания стоимости ничем принципиально не отличается от любого другого вида труда.

Постепенное движение научной мысли к уяснению двойственного характера труда, заключенного в товаре, представляет собой развитие трудовой теории стоимости и в связи с Этим развитие всей классической школы в политической экономии. То был долгий и трудный путь. Молодой Франклин сделал шаг на этом пути.

Борьба Франклина за бумажные деньги имела под собой политическую и классовую основу. С одной стороны, она была направлена против великодержавной политики Англии, которая задерживала экономическое развитие колоний, навязывая им жесткую, ограничительную систему металлических денег. С другой стороны, Франклин выступил защитником интересов фермеров и городского простого люда против ростовщиков и купцов, которые хотели, чтобы отданные ими в ссуду деньги возвращались к ним в звонкой монете. Такие деньги они называли «честными» в противовес «нечестным», бумажным деньгам. Должники же, чтобы добыть серебряные деньги (золота в колониях почти не было), вынуждены были залезать в новую долговую кабалу или соглашаться на низкую заработную плату. Как показывают более поздние сочинения Франклина, он хорошо отдавал себе отчет в классовых интересах, которые были затронуты в споре о деньгах.

Ругая металлические деньги, Франклин увлекался и перегибал палку, что вело к теоретическим слабостям. Правильно отмечая, что с точки зрения создания стоимости нет разницы между серебром и зерном, он решил, что между ними нет разницы и по роли, выполняемой в обмене, в обращении товаров. Он игнорировал специфическую общественную роль денежного товара. Серебро было в то время в Америке всеобщим эквивалентом, т. е. товаром, выделившимся из всего необъятного товарного мира в итоге длительной эволюции. Зерно таким товаром не было. Как и весь товарный мир, оно нуждалось в серебре, в полноценных деньгах, чтобы выразить свою стоимость. Иного способа выражения стоимости товарно-капиталистическое хозяйство не знает. В этом смысле серебро все же было «особым» товаром. Бумажные деньги могли существовать лишь как представители, заместители серебра. В этом качестве их обращение было экономически вполне «законно».

Деньги выполняют особую общественную функцию. В отличие от всех прочих товаров они выступают как всеобщее и непосредственное воплощение абстрактного труда. Им не нужно искать другой товар для выражения своей стоимости: она постоянно выражается во всем многообразии товарного мира. Возникновение и эволюция денег есть объективный и стихийный процесс, не зависящий от воли людей. Франклин же склонялся к тому, чтобы толковать деньги как искусное «изобретение», как техническое орудие для облегчения обмена. При таком толковании металлические деньги казались ему не закономерной формой развития денег, а лишь искусственным и навязанным внешней силой элементом.

В конечном счете причиной ограниченности анализа основных проблем политэкономии, данного Франклином, лежит неразвитость буржуазных производственных отношений в обществе, которое он изучал. Но если вспомнить, что его брошюра, вышедшая в свет в глухой провинциальной Пенсильвании, на полвека опережала «Богатство народов» Адама Смита, то научное достижение американца предстает в своем полном объеме.

Замечательные мысли 23-летнего автора, высказанные в брошюре-однодневке, не могли оказать прямого влияния на развитие экономической науки. В своих более поздних работах Франклин особо не ставил вопрос о природе стоимости, а если походя касался его, то решал по-разному. Иной раз — на основе той же трудовой теории; иной — в духе физиократии, под заметное влияние которой он подпал; а порой и в субъективном духе: при обмене товаров нет эквивалентности, так как каждый из участников сделки получает больше субъективной полезности, более высокое удовлетворение.

С разных сторон во многих своих работах Франклин подходил и к вопросу об «экономическом излишке», о нетрудовом доходе,— но существу, о прибавочной стоимости. Гуманист и рационалист, он видел «неразумность» общественного строя, при котором одни люди работают до седьмого нота, чтобы другие могли в праздности расточать плоды их труда. Сам неутомимый труженик, он воспринимал это как оскорбление человеческой справедливости. Франклин писал: «В чем же тогда причина повсеместной и вопиющей бедности? В том, что необходимые средства жизни, производимые тружениками, потребляются как мужчинами и женщинами, занятыми" работой, которая не создает ни жизненно необходимых предметов, ни удобств жизни[81], так и теми, кто вообще не работает… Один статистик подсчитал, что, если каждый мужчина и каждая женщина будут заняты ежедневно четыре часа полезным трудом, этого будет достаточно, чтобы получить все необходимые средства и удобства жизни; нужда и нищета будут изгнаны из мира, а остающиеся свободные часы суток будут часами отдыха и счастья»[82].

Разумеется, как осуществить этот золотой век, Франклин не представлял себе. Его благородные слова сродни, с одной стороны, утопиям всех времен, а с другой — трезвой критике паразитизма и непроизводительного труда в сочинениях Адама Смита и его последователей.

Возмущение Франклина вовсе не относилось к капиталистам. Он был сыном своего времени, когда полное развитие буржуазных отношений было еще впереди. Его нападки на паразитов и нахлебников не мешали ему считать процент на капитал законнейшим доходом, вознаграждающим бережливость. Таким же образом он рассматривал земельную ренту, ища количественные зависимости между размерами ренты с земли и процента на капитал. Он полагал лишь, что есть некая «справедливая» норма процента. Такой справедливой, или «естественной», нормой Франклин считал 4% годовых.

По его мнению, эта ставка примиряет интересы кредиторов и должников, способствует классовому миру.

Наемный труд ни в коей мере не представлялся Франклину эксплуатацией рабочего капиталистом. Он не ощущал социальной противоположности между ними, потому что пролетарий виделся ему лишь патриархальным батраком или подмастерьем, рядом с которым работает в поте лица сам хозяин фермы или мастерской.

При жизни Франклин был известен во всем мире не только как «укротитель молнии» и представитель восставших колоний, но и как автор и издатель «Альманаха бедного Ричарда». С 1733 по 1757 г. он издавал в Филадельфии под псевдонимом Ричард Саундерс своего рода ежегодный календарь, который наряду с астрономическими и иными сведениями содержал разные притчи и изречения морального характера. Все это Франклин отчасти сочинял сам, отчасти черпал из фольклора и сочинений старых авторов.

Последнему выпуску альманаха в 1757 г. Франклин дал предисловие, в котором собраны в сжатом виде изречения «бедного Ричарда». Многие из них стали пословицами. Это небольшое сочинение под заглавием «Путь к изобилию», жанр которого трудно определить, получило в XVIII в. широчайшую популярность в Америке и Англии и было переведено на многие иностранные языки, включая русский.

Афоризмы «бедного Ричарда» — это концентрат мудрости небогатого простолюдина, который хочет «выбиться в люди». Трудолюбие, бережливость и предусмотрительность — вот три кита благополучия и успеха: «Бог помогает тем, кто сам себе помогает», «Кот в перчатках не поймает мышь», «Если хочешь быть богат, то думай о том, чтобы сохранить, так же как и о том, чтобы добыть», «Маленькая экономия создает большой капитал».

Вот образчики. Столь удивительную форму экономического сочинения, пожалуй, больше не встретишь. И все же это экономический трактат! Это упрощенные, слитые с фольклором, с вековой мудростью заповеди политической экономии эпохи становления буржуазии как класса. «Накопляйте, накопляйте! В этом Моисей и пророки! «Трудолюбие доставляет тот материал, который накопляется бережливостью»[83]. Итак, сберегайте, сберегайте, т. е. превращайте возможно большую часть прибавочной стоимости, или прибавочного продукта, обратно в капитал!»[84].

Впрочем, свои идеи об экономической важности накопления Франклин выражал и в несколько более строгой форме. В статьях последнего периода жизни, отходя от своего почти врожденного пуританского догматизма, он писал, что в связи с необходимостью накопления можно морально оправдать и роскошь: «Разве надежда получить когда-нибудь возможность обладать роскошью не является самым большим побудителем к труду и усердию?» Некоторые мысли Франклина о «пользе» роскоши напоминают Мандевиля.

Вопросы экономической политики занимали Франклина на протяжении всей жизни. Прагматик и реалист, он нередко решал их по-разному, в зависимости от конкретной ситуации и даже политических нужд момента. При этом оставались неизменными лишь его коренные буржуазно-демократические принципы.

В 1760 г. Франклин опубликовал памфлет «Интересы Великобритании», в котором доказывал, в частности, ненужность и даже общественный вред развития мануфактур в американских колониях. Он писал, что подлинно благотворной человеческой деятельностью является лишь земледелие, а в Америке для его развития — неограниченные возможности. В этом видят обычно влияние физиократии, с которой он в это время познакомился в Европе. Очевидно, такое мнение имеет основание. Но вместе с тем, как доказывают специалисты-историки, Франклин «лукавил» в этом памфлете, стремясь успокоить опасения английского правительства и подтолкнуть его на присоединение отвоеванной у французов Канады к остальным американским провинциям[85].

Франклину, несомненно, не были чужды меркантилистские взгляды, что вполне закономерно. В других своих работах он, не смущаясь противоречиями, доказывал необходимость развития промышленности в Америке и давал для этого меркантилистские рецепты: ввозные пошлины, изобилие денег в хозяйстве, активную покровительственную деятельность государства, насаждение новых колоний и т. п.

Но это не был узкий, провинциальный, близорукий меркантилизм, характерный для многочисленных его соотечественников в XVIII и XIX вв. Мысля категориями мирового рынка, он полагал, что международная специализация производства и свободная торговля не помешают развитию промышленности в Америке и в то же время будут выгодны всем торгующим нациям. Упомянутый американский автор дает этим взглядам Франклина парадоксальное название «фритредерского меркантилизма», отмечая специфически американскую природу доктрины[86]. Надо, однако, сказать, что взгляды англичан Юма и Смита были не так уж далеки от нее, хотя вопрос о промышленном развитии американских колоний не был для них столь близок, как для Франклина. Выступая за свободу торговли, они не подходили к этому лозунгу догматически и руководствовались здравым смыслом.

Этот специфический здравый смысл, который, так чувствуется в «Богатстве народов», больше всего, пожалуй, роднит Франклина с великим шотландцем. Франклин был на 17 лет старше Смита и, несомненно, оказал на него при личном общении известное влияние. В американской литературе существует легенда, в которой Франклин выступает своего рода наставником и редактором Смита, работавшего в 1773 — 1775 гг. в Лондоне над завершением своей книги. После их смерти (оба умерли в одном и том же, 1790 г.) младший друг Франклина, врач и политик Джордж Логэн, рассказывал своим родным, от которых это и стало известно, следующие подробности, слышанные им от Франклина: «Знаменитый Адам Смит, когда он писал «Богатство народов», имел обыкновение приносить главу за главой по мере того, как он их сочинял, ему (Франклину.— А. А.), доктору Прайсу и другим literati. Он терпеливо выслушивал их замечания и извлекал пользу из обсуждения и критики, так что иной раз брался переписывать заново целые главы и даже полностью менял свою точку зрения»[87].

Трудно сказать, что в этом любопытном сообщении правда, а что вымысел. Слова Франклина могли быть в передаче семьи Логэнов искажены, его роль в завершении труда преувеличена. Если 6 их общение было столь тесным и постоянным, осталось бы больше доказательств. Во всяком случае, в переписке Франклина, который в отличие от анекдотически лаконичного Смита был автором нескольких тысяч писем, никаких указаний на это не имеется. Вместе с тем известная близость Смита к Франклину как в вопросах экономической теории, так и в вопросах политики несомненна.

С точки зрения современных научных стандартов не так просто определить вклад Франклина в развитие экономической науки, как таковой. Он не создал крупных книг и не разработал детально ни одного специального вопроса. Однако к большим мыслителям нельзя подходить с заранее скроенной меркой, а к мыслителям довольно отдаленного прошлого — в особенности. Экономические идеи Франклина порой неразделимо сливаются с его социально-политическими и философскими взглядами, с его практической деятельностью. Но из всего сказанного ясно, что без Франклина трудно представить себе путь развития экономической мысли в Америке.