ЦЕНА ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ

ЦЕНА ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ

Логику развития СССР в период после смерти Ленина нельзя понимать упрощенно — лишь как результат волюнтаристских действий Сталина и его стремления “подогнать” советское общество под модель социализма в духе догматически истолкованного классического марксизма. В жизни все было гораздо сложнее. На процесс свертывания нэпа и перехода к тому, что позже получило название советской модели социализма, сильнейшее влияние оказала проблема индустриализации СССР.

Восстановление народного хозяйства после гражданской войны было осуществлено за счет тех ресурсов и возможностей, которые были унаследованы от царской России. Основу их составляли оставшиеся от прошлого промышленные фонды и аграрное производство на базе индивидуального крестьянского хозяйства. К середине 20-х гг. эти ресурсы были исчерпаны[75]. На повестку дня со всей остротой встала проблема индустриализации страны.

Стартовое положение Советского Союза к началу индустриализации было незавидным. Основные фонды промышленности, не обновлявшиеся еще с царских времен, были изношены, оборудование устарело. Средний квалификационный уровень рабочих значительно снизился, производство испытывало острую нехватку специалистов. Сохранилось огромное аграрное перенаселение: крестьяне составляли 73 % населения, тогда как городские рабочие только 7,8 %[76]. При этом в городах, свирепствовала безработица.

В результате войн и социальных катаклизмов страна стала еще более аграрной, чем была ранее. Перспективы ее индустриального развития всецело зависели от состояния сельского хозяйства, поскольку только из аграрного сектора можно было получить необходимые для реконструкции промышленности ресурсы. В частности, продажа хлебопродуктов и другого сельскохозяйственного сырья за границу была основным источником получения валюты, необходимой для закупок иностранного оборудования (в период первой пятилетки доля СССР в мировых закупках станков и оборудования достигала 50 %[77]). Лишь крестьяне могли предоставить продовольствие для снабжения постоянно растущей армии промышленных рабочих.

Итак, сельское хозяйство являлось единственным крупным источником ресурсов в стране. Поэтому проблема индустриализации упиралась в решение главного вопроса: каким образом получить у деревни необходимые для развития промышленности ресурсы?

Со своей стороны деревня, “осереднячившись” и значительно повысив уровень своей зажиточности в результате проводимой Советской властью политики, не была готова к роли альтруистического союзника государства в решении проблемы индустриализации. Аграрное производство все в большей степени приобретало полунатуральный характер: деревня обеспечивала в основном свои собственные нужды. Дело в том, что в силу недостаточного развития промышленности город не мог предложить крестьянам в нужном количестве необходимые им товары, и поэтому крестьяне не были заинтересованы в продаже излишков своего производства. Деревня сама потребляла свою продукцию. Несмотря на восстановление к середине 20-х гг. довоенного уровня сельскохозяйственного производства, доля товарной, то есть поступающей на продажу, аграрной продукции упала вдвое. В итоге вновь обострилась продовольственная проблема, снабжение городского населения резко ухудшилось. С 1928 г. в городах была введена система карточного снабжения.

Таким образом, решение проблемы индустриализации находилось в постоянной и сильной зависимости от крестьянского рынка, стихийного и неуправляемого. Дефицит промышленных товаров у государства ставил под постоянную угрозу срыва возможность получения необходимых для реконструкции промышленности средств и ресурсов за счет эквивалентного рыночного обмена между государством и деревней. С другой стороны, принудительное изъятие у крестьян хлебных “излишков” в виде непомерных налогов или за счет “ножниц” цен (относительного завышения цен на промышленные товары по сравнению с сельскохозяйственными) лишало крестьянское хозяйство всякого стимула к развитию. Крестьяне отвечали на это сокращением посевов и снижением сельскохозяйственного производства. Тем самым, во второй половине 20-х гг. ситуация приобрела все признаки тупиковости.

Внутрипартийная политическая борьба в 20-х гг. отражала различные взгляды на пути дальнейшего развития страны. Все группировки в ВКП(б) — “правые”, “левые” и сторонники “генеральной линии” — были согласны с тем, что строительство нового общества требует осуществления программы индустриализации, но по вопросу о темпах и методах ее проведения точки зрения сильно расходились. “Правые” (устоявшиеся обозначения имевшихся в партии “уклонов” носят сугубо условный характер) идеологом которых был Н. И. Бухарин, выступали за продолжение политики нэпа, то есть за экономические методы управления народным хозяйством на основе использования закона стоимости, товарно-денежных отношений и механизмов рынка. Они предлагали снизить темпы индустриализации и переключить средства из тяжелой промышленности в легкую. Согласно их логике, деревня нуждалась прежде всего в товарах широкого потребления, и поэтому их план предусматривал строительство в первую очередь текстильных и швейных фабрик, а не металлургических и машиностроительных заводов. Этот путь предполагал медленный рост внутренних накоплений и, соответственно, длительный срок индустриализации страны. Бухарин признавал, что при следовании этим курсом, в целом повторявшим этапы становления промышленности в западных странах, основы социализма придется создавать десятилетиями.

“Левые”, в рядах которых объединились не только Троцкий, Каменев и Зиновьев, но и многие другие старые большевики, выступали за свертывание нэпа и отказ, по крайней мере временный, от использования его методов. Они исходили го того, что старая, доставшаяся от царской России промышленность без реконструкции не способна удовлетворить крестьянский спрос на промышленные товары. Следовательно, получение из деревни необходимого для продолжения программы индустриализации количества сельскохозяйственной продукции было невозможно. В перспективе эта ситуация не могла существенно измениться, поскольку нужды индустриализации требовали первоочередного развития тяжелой промышленности, то есть иной ориентации промышленного производства, чем существовавший крестьянский спрос.

Чтобы вырваться из заколдованного крута проблем нэпа, связанных с зависимостью развития промышленности от аграрного рынка, от желания или нежелания крестьян продавать излишки своей продукции, “левые” предлагали рад мер чрезвычайного характера. Решение главной экономической проблемы — финансирование процесса индустриализации они намеревались осуществить путем искусственной перекачки средств из деревни в город за счет усиления налогового пресса на крестьянство и повышения цен на промышленную продукцию, поставляемую селу. Чтобы сгладить наносимый деревне урон, намечалось помочь ей в кооперировании крестьянских хозяйств и оттянуть из села лишние рабочие руки на стройки индустриализации. В целом программа “левых” была нацелена на форсирование темпов перевооружения промышленности, “сверхиндустриализацию”, то есть на создание основ промышленного потенциала в кратчайшие исторические сроки. (Вообще фактор времени в политической борьбе вокруг проблемы индустриализации сыграл определяющую и роковую роль). При этом “левые” не скрывали, что предполагают осуществить реконструкцию промышленности за счет сельского хозяйства и вопреки его интересам.

“Генеральная линия” партии, олицетворяемая И. В. Сталиным и его сторонниками, в описываемый период в полной мере проявила свое самое характерное качество — извилистость. До поры до времени, пока проблема индустриализации страны не встала во весь рост, Сталин поддерживал бухаринскую программу. Предложения “левых” были отвергнуты, сами они подверглись окончательному разгрому в конце 1927 г. Между тем уже начиная с 1926 г. наметились признаки изменения “генеральной линии”[78]. На словах еще сохранялась верность принципам нэпа, но на деле проводилась политика, ведущая к их свертыванию. Постепенно происходило нарастание централизации и административного нажима по всем направлениям государственной политики.

Катализатором смены курса стал кризис хлебозаготовок осенью 1927 — зимой 1928 гг. После очередного снижения цен на сельскохозяйственные продукты крестьяне отказались продавать свои излишки государственным органам. Политика высоких темпов индустриализации оказалась под угрозой срыва. План хлебозаготовок был все-таки выполнен, но лишь с помощью чрезвычайных мер в духе гражданской войны и продразверстки — повальных обысков в деревнях, удебных репрессий, реквизиций не только хлебных излишков, но даже имущества крестьян, обвиненных в спекуляции. Этот опыт “успешного” использования старых военно-коммунистических методов как бы подсказал выход из сложившегося в деле индустриализации тупика.

Последовавший в апреле 1929 г. разгром “правых” явился логичным продолжением курса на свертывание нэпа. Призывы “правых” не проводить индустриализации) ценой развала сельского хозяйства были проигнорированы. Вслед за этим последовало обвальное крушение нэпа по всем направлениям хозяйственной и социальной политики. Произошел отход от экономических, рыночных методов управления народным хозяйством, на смену которым окончательно пришло директивное централизованное планирование. Были ликвидированы многие банки, акционерные общества, биржи и торговые синдикаты. Проблема внутренних накоплений — узловая проблема индустриализации — была решена путем фактического огосударствления аграрного сектора экономики в результате кампании по коллективизации сельского хозяйства. В лице колхозно-совхозной системы власть получила организационную структуру для перекачивания средств из деревни в город на нужды реконструируемой промышленности.

Таким образом, не только была фактически реализована программа, предлагавшаяся ранее “левыми”, причем в самом радикальном ее варианте, но и более того, Сталин и его сторонники пошли еще дальше по пути огосударствления всего и вся.

Именно проблема индустриализации инициировала отход от политики нэпа, в результате чего окончательно утвердилась советская модель социализма, основу и сущность которой составило тотальное господство общенародной формы собственности в экономике.

Однако не следует переоценивать влияние проблемы индустриализации на ход истории СССР. Социализм совегского образца соответствовал — если не абсолютно, то в главном и принципиальном — теоретическим положениям классического марксизма о социализме как первой фазе коммунистической общественно-экономической формации. Сталин и его окружение остались верными догматам классического марксизма. В отличие от Ленина, они не меняли под влиянием революционной практики “всю нашу точку зрения на социализм. Их идеалом был и остался социализм в духе эпохи военного коммунизма, только в деталях, в частности формой распределения, отличающийся от “второй фазы” — собственно коммунизма. С любыми отклонениями от этого идеала, в том числе нэпом, они были готовы мириться лишь по необходимости и временно. Советские коммунисты буквально воспринимали все положения “Манифеста Коммунистической партии” (1848 г.) и считали своей ближайшей задачей “уничтожение частной собственности”[79]. Вместе с тем политика нэпа и развитие рыночных отношений, по мнению партийных идеологов, вели к усилению элементов капитализма (непонимание сущности нэпа объединяло сторонников “генеральной линии” и “левых”). Поэтому переход в будущем к чему-то похожему на социализм советского образца все равно был неизбежен. Не только жизнь подтолкнула Сталина и его сторонников к широкому использованию принципов и методов, опробованных в период военного коммунизма. Они сами стремились к этому. Выбор пути развития советского общества в пользу модели, основанной на тотальном господстве общенародной собственности, был предопределен.

Как бы то ни было, но программа индустриализации страны, перспективы которой казались туманными еще в середине 20-х гг., была реализована. Всего за несколько лет Советский Союз совершил рывок от старой крестьянской России, от телега и сохи в промышленную эру и стремительно ворвался в круг индустриальных держав. Рост тяжелой промышленности осуществлялся невиданными доселе в мировой истории темпами. За 6 лет (1929–1935 гг.) СССР сумел поднять выплавку чугуна с 4,3 до 12,5 млн. т. Ранее США для этого понадобилось 18 лет, Германии — 19. Но СССР обогнал и самого себя: темпы роста тяжелой промышленности в предвоенные пятилетки были в 2–3 раза выше, чем за 13 лет развития России перед Первой мировой войной. По абсолютным объемам промышленного производства СССР обогнал Германию, Англию и Францию и вышел на второе место в мире после США (в 1913 г. Россия занимала лишь пятое место). Был обеспечен не только количественный рост, но преодолено и качественное отставание отечественной промышленности. Появились отрасли, которые ранее отсутствовали в стране. Миллионы людей были обучены ранее неведомым им профессиям. СССР стал одной из трех-четырех стран, способных производить любой вид промышленной продукции, доступной человечеству[80].

Этот феноменальный успех, достигнутый к тому же на фоне самого глубокого за всю историю кризиса капитализма в западных странах в 1929–1933 гг., стал возможным благодаря специфическим качествам советской экономической системы — плановому характеру экономики и централизованному управлению народным хозяйством. Эти два мощных фактора в сочетании с особыми качествами “человеческого материала”, которым располагал Советский Союз обеспечили ему беспрецедентные темпы промышленного развития. (Подробному анализу советской экономической систёмы посвящены несколько следующих глав).

Этот успех достался нашему народу дорогой ценой. Методы и принципы, которые легли в основу процесса коллективизации, привели к трагедии миллионов “раскулаченных” и надолго подорвали базисную основу сельскохозяйственного производства в стране. Ниже будет показано, что массовые политические репрессии, потрясающие своей кажущейся иррациональностью почти в такой же мере, как и кровавым итогом, также находят свое объяснение в особенностях сложившегося после поворота от нэпа способа производства — советского социализма.

Вместе с тем к оценке периода индустриализации неправомерно подходить с позиций абстрактного гуманизма и “чистой” демократии. Нельзя забывать, что грядущая великая война отпустила СССР на создание тяжелой промышленности и оборонного щита всего ничего — чуть более десятилетия. Поэтому вопрос о темпах и сроках реконструкции промышленности выходит далеко за рамки чисто академической дискуссии. На стройках индустриализации фактически решался вопрос жизни и смерти нашего государства и народа.

И все таки, возможно ли было избежать крайностей “сверхиндустриализации”? С высоты сегодняшнего знания нам стал яснее, чем ранее, тот факт, что пути развития страны” не были ограничены выбором между “правым” и “левым” уклонами, в узком коридоре между которыми блуждала “генеральная линия”. Однако историю нельзя переписать, и поставленный вопрос навсегда останется без ответа. Мы никогда не узнаем, как бы сложилась судьба СССР, если бы вместо стратегическом линии на тотальное господство, общенародной собственности на средства производства был взят курс на преобладание коллективных форм собственности. Нам остается только строить догадки о путях эволюции советского общества в том случае, если бы были по достоинству оценены преимущества многоукладной экономики, столь характерной для нэпа. Можно лишь предполагать, какие формы приняла бы советская экономика, если бы была поставлена цель найти рациональное сочетание рыночных и командно-административных методов управления народным хозяйством.

Итак, осуществленный в конце 20-х гг. поворот в социально-экономической политике позволил добиться желаемого результата — ускоренного создания в СССР мощного промышленного и оборонного потенциала, но заплатить за это пришлось дорогую цену. Причем негативные последствия не ограничиваются трагедией “раскулаченных” и репрессированных. Дело в том, что методы, заимствованные у военного коммунизма, чрезвычайные по своей сути и действенные лишь в кризисных ситуациях и в течение ограниченного периода, времени, Сталин и его окружение сделали нормой для советской экономической системы. Этим они заложили основу для будущих противоречий и кризисов социалистического способа производства, приведших в итоге к буржуазной реставрацйи в начале 90-х гг.

Очевидно, что на выбор направления развития нашей страны наложили свои особенности конкретные черты личности и характера людей, возглавлявших СССР на переломных этапах его истории. К анализу этого фактора мы переходим в ближайшей главе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.