Глава четвертая. Ваучер и другие

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава четвертая. Ваучер и другие

«Лаборатория приватизации» * Добро народное, добро колхозное * Бжезинский все знал * Свободный механизм * По имени Ваучер * Фондовый вариант * Десять минут на метро * Сорок миллионов акционеров * Сорок миллионов собственников * Фондовый рынок и национальная банковская система * Ваучер Павла Теплухина

«Лаборатория приватизации»

В 1989 году доктор наук Егор Тимурович Гайдар возглавил Институт экономической политики, который был создан при Академии народного хозяйства, которая, в свою очередь, существовала при правительстве РСФСР. Гайдар собрал в свою «боевую команду» самых разных ученых, которые занимались вопросами, связанными с экономической реформой.

Одной из основных тем работы института была приватизация. Эту тему вел Леонид Григорьев. Он возглавил лабораторию, которая занималась последовательной разработкой следующих направлений: «Создание механизма приватизации»; «Программа приватизации»; «Приватизация в стране». Я был старшим научным сотрудником «лаборатории приватизации» и непосредственно участвовал в детальном изучении и анализе всех аспектов этой проблемы.

Институт экономической политики стал не только кузницей кадров для первого правительства новой России, но и основным поставщиком всей идеологии экономической реформы, а также основной массы прикладных документов – текстов постановлений, указов, законов.

Добро народное, добро колхозное

Тема приватизации сначала ставилась как сугубо научная и была связана с изучением зарубежного опыта приватизации в восточноевропейских странах. Изучая опыт вчерашних союзников по соцлагерю, мы понимали, что это не совсем то, что мы ищем. Дело в том, что если в восточноевропейских странах собственность была государственной, то у нас, согласно Конституции СССР, собственность была общенародной и колхозно-кооперативной.

С юридической точки зрения разница между этими понятиями была гигантского, просто космического размера.

Приватизация означает процесс передачи государственного имущества в частные руки. В нашем случае собственность не принадлежала государству, а была достоянием народа и колхозных кооперативов. Поэтому в российском варианте даже сам термин «приватизация» был неправильным.

В российском варианте даже сам термин «приватизация» был неправильным

Например, в Польше государство передавало имущество народу за деньги, то есть продавало, у нас такой вариант был юридически невозможен. Нельзя продать народу то, что и так ему принадлежит. Венгерская и чешская модели так же были неприменимы к СССР, все по той же причине. Поэтому советская приватизация, согласно нашим исследованиям, должна была стать распределением собственности.

Бжезинский все знал

Наши научные изыскания велись в рамках действующего советского режима. Будущее страны, в общем и целом, виделось нам достаточно нормальным, устойчивым и прогнозируемым. Во всяком случае, до восемьдесят девятого года вопиющих признаков распада Советского Союза заметно не было. Это Збигнев Бжезинский в своей «Великой шахматной доске» уже написал, как и почему все это дело развалится, а мы были уверены, что в Советском Союзе все будет хорошо. От этой установки и отталкивались.

Итак, перед нами стояла задача теоретического обоснования механизма перераспределения собственности в пользу народа. «Общенародное» имущество должно было стать «конкретно народным», чтобы каждый Иванов, Петров, Сидоров получил в личное владение какую-то равную со всеми часть. Понятно, что любой масштабный процесс такого рода не бывает совершенно гладким. Но, тем не менее, начинать с чего-то было нужно. Любое познание строится на вопросах и ответах. С формулировки вопросов все и началось.

Свободный механизм

Первый вопрос: «Что делить?» За отправную точку была взята общероссийская (изыскания проводились на примере РСФСР) оценка республиканского имущества. Общая сумма «богатства» была поделена на сто пятьдесят миллионов частей. В итоге получилась некоторая сумма, и нам предстояло определиться, что делать с ней дальше.

Второй вопрос: «Как отдать?» Первая идея, которая сначала и стала основной, предусматривала распределение долей через индивидуальные банковские счета.

То есть на счет гражданина зачислялась та самая сумма, получившаяся при делении общей массы, и гражданин должен был использовать эти средства на получение своей имущественной доли. Этот механизм был максимально правильным с индивидуальной точки зрения, потому что одному было бы приятней из общенародной собственности взять кусок земли; другому приватизировать и получить в собственность магазин, в котором он работает; третьему – долю завода, где он и вся его семья династией трудились. У каждого должны быть свои предпочтения, и все учесть невозможно, для этого и был придуман вот такой «свободный механизм». Банковские счета гарантировали надежную защиту от воровства, от потери, от банального пропивания, ибо их можно было использовать только целевым образом – на приобретение части общенародного и колхозно-кооперативного имущества. Обналичить и потратить на себя эти «специфические» деньги было бы невозможно.

Но тут мы столкнулись с технической сложностью: на тот момент ни один банк России не готов был вести сто пятьдесят миллионов счетов. Практически эта задача была абсолютно нерешаемой. Помимо этого был и второй, не менее важный аспект: модель перераспределения имущества через банковские счета не давала возможности для создания отечественного фондового рынка, который потребуется нам для дальнейшего развития экономики. Для приватизации фондовый рынок не нужен, но вот в дальнейшем он бы здорово нам пригодился.

Появилась идея использовать этот «переходный» момент перераспределения собственности еще и с этой целью, создать задел на будущее. Здесь и возникла идея «индивидуального имущественного сертификата», известного широким массам, как «ваучер».

По имени Ваучер

Насколько я помню (хотя и не уверен на сто процентов), слово «ваучер» появилось у нас в институте благодаря Станиславу Гомулко – профессору Лондонской школы экономики, специалисту по польской экономической реформе. «Ваучер» и краткостью, и звучностью сразу же «сделал» угловатый «сертификат». Так вот он и прижился в российской истории.

Ваучер давал своему обладателю все права и возможности индивидуального банковского счета, но не был застрахован от рисков быть украденным, утерянным, пропитым и так далее. Все минусы, от которых был защищен банковский счет, в ваучере присутствовали

Ваучер давал своему обладателю все права и возможности индивидуального банковского счета, но не был застрахован от рисков быть украденным, утерянным, пропитым и так далее. Все минусы, от которых был защищен банковский счет, в ваучере присутствовали. Еще один огромный минус ваучера заключался в том, что большинство людей могло вообще не понять, что это такое, зачем, почему и на кой… Опасения в определенной мере подтвердились, но, когда дошло до практических действий, плюсы ваучера перевесили минусы. Попросту это был единственно технически возможный инструмент перераспределения собственности.

Это был единственно технически возможный инструмент перераспределения собственности

Фондовый вариант

Как одна из альтернатив счетам и ваучерам нами рассматривался вариант так называемых приватизационных фондов. Подобная модель была «обкатана» нашими польскими коллегами. Смысл ее заключался в следующем: создается, например, пять фондов, которые управляются профессиональными менеджерами. Фонды получают равные доли акций всех предприятий страны. А население, в свою очередь, получает паи-акции в каждом из этих фондов – пять акций на каждого гражданина-пайщика.

Преимущество этого варианта заключалось в том, что приватизационные фонды сразу оказывались в абсолютно равной ситуации. Фонды управляются профессиональными финансовыми менеджерами, которые, в свою очередь, заставляют эффективно работать предприятия, обеспечивая их повышенную эффективность. Но этот, на первый взгляд, простой и эффективный механизм запущен не был.

Причин тут несколько.

Во-первых: где найти столько профессиональных менеджеров, которые будут управлять этими фондами? И сколько их должно быть? Пять, десять или пятьдесят?

Во-вторых: почему менеджеры должны быть лучше или умнее руководства унитарного предприятия? Это не очень понятно… Дополнительно нужно было создать в кратчайшие сроки прослойку незаурядных и умных людей. Снова вопрос: «Кто будет отбирать их, кто тот судья, который скажет: „Вот ты будешь директором этого фонда. И тебе дается в управление одна пятая часть всего государственного богатства…“» Кто будет тот судья? Понять, кто будет принимать такое решение, было сложно; было опасение, что на роль руководителей фондов будут «посажены» отраслевые министры. В этом случае на этой идее можно было бы ставить жирный крест.

Более того, на уровне конкретных пайщиков тоже возник бы немалый конфуз. У него (пайщика) пять паев, по одному от каждого фонда. Но и чем это лучше или проще, чем просто акции конкретного предприятия? Или, например, у кого-то в руках «просто ваучер». И чем, спрашивается, пять ваучеров лучше одного?

Но это еще не всё!

При таком варианте получалось двойное налогообложение. Первый раз облагались доходы, получаемые фондами, во второй раз налогообложение шло уже на уровне доходов физических лиц. И так далее… Чем дальше мы углублялись в эту тему, тем больше вопросов возникало. От нее мы, в конце концов, отказались.

Десять минут на метро

В итоге в 1993 году выбор остановился на «ваучерном» варианте приватизации. И здесь возникает естественный вопрос: «Что это нам дало?» Самый демократичный механизм сработал, и сто пятьдесят миллионов человек получили на руки сто пятьдесят миллионов ценных бумаг. В один момент в России был создан фондовый рынок, так как появились ценные бумаги, которые что-то стоят. Стоимость ваучеров в разных городах колебалась, она разнилась даже в пределах одного города. У метро стояли люди с плакатами: «Куплю ваучер»; у них была одна цена, например, десять долларов. В то же самое время на Российской товарно-сырьевой бирже, в десяти минутах езды, тот же самый ваучер стоил в пять раз дороже! Те, кто скупали ваучеры у метро, затем участвовали в аукционах и скупали акции; они вообще могли удваивать свою цену за день. Но основной массе населения этого механизма никто не объяснил, поэтому они свой кусок собственности потеряли безвозвратно, будто его и не было. Людям просто не рассказали, какую ценность они держат в руках.

Людям просто не рассказали, какую ценность они держат в руках

Были люди, которые считали, что более выгодно вкладываться в собственный магазин, нежели вкладываться в акции «Лукойла». Были люди, которые считали совершенно наоборот. Кто-то из них выиграл больше, кто-то – меньше.

Сорок миллионов акционеров

Проведение разъяснительной кампании было обязанностью правительства России. С этой задачей правительство не справилось. Оно просто не подумало о том, что это важно. Наверное, когда находишься внутри команды, у каждого члена которой по два высших образования, трудно подумать о ста пятидесяти миллионах человек, большинство из которых не знают даже основ финансово-экономической грамотности.

Когда находишься внутри команды, у каждого члена которой по два высших образования, трудно подумать о ста пятидесяти миллионах человек, большинство из которых не знают даже основ финансово-экономической грамотности

Но, несмотря на все малоприятные издержки, в результате ваучерной приватизации в стране появилось сорок миллионов акционеров – физических лиц, поменявших свои ваучеры на акции различных предприятий. Это число даже превышало численность акционеров в США. Так был создан нормально функционирующий фондовый рынок. На мой взгляд – это один из важнейших результатов ваучерной приватизации.

Сорок миллионов собственников

Другим важным результатом приватизации стало появление огромной массы собственников в стране, то есть людей, которым есть что терять. Советский режим в течение 70 лет искоренял частную собственность и частнособственническую идеологию в стране – сначала каленым железом, а потом промыванием мозгов.

В этом смысле экономическая реформа в странах Восточной Европы была несколько проще. Там за послевоенный период так и не удалось полностью искоренить частную собственность – повсеместно существовал мелкий бизнес, который принадлежал конкретным людям и семьям. Были живы и люди, которые помнили, как функционируют законы рынка и почему нужна частная собственность. Поэтому возрождение среднего класса, а вместе с ним и социальной стабильности было более легкой задачей.

Россия же, где доминировал рабочий класс, которому «нечего терять, кроме своих цепей», в первые годы реформы постоянно стояла на пороге новой революции, постоянно рисковала вернуться назад в коммунистическое прошлое.

Приватизация же создала довольно мощную, в сорок миллионов человек, армию собственников, у которых появилось что-то, что можно потерять при новой смене политического режима. Если бы не они, то выборы 1996 года могли привести к возврату власти коммунистической партии.

Фондовый рынок и национальная банковская система

Сейчас уже почти что все знают, что такое Российская Торговая Система (РТС). Почти все знают, что такое ММВБ. Почти все знают, что такое акции «Газпрома» и как можно заработать на акциях Сбербанка… При этом практически ни в одной посткоммунистической стране, начиная с Монголии и кончая Венгрией и Югославией, большинство людей ничего похожего даже представить себе не могут. Не знают, что можно заработать на акциях местного банка или местного автомобильного завода и еще чего бы то ни было. У них просто нет такой возможности. Нет и, скорее всего, никогда не будет. Фондового рынка как такового в этих странах попросту не существует.

У них не существует механизма перекачки капитала из более эффективных отраслей в менее эффективные и от физических лиц к компаниям и назад в виде дивидендов. Единственным каналом перекачки финансов в этих странах являются банки. Банки при этом в основном западные. Не дочерние банки, как в России, а преимущественно филиалы, а разница между филиалом западного банка и дочерним банком практически достигает космических масштабов.

Филиал не обладает собственным балансом, он пользуется балансом всего материнского банка. Поэтому он, по определению, может выдать кредит почти любой величины, под любой процент. В масштабах глобального банка это будет незаметно. Филиал может спокойно работать и ждать, пока все остальные банки умрут, а затем взять монополию в свои руки. Нечто подобное, собственно, и произошло в нескольких странах Восточной Европы, где национальная банковская система – большая редкость.

В России был создан фондовый рынок, которого нет ни в одной посткоммунистической стране

А вот в России, несмотря на огромное внешнее давление, ничего подобного не произошло. Хотите открыть дочерний банк – нет проблем: регистрируйте компанию, капитализируйте ее, вводите капитал, но пускай все подчиняется банковскому надзору Центрального банка России, а не вашего американского или европейского. Все банки в России действуют по единым национальным правилам, все находятся в равных конкурентных условиях. Это очень либеральное правило, дающее всем игрокам одинаковые шансы.

Итак, в России был создан фондовый рынок, которого нет ни в одной посткоммунистической стране. И это фантастическое достижение! В государстве, таким образом, образовался альтернативный источник финансирования и сложился механизм равноправной конкуренции банков. Поэтому сейчас предприятие может обратиться в банк за кредитом, а может выпустить облигации. С юридической и финансовой точек зрения это абсолютно схожие процедуры с целью временного привлечения необходимых средств.

Но на фондовом рынке дешевле, а в банке чуть-чуть дороже.

Банк предпочитает стопроцентно контролировать свои вложения, захочет взять что-то в залог, он, на всякий случай, посадит своего представителя в бухгалтерию предприятия – надзирать, как бы чего не вышло…

Фондовый рынок действует иначе. Предприятие, выходящее на рынок ценных бумаг, обязано регулярно, каждый квартал, публиковать свою финансовую отчетность, демонстрируя тем самым полную открытость своего бизнеса.

Механизмы разные, и каждый из них востребован, но самое важное – то, что они конкурируют между собой. Конкуренция препятствует возникновению ситуации, когда, например, какой-нибудь местный банчок, который находится под покровительством местного губернатора, пользуясь своим монопольным положением, душит какое-нибудь неугодное «хозяину» предприятие. В этом случае предприятие может выпустить облигации, которые будут доступны всем банкам страны и, таким образом, получить кредит по рыночной ставке.

Ваучер Павла Теплухина

Мой личный ваучер, равно как и остальные ваучеры семьи Теплухиных, проинвестировала моя мама. Мама, будучи кандидатом экономических наук, была «старшим экономистом» семьи, поэтому ей и было поручено распорядиться ваучерами. Мне самому этим тогда недосуг было заниматься. Куда она их инвестировала, я, если честно, не знаю. А к тому времени, когда я об этом поинтересовался, она и сама уже об этом позабыла. Помнит, что проинвестировала в какие-то акции, участвовала в каком-то аукционе, но в каком – запамятовала. Так я и не знаю точно, что с моим ваучером стало, какой была его судьба…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.