Безопасность, секретность и копирайт

Безопасность, секретность и копирайт

Если между свободой и безопасностью народ выбирает безопасность, в конечном итоге он теряет и то, и другое.

Бенджамин Франклин

Другой распространённый предлог для блокирования доступа к информации, который используют чиновники — безопасность. Именно ради «безопасности» правящий класс имеет право на монопольное владение личной информацией граждан.

Ради «безопасности» идет «борьба с терроризмом». Ради неё же огромные суммы бюджетных (то есть наших с вами) денег уходят на секретные и сверхсекретные (от нас с вами) нужды государства. «Безопасность» стала отличным предлогом для введения цензуры и ограничения прав и свобод, для увеличения финансирования спецслужб и расширения их полномочий. Это очень выгодно при обсуждении тем, угрожающих авторитету спецслужб и государства — так, указание на очевидную беспомощность^[58] запретительной системы в борьбе с наркомафией легко можно превратить в «пропаганду употребления наркотиков», а уж «экстремизмом» можно обозвать почти всё что угодно.

При помощи рассуждений о «безопасности», чиновники преувеличивают свою контролирующую роль, рассказывая всем, что без их надзора предприниматели стали бы добавлять синильную кислоту в печенье, чтобы придавать ему миндальный вкус. Хотя те же чиновники умеют смотреть сквозь пальцы, когда продукты пичкают различными добавками или когда содержимое продукта вообще не отвечает его названию. Главное, чтобы по бумажкам всё было в порядке. Чиновники фактически утверждают, что каждый предприниматель — потенциальный преступник без морали и совести, и готов убивать людей, чтобы получить лишнюю копейку, а на самом деле часто в роли преступника оказывается сам чиновник, за взятку позволяющий обходить любые запреты, в том числе и вполне разумные.

Власть делает все ради безопасности. Вопрос только в том, ради чьей безопасности? Когда мы хотим позаботиться о безопасности в нашем доме, то мы делаем что угодно, но только не обеспечиваем конфиденциальность личной информации. Мы делаем общие коридоры с соседями, и соседи узнают о нас больше. Мы сажаем в подъезд консьержа и теряем возможность незаметно приводить в дом любовника или любовницу. Мы представляемся людям, чье доверие нам необходимо. Мы раскрываемся. И любое такое раскрытие — сужение своей собственной личной сферы.

Идеально безопасная община — та, в которой стены прозрачны, люди на виду, и каждый о каждом все знает. Но близкие к такому состоянию общины, как правило, плохо управляемы бюрократическим аппаратом. Вспомните коллективизацию и раскулачивание 1920-х годов. Люди в деревнях жили именно с «прозрачными стенами» и было невозможно надежно монополизировать информационный поток этих людей в свою пользу.

Мясные цеха супермаркетов в буквальном смысле снабжают прозрачными стенами, чтобы было видно, из чего сделаны котлеты. Неужели это так трудно, организовать такой же общественный контроль любого производства? Хотя бы в виде экскурсий для школьников.

С одной стороны, правящий класс поддерживает мысль, что рецептура печенья и технология его производства — коммерческая тайна, а с другой, именно по этой причине, и как бы в интересах населения, постоянно сидит на шее у предпринимателя, требуя уплаты денег за лицензии, «проверки», да и просто вымогая взятки или «содействие». Но разве кондитеры-конкуренты и так не знают, принципиально из чего и как можно сделать печенье? Или у нас отменили хроматографию и масс-спектрометрию, позволяющую осуществить реверс-инжиниринг вообще любого произведенного товара? Или это так трудно — банально «купить» того самого чиновника, который в курсе этой рецептуры?

Вот именно потому, что за информацией проще обратиться к чиновнику, и заплатить ему, чем покупать хроматограф, такая система «сертификации» и существует. Правящий класс удерживает свою власть над информацией путем манипулирования законами и моралью, путем монополизации своего права на информацию о конкретных людях и процессах.

Существующая система защиты интеллектуальной собственности тоже давно не адекватна потребностям общества. Изначально придуманные для защиты от недобросовестной конкуренции законы об авторском праве или патентах теперь направлены против всех нас. Ведь благодаря интернету и компьютерам каждый из нас может практически бесплатно делать то, что раньше было доступно лишь корпорациям. Мы сами можем тиражировать любую информацию в любом количестве экземпляров — теперь мы их конкуренты. Единственное разумное решение — договариваться непосредственно с авторами и платить в их карман, без посредников в лице издателей, подмявших под себя рынок целиком. Но оно не устраивает медиакорпорации. Именно поэтому появление магазинов электронного контента, где роль издателя гораздо меньше, чем раньше, таких как iTunes или AppStore, с ценами на порядок ниже, чем в обычных, стало возможным лишь недавно, когда стало понятно, что файлообмен задавить практически невозможно. А ведь создать что-то вроде iTunes технически было возможно ещё лет десять назад, во времена Napster. И до сих пор крупные пиратские трекеры превосходят в удобстве использования и ассортименте любой легальный магазин, связанный по рукам и ногам системой авторского права, в рамках которой он вынужден работать.

Патенты тоже всё чаще играют роль тормоза прогресса, а не его двигателя. «Патентные тролли» — физические или юридические лица, специализирующиеся на предъявлении патентных исков, но не ведущие собственной производственной деятельности, фактически занимаются вымогательством и шантажом, используя дыры в законодательстве. Юридическая защита от «троллей» — существенная составляющая издержек любой высокотехнологичной компании.

Патентная защита также увеличивает порог входа на рынок для новых компаний, желающих использовать высокие технологии и современные изобретения. Казалось бы, что тут плохого — это вполне справедливо, надо дать возможность автору и изобретателю первыми «снять пенки». Но сейчас как никогда легко начать мелкосерийное производство чего угодно. Идёт викификация экономики. Как и в случае с пиратством, практически каждый из нас скоро окажется в положении «недобросовестного» конкурента. И тогда эта «недобросовестность» потеряет всякий смысл.

Раньше лишь очень незначительная часть общества могла извлекать выгоду из неограниченного тиражирования или иного использования чужой интеллектуальной собственности и это было невыгодно для общества в целом, так как автор не мог получить должное вознаграждение, а потребители всё равно были вынуждены платить пирату. Но суммарное общественное благо от резкого снижения цены на интеллектуальную собственность и практически свободного распространения любой информации часто превышает потерю сверхприбылей правообладателями, являющимися, по определению, монополистами при существующей схеме. В конце концов, ведь и каждый автор сам является потребителем. Он заинтересован в том, чтобы максимально свободно использовать в своей работе всё, что создано другими. Сколько интересных книг не было экранизировано из-за того, что даже не сам автор, а какие-то его наследники, которые, может быть, при жизни кровь из него пили, оказались чуть более жадными, чем было необходимо? Сколько усилий приходится прилагать, чтобы использовать в производном произведении защищённые копирайтами «исходники»? Не случайно научные открытия не являются объектом патентования и авторского права. В отличие от объектов шоу-бизнеса или конкретных технических новинок, они носят слишком общий характер и лежат в основе самой цивилизации. Ограничения на их использование слишком сильно тормозили бы прогресс и обходились бы обществу неоправданно дорого.