ГЛАВА 15. Арабские концессии: мир, который создал Фрэнк Холмс

ГЛАВА 15. Арабские концессии: мир, который создал Фрэнк Холмс

Среди миллионов людей, которых сняла с места и оторвала от дел Первая мировая война, был некий майор Фрэнк Холмс. Правда, «бродягой по жизни» он стал уже задолго до войны. Он родился в 1874 году на ферме в Новой Зеландии. Впервые он уехал из дома работать на шахту в Южной Африке. Два десятка лет занимался золотом и оловом, в качестве горного инженера исколесил мир — от Австралии и Малайи до Мексики, Уругвая, России и Нигерии. Холмс был здоровым и крепким от природы, настойчивым и своевольным. Один из конкурентов охарактеризовал его как «человека большого личного обаяния, создававшего вокруг себя атмосферу блефа, свежего ветра, бури и самохвальства». Во время Первой мировой войны Холмс стал квартирмейстером в британской армии. Отправившись в экспедицию по закупке говядины в Аддис-Абебу (Эфиопия) в 1918 году, он впервые услышал от арабского торговца о выходе нефти на поверхность на аравийском берегу Персидского залива. Поскольку Холмс был горным инженером, это его заинтересовало. Позднее, остановившись в Басре, он собирал все доступные сведения о деятельности «Англо-персидской нефтяной компании» по ту сторону границы и о нефтяных лужицах на берегу Аравийского залива.

После войны Холмс участвовал в создании компании «Истерн энд дженерал синдикат». В 1920 году он основал первое предприятие синдиката — аптеку в Адене. Но сердцем Холмс был в других сферах — снедающей его страстью стала нефть. Он был убежден, что аравийское побережье хранит баснословные залежи нефти. Прирожденный зачинатель, обладающий даром убеждения, он путешествовал взад и вперед по аравийскому берегу залива от одного обедневшего правителя к другому, плетя паутину миражей. Он обещал богатство там, где всегда видели только бедность, и искал возможность положить в свой багаж еще одну концессию.

Холмс вел свою кампанию под внимательным, скептическим и подозрительным взглядом находившихся здесь британских чиновников, в функции которых входили наблюдение за отношениями местных вождей между собой и защита интересов Его Величества в регионе. Они видели в Холмсе «источник проблем, способный нанести вред», беспринципного человека, способного в целях быстрого обогащения подорвать влияние Великобритании в регионе. С точки зрения одного из чиновников, Холмс был не более чем «пиратом в мире нефти». Авторство, пожалуй, самой презрительной характеристики принадлежало другому бюрократу. Тот просто заявил, что Холмс не «слишком подходящий субъект». Но прибрежные арабы имели другое мнение. Майор Холмс приобрел в их глазах совершенно иной статус. Он был «Абу аль-Нафт» — «Отец нефти».

Оставив аптеку в Адене, Холмс открыл «штаб-квартиру» своей нефтяной кампании на маленьком острове Бахрейн возле берегов Аравийского полуострова. На Бахрейн его привлекли сведения о нефтяных лужицах. Шейха не интересовала нефть, но ему очень нужна была пресная вода, которой в его государстве не хватало. Холмс организовал бурение, нашел воду и получил отличную прибыль. Что еще важнее, благодарный правитель, как и обещал, в 1925 году вознаградил Холмса нефтяной концессией.

Холмсу к тому времени достались права на нефть и в других местах. В 1923 году он получил концессию в Эль-Хазе, будущей восточной части королевства Саудовская Аравия, в следующем году — в нейтральной зоне между Саудовской Аравией и Кувейтом, совместно контролируемой двумя странами. Но он безуспешно пытался получить концессию в Кувейте.

Этого ему было мало, и с Бахрейна он переключился на Багдад, пытаясь конкурировать в закупках с «Турецкой нефтяной компанией» и возбуждая еще большую нелюбовь различных правительств и компаний.

Деятельность Холмса обеспокоила, в частности, «Англо-персидскую компанию», не желавшую, чтобы кто-то еще вращался в ее «сфере влияния» и создавал проблемы, которые могли бы сказаться на ее работе в Персии. Разумеется, в компании были уверены, что никакой нефти в Аравии нет. По словам Джона Кэдмена, геологические отчеты «оставляют мало места для оптимизма», а один из директоров компании в 1926 году заявил, что Саудовская Аравия «лишена всяких признаков нефти». (Албания, по мнению этого директора, была более перспективной.)

Чтобы продвигать свои проекты в атмосфере, до такой степени наполненной скепсисом, Холмс и его «Истерн энд дженерал синдикат» наняли для исследования Восточной Аравии известного швейцарского геолога. Но попытка эта имела плачевный результат. Опыт профессора в изучении альпийской геологии сыграл плохую службу в пустыне. Ученый муж подготовил отчет, где утверждалось, что регион «решительно ничего не обещает в смысле нефти», поэтому изыскания «следовало бы классифицировать как чистую азартную игру». Слова из проклятого отчета просочились в финансовое сообщество Лондона, и синдикату стало еще труднее получать деньги для поддержки Холмса в его охоте за концессиями и для продолжения бурения.

К 1926 году синдикат погряз в финансовых проблемах. Холмс был вынужден выпрашивать деньги на поездки, подарки, пожертвования и презентации. Финансовые перспективы синдиката были столь мрачны, что наш герой попытался продать все свои концессии «Англо-персидской компании», но получил там отказ. Ко всему прочему, в аравийскую нефть никто не верил. Холмс встретил чрезвычайно холодный прием, когда попробовал достать денег в лондонском Сити. Несмотря на его настойчивость и навыки профессионального продавца, он ничего не смог добиться. «Холмс был в Лондоне нежелательной фигурой, — вспоминал один английский бизнесмен. — Люди бежали, завидев его».

БАХРЕЙН И НЬЮ-ЙОРКСКИЕ «ШЕЙХИ»

Не видя возможности добиться успеха в Великобритании, Холмс отправился в Нью-Йорк, надеясь, по его словам, найти удачу среди «действительно крупных нью-йоркских шейхов». Однако там его встретили новые разочарования. Один из руководителей «Стандард ойл оф Нью-Джерси» сказал ему, что Бахрейн слишком далек и слишком мал, чтобы вызвать интерес, — его размеры на карте не превосходили точки, поставленной карандашом. Другие компании тоже не заинтересовались его предложением, потому что были увлечены попытками вхождения в «Турецкую нефтяную компанию».

Но как минимум в одной американской компании — «Галф ойл» — затеплился огонек интереса к Бахрейну. Она занималась организацией добычи нефти по всему миру, чтобы диверсифицировать свою деятельность и найти в этом защиту от всеобщего дефицита и падения добычи в отдельных областях. Сразу после создания эта компания чуть не разорилась, когда иссякла добыча на Спиндлтопе. Вместе с отчетом о следах нефти в «водяных» скважинах в Бахрейне Холмс передал «Галф» образцы камней и «маслянистой субстанции». Все это их заинтересовало, и в ноябре 1927 года «Галф» приобрела права на арабские концессии, которые имела «Истерн энд дженерал», и согласилась работать с группой Холмса с целью обеспечения надежности концессии в Кувейте. Однако скоро обнаружилась проблема. В 1928 году «Галф» вошла в американскую группу «Турецкой нефтяной компании» и, соответственно, обязалась соблюдать соглашение «Красной линии», запрещавшее работать в одиночку. Это правило оставляло за бортом Саудовскую Аравию, равно как и Бахрейн. Компании должны были действовать в унисон — или не действовать вовсе. Несмотря на просьбы «Галф», совет директоров «Турецкой нефтяной компании» не был готов принять весь «арабский» пакет Холмса. «Галф» могла заниматься Кувейтом, поскольку он лежал вне пределов «Красной линии», но ей приходилось отказаться от деятельности в Бахрейне.

Руководители «Галф» представили бахрейнскую концессию вниманию «Стандард оф Калифорния». Эта компания, как и «Галф», агрессивно разрабатывала зарубежные месторождения, но, несмотря на огромные расходы, не добыла до сих пор ни одной капли иностранной нефти. «Стандард оф Калифорния», более известная как «Сокал», приобрела у «Галф» права на Бахрейн. В отличие от «Галф», «Сокал» не входила в «Турецкую нефтяную компанию», поэтому могла игнорировать ограничения «Красной линии». Для работ по концессии «Сокал» учредила канадский филиал — «Бахрейнскую нефтяную компанию».

Но и «Сокал» в Бахрейне, и «Галф» в Кувейте столкнулись с непреодолимым, на первый взгляд, препятствием: британское правительство занимало непримиримую позицию по отношению к присутствию американских компаний в регионе. Перед Первой мировой войной Великобритания заключила соглашения с местными шейхами для предотвращения германского проникновения в район Персидского залива, в том числе в Бахрейн и Кувейт. Смысл соглашения состоял в том, что разработка нефти доверялась только британским концернам. Британское правительство в свою очередь брало на себя ответственность за международное положение этих государственных образований. Поэтому Лондон настаивал на включении в любое концессионное соглашение и в Бахрейне, и в Кувейте «пункта о британской национальности». Этот пункт требовал, чтобы разработку нефти вели только британские компании и исключая американские. Значит, ни «Галф», ни «Сокал» не могли разрабатывать свои концессии.

Между «Сокал» и «Галф», которых поддерживало американское правительство, с одной стороны, и британским правительством — с другой состоялось несколько достаточно неприятных переговоров. Для американских компаний «пункт национальности» выглядел как барьер, злонамеренно воздвигнутый, чтобы не допустить их в шейхства, расположенные вдоль залива. На самом деле, правительство Великобритании чувствовало, что оно разорено, и оборонялось от американской мощи. Оно просто пыталось удержать позиции, которые считало жизненно важными для империи6.

Однако в 1929 году британское правительство свою позицию пересмотрело и решило, что американский капитал, по всей вероятности, обеспечил бы более быструю и широкую разработку нефти в областях, контролируемых Великобританией. Это было бы полезно и для местных правителей, которые постоянно нуждались в деньгах и просили новых субсидий у Великобритании, и для Военно-морского флота, которому нужны были надежные источники нефти. Британское правительство готовилось отступить — во всяком случае, в Бахрейне. Оно заключило сделку с «Сокал». Американская компания могла теперь работать, хотя и с соблюдением ряда условий, призванных гарантировать устойчивое положение и политическое первенство Великобритании. Например, все связи компании с эмиром должны были осуществляться через местного политического представителя британского правительства.

«Бахрейнская нефтяная компания» приступила к бурению чуть более чем через год — в октябре 1931 года. А 31 мая 1932 года нефть в арабском мире была найдена. Весьма скромное по размерам открытие в Бахрейне оказалось впоследствии важнейшим событием с весьма длинным продолжением.

Новость потрясла всех. В течение десятилетия помешанный на аравийской нефти майор Холмс успел стать фигурой, на которую смотрели свысока и с усмешкой. Однако теперь его предчувствия, хоть и в малой степени, но получили подтверждение. Не окажется ли он прав и в дальнейшем? В конце концов, маленький остров Бахрейн лежал всего лишь в двадцати милях от самого Аравийского полуострова, где, по всем оценкам, поверхностная геология была точно такой же.

ИБН САУД

В начале тридцатых годов британский политический агент в Кувейте говорил о правителе соседней Саудовской Аравии как о «хитром Ибн Сауде, который всегда предусмотрителен». На самом деле, Ибн Сауд в эти годы не мог себе позволить заглядывать далеко вперед. Его мучила проблема: казне нужны были деньги, и как можно скорее. Вот что заставило его думать о нефти. Разумеется, он был настроен весьма скептически по поводу ее наличия в стране. И ему не слишком нравились возможные последствия ее разработки — в том маловероятном случае, если бы она действительно была обнаружена. Иностранный капитал и технический персонал могли расшатать или даже разрушить традиционные ценности и отношения. Совсем другое дело — выдача концессии на поиск нефти, особенно при подтверждении ее соответствующими финансовыми мероприятиями. Абдул Азиз бин Абдул Рахман бин Фейсал аль-Сауд был тогда чуть старше пятидесяти и имел импозантную внешность. Шести футов трех дюймов ростом, с бочкообразной грудной клеткой, он возвышался над головами большинства своих подданных. Вот как описывал шейха во время визита в Басру десятилетием ранее один британский чиновник: «Хотя он сложен массивнее, чем типичный шейх кочевников, у него черты араба с хорошими манерами, резко очерченный орлиный профиль, мясистые ноздри, толстые губы и длинный, узкий подбородок, подчеркнутый острой бородой. Его солдатские навыки помогают ему управлять государством, что весьма высоко ценится его соплеменниками». Ибн Сауд использовал свои таланты как в военной области, так и в управлении государством. Он достиг многого достиг в национальном строительстве и создании современной Саудовской Аравии. Накопленное им впоследствии огромное богатство было уникальным для правителя, во времена молодости которого вся национальная казна поместилась бы в седельной сумке верблюда.

Саудовскую династию основал в начале XVIII века Мухаммед ибн Сауд, эмир городка Дария на Неджде (плато в центральной Аравии). Он взял в свои руки дело духовного лидера, Мухаммеда ибн Абдул Ваххаба, исповедовавшего суровый «пуританский» вариант ислама, который стал религиозным орудием новой династии и государства. Семья Саудитов в союзе с ваххабитами приступила к программе быстрых завоеваний, которые менее чем за полвека принесли им власть над большей частью Аравийского полуострова. Однако расширение Саудовского государства встревожило турок, и они нанесли арабам в 1818 году сокрушительное поражение. Внук Мухаммеда, Абдулла, был увезен в Константинополь, где и был обезглавлен. В дальнейшем сын Абдуллы Тюрки восстановил Саудовское королевство с центром в Эр-Рияде, но эта первая реставрация Саудитов потерпела неудачу из-за борьбы за власть между двумя внуками Тюрки. Какое-то время третий внук, Абдул Рахман, номинально правил Риядом под ненавидящим взором соперничающей семьи ар-Рашидов. Но в 1891 году Абдул Рахмана выслали из страны вместе со всей семьей, включая его сына Абдул Азиза, будущего Ибн Сауда, который часть пути провел в седельной сумке верблюда. Абдул Рахман и его семья скитались два года, проведя несколько месяцев с племенем кочевников далеко в пустыне. В конце концов семья Сабаха, правившего Кувейтом, пригласила их поселиться в этом маленьком городе-государстве на берегу Персидского залива.

У Абдул Рахмана в жизни было две цели: восстановить династию Саудитов и сделать ваххабитскую ветвь суннизма в исламе всеобщей. Его сыну, Ибн Саулу, предстояло воплотить эти мечты в жизнь. Мубарак, эмир Кувейта, принял юного принца Сауда под свое крыло и дал ему отличные знания. Мубарак помог ему узнать, вспоминал Ибн Сауд, как «использовать наше превосходство и наши недостатки». Мальчик получил суровое религиозное воспитание, жил спартанской жизнью, освоив в юности искусство воевать и выживать в пустыне. Вскоре ему представилась возможность применить эти умения — турки подбили Рашидов, традиционных врагов Саудитов, напасть на Кувейт, находившийся тогда под защитой Великобритании. В качестве диверсионной меры эмир Кувейта направил двадцатилетнего Ибн Сауда, чтобы тот попытался отобрать у Рашидов Эр-Рияд. Ибн Сауд вел небольшой отряд через пески пустыни лишь для того, чтобы его первый натиск был отбит. Со второй попытки, сочетая внезапность и силу, Ибн Сауд ночью ворвался в город и к утру убил правителя Рашидов. Вянваре 1902 года отец объявил его, юношу двадцати одного года от роду, правителем Неджда и имамом ваххабитов. Так началась вторая реставрация династии Саудитов.

В течение нескольких последующих лет, проводя одну военную кампанию за другой, Ибн Сауд сделался признанным правителем Центральной Аравии. В это же время он стал лидером ихвана, или «братства» — нового движения крайне религиозных воинов, быстрое распространение которого в Аравии обеспечило Ибн Сауду множество преданных солдат. В течение 1913–1914 годов он взял под контроль Восточную Аравию, включая большой и густонаселенный оазис Эль-Хаза. Поскольку население составляли в основном мусульмане-шииты, — в то время как Саудиты были суннитами, и не просто суннитами, а членами суровой секты ваххабитов, то Ибн Сауд уделил особое внимание управлению и образованию в Эль-Хазе, сохраняя их статус и предотвращая недовольство. Невзирая на догмы ваххабизма, Ибн Сауд был разумным политиком и знал, что в его интересах не посягать на чувства шиитов. «У нас тридцать тысяч шиитов, живущих в мире и безопасности, — сказал он однажды. — Никто никогда не досаждает им. Все, о чем мы их просим, — не слишком демонстрировать свои чувства на публике в дни их праздников».

Последние важные для империи Саудов территории были присоединены практически сразу после Первой мировой войны. Ибн Сауд захватил северо-западную Аравию. Затем, в 1922 году, член британской высокой комиссии, выведенный из себя спорами Ибн Сауда и эмира Кувейта, взял красный карандаш и сам провел границы между их странами. Он выделил также две «нейтральные зоны» вдоль границ Ибн Сауда — одну с Кувейтом, другую — с Ираком. «Нейтральными» их назвали потому, что бедуины могли пересекать их взад-вперед и пасти там свои стада, и потому, что управляться они должны были совместно. К декабрю 1925 года отряды Ибн Сауда захватили Хиджаз — священную землю ислама на западе полуострова, омываемую Красным морем. Здесь находились порт Джидда и два священных города — Мекка и Медина. В январе 1926 года, после коллективной молитвы в Великой мечети Мекки, Ибн Сауд был провозглашен королем Хиджаза. Династия Саудитов стала хранительницей святынь ислама. Итак, в сорок пять лет Ибн Сауд оказался хозяином Аравии. В течение четверти века искусный воитель и мудрый политик установил власть Саудов над девятью десятыми Аравийского полуострова. Реставрация фактически свершилась.

Однако тут воины начали критиковать Ибн Сауда за отступление от ваххабизма. Они заявляли, что цивилизация, которая начала проникать в королевство — телефон, телеграф, радио, автомобиль — порождение дьявола, и осуждали Сауда за то, что он вообще имел дело с неверными англичанами и прочими иностранцами. Все более выходя из повиновения, они подняли против него восстание в 1927 году. Однако Сауд снова победил, и в 1930 году уничтожил движение ихван. Теперь контроль Ибн Сауда над Аравией был обеспечен. С этого момента его задачи сместились с завоеваний на сохранение. Ему надо было оберегать нацию, созданную за тридцать лет. Чтобы увековечить объединение, название государства в 1932 году было изменено с «Королевства Хиджаза, Неджда и присоединенных областей» на то, что существует и поныне — «Саудовская Аравия»10.

Но в тот самый момент, когда усилия Ибн Сауда, казалось, увенчались полным успехом, возникла новая угроза. Проще говоря, у Ибн Сауда стали закан чиваться деньги. С началом Великой Депрессии поток паломников в Мекку (а все мусульмане должны постараться совершить в своей жизни хотя бы одно паломничество) превратился в струйку. Между тем паломники были основным источником доходов короля. Королевские финансы оказались в крайне затруднительном положении, счета не оплачивались, зарплаты госслужащих задерживались на шесть-восемь месяцев. Способность Ибн Сауда раздавать племенам субсидии была одним из важнейших факторов, объединявших разрозненное королевство. В государстве началось брожение. Положение усугублялось тем, что король начал исполнять дорогостоящую и многостороннюю программу, объединявшую, казалось, все — от создания местной радиосети до реконструкции системы водоснабжения Джидды. Где найти новые источники денег? Ибн Сауд попытался собрать налоги на год вперед. Потом он послал своего сына Фейсала в Европу искать помощи или инвестиций, но безуспешно. Его финансовые проблемы продолжали множиться, и король не знал, куда обратиться за помощью.

УЧЕНИК ЧАРОДЕЯ

Возможно, в недрах королевства скрываются значительные запасы нефти — такую идею подал королю Ибн Сауду партнер по автомобильной поездке, происходившей, вероятно, осенью 1930 года. Партнером этим был англичанин, бывший чиновник Индийской государственной службы, занимавшийся торговлей в Джидде и за несколько месяцев до того принявший ислам под опекой Ибн Сауда. Король лично нарек его мусульманским именем Абдулла. Однако настоящее его имя было Гарри Сент-Джон Бриджер Филби. Английские друзья звали его Джек. В наше время его, вероятно, знают как эксцентричного родителя одного из наиболее «отъявленных» двойных агентов двадцатого века — Кима Филби, ставшего главой контрразведывательного антисоветского отдела в британской разведке и активно шпионившего одновременно и в пользу Советского Союза. Возможно, он хорошо усвоил уроки своего отца, одновременно игравшего множество ролей. Действительно, много лет спустя, читая мемуары Кима Филби о годах, прожитых им в качестве двойного агента, бывший судебный переводчик Ибн Сауда мог только с удивлением отметить, что Ким был «истинно копией своего отца».

Отец, Джек Филби, был несгибаемым упрямцем и закоренелым бунтовщиком против власти и порядка. Как-то раз в Джидде он вывел на демонстрацию своих домашних бабуинов, дабы продемонстрировать, что он способен обойтись без человеческой компании небольшого сообщества европейских колонистов. Филби вырос на Цейлоне, окончил Тринити-колледж в Кембридже и начал свою карьеру на государственной службе в Индии. Во время Первой мировой войны он состоял в британской политической миссии в Багдаде и Басре, что дало ему возможность познакомиться с арабским миром. Одаренный лингвист, он воспользовался возможностью изучить арабский, и в дальнейшем весьма заинтересовался генеалогией арабских вождей. Это увлечение привело его в свою очередь к тому, что он на всю жизнь подпал под обаяние, вероятно, самого влиятельного из вождей того времени — Ибн Сауда, которого впервые встретил в 1917 году в ходе своей миссии в Эр-Рияде. Встреча, во время которой он провел тридцать четыре часа в личных беседах с Ибн Саудом, определила ход дальнейшей жизни Филби. В 1925 году недовольство политикой Великобритании на Ближнем Востоке сподвигло Филби покинуть государственную службу. Он вернулся в Саудовскую Аравию, основал в Джидде торговую компанию и возобновил дружбу с Ибн Саудом, через некоторое время сделавшись неофициальным советником короля. Он путешествовал, охотился вместе с его свитой и даже участвовал в вечерних заседаниях королевского тайного совета. Ибн Сауд проявлял к Филби особый интерес. Накануне принятия последним ислама в 1930 году король говорил ему о том, «как будет прекрасно иметь четырех жен». Но сначала Филби пришлось пройти болезненную во взрослом возрасте процедуру обрезания. Говорили, что он не слишком религиозен, и стал мусульманином, чтобы способствовать свободе передвижения по стране и своим делам в бизнесе. Смена вероисповедания позволила ему посвятить себя одному из увлечений, заслуженно прославившему его как исследователя, картографа и летописца Аравии. На полуострове практически не было места, где бы он не побывал. Он в одиночку ездил через пустыню Руб-эль-Хали на юго-востоке и искал старинные еврейские поселения в северо-западной Аравии. Признавая его заслуги, Королевское географическое общество наградило Филби Медалью Основателя.

Возвращаясь в Англию, Филби носил котелок; на обеды в колониях надевал белый жакет; и даже в Аравии он пил в пять часов чай и фанатично интересовался результатами игр лордов в крокет. Но это не мешало его разногласиям с Великобританией, политика которой, по его мнению, воплощала «традиционное западное господство в восточном мире». Он с гордостью вспоминал: «Несомненно, я был одним из первых поборников освобождения Востока от всякого иностранного контроля». Разумеется, Великобритания не одобряла деятельность Филби. «С тех пор, как он 5 лет назад покинул правительственную службу, мистер Филби не упускал возможности нападать и выставлять в превратном свете правительство и его политику на Ближнем Востоке, — сообщал один британский чиновник. — Его методы были столь же недобросовестными, сколь и яростными. Он был помехой для общества, и во многом благодаря ему и его интригам Ибн Сауд, на которого он, к несчастью, имеет некоторое влияние, доставил нам столько хлопот в последние годы». Другой чиновник назвал его «архилжецом».

Каковы бы ни были на самом деле границы влияния Филби, он очень хорошо представлял себе серьезность финансовых проблем Ибн Сауда и угрозу, которую они представляли для королевства. Во время той автомобильной поездки в 1930 году Филби, заметив, что Ибн Сауд несколько подавлен, сказал бодрым тоном, что король и его правительство напоминают людей, которые спят на зарытом сокровище. Филби был убежден, что под пустыней находятся богатые залежи минералов. Однако разработка их требовала разведки, а значит, иностранных знаний и иностранного капитала.

«О, Филби, — отвечал король, — если бы кто-нибудь предложил мне миллион фунтов, я бы дал ему все концессии, которые он хочет».

Филби предупредил короля, что никто не даст миллион фунтов без предварительного изучения ситуации. Короля намного больше интересовали поиски воды, чем нефти. На этот случай у Филби был Чарльз Крейн, американский водопроводный магнат и филантроп, весьма интересовавшийся арабским миром. Он мог бы, по словам Филби, «расстаться с одним своим глазом за удовольствие пожать руку Вашего Величества». Крейн финансировал проекты в соседнем Йемене и в то время, по информации Филби, находился в Каире. Почему бы не пригласить его в Саудовскую Аравию?

Ибн Сауд поддержал идею, и 25 февраля 1931 года Крейн прибыл в Джидду. Король встретил его роскошным банкетом и большими почестями. Для его развлечения сотни телохранителей короля исполнили завораживающий танец с саблями. Король подарил Крейну множество ковров, кинжалов, сабель и двух породистых арабских скакунов. Вдвоем они говорили о выжженной каменистой пустыне и возможном присутствии подземных рек под Недждом. Крейн рассказал, как он получил финики из Египта и лично организовал их возделывание в Калифорнийской пустыне, в городке под названием Индио, успешно орошая их из артезианских скважин. Теперь, как друг Ибн Сауда, он пригласил за свой счет американского горного инженера Карла Твитчелла, работавшего тогда над одним из проектов Крейна в Йемене для изучения потенциала запасов воды в королевстве. Совершив трудное путешествие в 1500 миль, чтобы проверить признаки артезианской воды в Аравийской пустыне, Твитчелл в апреле 1931 года появился в Джидде с плохими новостями: бурение на воду было бесперспективным.

Через год, в марте 1932 года, когда разрыв между доходами и расходами продолжал расти, король принял в Эр-Рияде шейха Ахмеда — эмира соседнего Кувейта, где когда-то Ибн Сауду оказали столь теплый прием. Шейх проехал на машине более трехсот миль по песку и гравию пустыни и твердо выучил один урок: в любой машине, которая едет этим путем, должно находиться не менее пяти пассажиров, поскольку «машины из песка можно вытаскивать только впятером».

Два правителя поклялись друг другу в верности. Когда шейх Ахмед назвал Ибн Сауда своим «старшим братом», король разрыдался и в свою очередь провозгласил: «Знамена аль-Сауда и аль-Сабаха развевались бок о бок последние триста лет в победе и в поражении. Молю и верю, что так будет и в будущем».

Шейха Ахмеда обеспокоило до глубины души болезненное и напряженное состояние Ибн Сауда. По возвращении в Кувейт, делясь своими впечатлениями с британским политическим представителем, шейх сказал: «Прошли времена, когда он был самым суровым человеком в своем королевстве и возглавлял каждый поход и набег». Шейх Ахмед умолял короля быть «потише с расходами». В частности, шейх «прямо говорил насчет явных растрат, которые он видел кругом» — король не мог обойтись без нескольких шикарных машин. Шейх Ахмед настоятельно посоветовал Ибн Сауду сократить число его машин на три четверти и оставить преимущественно «форды» и «шевроле». Дав этот совет, шейх Ахмед направился обратно через пустыню на большом восьмицилиндровом лимузине «Кадиллак» из автопарка короля.

Они говорили и о поисках нефти. Король признался, что разрешил проведение некоторых предварительных изыскательских работ, но добавил, что «мягко говоря, не очень сильно хочет предоставлять концессии иностранцам». Но был ли у него выбор перед лицом финансовых трудностей?

Американский инженер Твитчелл сообщил о некоторых обнадеживающих результатах разведки в Эль-Хазе, в восточной части страны. Затем, 31 мая 1932 года, «Стандард ойл оф Калифорния» нашла нефть в Бахрейне, вследствие чего значительно выросла привлекательность Эль-Хазы. Размышления над всеми этими событиями уменьшили отвращение Ибн Сауда к иностранным инвестициям. Хотя Твитчелл и настаивал, что он только инженер, тем не менее он согласился с королевским повелением найти заинтересованных лиц и капитал в Соединенных Штатах.

ПЕРЕГОВОРЫ

За несколько месяцев до бахрейнского открытия «Стандард ойл оф Калифорния» уже заинтересовалась концессией в Эль-Хазе. Обратившись в «Сокал», Твитчелл встретил не только теплый прием и энтузиазм, но и был нанят в качестве одного из представителей компании для ведения переговоров. В феврале 1933 года Твитчелл возвратился в Саудовскую Аравию и привез с собой Ллойда Гэмильтона, юриста «Сокал». Начались переговоры с министром финансов Ибн Сауда Абдуллой Сулейманом. Хитрый и искусный Сулейман был братом личного секретаря короля. Афганец по национальности (большинство прочих высших постов занимали сирийцы, египтяне и ливийцы), он в молодости был помощником арабского торговца в Бомбее и многому научился в торговле. Король называл его «моя опора». Фактически этот «тщедушный маленький человек неопределенного возраста» был самым могущественным в ближайшем окружении Ибн Сауда. Он отвечал не только за финансы, но и за оборону, и за паломничество. «Он был совершенно выдающимся „серым кардиналом“, всегда был в тени и выжидал за кулисами, — говорил переводчик Ибн Сауда, — однако его власть и влияние были столь монументальны, что я часто думал о нем, как о некоронованном короле Аравии».

Сулейман был, по сути дела, самым важным человеком в королевстве после членов королевской семьи. Он выполнял неимоверный объем работы, и его любимым детищем была система учета общественных финансов, которую он же и изобрел, и в которой только сам и мог разобраться. Будучи скрытным и властным человеком, он лично контролировал все дела в той степени, в какой только мог, следя, чтобы на его территорию не вторгся ни один соперник. Располагая полномочиями действовать самостоятельно в вопросах, связанных с нефтью, Сулейман тем не менее писал по каждому поводу длинные сообщения королю. В переговорах с «Сокал» он точно знал, чего хотел. А хотел он денег, причем как можно больше и как можно быстрее. Есть нефть или нет — этот вопрос можно было оставить на потом.

Однако Твитчелл и Гэмильтон были не единственными конкурентами, боровшимися за доступ к Эль-Хазе. «Иракская нефтяная компания» (бывшая «Турецкая») направила туда своим представителем Стефена Лонгриджа. Лонгридж, бывший британский чиновник в Ираке, в сущности, представлял также интересы «Англо-персидской компании», которая из-за участия в «Иракской нефтяной компании» и в соглашении «Красной линии» не могла работать самостоятельно. «Сцена выглядит так, — докладывал в Лондон британский посол Эндрю Райан в марте 1933 года, — среди действующих лиц: алчный Абдулла Сулейман, который думает, что нефть в Хазе уже можно продавать; Твитчелл и Гэмильтон из „Стандард ойл оф Калифорния“; Лонгридж, представляющий „Иракскую нефтяную компанию“». Однако в этот список Райан не включил важнейшего актера — короля. Он ошибся, написав, что Гарри Септ-Джон Бриджер Филби окажется, вероятно, «среди второстепенных персонажей». Филби не был просто мелким игроком.

Во время открытия бахрейнского месторождения в мае 1932 года «Сокал» обратилась к Филби с тем, чтобы, по словам директора «Сокал», «войти в контакт с Его Величеством Ибн Саудом». Филби знал, что конкуренция между различными нефтяными компаниями обеспечит лучшие условия сделки для его друга короля, поэтому вступил в контакт и с «Иракской нефтяной компанией» через ее основного учредителя — «Англо-персидскую компанию», указав им на интерес «Сокал» к Эль-Хазе. «Я никоим образом не должен служить интересам упомянутого концерна, — писал он старшему геологу „Англо-персидской компании“, — но вообще расположен помочь каждому, кто интересуется этими вопросами практически и может помочь правительству». В конце концов он согласился быть советником «Сокал», но тайно. Одновременно он поддерживал контакты с «Иракской нефтяной компанией», причем столь успешно, что ее представитель Лонгридж считал его доверенным лицом. На самом деле, и тогда, и в будущем лоялен Филби был прежде всего королю.

Филби получал удовлетворение от своего нового союза с «Сокал». Помогать американской компании добиваться успеха в Аравии — значит снова «дергать льва за хвост» и вредить интересам Великобритании в регионе. Соглашение с «Сокал» давало ему также и большой личный доход. Реализуя множество проектов для своей торговой компании, он постоянно сталкивался с одной и той же проблемой, общей для всего королевства, — ему не платили. А деньги были крайне нужны, например, для того, чтобы оплачивать учебу сына Кима в Кембриджском университете. За услуги «Сокал» согласилась платить Джеку Филби по тысяче долларов в месяц в течение шести месяцев плюс премии, как по подписании концессионного контракта, так и по открытии нефти. Таким образом, Ким Филби смог в конце концов продолжить свою учебу в Кембридже, где и сделал первый шаг в «карьере» советского шпиона.

В ходе переговоров саудовская сторона не оставляла сомнений, что ее главной целью было получение большой предоплаты. «Бесполезно поддерживать в вас надежду, что вы могли бы закрепить за собой концессию без значительного вознаграждения, — писал Филби в „Сокал“. — Главное, что правительство Ибн Сауда является крупным должником и не может выполнить обязательств перед своими кредиторами. Его единственная надежда расплатиться основана теперь на возможности заложить потенциальные ресурсы»16.

Позиции двух западных групп резко различались. В то время как «Сокал» была заинтересована в получении концессии, «Иракская нефтяная компания», за которой стояла «Англо-персидская компания», мыслила совершенно по-иному. Лонгридж конфиденциально сообщил Филби, что «нефть им больше не нужна, поскольку они нашли ее уже так много, что не знают, что с ней делать. В то же время они жизненно заинтересованы в том, чтобы не пустить к ней конкурентов». Итак, усилия «Иракской нефтяной компании» были скорее «профилактическими», нежели изыскательскими. К тому же «Англо-персидская компания» продолжала скептически относиться к нефтяному потенциалу Эль-Хазы и не собиралась делать в Саудовской Аравии какие-либо крупные вложения. Задача Лонгриджа, как он объяснил британскому послу, состояла в том, чтобы «не купить кота в мешке, заплатив кучу денег за право добывать нефть с большими проблемами».

Несмотря на то, что темп переговоров все больше обескураживал их участников, загадочный Филби блистал во множестве ролей — работал платным представителем «Сокал», являлся советником Саудов, инструктировал «Иракскую нефтяную компанию», служил доверенным лицом Лонгриджа и время от времени беседовал с различными нефтяниками, как просил его король во время их последнего автомобильного вояжа в Мекку. Не только нефть занимала Филби: он активно добивался монополии на ввоз автомобилей для саудовского правительства и компании по перевозке паломников, занимался организацией радиосети в стране.

«Сокал» предлагала всего лишь пятую часть того, что просили саудовцы. В начале апреля 1933 года один из руководителей «Сокал» сообщал Филби о «несчастном тупике, в который зашли переговоры»… Нефтяные ресурсы страны практически неизвестны, и для компании было бы верхом безрассудства тратить крупные суммы до обследования геологии региона. Компании не приходилось слишком беспокоиться по поводу «Иракской нефтяной компании» и «Англо-персидской компании» — они готовы были дать лишь малую долю того, что предлагала «Сокал». Филби посоветовал Лонгриджу: «Можете собирать вещи, американцы предлагают намного больше вашего». Так Лонгридж и поступил, внезапно уехав и оставив «поле боя». Филби уговаривал американцев и Сулеймана достичь «разрядки», что означало бы предложение более значительных сумм со стороны «Сокал»17.

К маю 1933 года окончательный набросок договора о концессии между «Сокал» и Саудовской Аравией был готов представления королю. После формальных обсуждений на тайном совете Ибн Сауд сказал Абдулле Сулейману: «С Богом — подписывай». Соглашение обеспечивало немедленную выплату 35 тысяч фунтов стерлингов золотом (175 тысяч долларов) — 30 тысяч фунтов в качестве ссуды и 5 тысяч аванса в счет отчислений от прибыли, выплачиваемых за первый год. Через восемнадцать месяцев предполагалась выдача второй ссуды в 20 тысяч фунтов (100 тысяч долларов). Всю суммарную ссуду надо было возвращать только из причитавшихся правительству отчислений. Кроме того, компания предоставляла еще одну ссуду в 100 тысяч фунтов стерлингов золотом (500 тысяч долларов) по факту обнаружения нефти. Концессия действовала в течение шестидесяти лет и охватывала территорию в 360 тысяч квадратных миль. 29 мая 1933 года договор был подписан. Ибн Сауд получил весьма значительные деньги. Король и его министр финансов настояли также на условиях, побуждавших «Сокал» вести работы как можно быстрее18.

Оставалась лишь одна проблема — где взять столько золота? Поскольку Америка только что отказалась от золотого стандарта, попытки «Сокал» получить золото прямо в США были отклонены помощником секретаря казначейства Дином Ачесоном. Но в конце концов Лондонский офис Поручительского треста, действуя для «Сокал», получил 35 тысяч золотых соверенов на королевском монетном дворе. Их в семи ящиках отправили на корабле в Саудовскую Аравию. Позаботились даже о том, чтобы на монетах был изображен английский монарх-мужчина, а не королева Виктория, поскольку опасались, что в обществе мужского господства Саудовской Аравии монеты с ее изображением могли обесцениться.

Получение концессии американской компанией должно было неизбежно изменить картину политических интересов в регионе. Когда Филби сообщил британскому послу сэру Эндрю Райану о получении концессии «Сокал», тот выглядел «словно громом пораженный, и лицо его омрачилось раздражением и разочарованием». Филби получил огромное удовольствие. Конечно, проигрыш Великобритании означал выигрыш США, хотя Вашингтон осознал это не сразу. Несмотря на неоднократные протесты «Сокал», администрация Рузвельта отказывалась открыть дипломатическое представительство, устало повторяя, что в этом нет необходимости. Только в 1939 году посол США в Египте был аккредитован также и в Саудовской Аравии. Лишь в 1942 году Соединенные Штаты открыли в Саудовской Аравии постоянную дипломатическую миссию с одним сотрудником.

«Англо— персидская компания» и «Иракская нефтяная компания» очень скоро поняли, что из-за своей скупости совершили ошибку. Учредители «Иракской нефтяной компании», обвиняя друг друга, решили больше не допускать таких ошибок. В 1936 году группа получила концессию в Хиджазе, западной части Саудовской Аравии, простиравшейся от Трансиордании до самого Йемена. Условия предполагали намного более высокую плату, чем та, что значилась в договоре с «Сокал» трехлетней давности. У договора этого оказался лишь один минус: «Иракской нефтяной компании» вообще не удалось найти нефть.

КУВЕЙТ

Саудовская Аравия была, как известно, не единственной страной на Аравийском полуострове. Уже десяток лет велись вялые и прерывающиеся переговоры о концессии в соседнем Кувейте. Проведение изыскательских работ в Бахрейне огорчало кувейтского эмира шейха Ахмеда. «Для меня это было ударом в самое сердце, — говорил он в 1931 году майору Холмсу, — когда я видел нефтяные работы в Бахрейне, и не видел их здесь». Жизнерадостный коренастый Ахмед, ставший эмиром Кувейта в 1921 году, гордился своей «современностью»: в середине тридцатых годов он скрывал под халатами широкие брюки и лакированные кожаные туфли. Он был любителем британского военного флота, и стены его кабинета украшали фотографии британских офицеров и военных кораблей. Однако, казалось, что ему приходится постоянно балансировать из-за хрупкости положения Кувейта. По словам высокопоставленного британского дипломата, шейх «вступил на путь довольно опасной политики, пытаясь восстановить правительство Его Величества, иракское правительство и короля Ибн Сауда друг против друга».

Подобное балансирование всегда было в центре проблем Кувейта, маленького государства, пытавшегося отстоять свою независимость и свободу действий среди своих могущественных соседей. Долгое время Кувейт, благодаря своему расположению в верховье Персидского залива, на пересечении торговых путей и путей паломничества играл важную роль в торговле. Его появление в качестве независимого образования относится к середине восемнадцатого века, когда в этом месте поселились племена кочевников, и в 1756 году правителем был выбран шейх из семьи аль-Сабах. К девятнадцатому веку он сделался центром торговли в оконечной части залива. Хотя Кувейту и приходилось платить дань Оттоманской империи, он успешно избегал прямой власти турок. В конце девятнадцатого века Великобритания стремилась ослабить германское проникновение в регион, одним из примеров можно назвать железную дорогу Берлин — Багдад, а Кувейт желал отстоять свою независимость. В результате Великобритания взяла на себя ответственность за внешние связи Кувейта, установив позднее над эмиратом протекторат. Теперь за шейхом Ахмедом «ухаживали» и «Англо-персидская компания», и «Галф». Приобретя оформленные и спорные права у майора Холмса, «Галф» работала через него и его синдикат «Истерн энд дженерал» (который в министерстве иностранных дел окрестили «шакалом» «Галф»). «Англо-персидская компания» по-прежнему скептически относилась к разведке нефти в Кувейте. Тем более что успех изыскательских работ только увеличил бы количество нефти на рынке, и без того испытывавшем большой ее переизбыток. Кроме того, в руководстве «Англо-персидской компании» всегда жили опасения, что шах «возобновит обвинения в том, что они растрачивают свою энергию где угодно, только не в Персии». Почему же компания все-таки добивалась получения концессии в Кувейте? Логически рассуждая, она не могла просто стоять в стороне — ей было важно не дать другим получить концессию. Основной интерес «Англо-персидской компании» имел оборонительный характер — помешать другой компании «выйти во фланг», угрожая подорвать положение и влияние «Англо-персидской компании» в Персии и Ираке. Риск был слишком велик. Кувейт находился, как говорил сэр Джон Кэдмен, в «сфере влияния» компании.

Финансовая «нужда» также подогревала интерес шейха Ахмеда к привлечению концессионеров. Как и остальные шейхства побережья Персидского залива, Кувейт испытывал суровые экономические трудности. Местная торговля жемчугом являлась главным источником доходов из-за рубежа. В связи с этим у шейха Ахмеда появилась веская причина для недовольства японским торговцем лапшой из префектуры Майе неким Кокичи Микимото (не важно, знал шейх это имя или нет). Японец помешался на устрицах и жемчуге и посвятил много лет выработке технологии выращивания жемчуга искусственным путем. В конце концов усилия Микимото были вознаграждены, и к 1930 году искусственный японский жемчуг заполонил мировой рынок драгоценностей, практически уничтожив спрос на натуральный жемчуг, который ныряльщики доставали у берегов Кувейта и в других местах Персидского залива. Экономика Кувейта была разрушена, экспортные доходы упали, торговцы разорились, лодки лежали на берегу, а ныряльщики вернулись в пустыню. Ахмед и его государство нуждались в новом источнике доходов, благословенные виды на нефть появились как раз вовремя.

Перед маленькой страной стоял и ряд других экономических трудностей. Великая Депрессия добралась и до Аравийского полуострова, и это еще сильнее поразило экономику Кувейта и других шейхств. Дела пошли так плохо, что рабовладельцы на берегах Аравии продавали африканских рабов в убыток, чтобы не тратиться на их содержание. Вдобавок шейх Ахмед сердился на Великобританию за то, что она, как ему казалось, не оказывала адекватной поддержки в спорах с Саудовской Аравией и Ираком. Шейх верил, что вместе с американской нефтяной компанией в Кувейт придут американские политические интересы, которые можно будет использовать для укрепления позиций и против Великобритании, и против соперников в регионе. Но тем не менее шейх знал, что не осмелится восстановить против себя Великобританию, от которой по-прежнему в наибольшей степени зависела политическая и военная безопасность. Кувейт был очень маленьким государством, в заливе господствовала Британская империя, и шейх понимал практическое значение королевского военного флота.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.