8 Кто защищает работника?

8 Кто защищает работника?

За последние два столетия условия жизни простого рабочего в США и других развитых странах коренным образом улучшились. Сегодня едва ли найдется рабочий, занятый непосильным трудом, что было обычным делом около ста лет назад и все еще широко распространено по всему миру. Условия труда улучшились, рабочий день сократился, оплачиваемый отпуск и другие дополнительные льготы считаются само собой разумеющимся. Заработная плата стала значительно выше, позволяя обычной семье достичь уровня жизни, ранее доступного только немногим богатым людям.

Если бы в опросах Гэллапа задавался вопрос: «Кто отвечает за улучшение положения работника?», то наиболее распространенным был бы ответ «профсоюзы», затем «правительство», хотя, быть может, преобладали бы ответы «никто» и «не знаю». Однако история США и других западных стран за последние два столетия демонстрирует ошибочность таких ответов.

Большую часть этого периода профсоюзы играли в США незначительную роль. Не далее чем в 1900 году только 3% всех работников были членами профсоюзов. Даже сегодня едва ли один работник из четырех является членом профсоюза. Совершенно очевидно, что профсоюзы не сыграли важной роли в улучшении положения работников в США.

Точно так же до принятия «нового курса» регулирование и вмешательство правительства, особенно федерального, в функционирование экономики было минимальным. Правительство играло существенную роль, определяя правила игры на свободном рынке. Однако непосредственные действия правительства явно не были причиной улучшения положения работников.

Что касается ответа «никто», то само нынешнее положение работников опровергает этот ответ.

Профессиональные союзы

Одним из наиболее вопиющих злоупотреблений в английском языке является использование слова «труд» в качестве синонима «профессионального союза» [labor и labor union], как, например, в выражениях «труд возражает» против такого-то законопроекта или законодательная программа «труда» такова. Это двойная ошибка. Во-первых, в Соединенных Штатах более трех работников из четырех не являются членами профсоюзов. Даже в Великобритании, где профсоюзы традиционно были значительно сильнее, чем в США, большинство работников не являются членами профсоюзов. Во-вторых, отождествление интересов «профессионального союза» с интересами его членов — это заблуждение. Конечно, в большинстве профессиональных союзов существует связь, и довольно тесная, между этими интересами. Тем не менее достаточно много случаев, когда профсоюзные деятели — действуя законно или с помощью злоупотреблений и незаконного присвоения профсоюзных фондов — извлекали собственную выгоду за счет своих членов, чтобы избегать автоматического отождествления интересов «профессиональных союзов» с интересами «членов профсоюза», не говоря уж об интересах труда в целом.

Эта подмена понятий является причиной и следствием общей тенденции переоценки влияния и роли профсоюзов. Профсоюзные акции всегда заметны и широко освещаются прессой. Они, как правило, попадают на первые полосы газет и получают подробное освещение в вечерних телепрограммах. «Торг и соглашения рынка», по терминологии Адама Смита, посредством которых определяются заработки большинства работников в США, гораздо менее заметны, привлекают меньше внимания, и в результате их значимость сильно преуменьшена.

Подмена понятий также вносит свой вклад в убеждение, что профсоюзы являются продуктом современного промышленного развития. Это совершенно не соответствует действительности. Напротив, они являются наследием доиндустриальной эпохи, а именно гильдий, которые были типичной формой организации купцов и ремесленников в городах и городах-государствах, выросших из феодального периода. На самом деле можно проследить зарождение современных профсоюзов в глубинах истории, начиная с соглашения между врачами Древней Греции 2500 лет назад.

Гиппократ, признаваемый всеми отцом современной медицины, родился в 460 году до н. э. на греческом острове Кос, расположенном в нескольких милях от Малой Азии. В то время это был процветающий остров и центр медицины. После изучения медицины на Косе Гиппократ много путешествовал и завоевал репутацию великого врача, в частности, благодаря тому, что смог остановить эпидемию чумы. По прошествии времени он вернулся на Кос, где создал и возглавил медицинскую школу и лечебный центр. Он обучал за плату всех, кто хотел у него учиться. Его центр стал знаменитым во всем эллинском мире и привлекал учеников, пациентов и врачей со всех сторон.

Как гласит легенда, когда Гиппократ умер в возрасте 104 лет, Кос был наводнен медиками, его бывшими учениками и последователями. Борьба за пациентов была ожесточенной, и нет ничего удивительного в том, что они в конце концов договорились принять какие-то меры, чтобы, говоря современным языком, «навести» порядок и устранить «недобросовестную конкуренцию».

Примерно через двадцать лет после смерти Гиппократа, опять же как гласит легенда, медики собрались вместе и создали кодекс поведения. Они назвали его Клятвой Гиппократа, в честь своего старого учителя и мэтра. С тех пор на острове Кос, а позже и во всем остальном мире каждый врач, закончивший обучение, прежде чем получить доступ к практике, был обязан дать клятву Гиппократа. Этот обычай дожил до нашего времени в качестве одной из церемоний выпуска студентов в большинстве медицинских учебных заведений США.

Подобно большинству профессиональных кодексов, торговых соглашений и профсоюзных договоров, клятва Гиппократа преисполнена прекрасных идеалов защиты пациентов: «Я направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением… В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного…» и т. п.

Но клятва также содержит несколько весьма неожиданных положений. Вот, например, одно из них: «Наставления, устные уроки и все остальное в учении сообщать моим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому». Сегодня мы назовем это прообразом предприятия, на котором работают только члены профсоюза.

А вот что сказано о пациентах, испытывающих мучительные боли из-за камней в почках или мочевом пузыре: «Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом»{116}. Это премилое соглашение о разделе рынка между врачами и хирургами.

Мы полагаем, что Гиппократ должен переворачиваться в гробу всякий раз, как очередной выпуск медиков принимает эту клятву. Считается, что он обучал каждого, кто хотел и платил за свое обучение. Скорее всего, он сильно возражал бы против всех тех ограничений, которые врачи ввели с тех пор по всему миру, чтобы защитить себя от конкуренции.

Американская медицинская ассоциация редко рассматривается как профсоюз. И она действительно есть нечто гораздо большее, чем обычный профсоюз. Она оказывает важные услуги своим членам и профессиональной медицине в целом. При этом она еще и профсоюз, один из наиболее преуспевающих в стране. На протяжении десятилетий она сдерживала рост численности медиков, поддерживала высокие цены на медицинскую помощь и предотвращала конкуренцию между «связанными обязательством и клятвой по закону медицинскому» врачами и людьми со стороны, и все это, разумеется, во имя оказания помощи пациенту. В этой связи вряд ли нужно упоминать, что руководители медицины были искренни в своем убеждении о том, что ограничение доступа в медицину будет полезным для пациента. Всем нам приходится верить, что наши собственные интересы совпадают с общественными.

По мере того как возрастала роль правительства в здравоохранении и в финансировании медицинских расходов, власть Американской медицинской ассоциации уменьшилась. Ее заменила другая монополистическая группа — правительственные чиновники. Мы убеждены, что подобный результат был вызван отчасти действиями самих медицинских организаций.

Эти события в медицине важны и могут иметь серьезное воздействие на цены и качество медицинских услуг, которые мы сможем получить в будущем. Однако в этой главе мы рассматриваем проблемы труда, а не медицины и поэтому будем затрагивать только те аспекты экономики здравоохранения, которые иллюстрируют принципы, применимые к деятельности всех профессиональных союзов. А другие важные и даже увлекательные вопросы, относящиеся к современным тенденциям в развитии здравоохранения, мы оставим в стороне.

Кто выигрывает?

Врачи относятся к наиболее высокооплачиваемым категориям работников в США. Подобный высокий статус достаточно обычен для лиц, получающих выгоду от членства в профсоюзах. Несмотря на создаваемую видимость того, что профсоюзы защищают низкооплачиваемых работников от эксплуатации работодателей, на деле все обстоит иначе. Наиболее преуспевающие профсоюзы неизменно охватывают работников, профессии которых требуют квалификации и которые получали бы высокую зарплату и без профсоюзов. Эти профсоюзы делают высокую оплату еще выше.

Например, в 1976 году летчики в США получали годовую заработную плату за трехдневную рабочую неделю в среднем в размере 50 000 долларов, с тех пор она еще более возросла. В исследовании под названием «Летчики гражданской авиации» Джордж Хопкинс пишет: «Нынешние невероятно высокие заработки пилотов в меньшей мере связаны с той ответственностью, которую они несут, или технической квалификацией, которой они обладают, нежели с той защищенной позицией, которой они добились с помощью профсоюзов»{117}.

Старейшими традиционными профсоюзами в США являются цеховые профсоюзы плотников, водопроводчиков, штукатуров и т. п., которые также являются высококвалифицированными и высокооплачиваемыми рабочими. Совсем недавно исключительно быстро стали расти профсоюзы государственных служащих, в том числе учителей, полицейских, сантехников и др. Муниципальные союзы в городе Нью-Йорке продемонстрировали свою силу, подведя город к самой грани банкротства.

Британские школьные учителя и муниципальные служащие наглядно иллюстрируют общий принцип. Их профсоюзы не ведут переговоров с налогоплательщиками, на деньги которых они живут. Они имеют дело с правительственными чиновниками. Чем слабее связь между налогоплательщиками и чиновниками, с которыми имеют дело профсоюзы, тем сильнее у чиновников и профсоюзов склонность вступать в сговор за счет налогоплательщиков. Это еще один пример того, что происходит, когда люди тратят чужие деньги на других людей. Вот почему союзы муниципальных служащих сильнее в крупных центрах, таких как Нью-Йорк, чем в небольших городках, и по той же причине профсоюзы учителей стали более могущественными после того, как контроль за деятельностью школ и расходами на образование стал более централизованным и более отдаленным от местной общины.

В Великобритании правительство национализировало значительно больше отраслей, чем в США, в том числе угольные шахты, предприятия коммунального обслуживания, телефонную связь, больницы. Профсоюзы в Англии в целом были сильнее, а трудовые проблемы — более напряженными в национализированных отраслях. Этот же принцип находит свое выражение во влиятельности профсоюзов почтовых работников в США.

Учитывая то, что члены сильных профсоюзов получают высокую заработную плату, возникает естественный вопрос: получают ли они высокую заработную плату потому, что их профсоюзы сильны, или их профсоюзы сильны потому, что их члены являются высокооплачиваемыми работниками? Защитники профсоюзов заявляют, что высокая оплата труда их членов является данью могуществу профсоюзной организации и, если бы все работники были членами профсоюзов, все они получали бы высокую зарплату.

Однако ситуация не столь однозначна. Профсоюзы высококвалифицированных работников, несомненно, сумели добиться повышения зарплаты своим членам; однако люди, которые в любом случае получали бы высокую зарплату, имеют благоприятные условия для формирования сильных профсоюзов. Более того, способность профсоюзов добиваться повышения заработной платы отдельным работникам не означает, что всеобщая юнионизация приведет к повышению заработной платы всех рабочих. Напротив, выгоды, которые профсоюзы отвоевывают для своих членов, предоставляются им главным образом за счет других работников.

Ключом к пониманию данной ситуации является самый элементарный принцип экономики. Закон спроса гласит: чем больше цена какого-либо товара, тем меньше желающих купить его. Если сделать рабочую силу какого-либо вида более дорогой, это приведет к сокращению числа рабочих мест этого вида. Если повысить расценки на столярные работы, сократится число построенных домов, а в строящихся домах будут использованы методы и материалы, требующие меньше столярных работ. Если поднять зарплату летчиков, авиаперевозки подорожают. Меньше людей будет летать, и для летчиков будет меньше работы. И наоборот, если сократится численность плотников или летчиков, они потребуют повышения зарплаты. Если уменьшится число врачей, они получат возможность взимать более высокую плату за услуги.

Преуспевающий профсоюз сокращает имеющуюся в наличии численность рабочих мест в той сфере, которую он контролирует. В результате отдельные люди, которые хотели бы получить работу с зарплатой, установленной профсоюзами, не могут сделать этого. Они вынуждены искать другую работу. Большее предложение рабочей силы на других рабочих местах приведет к снижению оплаты труда на этих работах. Всеобщая юнионизация не изменит ситуацию. Она приведет к установлению более высокой зарплаты тем, кто имеет работу, и к росту безработицы для остальных. Скорее всего, это будет означать существование сильных и слабых профсоюзов, при этом члены сильных профсоюзов будут получать более высокую зарплату, что происходит и сейчас, за счет членов слабых профсоюзов.

Профсоюзные лидеры всегда рассуждают о повышении заработной платы за счет прибыли. Это невозможно, поскольку прибыли просто-напросто не хватит. В настоящее время около 80% валового национального дохода США уходит на заработную плату, жалованье и дополнительные денежные выплаты работникам. Более половины оставшегося дохода идет на рентные платежи и проценты по кредитам. Корпоративная прибыль, на которую всегда указывают профсоюзные лидеры, составляет менее 10% национального дохода. И это еще до уплаты налогов. После их уплаты корпоративная прибыль составляет примерно 6% национального дохода. Вряд ли можно говорить о больших возможностях повышения зарплаты, даже если пустить на это всю прибыль. А ведь это убьет курицу, несущую золотые яйца. Небольшой остаток прибыли обеспечивает стимулы для инвестирования в фабрики и оборудование, разработку новой продукции и методов производства. Эти инвестиции и инновации на протяжении многих лет способствовали повышению производительности труда работников и обеспечивали необходимые средства для все большего увеличения заработной платы.

Увеличение зарплаты одних работников происходит главным образом за счет других. Тридцать лет назад мы подсчитали, что в среднем 10–15% работников в стране смогли при помощи профсоюзов или их подобий, таких как Американская медицинская ассоциация, увеличить свои заработки на 10–15% за счет сокращения примерно на 4% заработков остальных 85–90% работников. Недавние исследования показали, что тот же порядок цифр, характеризующий влияние профсоюзов, сохранился и в наши дни{118}. Иными словами, сохраняется тенденция повышения зарплаты высокооплачиваемым и снижения — низкооплачиваемым работникам.

Все мы, включая и тех, кто является членами сильных профсоюзов, будучи потребителями, косвенно испытываем вредное воздействие высокого уровня заработков членов профсоюзов на цены потребительских товаров. Дома неоправданно дороги для всех, включая столяров. Профсоюзы мешают работникам использовать их квалификацию для производства наиболее высоко ценимых изделий; они вынуждены переходить к тем видам деятельности, где их производительность ниже. Общая корзина доступных нам товаров оказывается меньше, чем могла бы быть.

Источник власти профсоюзов

Каким образом профсоюзы могут добиваться повышения зарплаты своим членам? Что является базовым источником их власти? Ответ таков: способность сдерживать рост числа наличных рабочих мест, или, что то же самое, сдерживать рост численности работников, подходящих для выполнения данного вида работ. Профсоюзы могли сдерживать рост численности рабочих мест, навязывая высокий уровень зарплаты, главным образом при помощи правительства. Они могли сдерживать рост численности работников, подходящих для выполнения этих работ, в основном с помощью лицензирования и опять-таки при поддержке правительства. Иногда они получали власть путем тайного сговора с работодателями для установления монополии на продукцию, которая производилась их членами.

Навязывание высокого уровня заработной платы. Если профсоюз сможет гарантировать, что ни один подрядчик не заплатит водопроводчику или плотнику меньше чем, скажем, 15 долларов в час, это приведет к сокращению предложения рабочих мест. Конечно, это также увеличит число лиц, которые хотели бы занять эти рабочие места.

Предположим, что в данный момент можно добиться высокого уровня зарплаты. Необходимо каким-то образом распределить ограниченное число выгодных рабочих мест между претендентами. Для этого существуют различные механизмы, такие как: семейственность, т. е. сохранение рабочих мест внутри семьи; правила старшинства и ученичества; раздувание штатов по требованию профсоюзов; и просто коррупция. Ставки высоки, и поэтому выбор тех или иных способов дело для профсоюзов щекотливое. Некоторые профсоюзы не позволяют обсуждать вопрос о старшинстве на открытых собраниях потому, что это всегда приводит к драке. Откат профсоюзным функционерам за помощь в получении работы является распространенной формой коррупции. Практика расовой дискриминации со стороны профсоюзов также является способом рационирования рабочих мест. Если численность претендентов превышает ограниченное число рабочих мест, любой способ отбора кандидатов неизбежно будет произвольным. Обращение к предрассудкам и тому подобным иррациональным соображениям — это популярный способ разделить претендентов на «своих» и чужих. По этой же причине (мест на всех не хватает) имеет место расовая и религиозная дискриминация при приеме в медицинские учебные заведения.

Вернемся к ставкам зарплаты. Как удается профсоюзам навязывать высокие ставки? Один из способов — это насилие или угроза насилия: угроза разрушить собственность работодателей или избить их, если они будут нанимать не членов профсоюза или платить членам профсоюза меньше ставки, установленной профсоюзом; избиение работников и разрушение их собственности, если они согласятся работать за более низкую зарплату. В этом причина того, что соглашения и переговоры по вопросам заработной платы столь часто сопровождаются насилием.

Более легкий путь — заставить правительство оказать помощь. Вот почему штаб-квартиры профсоюзов теснятся вокруг Капитолийского холма в Вашингтоне, вот почему они уделяют столько средств и внимания политикам. В своем исследовании профсоюза авиапилотов Хопкинс отмечает, что «профсоюз обеспечил принятие протекционистского законодательства на федеральном уровне, которое превратило профессиональных летчиков гражданской авиации практически в подопечных государства»{119}.

Основной формой помощи правительства строительным профсоюзам выступает Закон Дэвиса — Бэкона. Данный федеральный закон требует, чтобы все подрядчики, выполняющие контракты стоимостью свыше 2000 долларов, в которых одной из сторон является правительство США или округ Колумбия, платили заработную плату по ставкам не ниже, чем «общераспространенные» ставки «соответствующих категорий рабочих и мастеров» в данной местности, «как это установлено министром труда». На практике «общераспространенные» ставки устанавливаются на уровне профсоюзных ставок «в подавляющем большинстве случаев независимо от местности или типа строительных работ»{120}. Сфера действия Закона была расширена путем включения требования об «общераспространенных» ставках во многие другие законы о проектах с участием федерального правительства, а также на основе принятия в 35 штатах (по состоянию на 1971 год) аналогичных законов, регулирующих расходы штатов на строительство{121}. Следствием принятия этих законов явилось то, что правительство навязало профсоюзные ставки большей части строительной отрасли.

Даже применение насилия косвенно пользуется поддержкой правительства. В целом благоприятное отношение общественности к профсоюзам привело к тому, что власти проявляют терпимость к поведению профсоюзов в процессе трудовых конфликтов, которую они не выказали бы в других обстоятельствах. Если во время профсоюзной акции перевернут чью-то машину, разобьют окно, витрину магазина или даже нанесут побои людям, нарушителей вряд ли подвергнут штрафу, не говоря уж о том, чтобы посадить в тюрьму.

Другим способом навязывания ставок зарплаты являются законы о минимуме заработной платы. Защитники этих законов представляют их как способ оказания помощи людям с низкими доходами. На самом деле они наносят им лишь вред. Источник давления в пользу их принятия наглядно демонстрируется людьми, которые выступают перед Конгрессом США в пользу повышения минимума заработной платы. Они не являются представителями бедняков. В большинстве своем это представители организованного труда, AFL–CIО и других профсоюзных организаций. Ни один из членов этих профсоюзов не работает за плату, равную законодательно установленному минимуму. Несмотря на всю риторику о помощи бедным, они требуют еще больше поднять минимум зарплаты, чтобы надежнее защитить своих членов от конкуренции.

Закон о минимуме зарплаты вынуждает работодателей дискриминировать людей с низкой квалификацией. Возьмем подростка с низким уровнем образования и низкой квалификацией, чьи услуги стоят, скажем, только 2 доллара в час. Он, может быть, согласится работать за такую плату, чтобы приобрести более высокую квалификацию и в будущем получить более высокооплачиваемую работу. Однако закон требует, чтобы его наняли на работу только в том случае, если работодатель согласен платить ему 2,9 доллара в час (1979 год). Если только работодатель не пожелает добавить 90 центов из соображений благотворительности к тем 2 долларам, которых стоят услуги этого подростка, он не получит работу. Для нас всегда оставалось загадкой, почему для молодого человека будет лучше не быть нанятым на работу за 2,9 доллара в час, нежели быть нанятым на работу, за которую платят 2 доллара в час.

Высокий уровень безработицы среди молодежи, и особенно чернокожей, является не только позорным фактом, но и серьезным источником социальной напряженности. Тем не менее это во многом является результатом действия законов о минимуме зарплаты. В конце Второй мировой войны минимальная заработная плата составляла 40 центов в час. Во время войны инфляция настолько обесценила ее в реальном выражении, что сделала совсем мизерной. Затем минимальная зарплата быстро увеличивалась, достигнув 75 центов в 1950 году и 1 доллара в 1956-м. В начале 1950-х годов уровень безработицы среди подростков составлял в среднем 10%, по сравнению с 4% среди всех работников, т. е. он был умеренно выше, как и можно было ожидать для группы, которая только что вступила в ряды рабочей силы. Уровень безработицы среди белых и черных подростков был примерно одинаковым. После резкого повышения минимальной зарплаты безработица среди белых и черных подростков стремительно выросла. Что еще более важно, возник разрыв в уровнях безработицы среди белых и черных подростков. В настоящее время уровень безработицы составляет от 15 до 20% среди белых подростков и от 35 до 45% среди черных{122}. Мы считаем, что закон о минимуме заработной платы является одним из наиболее дискриминационных законов, направленных против черного населения. Сначала правительство создает школы, в которых многие молодые люди, в основном чернокожие, обучаются настолько плохо, что не могут приобрести квалификацию, позволяющую хорошо зарабатывать. Затем правительство наказывает их во второй раз, мешая им предлагать свою рабочую силу за низкую зарплату, которая стимулировала бы работодателей осуществлять их подготовку на рабочем месте. И все это во имя помощи бедным.

Ограничение численности. Альтернативой навязыванию ставок зарплаты является прямое ограничение численности тех, кто мог бы занять данное рабочее место. Этот метод особенно привлекателен в тех случаях, когда имеется много работодателей и в силу этого навязывание ставок зарплаты затруднено. Здравоохранение является прекрасным примером, поскольку большая часть деятельности общественных медицинских организаций была направлена на ограничение численности практикующих врачей.

Успешное ограничение численности, равно как и навязывание ставок зарплаты, требует помощи правительства. В сфере здравоохранения ключом к успеху является лицензирование врачебной деятельности, т. е. требование о том, чтобы каждый человек, желающий «практиковать в качестве медика», получил лицензию. Излишне говорить, что только врачи считаются достаточно компетентными, чтобы судить о квалификации потенциальных врачей; таким образом, лицензионные комиссии штатов (в США лицензирование находится под юрисдикцией штатов, а не федерального правительства) в основном состоят из врачей, являющихся, в свою очередь, членами Американской медицинской ассоциации.

Комиссии или законодательные органы штатов разработали условия получения лицензий, которые предоставили Американской медицинской ассоциации полномочия регулировать численность лиц, допущенных к врачебной практике. Для этого требуется длительное обучение, почти всегда окончание «одобренного» учебного заведения и, как правило, интернатуры в «одобренном» госпитале. Отнюдь не случайно, что перечень «одобренных» учебных заведений и больниц в целом совпадает с перечнем, выпущенным Советом по медицинскому образованию и лечебным учреждениям при Американской медицинской ассоциации. Ни одно учебное заведение не может быть создано без одобрения Совета по медицинскому образованию, а если оно и было создано, пройдет длительное время прежде, чем оно получит такое одобрение. Это в разы ограничивает число людей, допущенных к медицинской практике в соответствии с рекомендацией Совета.

Поразительная способность организованной медицины ограничивать численность врачей была продемонстрирована во время депрессии 30-х годов, когда экономическое давление было особенно велико. Несмотря на приток прекрасно подготовленных беженцев из Германии и Австрии, в то время являвшихся центрами передовой медицины, число врачей, получивших подготовку за рубежом и допущенных к врачебной практике в США, в течение пяти лет после прихода Гитлера к власти не изменилось по сравнению с предыдущим пятилетием{123}.

Лицензирование широко используется для ограничения притока рабочей силы, особенно в такие сферы занятости, как медицина, для которых характерно большое число индивидуально практикующих лиц, имеющих дело с большим числом индивидуальных клиентов. Как и в медицине, органы, осуществляющие лицензирование в таких сферах, состоят главным образом из членов лицензируемой профессии, будь то дантисты, адвокаты, косметологи, летчики, водопроводчики или владельцы похоронных бюро. Не существует профессии столь редкой, чтобы доступ к ней не пытались ограничить путем лицензирования. Как указывает председатель Федеральной торговой комиссии, «на недавней сессии законодательного органа одного из штатов профессиональные группы продвигали законопроекты о введении лицензий для профессий аукционистов, копателей колодцев, операторов электроизмерительных приборов, подрядчиков по ремонту домов, лиц по уходу за домашними животными, сексопатологов, специалистов по базам данных, оценщиков и мастеров по ремонту телевизоров. На Гавайях лицензируются татуировщики. В Нью-Гемпшире — продавцы громоотводов»{124}. При этом приводится всегда одно и то же обоснование: защита потребителя. Однако истинную причину раскрывает наблюдение за теми, кто лоббирует законодательство штатов о введении или усилении лицензирования. Лоббистами неизменно являются представители данной профессии, а не представители потребителей. По-видимому, водопроводчикам лучше всех известно, что нужно их клиентам для их же защиты. Тем не менее трудно рассматривать альтруистическую заботу о потребителях в качестве главного мотива решительных усилий, предпринимаемых с целью получения законных полномочий определять, кто может работать водопроводчиком.

Чтобы усилить ограничения своей численности, организованные профессиональные группы настойчиво борются за возможно более широкое законодательное определение их практики, что помогает увеличить спрос на услуги лицензированных специалистов.

Одним из следствий ограничения допуска к занятиям посредством лицензирования является появление новых специальностей, например, в медицине это остеопатия и хиропрактика. Представители каждой из них, в свою очередь, прибегли к лицензированию, чтобы ограничить свою численность. Американская медицинская ассоциация долго судилась с хиропрактиками и остеопатами, обвиняя их в нелицензированной деятельности и пытаясь ограничить их занятия как можно более узкой сферой. В свою очередь хиропрактики и остеопаты обвиняли других практикующих врачей в нелицензированном применении хиропрактики и остеопатии.

Последним достижением в здравоохранении, возникшим отчасти благодаря появлению нового сложного портативного оборудования, явилось развитие в местных сообществах услуг по оказанию неотложной помощи. Эти услуги иногда организуются городами или городскими агентствами, а иногда полностью частными предприятиями и укомплектованы в основном парамедиками, а не лицензированными врачами.

Джо Дольфин, владелец одной из таких частных коммерческих организаций при управлении пожарной охраны в южной Калифорнии, описывает ее эффективность следующим образом:

Мы обслуживаем один из округов Калифорнии с населением 580 000 человек. До введения парамедицины после остановки сердца выживало менее 1% пациентов. В первые полгода после введения парамедицины 23% людей, переживших остановку сердца, успешно воскрешались, выписывались из больницы и возвращались к продуктивной жизни в обществе. Мы находим это поистине удивительным. Мы думаем, что факты говорят сами за себя. Однако медицинское сообщество с трудом воспринимает их. У них есть свои соображения на этот счет.

В целом споры о юрисдикции, т. е. принадлежности вида деятельности к той или иной профессии, являются одной из самых частых причин забастовок. Поразительный пример явил собой радиожурналист, бравший у нас интервью. Он подчеркнул, что интервью должно быть коротким с тем, чтобы записать его на одной стороне кассеты. Переворачивание кассеты являлось обязанностью члена Союза электриков. Если бы он перевернул кассету сам, то запись бы стерли на радиостанции, и интервью пропало бы. Эта политика совершенно аналогична политике профессиональных медиков, составляющих оппозицию парамедикам, и имеет ту же мотивацию — увеличить спрос на услуги соответствующей группы.

Сговор между профсоюзами и работодателями. Профсоюзы иногда приобретают влияние, помогая коммерческим предприятиям объединяться с целью фиксации цен или раздела рынков, т. е. для прямого нарушения антитрестовского законодательства.

Наиболее значительный исторический прецедент имел место в угольной промышленности в 1930-х годах. Для обеспечения законодательной поддержки ценового картеля владельцев угольных шахт было принято два закона (Guffey coal acts). Когда в середине 1930-х годов один из этих законов был признан неконституционным, Джон Л. Льюис и возглавляемый им Союз угольщиков ринулись в бой. Организуя забастовки и стачки всякий раз, когда рост наземных запасов добытого угля начинал угрожать вынужденным снижением цен, Льюис, при молчаливой поддержке промышленников, контролировал выпуск продукции и, следовательно, цены. Как отмечал вице-президент одной угольной компании в 1938 году, «Союз угольщиков сделал очень много для стабилизации угольной отрасли и приложил большие усилия для того, чтобы сделать ее прибыльной. Может, кому-то и не нравится признавать это, но усилия Союза в этом направлении были более действенными, чем действия самих владельцев шахт»{125}.

Выгоды были поделены между владельцами шахт и шахтерами. Шахтеры получили более высокие ставки зарплаты, что, естественно, означало повышение уровня механизации и снижение численности занятых. Льюис ясно осознавал эти последствия и был вполне готов принять их, рассматривая повышение зарплаты занятых шахтеров как достаточную компенсацию за сокращение их численности при условии, что все занятые являются членами его союза.

Союз угольщиков мог играть такую роль в силу того, что на профессиональные союзы не распространяется действие антитрестовского закона Шермана. Профсоюзы, которые воспользовались этим, можно скорее интерпретировать как предприятия, продающие услуги по картелированию отраслей, нежели организацию рабочих. Возможно, наиболее примечательным в этом смысле является Союз водителей грузовиков. Существует история, возможно апокрифичная, о руководителе Союза водителей грузовиков, Дэвиде Беке, который на этом посту был предшественником Джеймса Хоффа (впоследствии оба оказались в тюрьме). Когда Бек вел переговоры с пивоварами в штате Вашингтон о зарплате водителей цистерн с пивом, ему сказали, что зарплата, которую он требует, неприемлема, потому что в этом случае «восточное пиво» окажется дешевле местного. Тогда он спросил, какой должна быть цена на пиво из восточных штатов, чтобы установить зарплату, на которой он настаивает. Была названа цифра Х долларов за ящик. На это он якобы ответил: «Отныне восточное пиво будет стоить Х долларов за ящик».

Профсоюзы порой оказывают своим членам полезные услуги — ведут переговоры об условиях занятости, представляют их в случае конфликтов, дают им чувство принадлежности и участия в групповой деятельности. Являясь сторонниками свободы, мы стоим за предоставление наиболее благоприятных возможностей добровольным профессиональным организациям для оказания своим членам любых услуг, которые они желают получить за плату, при условии, что они будут уважать права других и воздерживаться от применения силы.

Однако профсоюзы и профессиональные ассоциации при достижении главной провозглашенной ими цели (повышения заработной платы своих членов) опираются не только на строго добровольную деятельность и членство. Они добились того, что правительство предоставило им специальные привилегии и неприкосновенность, позволяющие предоставлять льготы отдельным членам и функционерам за счет других работников и всех потребителей. В целом лица, получившие выгоду, изначально имели значительно более высокие доходы, чем люди, пострадавшие от этого.

Правительство

В дополнение к защите членов профсоюзов правительство приняло множество законов, направленных на защиту работников в целом: о пособиях по нетрудоспособности, о запрете детского труда, о минимальной зарплате и ограничении максимальной продолжительности рабочего дня, о поощрении позитивных действий и о создании Администрации профессиональной безопасности и здоровья с целью регулирования условий занятости.

Некоторые меры оказали благоприятное воздействие на условия труда. Многие из них, например законы о пособии по нетрудоспособности и детском труде, просто законодательно закрепили существовавшую на частном рынке практику и, возможно, распространили ее на другие сферы. Другие меры имели неоднозначный эффект. Они обеспечили властные позиции отдельным профсоюзам или работодателям и рабочие места бюрократам и в то же время сократили возможности и доходы простых работников. Управление охраны труда является прекрасным примером бюрократического кошмара, вызывающего потоки жалоб со всех сторон. Появился анекдот: «Сколько американцев требуется для того, чтобы ввинтить лампу в патрон? Ответ: пять, один будет ввинчивать лампу, а четверо заполнять отчеты о воздействии этого на окружающую среду и соответствии требованиям охраны труда».

Правительство прекрасно защищает права одного класса работников — тех, которые работают на него.

Округ Монтгомери, Мэриленд, в получасе езды от Вашингтона, является местом обитания многих высших государственных служащих. Здесь самый высокий средний доход на семью по сравнению с другими округами в США. Каждый четвертый занятый в округе Монтгомери работает на федеральное правительство. Им обеспечены гарантии занятости и жалованье, привязанное к стоимости жизни. После выхода в отставку они получают пенсии государственных служащих, также привязанные к стоимости жизни и независимые от системы социального страхования. Многие из них умудряются получать пенсии и по линии системы социального страхования, т. е. имеют при этом «двойное удовольствие».

Многие их соседи по округу Монтгомери, а возможно и большинство, также имеют определенные связи с федеральным правительством — это конгрессмены, лоббисты, руководители корпораций, выполняющих правительственные заказы. Как и другие спальные районы вокруг Вашингтона, округ Монтгомери быстро развивается. В последние десятилетия правительство стало очень надежным источником роста занятости.

Все государственные служащие, даже занимающие низшие должности, прекрасно защищены правительством. По данным многих исследований, их жалованье в среднем выше, чем аналогичное жалованье в частных компаниях, и защищено от инфляции. Они получают щедрые дополнительные льготы и имеют совершенно непостижимую степень гарантий занятости.

The Wall Street Journal пишет:

Поскольку сборники нормативных актов о государственной службе распухли настолько, что составили 21 том толщиной около пяти футов, правительственные менеджеры обнаружили, что им все труднее уволить сотрудника. В то же время повышение поощрительных выплат и премий стало почти автоматическим. В результате бюрократия почти лишена стимулов и во многом находится вне общественного контроля. …Из миллиона человек, имевших в прошлом году право на повышение по службе, только 600 были обойдены. Почти никто не был уволен; в прошлом году лишь менее 1% федеральных служащих потеряли работу{126}.

Вот характерный пример. В январе 1975 года машинистка Агентства по охране окружающей среды стала так регулярно опаздывать на работу, что было решено ее уволить. На это потребовалось девятнадцать месяцев, а перечень шагов, которые пришлось при этом предпринять, чтобы удовлетворить всем требованиям и нормативам и всем соглашениям администрации с профсоюзами, растянулся на бумаге на 21 фут.

В процессе ее увольнения участвовали ее начальник, заместитель директора, которому тот подчинялся, и сам директор, заместитель директора по кадрам, специалист по отношениям в коллективе, второй специалист по отношениям в коллективе, специальный отдел внутренних расследований и директор этого отдела. Понятно и без слов, что весь этот сонм чиновников существует на деньги налогоплательщиков.

В разных штатах и городах своя ситуация. Во многих штатах и крупных городах, таких как Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Франциско, положение такое же или еще более критическое, чем на федеральном уровне. Город Нью-Йорк был доведен до нынешнего состояния фактического банкротства главным образом резким ростом зарплаты муниципальных служащих и, возможно, в еще большей мере назначением щедрых пенсий при отставке в сравнительно молодом возрасте. В законодательных органах штатов, имеющих в своем составе крупные города, представители государственных служащих зачастую являются основной группой особых интересов.

Никто

Два класса работников никем не защищены: это работники, которые имеют только одного возможного работодателя, и работники, у которых нет ни одного возможного работодателя.

Работники, имеющие только одного возможного работодателя, как правило, это люди высокооплачиваемые, обладающие настолько редкой и ценной квалификацией, что только один работодатель располагает достаточными ресурсами для того, чтобы полностью использовать потенциал этих людей.

Хрестоматийным примером из учебника экономики 1930-х годов является великий бейсболист Бейб Рут. «Султан удара», как его прозвали почитатели, был самым популярным бейсболистом своего времени. Он мог заполнить зрителями любой стадион любой высшей лиги. Так случилось, что New York Yankee владели самым большим стадионом среди бейсбольных клубов, поэтому они могли позволить себе платить больше, чем любой другой клуб. В конечном счете клуб Yankee был его единственным возможным работодателем. Конечно, это не значит, что Бейб Рут не добился высокого заработка, но это означает, что его некому было защитить; он должен был договариваться с Yankee, используя угрозу не играть за него как единственное свое оружие.

Люди, не имеющие выбора среди работодателей, в большинстве являются жертвами мер, принимаемых правительством. Одна такая категория уже упоминалась. Это те, кто обречен на безработицу вследствие законодательно установленного минимума зарплаты. Как уже отмечалось, многие из них пострадали от правительственных мер дважды: плохое обучение плюс высокий минимум зарплаты, препятствующий получению ими подготовки на производстве.

Лица, получающие пособия или социальную помощь, находятся в какой-то степени в аналогичном положении. Им выгодно получить работу только в том случае, если они смогут достаточно заработать, чтобы компенсировать потерю их пособия или другой формы социальной помощи. Может и не найтись такого работодателя, который сможет платить столько за их услуги. Это также справедливо для людей моложе 72 лет, получающих выплаты по линии социального страхования. Они теряют пособия, если начинают зарабатывать больше определенной скромной величины. Это — основная причина того, что в предыдущие десятилетия доля работающих мужчин старше 65 лет сократилась с 45% в 1950 году до 20% в 1977-м.

Другие работодатели

Для большинства работников наиболее надежной и эффективной защитой является наличие множества работодателей. Как мы уже видели, человек, имеющий только одного возможного работодателя, мало или совсем не защищен. Защиту работнику обеспечивают работодатели, желающие нанять его. В силу потребности в его услугах работодатель заинтересован оплачивать ему полную стоимость его труда. Если этого не сделает его собственный работодатель, то с готовностью сделает кто-то другой. Конкуренция за его услуги — вот что является реальной защитой работника.

Очевидно, конкуренция со стороны других работодателей иногда бывает сильной, а иногда слабой. Существует масса препятствий, и отсутствует информация о возможностях. Для работодателей может оказаться слишком накладным искать нужных им работников, а для последних — находить желаемых работодателей. Это несовершенный мир, и поэтому конкуренция не обеспечивает полной защиты. Тем не менее конкуренция является лучшей, или, что то же самое, наименее худшей, из всех придуманных или найденных до настоящего времени формой защиты для большинства работников.

Конкуренция является тем свойством свободного рынка, с которым мы постоянно сталкиваемся. Работник защищен от своего работодателя наличием других работодателей, которые могут нанять его. Работодатель защищен от эксплуатации со стороны своих работников наличием других работников, которых он может нанять. Потребитель защищен от эксплуатации со стороны продавца существованием других продавцов, у которых он может купить.

Почему мы имеем негодную почтовую службу? Неудовлетворительное пассажирское обслуживание на поездах дальнего следования? Плохие школы? Потому что во всех этих случаях есть только одно место, где мы можем получить услугу.

Заключение

Когда профсоюзы добиваются более высокой заработной платы для своих членов путем ограничения доступа к данному виду занятости, эти более высокие заработки выплачиваются за счет других рабочих, возможности которых ограничиваются. Когда правительство платит своим служащим более высокое жалованье, это происходит за счет налогоплательщиков. Но когда работники получают более высокую зарплату и лучшие условия труда в условиях функционирования свободного рынка, когда они получают прибавку в результате конкуренции между фирмами за лучших работников и вследствие конкуренции между работниками за лучшие рабочие места, эти более высокие заработки выплачиваются не за счет других. Они могут быть только следствием повышения производительности труда, роста капиталовложений, увеличения разнообразия квалификации и мастерства. Весь пирог становится больше, больший кусок достается работнику, но также и работодателю, инвестору, потребителю и даже сборщику налогов.

Именно таким образом свободный рынок распределяет плоды экономического прогресса между людьми. В этом секрет громадного улучшения условий трудящихся на протяжении последних двух столетий.