1.1. Переход на инновационный путь развития и государство

1.1. Переход на инновационный путь развития и государство

Переход к инновационному развитию для России стал актуальнейшим вызовом времени. В этой области предпринимаются достаточно масштабные практические шаги, однако их экономико-теоретическое обоснование нуждается, по нашему мнению, в дальнейшей разработке. В этой связи, рассмотрим процесс перехода к инновационной экономике с теоретических позиций и попытаемся оценить в этом процессе роль государства.

1.1.1 Простой случай: инновационное развитие на индустриальной стадии

Простота рассматриваемого случая заключается в следующем. Во-первых, перенесемся в индустриальную стадию развития, скажем в первую половину двадцатого века, где никаких ни признаков, ни разговоров о постиндустриальном обществе нет. Во-вторых, возьмем целостную национальную экономику без всякого влияния глобализации. В-третьих, допустим, что элита данной условной страны осознает переход к инновационному развитию как задачу и готова действовать ради ее решения.

Даже такая относительно простая ситуация требует решения как минимум трех теоретических проблем. Первая проблема заключается в ответе на вопрос, что есть развитие инновационного и неинновационного типа? По каким критериям мы должны определять, что одна национальная экономика развивается инновационно, а другая – неинновационно?

Есть показатели наукоемкости или доли расходов на науку и образование в бюджете страны. Но, во-первых, это всего лишь показатели, а не модель воспроизводства и, во-вторых, даже на уровне отдельных поверхностных показателей непонятно, каким должно быть их значение, чтобы мы могли уверенно заявить, что переход на инновационный путь развития состоялся.

Например, авторы монографии «Путь в XXI век. Стратегические проблемы и перспективы российской экономики» пишут, что «7 высокоразвитых стран владеют 46 из 50 макротехнологией, которые обеспечивают конкурентное производство, а остальной мир – 3–4 макротехнологиями» [1] . При этом, «из 46 макротехнологий, которыми обладают 7 высокоразвитых стран, на долю США приходится 20–22, …, на долю Германии – 8-10, Японии – 7, Англии и Франции – 3–5, Швеции, Норвегии, Италии, Швейцарии – по 1–2» [2] . Отталкиваясь от этих данных можно ли считать, что Италия, также как и США, развивается инновационно? США тратит на исследования и разработки 385,5 млрд. долл. в год, Россия – 25,5 млрд. долл.

На какую сумму мы должны увеличить эти расходы, чтобы считаться инновационно развивающейся страной? [3]

Вторая проблема состоит в следующем. Если данная экономика переходит на инновационный путь развития и она рыночная, то произойдет ли в этой экономике усиление роли государства? Разумеется, речь идет об усилении роли государства при прочих равных условиях.

Думается, что на сегодняшний день большинство экономистов согласятся с тем, что в рыночной национальной экономике индустриального типа интенсификация потока инноваций усиливает роль государственного регулирования. Это происходит вследствие того простого факта, что от идеи до коммерческой реализации инновационного проекта проходит много времени, в течение которого есть только затраты и нет результатов. Чем больше этот лаг и чем больше затраты, тем менее охотно частный собственник вкладывает деньги.

Однако даже если принципиально связь инноваций и государства признается, то остается открытым вопрос о степени влияния инноваций на усиление роли государства в экономике. Если исходить из того, что основной смысл участия государства в инновационном процессе состоит в обеспечении ресурсами неприбыльных проектов и контроле за их реализацией, то часть национальных ресурсов должна переместиться от буржуазии к бюрократии. Статус буржуазии понизится, а бюрократии повысится. В случае, когда инновации слабо влияют на усиление роли государства, перемещение ресурсов и статусов не будет заметным и болезненным. Однако, если связь между инновациями и государственным регулированием существенная, то ситуация будет иной. Вряд ли найдутся люди, готовые добровольно отдать немалую часть своей собственности и тем самым понизить свой социальный статус [4] . Тогда получается, что буржуазия является противником перехода к инновационному типу развития и возникает вопрос о возможностях и способах ее подавления со стороны бюрократии.

Допустим, мы утвердились в мысли, что переход к инновационному типу развития требует существенного усиления роли государства в экономике. Тогда встает третья теоретическая проблема: что есть государство как экономический субъект и что есть государственное регулирование экономики?

Возможно, найдутся люди, утверждающие, что теория государственного регулирования экономики разработана современной западной экономической наукой и проблемы никакой нет. Однако я не склонен согласиться с учеными такого рода.

Во-первых, неясно как соотносятся такие понятия как «государственное регулирование» и «план». Мы исходим из того, что план это гораздо более общее и фундаментальное понятие, чем государственное регулирование. Понятие «план» охватывает все формы нерыночного взаимодействия между субъектами хозяйства.

Это, прежде всего, плановые экономики как таковые, начиная от империи инков и заканчивая Северной Кореей. И это все способы нерыночного взаимодействия внутри и между экономиками рыночного типа. Если брать этот второй случай (нерынок внутри рынка), то это: а) внутренняя экономика предприятий; б) экономическое поведение региональных властей; в) собственно государственное регулирование и г) нерыночные трансакции на уровне мировой экономики.

Как видим, государственное регулирование рынка представляет собой весьма частный случай планирования. Однако это форма существования плана. В этом смысле, и финансовая, и денежно-кредитная политики – формы планирования. Отсюда вытекает, что план – самостоятельная экономическая реальность, противоположная рынку. Соответственно, и государственное регулирование рынка не является просто наростом на теле рыночной экономики, а есть нечто самостоятельное и противоположное рынку.

Если государственное регулирование рыночной экономики – одна из форм плана, то должен быть выявлен единый механизм планирования, объединяющий логику поведения властей в период сталинизма и логику властей, действующих в соответствии с монетарным правилом. В своей основе это одна и та же логика.

На наш взгляд, современная экономическая теория эту логику не раскрыла. В чем причины того, что удовлетворительной теории плана нет? Главная причина заключается в том, что, как отмечалось выше, западные теоретики не рассматривают план (деятельность государства) как самостоятельную экономическую реальность, противоположную рынку. Это обнаруживает себя в нескольких направлениях.

1. Для изучения плана применяется принцип так называемого «методологического индивидуализма», когда мотивация и поведение политиков, диктаторов и бюрократов оценивается так же как поведение частного собственника на рынке, а общество это всего лишь сумма индивидов. Между тем это, конечно, не так, и существует противоположный принцип холизма, более адекватный для исследования плана.

2. Когда современная экономическая теория изучает поведение государства, оно изучает поведение государства в рыночной экономике. То есть, берется развитый капитализм и рассматривается план внутри капитала. Однако план внутри капитала не может раскрыть свои свойства и законы полностью. Изучать план внутри капитала это все равно, что судить о капитализме, изучая хозрасчетные отношения в экономике Советского Союза. Для действительного раскрытия законов плана необходимо исследовать хозяйственные системы, где план получил свое максимальное развитие. Только после этого становится понятным и план внутри капитала.

3. Руководствуясь методологическим индивидуализмом и рассматривая развитый капитализм, современная экономическая мысль интерпретирует экономическую деятельность государства по нескольким направлениям.

Во-первых, преимущественно в макроэкономике государство понимается как некий субъект, воздействующий на уже сформированный рынком спрос и предложение. Ясно, что здесь не раскрывается альтернативный рынку механизм плана. Государственные расходы и налоги просто сдвигают функции спроса и предложения. При этом воздействие государства часто преподносятся вообще как нечто экзогенное по отношению к экономике.

Во-вторых, деятельность государства рассматривается в рамках экономики общественного сектора. В этом направлении экономисты, на наш взгляд, получили более серьезные результаты. В частности, здесь предпринимается попытка обосновать процесс образования ценности в государственном секторе на основе общественных кривых безразличия, появляются понятия нормативного интереса и социальной полезности, выявляются особенности экономического поведения бюрократии.

Однако, несмотря на имеющиеся успехи, остается нерешенным главный вопрос. Если мы возьмем рыночную экономику, то ее простейшим экономическим основанием будет торговая сделка, совершаемая между частными собственниками. Эта торговая сделка описана как в марксизме, так и в маржинализме и частично в институционализме. Спрашивается, что является таким же простейшим основанием плановой экономики (или плана внутри рынка)? Торговая сделка? Конечно нет. Это некий альтернативный экономический механизм, который современной западной науке неизвестен. Простейшими элементами торговой сделки являются сам товар и его цена. Именно на сигналы цен должны реагировать субъекты рынка. Альтернативный плановый механизм должен иметь параметры, аналогичные товару и цене. Аналогичные, но другие.

В качестве таких альтернативных параметров мы предлагаем номенклатуру и объем. На место товара заступает номенклатура плана, а на место цены – объем. Процесс образования стоимости любого продукта идет в ценовой и объемной формах. В зависимости от того, какую, в свою очередь, форму принимает продукт – форму капитала или плана, в нем актуализируется либо ценовая, либо объемная разновидность стоимости. В условиях плановой экономики, вместо товарно-денежного обмена между частными собственниками мы получаем дезагрегирование объема в номенклатуру и агрегирование номенклатуры в объем, совершаемые внутри класса бюрократии. Это и есть движение плана.

В итоге, если признать, что в индустриальной рыночной экономике, в ситуации ее перехода на инновационный путь развития, требуется усиление государственного регулирования, то это означает усиление действия номенклатурно-объемного механизма.

Общий идеологический настрой сегодня таков, что экономическая деятельность государства считается менее эффективной, чем деятельность частных лиц. В доказательство приводятся впечатляющие цифры: «Советский Союз добывал в 8 раз больше железной руды, чем США, выплавляя из этой руды втрое больше чугуна, стали из этого чугуна – вдвое больше. Машин из этого металла производил по стоимости примерно столько же, сколько США. В СССР потребление сырья и энергии в расчете на единицу конечного продукта было соответственно в 1,6 и 2,1 больше, чем в США. Средний срок строительства промышленного предприятия в СССР превышал 10 лет, в США – менее 2-х. В расчете на единицу конечного продукта СССР расходовал в 1980 г. стали в 1,8 раза больше, чем США, цемента в 2,3 раза, минеральных удобрений – в 7,6 раза, лесопродуктов – в 1,5 раза» [5] .

Однако, даже если принять эту «убийственную» статистику без критической оценки, проблема сравнительной эффективности капитала и плана остается. Функционирование хозяйственных систем сопряжено с двумя эффектами: эффектом стимуляции и эффектом регуляции. Эти эффекты могут быть как положительными, так и отрицательными. Функционирование рыночной системы сопровождается положительным эффектом стимуляции и отрицательным эффектом регуляции. Плановая система порождает противоположное сочетание.

Одним из проявлений эффекта регуляции является эффект мобилизации. Нас интересует именно данный эффект, так как он отражает факт перераспределения ресурсов в инновационную сферу экономики. Сравнительная эффективность рынка и плана в случае необходимости перехода к инновационному типу развития определяется сочетанием эффектов стимуляции и мобилизации. Если при переходе от плана к рынку положительный эффект стимуляции оказывается меньше чем отрицательный эффект мобилизации, а при обратном переходе от рынка к плану отрицательный эффект стимуляции меньше положительного эффекта мобилизации, то плановая экономика оказывается эффективнее. И, соответственно, наоборот.

1.1.2. Первое осложняющее обстоятельство: постиндустриальный переход

Мы рассмотрели простой случай национальной экономики в условиях индустриальной стадии, переходящей на инновационный путь развития. Теперь возьмем во внимание ряд осложняющих этот простой случай обстоятельств и проблемы, возникающие в этой связи.

Первое осложняющее обстоятельство это переход от индустриальной к постиндустриальной стадии развития. Здесь сразу встает известная проблема, каково содержание этой стадии. Существуют определения информационной, новой, сервисной экономики, экономики основанной на знаниях и т. д. Есть позиция, что никакого перехода к постиндустриальной экономике нет, а есть новая стадия индустриализации [6] . Если встать на точку зрения большинства и признать, что постиндустриальная экономика, как ее не определяй, это реальность, то возникает еще одна проблема.

Переход к постиндустриальному обществу породил такое явление как глобализация. Проблема, возникающая в связи с постиндустриальным переходом и глобализацией заключается в ответе на вопрос, имеет ли Россия право на инновационный путь развития? Такой вопрос уместен, если учесть следующее обстоятельство. Не исключено, что одна из фундаментальных причин перехода к глобальному мироустройству заключается в том, что, с одной стороны, ресурсная база планеты истощается, а с другой – инновационный процесс требует все больших ресурсных жертв. В этих условиях, существование на Земле нескольких национальных центров развития невозможно. Косвенным свидетельством в пользу этого предположения является гибель в XX веке одной из двух сверхдержав. Видимо, кто-то все равно должен был уйти, чтобы предоставить ограниченные ресурсы на благо мирового прогресса. Если это так, то запуск параллельного инновационного процесса на территории России представляет угрозу для всего человечества, ибо мы (люди Земли) рискуем расточить ресурсы, не решить экологическую проблему и погибнуть. Иначе говоря, снова на повестке дня вопрос, возможен ли сегодня многополярный мир или он должен быть однополярным?

Следующая теоретическая и практическая проблема, требующая обсуждения, состоит в следующем. Если характер экономической жизни радикально меняется, то какие изменения претерпевают рынок и план? Рыночные и плановые механизмы аграрного общества радикально отличаются от таковых в индустриальном обществе. Следовательно, постиндустриальные рыночные и плановые отношения столь же отличны от индустриальных. Скорее всего, капитализм, победивший сегодня во всемирно-историческом масштабе, уходит в историческое небытие. Нас, естественно, прежде всего, интересует, сохраняется ли на постиндустриальной стадии фундаментальная связь между переходом страны на инновационный путь развития и усилением плана в ущерб рынку.

Глобализация ведет к упадку национальных государств, значит и государственного регулирования. Значит, возможности государства влиять на инновационный процесс ослабевают. В этой связи заслуживает внимания проблема невыгодности для России инновационного пути развития. Такая постановка вопроса может показаться странной. Однако присмотримся повнимательнее к ситуации. Инновации дают отдачу не сразу. Первоначально же они требуют безвозмездных вложений. Предположим Россия, усиливая плановый механизм, мобилизует существенные ресурсы на научнотехническое развитие. Когда же эти затраты воплотятся в конкретный результат, он будет присвоен глобальными сетевыми структурами и использован им на благо. Особенность сетевой организации экономики состоит в том, что не надо вывозить исследовательские центры и специалистов. Достаточно включить их в глобальную сеть, и они окажутся как бы «вырезанными» из национальной экономики до тех пор, пока дают результат. Потом их выключают из сети и они снова питаются ресурсами национального государства. В результате Россия может оказаться в ситуации, когда в ущерб уровню жизни будет платить за прогресс, но не осуществлять его и не пользоваться им. Здесь в постепенной форме может исполниться то, что произошло единовременно в результате демократизации России, когда Запад получил доступ ко многим технологиям, созданным в Советском Союзе.

К этой же проблеме примыкает проблема нефтедолларов. Россия, как и другие экспортеры нефти, продает ее по высокой цене. Эти нефтедоллары можно, используя номенклатурно-объемный механизм, перекачивать в инновационный сектор, ущемляя текущее потребление. Однако допустим, мы решаем не идти инновационным путем и тратим нефтедоллары на потребление. Возникает вопрос, «по Сеньке ли шапка?» Возможно, завышенные цены на нефть лишают мировые центры развития необходимых ресурсов для фундаментальных технологических прорывов. Тогда мировые экспортеры нефти и газа становятся врагами мирового прогресса.

Итак, первое осложнение простого случая перехода индустриальной национальной экономики на инновационный путь развития связано с началом постиндустриальной стадии.

1.1.3. Второе осложняющее обстоятельство: особенности России

Второе осложнение обусловлено тем, что на инновационный путь развития мы переходим не вообще, а в России. Соответственно, на этот переход повлияют все особенности российского хозяйства. И здесь очередной раз всплывает проблема наличия или отсутствия особого пути у России.

Специфика России состоит в а) суровых природно-климатических условиях; б) большой территории и высоких транспортных издержках; в) определенной исторически накопленной материально-технической базе, более отсталой, чем в развитых странах; г) наркотизированном, демотивированном, десоциализированном и сокращающемся населении.

Эти четыре обстоятельства повышают затраты и снижают результат хозяйственной деятельности в России. Если мы исходим из того, что для реализации крупных инновационных проектов нужна плановая мобилизация ресурсов, то с учетом означенной специфики России получается следующее.

Во-первых, вследствие менее благоприятного соотношения затрат и результатов, чем в среднестатистической индустриальной стране, ресурсная база для обеспечения инноваций у нас оказывается ниже.

Во-вторых, в силу того же неблагоприятного соотношения затрат и результатов потребность в ресурсах для обеспечения сопоставимых инноваций оказывается выше.

Также сочетание скудной ресурсной базы и повышенной потребности в ресурсах для обеспечения инноваций означает только одно – более высокая роль плана по сравнению с рынком, чем в условной, среднестатистической стране. Но, если роль плана в нашей стране опять существенно возрастет, это вызовет экономический конфликт с Западом. Кроме того, возникает вопрос о том, а хватит ли у нас вообще ресурсов для инновационного развития? В период индустриализации нам потребовалось колоссальное напряжение всех для этого перехода. Может быть на постиндустриальной стадии цена перехода столь высока, что мы с нашим российским соотношением затрат и результатов вообще не можем ее заплатить?

Авторы уже упоминавшейся монографии «Путь в XXI век …» утверждают, что Россия на период до 2028 г. могла бы поставить задачу приоритетного развития по 12–16 макротехнологиям [7] . Но при этом они же приводят данные, что США обладают 20–22 макротехнологиями, а Япония имеет только 7. Это говорит о том, что развить макротехнологию может только очень богатая страна. Только богатой стране под силу, используя свои ресурсы и эксплуатируя периферию, длительное время вкладывать средства в макротехнологию, не получая отдачи.

Таким образом, рассмотрено второе осложняющее обстоятельство перехода к инновационному развитию – особенности России.

1.1.4. Третье осложняющее обстоятельство: периферийное положение России

Рассмотрим третье осложняющее обстоятельство – периферийное положение нашей страны в мировом разделении труда. За исключением советского периода мы всегда были страной второго эшелона. И сейчас, после почти двадцати лет рыночного развития, мы снова приобрели статус страны второго, а то и третьего эшелона. Что вытекает из этого нашего положения?

Во-первых, неясно, каков характер постиндустриального перехода для периферийной страны. Скажем, некая периферийная страна снабжает мировые центры развития бананами или нефтью. Сначала она обеспечивала эти центры как центры индустриального развития, теперь она снабжает их как центры развития постиндустриального. Означает ли это, что данная страна – поставщик бананов или нефти – стала постиндустриальной? Значит ли это что-нибудь для ее перехода на инновационный путь развития?

Во-вторых, страны периферии снабжают ресурсами мировые центры развития на основе неэквивалентного обмена. Следовательно, наш переход к инновационному типу развития еще больше отягощается тем, что из ресурсов, которыми располагает Россия и которые можно мобилизовать на научно-техническое развитие, надо вычесть «дань», уплачиваемую Россией в пользу Запада. А это, в свою очередь, еще больше обостряет дилемму – либо рынок, но без инноваций, либо инновации, но без рынка.

Может сложиться впечатление, что данный пункт противоречит поставленному выше вопросу, имеет ли Россия право, вкупе с прочими поставщиками ресурсов, оттягивать у мировых центров необходимые им ресурсы для развития за счет высоких цен на нефть? На деле противоречия здесь нет, так как это не утверждение, а вопрос. И кроме того, ситуация определяется целью, которую ставит перед собой страна. Одна цель это максимизация потребления в ущерб инновациям; другая цель – переход на инновационный путь развития и весь груз ответственности, вытекающий из такой цели.

В-третьих, новое периферийное положение России снова возвращает нас к вопросу о критериях инновационного и неинновационного типов развития. Дело в том, что уровень и характер инновационного развития задают страны центра. Они выступают эталоном, на который вынужденно равняется периферия. То есть, не мы решаем, что есть инновационное развитие и как долго нам к нему переходить. Мы лишь вписываемся в траекторию, заданную извне. Но чем более отсталая страна, тем большее количество ресурсов в единицу времени она вынуждена мобилизовать для достижения этого заданного центром эталона.

И здесь для нас снова маячит необходимость резкого усиления плана.

1.1.5. Четвертое осложняющее обстоятельство: мировой кризис

Когда наступил кризис, противники рынка обрадовались и сразу заявили, что это не просто циклический кризис перепроизводства, а системный кризис всего капитализма. Любители капитализма пожимали плечами и говорили, что кризис это нормально и хорошо; это как очищающий душ для здорового тела рынка.

В настоящий момент складывается впечатление, что сторонники системного кризиса капитализма поторопились в своих оценках. Выше уже отмечалось, что на постиндустриальной стадии капитализм исчезнет. Его гибель должна сопровождаться системными кризисными процессами. Однако, по всей видимости, это не относится к кризису 2008–2009 гг. Но если даже признать, что это не системный, а циклический кризис перепроизводства, все равно остаются актуальными следующие вопросы.

Во-первых, существует ли на сегодняшний день в экономической науке адекватная модель экономического цикла?

Во-вторых, если признать, что мир переходит на постиндустриальную стадию развития, то даже обычный капиталистический цикл уже не может быть обычным. В его механизме должна быть какая-то постиндустриальная модификация. Например, А.А. Пороховский отмечает особое влияние ИКТ на современный кризис [8] . А.В. Бузгалин считает современный кризис результатом деятельности ТНК, вышедших за рамки контроля отдельных национальных государств [9] . В.Т. Рязанов полагает, что глобализация «приводит к созданию международных сетей, функционирующих под частным контролем и раскинувшихся на нескольких континентах. Возросшая сложность системы требует большей точности регулирования. Между тем оно, хотя и опирается на систему сложившихся в последние десятилетия международных институтов и взаимосвязей, по-прежнему базируются на тех же рыночных принципах» [10] . В любом случае, даже если есть модель цикла, адекватная индустриальной стадии, она требует развития в условиях постиндустриального перехода.