КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ

КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ

Пожалуй, нигде неадекватность существовавшего в СССР способа производства не проявилась с такой очевидностью, как в сельском хозяйстве. Дело в том, что различные сферы экономики не одновременно и не в одинаковой степени созревают для обобществления, тем более, если его проводить в форме, неадекватной уровню развития производительных сил. Это положение является ключевым для понимания проблем сельского хозяйства СССР.

В соответствии с “Декретом о земле” и согласно желанию самих крестьян после Октябрьской революции вся земля была национализирована и передана в безвозмездное и вечное пользование крестьянам. Национализация земли означала, что она перешла в общенародную собственность — точно так же, как фабрики и заводы. Из трех прав собственника — владегь, пользоваться, распоряжаться — крестьянин получил право пользования землей, причем в полной мере, вплоть до присвоения полученной с земли продукции. Он являлся также собственником всех остальных, кроме земли, средств производства. Таким образом, несмотря на общенародную форму собственности на землю, крестьянин остался независимым от государства производителем. Эго обстоятельство предопределило рыночный характер экономических отношений между городом и деревней.

Сельскохозяйственное производство до 30-х годов базировалось в основном на частном владении средствами производства (кроме земли) и на единоличном труде. В тот период индивидуальный (фермерский) способ ведения хозяйства на земле, видимо, являлся оптимальным. После отмены продразверстки аграрный сектор экономики быстро восстановил свою продуктивность.

С переходом к нэпу начался новый этап социального расслоения деревни. Интенсивность этого процесса стимулировалась огромным аграрным перенаселением в европейской части страны. В результате экспроприаций и уравнительного передела во время гражданской войны кулачество лишилось 50 млн. из 80 млн. гектаров земли, которыми владело до революции. Национализация и ликвидация частной собственности на землю привели к тому, что земля перестала служить источником накопления капитала. Главную роль в капиталистическом накоплении и усилении экономического значения кулачества теперь стала играть концентрация в их руках рабочего скота, сельскохозяйственных машин и орудий. Кулаки наживались на сдаче в наем средств производства, а также посредством ростовщического кредита. Они арендовали землю у бедняков и маломощных середняков и широко использовали наемный труд батраков. В 1927 г. доля кулацких хозяйств составляла 4–5 % и они производили 20 %, а вместе с зажиточными середняками до 30 % товарного хлеба[110]. И. В. Сталин и его сторонники считали, что усиление экономического могущества кулачества означает рост элементов капитализма в аграрном секторе экономики.

Однако коллективизация была вызвана не столько идеологическими, сколько экономическими причинами. Выше уже отмечалась обусловленность характера и темпов коллективизации сельского хозяйства проблемами, связанными е индустриализацией. Действительно, начавшаяся индустриализация страны требовала огромных средств: необходимо было закупать оборудование за рубежом, оплачивать труд промышленных и строительных рабочих. Вместе с тем выбор возможных источников средств был крайне ограничен. В капиталистических государствах индустриализация начиналась с развития легкой промышленности, что позволяло постепенно, в течение многих лет накопить средства для создания тяжелой индустрии. Значительную роль играли ограбление колоний и полуколоний, а также внешние займы. Именно последние явились одной из решающих предпосылок успеха реконструкции промышленности ФРГ, Чили, азиатских “драконов” и других послевоенных “экономических чудес”. В подобных условиях сельское хозяйство могло и не являться главным источником средств для индустриализации.

СССР не мог рассчитывать на внешние займы. На мировой арене он имел только соперников, заинтересованных в задержке его экономического развития. Положение Советского Союза как единственной социалистической страны, находящейся во враждебном окружении, определяло его стремление представлять собой самостоятельную экономическую единицу, не зависящую от капиталистического мирового хозяйства. Экономическую независимость и обороноспособность СССР могла обеспечить только тяжелая индустрия. Поэтому индустриализация СССР началась не с развития легкой, а с создания тяжелой промышленности. Как известно, Советскому Союзу было отпущено не так уж много времени на решение этой задачи.

Таким образом, самым крупным источником ресурсов для индустриализации оказалось сельское хозяйство. Но взять эти ресурсы через посредство рыночной торговли государство не могло, поскольку вследствие недостаточного развития легкой промышленности не обладало необходимыми запасами товаров, представляющих интерес для крестьян. Некоторое время удавалось добывать средства для финансирования развития промышленности посредством механизма “ножниц” цен — искусственного занижения цен на сельскохозяйственную продукцию по сравнению с ценами на товары, поставляемые селу. Однако результатом политики неэквивалентного обмена между городом и деревней стала “хлебная стачка” 1927–1928 гг. — отказ крестьянства, прежде всего кулаков, продавать хлеб государству по твердым ценам. По сути, повторилось ситуация 1917–1918 гг: в стране было достаточное количество хлеба, но государство не могло взять его обычными рыночными средствами. Кризис 1927–1928 гг. был преодолен с помощью жестких административных мер по отношению к крестьянству, но сохраняющаяся опасность его повторения ставила под сомнение возможность дальнейшего проведения политики “ножниц” цен и реальность планов индустриализации страны.

Тупиковый характер ситуации усугубляла низкая товарность сельскохозяйственного производства в стране. По этой причине даже при самых благоприятных условиях государство все равно не смогло бы взять необходимое ему для проведения программы индустриализации количество хлеба через посредство рыночной торговли с селом. Хотя валовой сбор зерна в 1926/27 хозяйственном году достиг 95 % от сбора высокоурожайного 1913 года, доля товарного (поступившего на рынок) хлеба составила только 13,3 % (630 млн. пудов) вместо 26 % (1300 млн. пудов) в 1913 г., то есть сократилась вдвое[111]. Снижение товарности при достаточно высоком валовом сборе зерна свидетельствовало об улучшении питания крестьянства по сравнению с дореволюционным периодом. Однако следует иметь ввиду, что именно за счет товарного хлеба обеспечивалось снабжение населения городов.

Снижение товарности стало следствием увеличения доли низкотоварных мелких крестьянских хозяйств, которые стали преобладать в деревне после ликвидации помещичьего землевладения и значительного сокращения кулацких хозяйств. (До революции помещики и кулаки производили 72 % товарного хлеба[112]). Мелкие бедняцкие и середняцкие хозяйства имели низкую товарность, они продавали всего лишь 11,2 % производимого ими хлеба. (Для сравнения: кулаки — 20,4 %[113]). При таком состоянии сельское хозяйство не могло удовлетворить потребности страны в продовольствии, которая к тому же постоянно увеличивалась в связи с процессом индустриализации, ростом численности рабочего класса и населения городов. Как показатель общего ухудшения положения с продовольствием, с 1928 г. в городах вводится система карточного снабжения (она была отменена только в середине 30-х гг. после стабилизации положения в стране).

Таким образом, уже к концу 20-х годов проявилась ограниченность возможностей мелкого раздробленного крестьянского хозяйства. Оно практически достигло предела своего развития. Поэтому тенденция к укрупнению сельскохозяйственного производства и увеличению размеров хозяйств носила объективный характер. Стремление реализовать эту тенденцию стало одной из побудительных причин коллективизации. Только таким путем можно было повысить производительность труда в аграрном секторе, увеличить производство продукции и товарную часть зернового хозяйства. Все дело было в том, в какой форме, на каких принципах и на какой материальной базе проводить коллективизацию.

Положение было непростым. Характер поставленной задачи исключал решения с длительным сроком реализации. Средства на индустриализацию страны надо было получить в кратчайшие сроки и минимальной ценой. Ситуация требовала неординарных решении.

Таким неординарным выходом из создавшегося положения стала коллективизация сельского хозяйства. Главной целью коллективизации было получение необходимых средств на индустриализацию страны. Не случайно сроки начала обоих этих процессов практически совпадают. В первую очередь, именно экономические причины обусловили сам факт коллективизации, ее форму, методы и сроки проведения. Колхозная система задумывалась прежде всего в качестве механизма, способного обеспечить безотказное перекачивание средств из аграрного сектора в промышленность. Подобную идею еще в 1923 г. выдвигал Л. Д. Троцкий. Он призывал установить “диктатуру промышленности”, что в его понимании означало развитие промышленности за счет эксплуатации крестьянства. Позже эта идея вошла составным звеном в программу “сверхиндустриализации”, разработанную сторонниками “левых” в ВКП(б). Отвергнув эти предложения в период, когда методы нэпа продолжали демонстрировать достаточно высокую эффективность, Сталин фактически воплотил их в жизнь при разрешении кризиса, вызванного индустриализацией страны.

Выбор, сделанный руководством страны в пользу коллективизации сельского хозяйства, подчинялся жесткой логике. С одной стороны, с помощью рыночных методов государство не могло взять хлеб из деревни как по причине ограниченности собственных ресурсов промышленных товаров, так и вследствие низкой товарности мелкого хозяйства. Но с другой стороны, проблему нельзя было решить и применением обычных для периода военного коммунизма мер чрезвычайного характера (то есть, насилия в разных формах) по отношению к крестьянству. До тех пор, пока лицо деревни определял единоличный производитель, сами по себе чрезвычайные силовые меры вели в тупик. Практика военного коммунизма показала, что внеэкономические методы изъятия излишков хлеба лишали крестьянское хозяйство стимула к развитию. В ответ на них крестьяне сокращали посевы, и производство сельскохозяйственной продукции в стране резко падало.

Колхозно-совхозная система представляла собой один из вариантов выхода из создавшейся тупиковой ситуации. Цели ее авторов и идеологов не ограничивались свертыванием рыночных отношений между государством и селом и заменой их административными методами силового характера. В виде колхозно-совхозной системы государство получило организационную структуру, позволявшую полностью контролировать аграрное производство в стране, лишив сельскохозяйственного производителя независимости и самостоятельности. Государственный контроль стал всеохватывающим, начиная от размера посевных площадей и кончая объемом продаваемой государству колхозной продукции и ценами на нее. Только в рамках такой организационной структуры чрезвычайные меры в отношении села могли дать желаемый эффект.

Официально идеологическим обоснованием коллективизации считался кооперативный план В. И. Ленина. Выше отмечалось, что взгляды Ленина на кооперацию претерпели эволюцию. Имея в качестве примера только буржуазную кооперацию, он поначалу очень скептически оценивал возможность ее использования в социалистическом строительстве. Он считал “кооперацию мелких хозяйчиков” формой мелкотоварного производства и противопоставлял ей крупное социалистическое производство. Идеалом большевиков, в полном соответствии с положениями классического марксизма, были крупные агропредприятия при общенародной (государственной) собственности на все средства производства, типа существовавших в СССР совхозов.

Следуя известной логике, что свобода торговли рождает капитализм, В. И. Ленин считал кооперацию видом государственного капитализма и утверждал, что свобода кооперации означает свободу развития капитализма.

Однако в конце жизни Ленин сам признал свою ошибку: “… мы перегнули палку, переходя к нэпу, в том отношении, что забыли думать о кооперации, что недооцениваем теперь кооперацию…”[114] Ленин пришел к выводу, что переход власти из рук буржуазии в руки пролетариата, государственная собственность на все крупные средства производства, прежде всего на землю, изменили сущность кооперативного движения. По ряду причин именно кооперирование деревни представлялось Ленину в качестве оптимального перехода к социализму в мелкокрестьянской отсталой стране.

Формально коллективизация осуществлялась в соответствии с идеей Ленина о кооперировании крестьянства. Фактически же коллективизация явилась полным извращением идеи кооперирования, из которой была взята только терминология. Дело в том, что поставленная цель — проведение индустриализации страны за счет эксплуатации крестьянства — определила и средства.

Прежде всего, не были обеспечены объективные предпосылки для перехода к коллективному земледелию. Напомним еще раз, что согласно теории марксизма обобществление средств производства вызывается необходимостью обеспечения ускоренного развития производительных сил, если существующие капиталистические производственные отношения тормозят их развитие. Причем стимулирующее влияние способа производства на развитие экономики определяется не “прогрессивностью” производственных отношений, а их адекватностью уровню развития и характеру производительных сил.

Следуя этой логике, Ленин считал предпосылкой существования социалистических производственных отношений наличие крупного машинного производства. Более того, он предполагал осуществить постепенный переход к коллективным формам земледелия только после модернизации промышленности. Ленин считал, что сначала необходимо “создать материальную основу для громадного повышения производительности земледельческого и вообще сельскохозяйственного труда”[115], чтобы мелкие земледельцы осознали выгоду перехода к крупному коллективному машинному земледелию. Только после этого можно начинать постепенный переход к общественной обработке земли, не принуждая к ней, а доказывая на деле ее преимущества и выгоду для самих крестьян.

Идеологи коллективизации проигнорировали этот принцип. К началу коллективизации сельское хозяйство Советского Союза не достигло даже начальной стадии машинного производства. В 1929 г. удельный вес тракторов в энергетических ресурсах советской деревни составлял всего лишь 2,8 %[116].

Таким образом, объективные предпосылки (в виде достаточного уровня развития производительных сил) дня перехода к общественным формам земледелия отсутствовали. Не случайно в 1927 г. коллективные хозяйства объединяли только 0,8 % крестьянских дворов[117]. Отсутствие объективных предпосылок коллективизации к моменту ее начала хорошо отражено в романе М. А. Шолохова “Поднятая целина”. Как следует из романа, основные сельскохозяйственные работы в Гремячем Логу выполнялись с помощью тяглового скота. Естественно, что один только факт обобществления волов не мог привести к той “более высокой производительности труда”, о которой говорил Ленин. Это обстоятельство предопределило более чем скептическое отношение крестьянства к производственной кооперации “по-сталински”. Если бы, как предусматривал Ленин, началу коллективизации предшествовали поставки техники селу, ход ее проведения и результаты могли быть совершенно иными.

В этой связи показательно, как такой, казалось бы сугубо теоретический факт — несоответствие новых производственных отношений уровню развития производительных сил, переломившись в сознании людей, отразился в их поступках. Не видя серьезных преимуществ перехода к совместной обработке земли старыми средствами производства, но предчувствуя крестьянским чутьем все пороки нового способа производства, значительная часть крестьянства заняла крайне сдержанную позицию в отношении коллективизации. В таких условиях говорить о соблюдении главного пришита ленинской кооперации — добровольности уже не приходилось. Весь процесс коллективизации прошел в обстановке давления власти на крестьян. Принуждение силой — главное средство, которое использует власть для компенсации неадекватности способа производства.

Отношение крестьянства к процессу коллективизации лучше всего иллюстрируется таким фактом. В 1929/30 хозяйственном году поголовье крупного рогатого скота в стране сократилось на 14,6 миллиона голов, свиней — на треть, овец и коз — более чем на четверть[118]. Этот скот был истреблен самими крестьянами главным образом в феврале и марте 1930 г., то есть в пору начала сплошной коллективизации. В результате животноводству был нанесен тяжелый урон, от которого оно долго не могло оправиться.

По отношению к кулакам, воспринявшим коллективизацию как посягательство на свои экономические интересы, проводилась политика раскулачивания, включавшая широкое применение репрессивных мер (выселение, отдачу под суд). Одна из целей раскулачивания состояла в формировании неделимого фонда колхозов за счет насильственно экспроприированных у кулаков средств производства (скота, машин и орудий). Не удивительно поэтому, что меры борьбы против кулака нередко переносились и на середняка. (Здесь следует заметить, что Ленин не считал использование наемной рабочей силы единственным критерием принадлежности к кулакам, так как оно было свойственно и середнякам). В некоторых районах доля раскулаченных доходила до 15 %, тогда как фактически кулацкими были не более 5 % крестьянских хозяйств[119].

Результатом стала насильственная ликвидация кулачества как “последнего эксплуататорского класса”. Подобные привычные нам идеологические обоснования процесса раскулачивания призваны скрыть тот факт, что принципиальная позиция марксизма состоит не в экспроприации мелкотоварной частной собственности, а в постепенном ее преобразовании в общественную. Поэтому В. И. Ленин, даже признавая на основании опыта нашей революции кулаков “прямыми и решительными врагами революционного пролетариата”, тем не менее последовательно выступал против их экспроприации. Он утверждал, что “пролетарская государственная власть должна сохранить за крупными крестьянами их земли, конфискуя их лить в случае сопротивления власти трудящихся и эксплуатируемых”[120]. Эти идеи были впоследствии учтены при проведении коллективизации в Восточной Европе. Таким образом, кулаки пали жертвой не столько экономической, сколько политической целесообразности: для идеологического обеспечения крайне непопулярной кампании коллективизации требовалось внушить основной бедняцко-середняцкой массе образ врага в лице кулаков.

В. И. Ленин настаивал не только на добровольном, но и постепенном кооперировании крестьянства. Постепенность заключалась в последовательном движении от потребительской, сбытовой, снабженческой кооперации к производственной. Однако индустриализация не могла ждать. Бурно развивающаяся промышленность постоянно требовала новых средств и ресурсов, что заставляло форсировать темпы коллективизации деревни. Поэтому постепенность пала такой же жертвой методов коллективизации, как и добровольность.

Однако были извращены не только методы проведения, но и сама сущность кооперации. Кооперирование крестьянства — это добровольное объединение частных производителей на паевых началах для совместного ведения хозяйства. Члены кооператива обладают всеми правами собственника на имущество кооператива и продукты труда. Кооперативы являются, таким образом, независимыми производителями сельскохозяйственной продукции.

Нет необходимости доказывать отсутствие у советских сельскохозяйственных кооперативов — колхозов, а тем более совхозов, статуса независимых производителей. Вряд ли можно говорить о самостоятельности агропредприятий, если указания что, где, сколько и когда сеять они получали из райкомов партии и различных государственных органов по управлению аграрным сектором экономики. Права колхозов как субъекта экономики мало чем отличались от прав государственного промышленного предприятия.

Государство выступало монопольным поставщиком необходимых селу товаров и монопольным покупателем производимой им продукции. Характерно, что хлебная монополия, то есть исключительное право государства на продажу хлеба и муки, отмененная в 1921 г. в период нэпа, была восстановлена с началом коллективизации. Монопольное положение государства позволяло ему полностью контролировать экономику колхозов и аграрный сектор в целом. (Именно к этому положению стремились идеологи коллективизации). Поэтому эксплуатация села за счет “ножниц” цен никогда не прекращалась, ослабевая только после очередных постановлений пленумов ЦК по аграрному вопросу. Таким образом, нарушалось одно из основных прав собственника — право присвоения продуктов труда и распоряжения ими по своему усмотрению. До 1958 г. существовала система обязательных поставок государству сельхозпродукции по символическим ценам — на порядок ниже рыночных[121]. Те многомиллиардные государственные дотации колхозам, о которых любят говорить “демократы”, являлись лишь частичной компенсацией за выкачиваемые из села средства. (Кстати, смена общественного строя не привела к изменению сложившейся практики: вследствие все того же диспаритета цен за 4 года правления “демократов” из аграрного сектора было изъято около 250 трлн. руб.)[122].

Налицо все признаки неадекватности производственных отношений уровню развития производительных сил в сельском хозяйстве СССР. Действительно, колхозник формально числился совладельцем колхозной (кооперативной) собственности, но на практике был лишен почти всех прав собственника. Следовательно, в сельском хозяйстве, как и в промышленности, отчуждение непосредственного производителя от средств производства не было устранено. Более того, именно вследствие коллективизации крестьяне лишились своей частной собственности. Фактически положение советского колхозника в системе производственных отношений мало чем отличалось от положения наемного сельскохозяйственного работника при капитализме. Отсюда — психология наемного работника у советского крестьянина, утеря им чувства хозяина земли. Следствием этого было отношение к колхозной собственности как к ничьей, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Земля требует особого к себе отношения, в сельскохозяйственных работах особенно важно качество их выполнения. Сложившаяся система оплаты труда не способствовала этому. Длительное время прямо нарушался принцип материальной заинтересованности, вплоть до того, что крестьяне не получали положенного за заработанные трудодни. Отсутствие эффективных экономических стимулов к высокопроизводительному и качественному труду является характерным признаком неадекватности способа производства.

Таким образом, обобществление средств производства в аграрном секторе экономики СССР было проведено в форме, неадекватной по отношению к достигнутому уровню развития производительных сил. Произошло своего рода огосударствление кооперации. Коллективизация по-сталински ничего общего не имела с кооперированием по-ленински. Она привела к распространению вульгарно-коммунистического способа производства на аграрный сектор народного хозяйства. Именно неадекватность вульгарно-коммунистических производственных отношений, а не климатические, политические или иные причины, тормозила развитие сельского хозяйства СССР.

Но с точки зрения ее организаторов коллективизация сельского хозяйства привела к успеху. По существу, была воспроизведена система продразверстки, но только в других организационных формах. Получив в лице колхозной системы безотказный механизм выкачивания средств из деревни, удалось в сжатые сроки провести индустриализацию страны. Но этот же фактор привел к массовому голоду 1933 года, основной причиной которого, как выясняется, явилось чрезмерное и необоснованное изъятие продовольствия у колхозов. Вместе с тем колхозная система помогла стране выстоять в войне. Именно благодаря высоким мобилизационным возможностям колхозов и совхозов советское государство в 1941–1944 гг., несмотря на временную потерю главных производящих районов, заготовило в 3 раза больше хлеба, чем было заготовлено и закуплено за аналогичный период (1914–1917 гг.) во время Первой мировой войны[123].

В области сельского хозяйства повторилась ситуация, характерная для всего народного хозяйства СССР. С одной стороны, обобществление средств производства, проведенное в неадекватной реальным условиям форме, в конечном итоге неизбежно вело в исторический тупик. Но с другой стороны, потенциал общественных форм производства оказался настолько велик, что позволял добиваться удивительных успехов.

Сейчас, после десятилетия, заполненного концептуальной ложью о всем советском и социалистическом, выясняются поразительные факты. Оказывается, что самым крупным производителем пшеницы в мире был СССР, а не Канада или США. Население Советского Союза составляло только 5,5 % населения мира, но производство зерна — основного сельскохозяйственного продукта — составляло у нас 11 %, а сахарной свеклы даже 33 % мирового[124]. В расчете на одного жителя производилось на 28 % зерна больше, чем в странах ЕЭС[125]. По производству на душу населения мяса, молока, сахара, масла мы были на уровне большинства развитых стран (причины имевшегося дефицита товаров и продовольствия будут рассмотрены в одной из следующих глав). По потреблению продуктов питания в 1985 г. наша страна находилась на седьмом месте в мире (в 1995 г. — только на сороковом![126]). Темпы роста в аграрном секторе превышали темпы роста населения: начиная с 1961 г. при общем увеличении численности населения на 26,4 % производство валовой продукции сельского хозяйства возросло к 1990 г. на 60 %[127]. Производство продуктов питания делало их доступными самым широким слоям населения СССР, в том числе и с невысокими доходами. И это при том, что в силу биоклиматических условий, а также по причине технической и технологической отсталости российское сельское хозяйство требует в 5 раз больше энергетических и в 4 раза больше материальных затрат, чем сельское хозяйство США[128]. Вопреки расхожему мнению размер закупок Советским Союзом продовольствия за рубежом был относительно невелик — 14–16 % (для сравнения: США стабильно импортируют от 17 до 19 % потребляемого ими продовольствия; Россия в 1995 г., по данным Госкомстата, закупила за рубежом 54 % продовольствия)[129].

Показателен также пример Польши, так там разные формы хозяйствования проявляли себя в сопоставимых условиях. Средняя многолетняя урожайность в частных хозяйствах польских крестьян составляла 29,3 центнера зерна с гектара, что на 15,6 % меньше, чем в кооперативах (34,7 центнера) и на 28,9 % меньше, чем в госхозах (41,2 центнера). Причем тракторов и работников на каждые его гектаров в частном секторе было почти вдвое больше, чем в общественном[130].

Основная причина успехов сельского хозяйства СССР — крупный (близкий к оптимальному) размер хозяйств. Объединение сил крестьян при благоприятных условиях дает эффект больший, чем простое арифметическое сложение эффектов индивидуальных производителей. В науке это явление известно под названием “кооперативный эффект”, оно описано Марксом в “Капитале”[131]. Даже простая сбытовая кооперация за счет исключения дублирования приводит к экономии труда, а следовательно, к увеличению его производительности. Применение тракторов и других сельскохозяйственных машин привело к революции в средствах производства. Механизация сельского хозяйства во много раз увеличивает эффект, получаемый за счет укрупнения производства. Более того, только крупные специализированные сельхозпредприятия могут сполна внедрить и использовать новейшие технологии. Поэтому после Второй мировой войны во всем мире ярко проявляется тенденция к укрупнению агропредприятий — переходу к крупному машинному производству в сельском хозяйстве. Этот процесс приводит к разорению фермеров и вытеснению их из аграрного производства. В США, например, количество ферм с 1959 по 1980 год сократилось почти вдвое[132].

В сельском хозяйстве СССР процесс укрупнения хозяйств был завершен еще десятилетия назад. Размеры советских агропредприятий наилучшим образом соответствовали современному машинному производству. С укрупнением предприятий снижается удельная капиталоемкость, что делает экономически эффективной механизацию производства. Себестоимость продукции в крупных комплексах всегда шике, чем па мелких фермах. В 1988 г. в ФРГ на тысячу гектаров пашни приходилось 205 тракторов, в СССР — только 12[133]. Но зато значительную часть тракторного парка СССР составляли мощные тракторы типа “К-600М”, более производительные и экономичные на бескрайних колхозных полях, чем маломощные тракторы западных фермеров.

Базирование производства на крупных хозяйствах имело следствием снижение себестоимости продукции и повышение производительности труда, а следовательно, и прибавку валового производства продукции. Это обстоятельство частично компенсировало “недобор” тех же показателей вследствие неадекватного способа производства и низкой технической оснащенности сельского хозяйства СССР. Кроме того, в аграрном секторе экономики не было такого острого противоречия между интересами государства и отдельного предприятия (колхоза или совхоза), как в промышленности. Поэтому сельскохозяйственное производство было более восприимчиво к научно-техническому прогрессу, внедрение достижений которого, впрочем, тормозилось недостатком средств.

Но успехи СССР в аграрной области могли быть неизмеримо большими, если бы оно основывалось на адекватном современным условиям способе производства. Анализ тенденции развития мирового сельскохозяйственного производства показывает, что в настоящее время, в эпоху его перехода к крупному машинному производству наиболее оптимальны крупные хозяйства, основанные на кооперативной (коллективно-групповой) форме собственности. Члены кооперативов должны обладать всем спектром прав частных собственников, но вести совместное хозяйство обобществленными средствами производства. Кооператив в целом должен обладать статусом независимого производителя. Реализация на практике совокупности этих условий приведет, наконец, к осуществлению поставленной К. Марксом цели — ликвидации отчуждения непосредственного производителя от средств производства и, следовательно, обеспечит крестьянину наилучшие стимулы к высокопроизводительному и качественному труду. Поэтому члены кооперативов по всем показателям оставят далеко позади наемных рабочих частных аграрных компаний.

В большинстве стран мира мелкие и средние изолированные производители — фермеры не выдерживают конкуренции и вытесняются крупными агропредприятиями. Этот процесс подчиняется той же самой объективной логике, которая после возникновения фабричной машинной промышленности привела к гибели средневековое ремесленное индивидуальное производство.

В этой связи становится понятной сила сопротивления, оказываемого бывшими советскими колхозниками политике “фермеризации” страны, то есть переводу аграрного сектора со стадии крупного общественного производства снова на базу мелкого раздробленного частного хозяйства. Повторяется ситуация, имевшая место в начале процесса коллективизации: труженики села чувствуют, что им опять навязывают неадекватный современному уровню развития сельского хозяйства способ производства. Пусть они выражают свой протест в терминах, далеких от категорий политэкономии, крестьянское чутье не обманывает их и на этот раз. Прав К. Маркс: история повторяется дважды, но если первый раз как трагедия, то второй — как фарс.

Вместе с тем следует избегать абсолютизации, как это у нас заведено, какой-то одной формы собственности. В ряде отраслей сельского хозяйства, еще не достигших стадии крупного машинного производства, и в некоторых регионах страны предпочтительным вполне может оказаться индивидуальный (фермерский) способ хозяйствования на земле. Только реальное многообразие форм хозяйственной деятельности может позволить добиться оптимального использования аграрного потенциала страны.

Таким образом, верный путь развития сельского хозяйства СССР — постепенное и добровольное кооперирование крестьян на базе механизации труда — был указан Лениным еще в первой четверти века. Но идея Ленина была извращена во всех аспектах. Огосударствление кооперации привело к тому, что права колхозников как владельцев кооперативной собственности мало чем отличались от прав остальных совладельцев общенародной собственности. Главным источником всех бед, которые преследовали колхозно-совхозную систему СССР, была неадекватность вульгарно-коммунистических производственных отношений реально существовавшему уровню развития производительных сил. Эта неадекватность, преломившись в сознании людей, проявлялась в их поступках, их отношении к делу, в политике властей. Ее проявления многолики и многогранны, и часто трудно обнаружить глубинную причину того или иного события. Но именно специфические качества существовавшего вульгарно-коммунистического способа производства в конечном итоге определяли все достижения и провалы советского сельского хозяйства.

Опыт развития сельскохозяйственного производства в СССР, позитивный и негативный, должен подсказать нам направление реформирования аграрного сектора экономики. Выход из кризисной ситуации, в которой оказалось сельское хозяйство страны, следует искать в установлении производственных отношений, наиболее адекватных стадии крупного машинного производства. С этой целью необходимо наделить сохранившиеся крупные агропредприятия, бывшие колхозы — “коллективные хозяйства” статусом и правами, соответствующими буквальному смыслу этого названия.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.