в) немецкая нация

в) немецкая нация

Первая мировая война потрясла Европу до основания, коренным образом изменила её, вызвала в ней глубокий мировоззренческий кризис и породила политические поиски революционных выходов из этого кризиса. Война показала, что столкновение государственных интересов разных стран стало принимать глобальный и цепной характер и Европа теряет геополитический контроль над мировыми делами. Появление в индустриальных государствах паровозов и пароходов, грузовых автомобилей создавало возможности быстро перебрасывать целые армии и их вооружения на огромные расстояния, а с помощью электрических средств связи и самолётов упрощалась задача тут же налаживать их оперативно-тактическое взаимодействие. Такое положение вещей потенциально превращало любое военное столкновение двух государств в общемировое явление. А при военном столкновении преимущества получали срединные по геополитическому положению державы, которые из-за их расположения могли лучше, дешевле и действеннее использовать экономические и военные средства, осуществлять управление и продвигать свои интересы сразу в нескольких направлениях. Удачное геополитическое положение державного государства превращалось в важнейшее условие проведения им успешной внешней политики, способствовало его торговой, военной и политической победе над конкурентами и противниками через меньшее хозяйственное напряжение страны. В то же время неудачное геополитическое положение обуславливало постоянное перенапряжение экономических и организационных усилий державы и, как следствие, заранее указывало на её предрасположенность к поражению. И большинство европейских держав в течение войны получили ясные подтверждения, что у них-то как раз неудачное геополитическое положение.

Вследствие Первой мировой войны экономическая и финансовая власть в мировом капиталистическом хозяйстве переместилась от буржуазно-национальных империй Западной Европы, от Великобритании и Франции к молодой американской буржуазно-национальной державе, расположенной между тремя океанами. Положение на пересечениях главных морских торговых потоков делало из неё ключевую геополитическую державу всего капиталистического Запада, и глобальная политика буржуазных наций, так или иначе, начинала обслуживать интересы США, что позже отразилось в появлении блока НАТО.

В то же время проявилось и особое геополитическое положение экономически отсталой, феодально-бюрократической самодержавной России, которая оказывалась посреди всех цивилизаций огромного сверхматерика Евразии в качестве главного посредника их сухопутного торгового, культурного и политического обмена. Но стать действительным посредником и в полной мере использовать своё геополитическое преимущество Россия была не в состоянии на господствующих феодально-хозяйственных отношениях, которые мешали развитию промышленных производительных сил, производству индустриальных товаров и средств налаживания всеохватной торговли. Господство пережитков феодальных отношений в России обосновывались православной мировоззренческой традицией, которую всё труднее было использовать в качестве идеологического насилия. Ибо необходимость осуществлять подготовку современных специалистов в условиях расширения торговли и культурного обмена с индустриальными державами Западной Европы, расчищать препятствия для собственной индустриализации требовала перехода к светскому образованию населения, вытеснению естественнонаучными знаниями православной иррациональной догматики. Но к такому повороту не были готовы подавляющее большинство русского населения: деревенское народное крестьянство, – а тем более, этнические меньшинства совсем отсталых окраин империи, где господствовали раннесредневековые исламские или даже родоплеменные представления о мире. Поскольку значение сухопутного геополитического положения непрерывно возрастало с бурным строительством железных дорог в конце ХIХ-го века и начале века ХХ-го, постольку Россия очутилась у исторического распутья. Она либо должна была так или иначе оказаться захваченной развитой индустриальной державой, способной налаживать геополитические отношения в Евразии, в лучшем случае превратиться в колонию такой державы. Либо ей надо было пройти через революционное усовершенствование русского общественного мировоззрения, городских социальных и производственных отношений, которое позволило бы в кратчайшие сроки совершить ускоренную индустриализацию и необходимое для индустриализации раскрестьянивание русского народа.

Революционно ускоренная индустриализация России в тех условиях была возможной единственно при возникновении реформаторского по отношению к православию мировоззрения, мировоззрения с самыми передовыми социальными идеалами, позволяющими быстро развивать городские производственные отношения, и необходимой для его воплощения чрезвычайно деятельной и целеустремлённой феодально-бюрократической государственной власти. Из этих внутренних требований государственного выживания Российской империи в качестве субъекта исторического процесса и родилось большевистское коммунистическое мировоззрение. Оно предполагало рационально-материалистическую реформацию православного мировоззрения русского народа, обосновывало народную антибуржуазную контрреволюцию и одновременную социалистическую революцию, как ответ на вызревающую в столице буржуазно-демократическую революцию, которая неизбежно разрушала огромное государство на множество частей взрывом неуправляемых противоречий буржуазных, феодальных и дофеодальных этнических, религиозных и обусловленных местным укладом существования интересов. Главный разработчик реформационного русского большевизма и его вождь В.Ленин смог осуществить такую антибуржуазную контрреволюцию и великую социальную революцию после февральской буржуазно-демократической революции 1917 года, которая во многом была вызвана последствиями Первой мировой войны.

Успех большевизма основывался на том, что большевизм учитывал народное мировосприятие и оказывался способным воздействовать на него, изменять его в направлении осуществления народно-коллективистской социологизации, требуемой для развития городских производственных отношений. Он обосновывал воспитание пролетарской этики труда и социальную культурную революцию, чрезвычайно действенно вовлекал многомиллионные массы крестьян в процесс ускоренной индустриализации без участия буржуазии. Коммунистическое большевистское мировоззрение указывало путь разрешения главных социально-политических противоречий эпохи индустриализации, а потому быстро распространялось не только в России, но и по всему миру, оказывая огромное влияние на страны, которые вступали или уже вступили на путь индустриализации и переживали раскрестьянивание. Организуя пролетариат других стран, повсюду вдохновляя его на борьбу за понятную ему социал-феодальную государственную власть, призванную стать переходной в создании всемирного коммунистического общежития, большевистский коммунизм превращался в мощнейшее идеологическое оружие России, нацеливал её на борьбу за геополитическую власть в мировых делах.

Идущие из России идеи коммунизма в обстановке роста массового недовольства многомиллионными жертвами и бедствиями трёхлетней Первой мировой войны распространялись, как эпидемия, потрясая самые разные государства, в том числе и индустриально наиболее развитые державы в Европе. Не прошло и года, как они взорвали Прусскую и Австро-венгерскую феодально-бюрократические империи, подтолкнули их к буржуазно-демократическим революциям. А в Баварии и в Венгрии, в важнейших составных частях этих империй, где только ещё начиналось раскрестьянивание и пролетариат был значительным в прослойке индустриальных рабочих, были провозглашены народно-большевистские социалистические республики. Продержались данные республики недолго, но во многом определили дальнейшую политическую судьбу европейского континента.

Размах участия рабочего движения в буржуазно-демократической революции в Германии, чрезвычайное влияние на него большевистского опыта вооружённого захвата политической власти в обход намерений буржуазии установить свою власть ускорили развитие событий, напугали и заставили объединиться все враждебные мировоззренческому большевизму силы. Конституция Веймарской республики была разработана второпях, стала поспешным компромиссом между бюрократией и чиновничеством прежней империи, с одной стороны, и либеральной буржуазной властью выразителей коммерческого интереса – с другой. По сути именно либеральная спекулятивно-коммерческая буржуазия проявила заинтересованность в максимально возможном восстановлении феодально-бюрократических учреждений власти ради спасения буржуазно-представительной власти. Компромиссы были найдены без особых затруднений, потому что предпосылки такому вынужденному союзу, такому браку по расчёту сложились в предыдущие десятилетия, в самой истории превращения за полстолетия малозначительных в европейских делах германских государств в Прусскую имперскую державу с мировыми устремлениями.

Что же это были за предпосылки?

Первую буржуазно-демократическую революцию большинство германских государств пережили в 1848-49 годах. Во всех из них победила контрреволюция, но посредством существенного укрепления чиновных и полицейских учреждений феодально-бюрократической власти и за счёт узаконивания парламентов с избираемыми представителями от всех слоёв населения. Появление парламентов с определённым влиянием на феодально-бюрократическую власть привело к тому, что в германских государствах того времени усилилось значение выразителей либеральных интересов и настроений, которые выступали за объединение Германии под властью одной монархической династии. Наилучшим образом такими либеральными настроениями и интересами воспользовалась Пруссия во главе с Бисмарком, который ловкой политикой кнута и пряника, не избегая использования прусской военной силы, в борьбе с Австро-венгерской империей принялся создавать Прусскую германскую империю. Пруссия была самым сильным королевством среди лютеранских германских государств, а Австро-венгерская империя самой могущественной державой среди католических германских государств. Война между ними и победа Пруссии Бисмарка привела к тому, что Прусская империя поглотила часть католических государств Германии, на которые претендовала Вена, в том числе крупное королевство Баварию, и стала могущественной державой, изменившей европейскую и мировую политику.

Созданная гением Бисмарка феодально-бюрократическая Прусская империя ради примирения Прусской государственной власти с другими насильственно объединёнными ею германскими государствами, ради удержания устойчивости в сложных внутренних обстоятельствах, должна была доказать способность решать задачи индустриального развития. Опираясь на традиции лютеранского народно-патриотического сознания, которое обосновывало компромисс феодально-бюрократической власти с городской буржуазией при признании последней своего податного положения, Бисмарк принялся целенаправленно проводить политику ускоренной капиталистической индустриализации, мобилизуя на это все возможности страны и господствующего класса. Ради этого он разработал государственную программу Культурной революции, нацеленную на ликвидацию безграмотности, и пошёл на компромиссы с пролетарским рабочим движением, позволил встать на ноги социал-демократической рабочей партии после согласия её вождей отказаться от революционных методов борьбы и соучаствовать в выборах в буржуазно-представительный парламент. Вследствие такой политики правительства Бисмарка и его приемников, поддерживаемые высокоорганизованным феодально-бюрократическим государством социологизация производственных отношений и индустриализация, главным заказчиком которой выступало именно правительство, оказались такими успешными, что Германия добилась самых высоких темпов роста индустриального производства в Европе. Уже к началу ХХ века Прусская империя превратилась в мощную экономическую державу, во вторую индустриальную державу в мире, уступая первенство только США.

Всеохватная экстенсивная индустриализация Германии была бы немыслимой без разрастания вышколенного слоя чиновников, объединяемых сознанием служения государству. В индустриализации Германии приняли участие и ряд представителей аристократии, юнкерского дворянства, они вкладывали доходы от феодальной собственности или деньги от продажи такой собственности в промышленность, создавали крупные предприятия и концерны, что поощрялось и поддерживалось правительством. В то же время участие аристократии и дворянства в торговле считалось позорным и недопустимым, опираясь в этом на античные традиции Древнего Рима. Это привело к подчинённому и политически бесправному положению либералов и выразителей коммерческого интереса, что вызывало их скрытое недовольство, стремление изменить положение дел в свою пользу.

Быстрый рост межгосударственной торговли Германии производимыми промышленностью товарами и закупки сырья по всему миру накануне войны, а в особенности сама война с её непрерывными заказами на вооружения и средства обслуживания многомиллионных войск, способствовали не только концентрации промышленных капиталов, но и концентрации финансов спекулятивно-ростовщического происхождения. Война усложнила прусскому правительству работу по надзору за разрушительной асоциальной деятельностью выразителей коммерческого интереса, что особенно откровенно проявлялась там, где были возможности почти бесконтрольного воровства и спекуляции при снабжении армии, – чем не преминули воспользоваться многие, главным образом евреи, создавая крупные банковские и коммерческие капиталы ещё до второй немецкой буржуазно-демократической революции.

Вторая немецкая буржуазно-демократическая революция 1918 года сокрушила Прусскую монархию и сняла все препятствия для превращения коммерческих капиталов в средство поддержки либералов и выстраивания буржуазной власти, без промедления подталкиваемой либералами к диктатуре выразителей коммерческого космополитизма. Однако германская буржуазно-демократическая революция 1918 года не уничтожала кровно связанные с прежней феодально-бюрократической властью силы, потому что отрезвила коммерческую и ростовщическую буржуазию массовым участием в борьбе за власть вооружённых рабочих, в особенности озлобленного лишениями пролетариата. Ход событий заставил либеральную буржуазную власть пойти на скорое восстановление учреждений управления феодально-бюрократического государства, на сговор с вождями социал-демократической партии, делая им уступки перед угрозой вызвать коллапс промышленного производства и политический хаос, который мог привести к установлению режима немецких коммунистов.

Так в Веймарской республике сложилось особое проявление буржуазной власти. Власть эта превращалась в режим диктата выразителей коммерческого космополитизма при сохранении у дворянского юнкерства и аристократии их собственности и восстановлении в среднем и нижнем звене исполнительной власти, в полиции и армии значительного влияния чиновников и офицеров прежнего государства. Буржуазная власть подчиняла пережитки прежней, феодально-бюрократической власти и укрепляла своё положение постольку, поскольку после революции господствовало идеологическое насилие мировоззренческого либерализма, всяческих свобод и прав человека, а парламентская оппозиция не имела альтернативного буржуазного мировоззрения, то есть идеологического насилия как такового, и волей-неволей вынуждена была смиряться с господством либерализма. Оппозиция волей или неволей подстраивалась под задаваемые либералами правила денежно-кредитной политики и частного обогащения любыми средствами, вовлечения страны в мировой капиталистический рынок, которые раскрепощали нравы в духе «человек человеку волк».

По мере разрастания "войны всех против всех", сопровождаемой разложением учреждений исполнительной власти коррупцией и соучастием чиновников в спекулятивно-коммерческих сделках, шло неуклонное вырождение идеалов либерализма о свободе, равенстве, братстве и буржуазной власти. Исполнительная и представительная власть откровенно преобразовывалась во власть обслуживания спекулятивно-коммерческих интересов вообще и олигархических кланов в особенности. Олигархия посредством денег подчиняла средства массовой информации страны, массовую культуру, использовала их в политической цели усилить свою финансовую власть над всеми автономными землями Веймарской республики для их сверхприбыльной коммерческой эксплуатации. Рост недовольства в стране привёл в 1926 году к конституционному расширению полномочий центрального правительства и парламента и внеконституционному упрочнению связей выразителей крупного коммерческого капитала с бюрократией республики, отражая общую тенденцию неуклонного обуржуазивания аппарата исполнительной власти.

Аппарат власти постепенно разъедался ржой деморализации постольку, поскольку он терял опору в народно-патриотических традициях феодально-бюрократического государства. Год за годом он выказывал всё меньше способностей поддерживать индустриальные производительные силы, так как отчуждался диктатом коммерческого интереса от производственных отношений как таковых. Разразившийся в октябре 1929 года мировой финансовый и экономический кризис, который вскоре потребовал от правительства Германии решительного вмешательства в экономику и финансы, доказал полную беспомощность центральной исполнительной власти выполнить эту насущную задачу и остановить сползание страны к хозяйственному и политическому краху, к неуправляемой гиперинфляции и политической гражданской войне.

Уже с 1931 года стали шириться националистические настроения в среде немецкой молодёжи, в других поколениях самой здоровой части государствообразующего этноса, что отражало рост политически самостоятельного общественного сознания мелкой и средней немецкой буржуазии, мелких и средних немецких собственников. Буржуазный национализм государствообразующего этноса оказывался единственным течением в политике, которое предложило альтернативную либерализму идею организации буржуазной власти для корпоративного спасения населения от хаоса и страны от экономического и политического распада. А национал-социалистическая партия была единственной политической партией, которая ясно выразила буржуазно-националистические настроения, провозгласив задачу спасения производительных сил страны через революционное отрицание либерализма и либерального космополитизма. Её вожди предложили программу замены либеральной буржуазной власти устройством власти нового буржуазно-национального государства с национальными общественными отношениями, как отношениями эгоцентрического «общества волков», объединяемого нацистским Общественным договором с двойной этикой и моралью. Национал-социалисты провозгласили целью своей политики построение общества национального социализма и объявили рабочий класс главной социальной средой, кровно заинтересованной в осуществлении такой политики, беря в пример итальянских фашистов и успешную деятельность фашистского режима Муссолини. На них работал одновременный подъём немецкого коммунистического движения, вдохновляемого изумительной индустриализаций в Советском Союзе, которая совершалась в условиях экономической депрессии капиталистического мира, тем самым вынуждая крупный индустриальный капитал делать выбор в пользу нацистов.

Для подъёма коммунистического движения в Германии были благодатные предпосылки, которые позволяли говорить о возможности его политической победы. Из-за Великой депрессии экономическая и политическая неустойчивость нарастала во всём капиталистическом мире. Но в Германии, потерпевшей в Первой мировой войне сокрушительное поражение, их усугубили условия Версальского мирного договора по демилитаризации германской промышленности и особый цинизм асоциального эгоизма буржуазной власти и диктата коммерческого капитала, откровенно связанного с иностранным. Рост безработицы рабочих и инженеров, учёных и учителей сближал их с подверженным воздействию традиций народного патриотизма пролетариатом и связанной с немецкой культурой интеллигенцией. Влияние коммунистической идеологии, коммунистических лозунгов через пролетариат и немецкую интеллигенцию распространялось и укоренялось в этой среде, постепенно заражая её антибуржуазными воззрениями. Дореволюционная экономика Германии была гораздо больше индустриализированной, чем экономика Италии, слой наёмных рабочих был многочисленнее относительно общего населения, гораздо организованнее, гораздо идеологизированнее, поэтому коммунистическая партия образной пропагандой завоёвывала широкую поддержку, и коммунисты откровенно устремлялись к захвату власти посредством победы на конституционном поле Веймарской республики. Противостоять этому могла только политическая сила, которая оказалась бы в состоянии бороться за влияние в среде рабочих и мелких служащих с позиций борьбы за установление режима не коммунистического социализма.

Ни социал-демократы, никакие иные буржуазно-либеральные и патриотические партии для этого не годились. Они не предлагали рабочим и служащим альтернативного режима, они лишь приспособились к парламентаризму буржуазной власти для отстаивания социальных программ в бюджете правительства и не могли скрыть своей растерянности в обстоятельствах разрушающей бюджет гиперинфляции. Поддерживаемая ими либеральная буржуазная власть в Германии уже не в состоянии была решать и малой части из лавины хозяйственных и политических проблем, все попытки укрепить правительство, чтобы сделать его дееспособным в условиях депрессии, ни к чему не приводили. Власть распадалась, и наконец приблизился момент, когда остановить распад уже было нельзя без замены либеральной буржуазной власти другим устройством власти.

С одной стороны, свой вариант советских государственных отношений, проверенных на практике в России, предлагали коммунисты. Но для перехода к германской советской государственной власти нужна была народно-патриотическая контрреволюция в отношении буржуазно-демократической революции, то есть новая, коммунистическая редакция того режима феодально-бюрократической власти, через которую страна уже прошла со второй половины предыдущего столетия до Первой мировой войны. С другой стороны, опыт фашистского режима в Италии способствовал становлению идеологии немецкого национального социализма, как идеологии социалистической Национальной революции. Она привлекала квалифицированные, уже не пролетарские слои рабочего класса и мелкую буржуазию для активного участия в созидании военно-политического режима диктатуры промышленного интереса и в революционном становлении национально-буржуазного общества.

Главный вызов национал-социалистам заключался в том, что в Германии были глубокими традиции теоретического обоснования мировоззренческих идеологий. Так, Мартин Лютер первым в Европе теоретически обосновал протестантизм именно как новое буржуазно-христианское мировоззрение. А Карл Маркс первым в Европе создал теорию научного социализма, которая легла в основание идеологий всех социалистических и социал-демократических рабочих движений. Чтобы добиться права быть серьёзной политической организацией и вести действенную пропаганду против коммунистов, немецким национал-социалистам потребовалось разработать некую мировоззрением философию, способную стать идеологическим насилием государственной власти как таковой, а не только Германии. Поэтому вожди немецкого национал-социализма впервые взглянули на Национальную революцию, как на проявление исторической антагонистической борьбы разных мировоззрений.

Пытаясь подняться до уровня мировоззрения, теоретики национал-социализма занялись разработкой идеологического насилия государственной власти, нацеленной на создание национального общества «волков», отталкивались при этом от философии Шопенгауэра и Ницше. Им не удалось изложить идеологию в виде собственно научной теории, поскольку они не смогли открыть соответствующего метода анализа исторических процессов. Но они наитием пришли к важнейшему заключению, что либеральная буржуазная власть, гуманитарный либерализм, как и коммунизм, в корне своих учений враждебны идее национального государства, а потому приближаются к непримиримому столкновению с национальным государством и к историческому поражению от него, к своему "концу истории". Однако только сейчас, с помощью русской теории Национальной Реформации, наконец-то можно строго обосновать суть этих выводов. Обобщённо она выглядит следующим образом.

В конечном итоге из-за промышленного развития Национальные революции произойдут во всех тех странах, народы которых по расовым причинам смогли воспринять и воплотить идею промышленной цивилизации и встраиваться в неё, соучаствовать в её созидании. Повсюду в таких странах возникнет национально-буржуазная власть, которая будет создавать из отмирающих народов нации. Когда это произойдёт, тогда совершится переворот в общечеловеческом развитии. Тогда передовое человечество выйдет в новый уровень промышленной цивилизации, где начнётся отмирание коммерческого интереса и его политического мировоззрения, то есть гуманитарного либерализма и самой идеи космополитической буржуазной представительной власти.

Отмирание это не будет мирным и гладким. Ибо склонность к коммерческой деятельности имеет под собой как расовые, так и дегенеративные причины. Поэтому склонная к коммерческой спекуляции часть человечества во главе с евреями императивно подталкивается своими генетическими побуждениями к непримиримому противостоянию с национально-буржуазной властью северных рас. А приобретающее в ХХ веке характер глобального противостояния противоречие между мировым коммерческим политическим интересом и национально-буржуазными государствами, организующими промышленные производительные силы, с течением времени будет неумолимо становиться полярно непримиримым.

По существу именно такими были основанные на наитии выводы идеологов нацизма, и они приближались к мировоззренческим. Они обосновали необходимость становления сильной буржуазной, антисемитской и антикоммунистической, Германии в виде военно-политической диктатуры, защищающей и продвигающей национальные индустриальные производительные интересы и радикально ускоренное социально-корпоративное обуржуазивание массового сознания немецкой молодёжи. Чтобы быстро подготовить из генетически самой здоровой молодёжи членов Общественного договора национально-буржуазного государства, опять же наитием ставилась задача воспитывать немецкую молодёжь в духе ницшеанского Сверхчеловека, который по сути являлся тем же "волком" в англо-саксонской терминологии Гоббса. А то, что Сверхчеловек Ницше и "волк" Гоббса в сущности одно и то же метафизическое понятие, подтверждает известный и часто повторявшийся призыв Гитлера: "Я хочу видеть в глазах моей молодёжи блеск зверя!"

Для управления политическим пробуждением духа и культуры немецкого Сверхчеловека, арийского «волка» и воспитанием высоко социологизированного национально-общественного сознания у каждого Сверхчеловека был создан знаменитый исследовательский центр "Аненербо". Однако задачи этому центру были поставлены некорректно, потому что у национал-социалистов не появилось ясной политической философии стратегического саморазвития. Ни Гитлер, ни остальные руководители партии и страны не осознали политэкономического смысла Национальной революции, её объективной краткосрочности, неизбежности смены Национальной революции эпохой Национальной Реформации, вследствие чего они неизбежно превратили политику из области деятельности расчётливого холодного ума в вид мистериального действа, опирающегося главным образом на бессознательное наитие. Блестяще раскрепостив архетипическую психофизическую энергию немцев, вырвав молодёжь в совершенно новое состояние мировосприятия, мировосприятия «волков», они не смогли направить эту энергию в созидательное русло выстраивания социального взаимодействия производительного общества, способного на конкуренцию с любым другим национальным обществом, и превратили Национальную революцию в перманентную, в тысячелетнюю цель развития Третьего Рейха. Подобная цель постепенно отрывала молодёжь, и не только молодёжь, от производства, от задачи воспитания корпоративной этики труда и общественно-производственного сознания, превращая всю молодёжь в сословие воинов, вынужденных вести непрерывные войны ради грабежа чужих ресурсов жизнеобеспечения и захвата рабов.

Но именно пленённые, завозимые миллионами рабы оказывались неспособными к высокой социально-корпоративной этике труда. Пока их использовали на работах, не требующих квалификации, их труд способствовал экономическому подъёму Германии. Но когда из-за мобилизации немцев на фронт пришлось насильственно завозить на заводы рабочих завоёванных стран, они, эти пленные рабочие, делали неэффективными и неразвитыми производственные отношения и вели к деградации совокупные производительные силы Германии, в особенности в крупной промышленности, – тем самым, подтачивая изнутри всю экономику. Вместо прорыва к высочайшей производительности труда и социально-корпоративной культуре немецкого национального производства, за счёт чего только и возможно было пробиваться к экономическому и политическому могуществу, Германия скатилась к непрерывной войне по всем фронтам и деградации промышленного производства. Великая страна надорвалась, потерпела сокрушительное поражение и попала под беспримерно позорную в современной истории оккупацию.

Получилось так, что в западной зоне оккупации, которая контролировалась после 1945 года буржуазно-национальными государствами, как раз и осуществилось перерастание немецкой Национальной революции в Национальную Реформацию, то есть возвращение страны на объективно единственный путь развития, путь становления национально-буржуазного общества и государства. Тогда как в восточной, советской зоне оккупации началось упорное искоренение зачатков национально-общественного сознания «волков», возвращения немцев к народному общественному сознанию «пастырей и овец».

Потребности экономического выживания в тяжелейших моральных и материальных обстоятельствах при вовлечённости Западной Германии в мировую капиталистическую систему рыночного хозяйствования с её жестокими законами конкурентной борьбы заставили западных немцев бороться за высочайшую производительность общественного труда. Ими вырабатывались действенные организационные меры и социальные мероприятия для быстрого вовлечения передовых технологий в крупное, высокопроизводительное индустриальное производство. Отталкиваясь от достижений нацистов в изменении массового сознания молодёжи, они добились изумительных успехов в производстве конкурентоспособной продукции и модернизации производительных сил. Благодаря чему немецкая нация сначала отработала американские кредиты на восстановление производительных сил, затем стала накапливать собственные инвестиционные капиталы и превратила свои компании в транснациональные. И с 60-х годов неуклонно расширяет гегемонию над Европой экономическими средствами, поднимаясь до такого политического могущества, какого она никогда не достигала в результате войн.