Негативное пространство
Негативное пространство
Мы с дочерью недавно посетили магазин игрушек в моем квартале, потому что владельцы устроили специальную акцию: встречу с Карлом Джонсоном, одним из крупнейших в Америке мастером силуэтов, создающим контурные портреты. Спрос был велик, и стояла большая очередь. Пока моя дочь дожидалась момента, когда можно будет сесть на место «натурщицы», я наблюдал за работой художника.
Джонсон сидел в магазине на небольшом стульчике с 9 утра до 6 вечера без единой паузы и создал около шестидесяти портретов. Он просил детей сидеть спокойно, ведя с ними непринужденную беседу, чтобы они чувствовали себя более комфортно. Весь день он одновременно говорил и вырезал силуэты. Его ножницы уверенно двигались по бумаге, а глаза ни на секунду не сходили с модели. Он сканировал контуры ребенка, сидящего перед ним. Меня поразила сложность его задачи и в то же время ее простота. «Силуэтные портреты ухватывают сущность человека, показывают, какой он есть, простейшим из всех возможных способов», – писал Джонсон в одном из постов{201}.
Позднее я прочитал, что он связал свой уникальный талант с врожденным монокулярным зрением. Он видит только одним глазом, правым. Он говорит, что это вынуждает его оценивать расстояние до объекта и форму, используя тень предмета. Таким образом, он видит мир как череду силуэтов. В каком-то смысле он вырезает методом «ex negativo», исключения, буквально отрезая лишнюю информацию. Он создает ощущение трехмерного изображения несколькими будто случайными линиями, способными подчеркнуть уникальность данного человека в мгновение ока.
Работа Джонсона напомнила мне о способе, которым пользуются некоторые бренды. Они развили искусство создания негативного пространства, вырезая для себя так много места, чтобы становиться заметными, когда их нет. Подобно остаточному изображению, они сохраняются видимыми в нашем мозгу с момента своего исчезновения. Остается только силуэт от них. Как научить бренд искусно исчезать?
Некоторые подсказки нам может дать история культового бренда одежды «Дом Мартина Маргиелы». Историю этого дома 20 лет окутывала анонимность, а дизайнер, давший ему свое имя, зачастую отсутствовал на показах, выставляя вместо себя пустое кресло. Мир моды постепенно привык к такому поведению неуловимого мастера, а он торговал своей невидимостью, сделав из нее неожиданный актив. Маргиела, выпускник Бельгийской академии изящных искусств, в начале 1980?х годов работал ассистентом у Жан-Поля Готье. В то время модный дизайн в Антверпене находился под влиянием самых радикальных из дизайнеров-деконструктивистов, таких как Рей Кавакубо из дома Comme des Gar?ons. Соединив усилия с группой дизайнеров-единомышленников, получившей название «Антверпен 6», Маргиела начал продвигать подрывные идеи деконструктивизма в Европе, разрывая наряды и выставляя швы напоказ. Многие стилевые приемы, воспринимаемые сегодня как само собой разумеющееся (рваные джинсы или использование вторичных промышленных материалов), напрямую связаны с его влиянием. Сутью бренда стал безличностный фасад. И действительно, ведь на подиум зачастую выходят «обезличенные» модели в массивных париках, закрывающих голову целиком.
До сего дня культ имперсональности[20] пронизывает всю эстетику бренда. На магазинах никогда не бывает логотипа. Персонал в магазинах и в штаб-квартире дома одет в стандартные белые лабораторные халаты. Белый на сленге дома – это основной цвет всех бутиков и материалов, покрывающих мебель и дисплеи, находящиеся внутри. Упаковка всегда одноцветна и лишена логотипа. А рассадка осуществляется по принципу, кто первый пришел, того и обслужили. Даже для людей из сферы высокой моды было невозможно лично встретиться с Мартином Маргиелой. Все запросы в компанию могли приходить только по факсу, направленному в «Дом Мартина Маргиелы». Весь этот творческий процесс демонстрирует нам великую силу отсутствия. В результате роль спикеров взяли на себя помощники и рьяные фанаты бренда. Они делятся «инсайдерскими новостями», которые сам бренд отказывается даже признавать. Отсутствие в данном случае служит неявным приглашением к участию.
В 2009 году держатель контрольного пакета акций дома Ренцо Россо публично признал, что Маргиелу уже очень давно не видели в офисе: «Он здесь, но здесь его нет»{202}. Несколько месяцев спустя вышел пресс-релиз, гласивший, что Маргиела оставил дело, но вместо него не был назначен креативный директор{203}.
Тому же принципу отсутствия следует и японская ретейлерская компания Muji, она свято блюдет идеалы пустоты. Арт-директор Muji Кенья Хара, сын синтоистского священника, помещает пустоту в широкий контекст японской религии синто и необычных святилищ синтоизма. На одной конференции он обратился к слушателям с такой речью:
«Нет никакого способа устроить встречу с богами. Единственное, что мы можем сделать, – это пригласить богов в гости к себе. В Японии это называется “сиро”. Она делается из четырех столбов, поставленных квадратом, а их вершины связаны соломенной веревкой. Внутри ничего нет. Это и есть пустота на самом деле. Если мы создаем настоящую пустоту, то боги, являющиеся природными силами, приходят и заполняют ее. Потому что пустота – это возможность быть заполненным. Боги, которые видят все, не могут не заметить пустое пространство. Они могут войти. Она может выдержать большой вес. А люди молятся именно о возможностях{204}».
Пустота – это не послание. Предложить пустой сосуд означает задать единственный вопрос и быть постоянно готовым принять широкое разнообразие ответов.
Это напомнило мне слова фотографа Платона, известного снимками мировых лидеров, о своей работе: «Я стараюсь быть пустым настолько, насколько это возможно, когда подхожу к своему объекту. Я словно вижу его в первый раз, и мое пустое сознание позволяет мне истинно оценить то, чем они являются в данный момент».
Такие бренды, как «Дом Мартина Маргиелы» Muji, и такие художники, как Платон, приглашают нас наслаждаться миром бизнеса, в котором брендбуки и «лифтовые презентации» оказываются неуместны. Их эстетика сочетает опасения с условиями для творчества, словно они – химики, которые должны сложить вместе все нужные вещества в лабораторную пробирку, прежде чем нагреть ее горелкой Бунзена. Они пробуждают чувство воспринимающего, не пассивного ожидания.
«Воспринимающее ожидание» может быть определено в терминах романтизма как ожидание появления музы. Итальянский производитель блокнотов Moleskine выстроил целую бизнес-модель на романтическом представлении о современной музе. Легендарный бумажный блокнот прославился и благодаря таким мастерам, как Ван Гог, Хемингуэй и Пикассо, но к 1997 году они почти исчезли, когда за восстановление бренда и бизнеса взялось небольшое миланское издательство Modo & Modo. Компания стала очень разумно продвигать блокнот как материальное хранилище всего искусного, игривого, ностальгический дневник идей и эмоций современного человека.
История возрождения бренда романтична сама по себе. Мария Себрегонди, вице-президент компании по бренд-капиталу и коммуникациям, рассказывала мне, что идея пришла в голову, когда она вместе с двумя друзьями плавала на яхте вдоль берегов Туниса в середине 1990?х годов. Они придумали перенести старомодный блокнот для черновиков художников и писателей в эпоху цифровых странствий, ориентируясь на постоянно занятых работников интеллектуального труда. Они стремились создать ностальгический материальный артефакт, который бы дополнял цифровые девайсы, имеющиеся у человека. Мария признает, что скорее реализовывала свою давнишнюю страсть, а не пыталась с кем-то конкурировать, не говоря уж о детальной проработке коммерческих аспектов.
Блокноты Moleskine функционируют как «аналоговые облака». Так же как и у Muji основной ценностью служит пустота. Пустота – это роскошь в эпоху, когда прозрачность и связи ценятся превыше всего остального. И при этом Moleskine не позиционирует себя как люксовый бренд. Себрегонди говорит:
«В отличие от роскоши, которая эксклюзивна, культура – инклюзивна, а Moleskine – это часть массовой культуры, доступная всем».
Блокноты Moleskine – это демократичные пустые сосуды для самовыражения, равно как и изготовленные вручную предметы, которые служат простым вместилищем нашей сложной жизни. Записные книжки дают современному кочевнику эмоциональный якорь, дом вдали от дома, и в то же время служат средством для удовлетворения любопытства, жажды приключений и открытий. Пустые листы блокнота ощущаются как возможность перерисовать свою жизнь. Каждая новая записная книжка – это не написанная история, она содержит романтическое обещание начать все с чистого листа.
Недавно Moleskine заключил партнерское соглашение с поставщиком программных продуктов Evernote для создания коллекции «умных блокнотов», и две компании сегодня продумывают запуск других цифровых продуктов. Я спросил Себрегонди, может ли этот переход в цифровой мир подвергнуть опасности чистоту эксперимента и цельность той пустоты, за которую выступает Moleskine. Ее это не беспокоит, она говорит, что цифровой мир предлагает бесконечный объем пустого пространства.
Негативное пространство, которым торгуют такие бренды, как «Дом Мартина Маргиела», Muji или Moleskine, хорошо служит и другим компаниям, особенно тем, у кого есть ярко выраженный образ и уверенность, позволяющая оставить пространство для неизвестного. Сайт голливудского Креативного агентства артистов (CAA) предлагает только информацию о контактах фирмы. Как посетитель вы получаете послание: CAA – главная компания в городе, совершенно эксклюзивная, и конфиденциальность наряду с высоким уровнем служат ей верительными грамотами. Сайт – вуаль, которую могут приподнять только те, кто в курсе. Подобно тайному обществу, малоинтересная и невпечатляющая внешняя оболочка делает содержимое еще более загадочным и притягательным.
А есть еще такой бренд, как Evian: используя только ауру, он превратил самый обычный ресурс на планете (воду) в предмет роскоши. Этот продукт – чистая фантазия: гладкая поверхность Женевского озера; стакан на обеденном столе в Париже; холодная бутылочка во время марафона. Evian – это сжатое изложение принципа je ne sais quoi[21]. Как и все великие романтические бренды, у него есть приглашение в мир воображаемого. Таково кредо романтиков: доказательство в обещании, а не на столе.
Прозрачность и открытость стали в последние годы модными словечками. Открытое правительство; открытый код; открытые инновации; открытое лидерство – этот список можно продолжать. Компании стали копировать друг друга, чтобы завоевать доверие акционеров{205}. Многими разделяется вера в то, что открытость повышает легитимность, ответственность, доступ к идеям, и в конечном итоге улучшает результат. Но при этом надо отдавать себе отчет о цене. Художественный критик и куратор выставок Деян Суджич пишет об этом так:
«Символ прозрачности – это меч, заточенный с двух сторон. Через прозрачность мы демонстрируем демократизм и ясность, направляя свет на темные места. Но если посмотреть на прозрачную стеклянную стену при дневном свете, вы увидите отражение себя. Если мы живем в мире, поощряющем инновации и развитие, надо добавить жизненной “матовости” в это стекло»{206}.
Мне нравится этот оборот – «добавить жизненной матовости». Для меня он знак качества великого творчества. В самых невинных формах секреты повышают нашу эмпатию, любопытство и заставляют задуматься над тем, что нам больше всего дорого. Избыточная увлеченность открытостью угрожает не только личному пространству, но и спрятанной в нем романтике.
В качестве ответа на радикальную открытость бизнес-романтики используют загадки для создания романтических пространств, позволяющих наслаждаться недоступным глазу: магазины, появляющиеся без объявления; рестораны в потайных местах, которые можно найти только благодаря сарафанному радио, или «ужин в темноте». Все эти новые сервисы специально ограничивают наш потребительский опыт, словно отпиливая одну из ножек стула. Приложение для изображений Snapchat борется с воспоминаниями, отказывая в постоянном онлайн-доступе к картинкам; Secret скрывает саму личность пользователя; Pop-Up Magazine закрывает возможность круглосуточного доступа; «Секретное кино» скрывает сам контент, не рассказывая заранее о том, что вы увидите на просмотре. Эти эфемерные, полускрытые форматы представляют новую ветвь СМИ и сервисов в экономике постзнания, в которой ошеломляющее изобилие фактов и образов, доступное онлайн, только повышает наше стремление к затуманиванию. Добро пожаловать в «экономику дезинформации».
Наши романтические бизнес-модели, бренды, потребительский опыт и харизматичные лидеры процветают на полях неизведанного, в роскоши не-обладания. Бизнес-романтики предпочитают недооценку, тишину, пустоту и даже отсутствие догматической прозрачности постоянному все-присутствию. Мы отказываемся объяснять или раскрывать некоторые вещи не потому, что они священны, но потому, что мы хотим, чтобы они стали таковыми. Все не-вечное живет долго. Если хотите что-то подсветить – спрячьте это! Пригласите тайных агентов, замаскируйте проекты и добавьте секретов в вашу организацию. Попробуйте хотя бы раз прикрыть некоторые двери. Вещи, которые мы запираем, истории, оставляемые для себя, отбрасываемые тени, вырезанные пространства – все это заставляет нас желать большего.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.