3. Гармония правильно понимаемых интересов

3. Гармония правильно понимаемых интересов

С незапамятных времен люди болтают о благословенных условиях, которыми их предки наслаждались в первоначальном природном состоянии. Из старых мифов, преданий и поэм образ первобытного счастья перешел в различные философии XVII и XVIII вв. На их языке термин природный означал то, что хорошо и полезно для человеческих дел, в то время как термин цивилизация имел оскорбительный смысл. Отклонение от первобытного состояния эпохи, когда существовала лишь незначительная разница между человеком и другими животными, представлялось как падение человека. В те времена, как утверждают эти романтичные певцы прошлого, между людьми не возникало конфликтов. В райских садах Эдема царил безмятежный мир.

Однако природа не порождает мир и добрую волю. Характерной чертой природного состояния является непримиримый конфликт. Каждая особь соперником всех остальных особей. Средства существования находятся в дефиците и не обеспечивают выживания всем. Конфликты никогда не могут прекратиться. Когда группе людей, объединившихся с целью разгромить соперничающую группу людей, удается уничтожить своих противников, между победителями возникает новое противоборство по поводу раздела награбленного. Тот факт, что доля каждого человека уменьшает долю всех остальных людей, всегда является источником конфликтов.

Именно более высокая производительность разделения труда создает дружественные отношения между человеческими существами. Она устраняет естественный конфликт интересов, поскольку там, где есть разделение труда, больше не существует проблемы распределения запаса, не поддающегося увеличению. Благодаря более высокой производительности труда, выполняемого в условиях разделения задач, запас благ многократно увеличивается. Возобладавший над всеми другими общий интерес сохранение и дальнейшая интенсификация общественного сотрудничества одерживает верх и сглаживает все основные противоречия. Место биологической конкуренции занимает каталлактическая конкуренция. Это ведет к гармонии интересов всех членов общества. Обстоятельство, из которого возникают неразрешимые конфликты биологической конкуренции, а именно тот факт, что все люди стремятся, вообще говоря, к одним и тем же вещам, трансформируется в фактор, приводящий к гармонии интересов. Вследствие того, что многие или даже все люди желают хлеба, одежды, обуви и машин, становится возможным крупномасштабное производство таких благ, и это снижает издержки производства до такой степени, что они становятся доступны по низким ценам. Тот факт, что окружающие меня люди, как и я, желают приобрести туфли, делает для меня процесс их получения не более трудным, а более легким делом. Причиной повышения цены туфель является то, что природа не обеспечила более обильный запас кожи и другого необходимого сырья, а также то, что кто-то должен подвергнуться отрицательной полезности труда, чтобы превратить сырье в туфли. Каталлактическая конкуренция тех, кто подобно мне стремится иметь туфли, делает их дешевле, а не дороже.

В этом состоит смысл теоремы гармонии правильно понимаемых интересов всех членов рыночного общества[Вместо правильно понимаемых интересов мы также можем сказать интересы в долго- срочной перспективе.]. Когда экономисты классической школы сформулировали это утверждение, они пытались подчеркнуть два момента. Первый: каждый заинтересован в сохранении общественного разделения труда системы, многократно увеличивающей производительность человеческих усилий. Второй: в рыночном обществе спрос потребителей направляет всю производственную деятельность. Причина того, что не все человеческие желания могут быть удовлетворены, заключается не в неподходящих общественных институтах или недостатках системы рыночной экономики. Это естественное условие человеческой жизни. Вера в то, что природа одарила человека неисчерпаемым богатством, а нищета является следствием неспособности человека организовать хорошее общество, в корне ошибочна. Естественное состояние, описываемое реформаторами и утопистами как райское, на самом деле было состоянием чрезвычайной нужды и страданий. Нищета, говорит Бентам, это не действие законов, это первобытное состояние рода человеческого[Cм: Бентам И. Основные начала гражданского кодекса//Избранные сочинения Иеремии Бентама. СПб.: Русская торговля, 1867. С. 328.]. Даже те, кто находится на дне общественной пирамиды, сейчас более обеспечены, чем были бы обеспечены при отсутствии общественного сотрудничества. Они тоже выигрывают от действия рыночной экономики и разделяют выгоды цивилизованного общества.

Реформаторы XIX в. не отказались от дорогого их сердцу предания об изначальном земном рае. Фридрих Энгельс ввел его в марксистское описание общественной эволюции человечества. Однако они уже не выдвигали блаженство aurea aetas[100)] в качестве образца общественной и экономической перестройки. Они противопоставляли голословно утверждаемую порочность капитализма идеальному счастью, которым человек будет наслаждаться в социалистическом элизиуме[110)] будущего. Социалистический способ производства уничтожит оковы, с помощью которых капитализм сдерживает развитие производительных сил, и увеличит производительность труда и богатство сверх всякой меры. Сохранение свободного предпринимательства и частной собственности на средства производства выгодно исключительно незначительному меньшинству паразитирующих эксплуататоров и вредит подавляющему большинству трудящихся. Следовательно, в рамках рыночного общества существует непримиримый конфликт между интересами труда и капитала. Эта классовая борьба может исчезнуть, только когда справедливая система общественной организации социализм или интервенционизм сменит очевидно несправедливый капиталистический способ производства.

В этом заключается почти повсеместно принятая социальная философия нашей эпохи. Она не создана Марксом, хотя своей популярностью она обязана в основном работам Маркса и марксистов. Под ней сегодня подписываются не только марксисты, но и в не меньшей степени те партии, которые подчеркнуто декларируют свой антимарксизм и на словах поддерживают свободное предпринимательство. Она является официальной социальной философией римского католицизма, так же как и англо-католицизма; она поддерживается многими выдающимися проповедниками разнообразных протестантских конфессий и Восточной православной церкви. Она является неотъемлемой частью итальянского фашизма и германского нацизма и всех разновидностей интервенционистских доктрин. Она была идеологией Sozialpolitik Гогенцоллернов в Германии и французских роялистов, стремившихся к реставрации дома Бурбонов, Нового курса президента Рузвельта, националистов Азии и Латинской Америки. Противоречия между этими партиями и фракциями касаются случайных вопросов таких, как религиозные догмы, конституционные институты, внешняя политика и прежде всего отличительных черт общественной системы, которая должна заменить капитализм. Но все они соглашаются с фундаментальным тезисом, что само существование капиталистической системы вредит жизненным интересам подавляющего большинства рабочих, ремесленников и мелких фермеров, и во имя социальной справедливости все они требуют уничтожения капитализма[Официальная доктрина Римско-католической церкви кратко изложена в энциклике Quadragesimo anno папы Пия XI (1931). Англо-католическая доктрина, представленная поздним Уильямом Темплом, архиепископом Кентерберийским, содержится в книге Сhristianity and the Social Order (Penguin Special, 1942). Выражением идей европейского континентального протестантизма является книга Эмиля Бруннера Justice and the Social Order, trans. by M.Hottinger (New York, 1945). Особо значимый документ представляет собой раздел The Church and the Disorder of Society проекта отчета, который Всемирный Совет Церквей в сентябре 1948 г. рекомендовал в качестве руководства к действию для 150 конфессий, делегаты которых являются членами Совета. По поводу идей Николая Бердяева, самого выдающегося апологета русского православия, см. его книгу Истоки и смысл русского коммунизма (М.: Наука, 1990), особенно с. 144–146, 151. Часто утверждают, что существенным различием между марксистами и другими социалистическими интервенционистскими партиями является то, что марксисты выступают за классовую борьбу, в то время как остальные смотрят на классовую борьбу как на печальное следствие конфликта классовых интересов, присущего капитализму, и стремятся преодолеть его посредством проведения рекомендуемых ими реформ. По их мнению, классовая борьба хороша только потому, что является механизмом, посредством которого производительные силы, эти таинственные силы, направляющие ход человеческой эволюции, обязаны привести к бесклассовому обществу, в котором не будет ни классов, ни классовых конфликтов.].

Все социалистические и интервенционистские авторы и политики основывают свой анализ и критику рыночной экономики на двух фундаментальных ошибках. Во-первых, они оказались не способны осознать спекулятивный характер, присущий всем попыткам обеспечить будущее удовлетворение потребностей, т.е. всей человеческой деятельности. Они наивно предположили, что не может существовать никаких сомнений по поводу мер, применяемых для наилучшего обеспечения потребителей. В социалистическом сообществе производственному царю (или центральному совету управляющих производством) не будет нужды строить предположения, т.е. спекулировать. Он просто должен будет использовать те меры, которые идут на пользу его подчиненным. Защитники плановой экономики никогда не задумывались о том, что задача состоит в том, чтобы обеспечить будущие потребности, которые могут отличаться от сегодняшних потребностей, и чтобы использовать множество наличных факторов производства наиболее целесообразно для максимально возможного удовлетворения неопределенных будущих потребностей. Они не задумывались, что проблема в том, чтобы распределить редкие факторы производства между множеством отраслей промышленности таким образом, что ни одна потребность, считающаяся более настоятельной, не должна оставаться неудовлетворенной из-за того, что факторы производства, необходимые для ее удовлетворения, были использованы, т.е. потрачены впустую, на удовлетворение потребностей, считающихся менее настоятельными. Эти экономические проблемы не следует смешивать с технологическими проблемами. Технологическое знание может просто говорить нам о том, чего можно добиться при данном состоянии нашего научного понимания. Оно не дает ответа на вопросы относительно того, что следует производить и в каких количествах, а также какой из множества имеющихся в распоряжении процессов следует избрать. Введенные в заблуждение своей неспособностью осознать эти существенные проблемы, защитники планового общества считают, что производственный царь никогда не ошибается в своих решениях. В рыночной экономике предприниматели и капиталисты не могут избежать совершения серьезных ошибок, поскольку они не знают ни потребностей потребителей, ни того, что делают их конкуренты. Генеральный управляющий социалистического государства будет непогрешим, потому что он один будет иметь власть определять, что следует производить и как, и никакие действия других людей не перечеркнут его планов[Полное развенчание этого заблуждения обеспечивается доказательством невозможности экономического расчета при социализме. См. часть 5.].

Вторая фундаментальная ошибка, присущая критике социалистами рыночной экономики, проистекает из ложной теории заработной платы. Они не в состоянии понять, что заработная плата является ценой, которая уплачивается наемному рабочему за его достижения, т.е. за вклад его усилий в обработку товаров или, как говорят, за ценность, которую его услуги добавляют к ценности материалов. Не важно, применяется ли повременная оплата или сдельная оплата, работодатель всегда покупает деятельность и услуги рабочего, а не его время. Поэтому неверно, что в свободной рыночной экономике рабочий не имеет личного интереса в выполнении своего задания. Социалисты роковым образом ошиблись, утверждая, что те, кому платят определенную ставку в час, в день, в неделю или в год, движимы не своим собственным эгоистическим интересом, когда они работают эффективно. Не высокие идеалы и не чувство долга удерживают рабочего, труд которого оплачивается в соответствии с отработанным временем, от небрежности и праздного шатания по цеху, а весьма реальные аргументы. Тот, кто работает больше и лучше, получает более высокую плату, а тот, кто хочет заработать больше, должен увеличить количество и улучшить качество своей деятельности. Тертые работодатели не настолько доверчивы, чтобы позволить себя одурачить нерадивым работникам; они не так беспечны, как правительство, которое платит жалованье уйме праздношатающихся бюрократов. И наемные рабочие, в свою очередь, не настолько глупы, чтобы не знать, что лень и неэффективность на рынке труда жестко наказываются[Cм. с. 562–564.].

На сомнительном основании неверных представлений о каталлактической природе заработной платы социалистические авторы слагали фантастические сказки об увеличении производительности труда, ожидающемся от реализации их планов. При капитализме трудовой энтузиазм рабочего серьезно ослаблен, потому что он осознает тот факт, что сам он не получает плодов своего труда, а его усилия обогащают только его работодателя, паразитического и праздного эксплуататора. Но при социализме каждый работник будет знать, что он работает на пользу общества, частью которого является он сам. Это знание будет обеспечивать ему самый мощный стимул делать все, что в его силах. Результатом этого будет громадное повышение производительности труда, а следовательно, и богатства.

Однако отождествление интересов каждого рабочего с интересами социалистического общества является чисто юридической и формалистической фикцией, которая не имеет ничего общего с реальным положением дел. В то время как все жертвы, на которые идет отдельный рабочий, напрягая свои силы, ложатся бременем на него одного, только лишь бесконечно малая доля результата его дополнительных усилий приносит пользу ему самому и повышает его собственное благосостояние. В то время как отдельный рабочий может полностью наслаждаться удовольствиями, которые он может получить, поддавшись беззаботности и лени, проистекающее из этого уменьшение дивидендов общества сокращает его собственную долю лишь в бесконечно малой степени. При таком социалистическом способе производства устраняются все личные побудительные мотивы, обеспечиваемые при капитализме эгоизмом, а вознаграждаются лень и нерадивость. Тогда как в капиталистическом обществе эгоизм поощряет каждого к предельной старательности, социалистическое общество ведет к инерции и расхлябанности. Социалисты могут продолжать что-то лепетать по поводу чудесного изменения человеческой природы, которое будет вызвано социализмом, а также о замене низменного эгоизма возвышенным альтруизмом. Но в своих сказках они не могут больше позволить себе разглагольствовать о чудотворном эффекте, который вызывается при социализме эгоизмом каждого индивида[Доктрина, опровергаемая в тексте, лучше всего изложена Джоном Стюартом Миллем (Основные принципы политической экономии. Т. 1. М.: Прогресс, 1980. С. 205 и далее). Однако Милль использует эту доктрину просто для того, чтобы отвергнуть возражение, выдвигаемое против социализма, а именно то, что, исключая побудительные мотивы, обеспечиваемые эгоизмом, он наносит ущерб производительности труда. Он не настолько слеп, чтобы утверждать, что производительность труда при социализме многократно возрастет. По поводу анализа и опровержения рассуждения Милля cм.: Мизес Л. Социализм. М.: Catallaxy, 1994. C. 116–123.].

Ни один здравомыслящий человек не может на основании очевидности этих соображений не сделать вывода о том, что в рыночной экономике производительность труда несоизмеримо выше, чем она была бы при социализме. Однако это знание не разрешает спора между сторонниками капитализма и социализма с праксиологической, т.е. научной точки зрения.

Добросовестные защитники социализма, свободные от фанатизма, предвзятости и злобы, могут продолжать настаивать: Действительно, Р совокупный чистый доход, производимый в рыночной экономике, может быть больше, чем р совокупный чистый доход, производимый в социалистическом обществе. Но если социалистическая система определяет для каждого из своих членов равную долю р (а именно р/z = d), то все те, чей доход в рыночной экономике меньше, чем d, выигрывают от замены капитализма на социализм. Может оказаться, что эта группа людей включает в себя большую часть народа. В любом случае становится очевидным, что доктрина гармонии правильно понимаемых интересов всех членов рыночного общества несостоятельна. Есть класс людей, интересы которых ущемляются самим существованием рыночной экономики и которые были бы богаче при социализме. Сторонники рыночной экономики оспаривают убедительность этого рассуждения. Они считают, что p будет настолько меньше Р, что d будет меньше, чем доходы даже тех, кто зарабатывает самую маленькую зарплату, получаемую в рыночном обществе. Не может быть ни малейших сомнений, что это возражение хорошо обосновано. Однако оно не основывается на праксиологических соображениях и поэтому ему не хватает аподиктической и неоспоримой доказательной силы, свойственной праксиологической аргументации. Оно основано на оценке значимости, количественной оценке разницы между двумя величинами Р и р. В сфере человеческой деятельности подобное количественное знание получается путем понимания, относительно которого между людьми не может быть достигнуто полного согласия. Праксиология, экономическая теория и каталлактика бесполезны в урегулировании разногласий, касающихся количественных вопросов.

Защитники социализма могут даже пойти дальше и сказать: Даже при условии, что любой индивид при социализме будет беднее, чем самый бедный при капитализме, мы все равно отвергаем рыночную экономику несмотря на то, что она обеспечивает каждого большим количеством благ, чем социализм. Мы осуждаем капитализм по этическим причинам, как несправедливую и аморальную систему. Мы предпочитаем социализм по причинам, обычно называемым неэкономическими, и миримся с тем, что он вредит материальному благополучию каждого[Этот способ рассуждения использовался в основном некоторыми выдающимися поборниками христианского социализма. Марксисты обычно рекомендовали социализм на основе того, что он многократно увеличит производительность труда и принесет беспрецедентное материальное богатство каждому. И лишь позднее они изменили тактику. Они заявляли, что русский рабочий счастливее американского рабочего несмотря на то, что его уровень жизни значительно ниже; знание того, что он живет в справедливой общественной системе, с лихвой компенсирует все материальные трудности.]. Невозможно отрицать, что это величественное безразличие к материальному благополучию является привилегией интеллектуалов, оторванных от реальности в своих башнях из слоновой кости, а также аскетических отшельников. Наоборот, своей популярностью среди подавляющего большинства его сторонников социализм обязан как раз иллюзии, что он обеспечит их большим комфортом, чем капитализм. Но как бы то ни было, очевидно, что либеральные рассуждения, относящиеся к производительности труда, не могут затрагивать этого типа просоциалистической аргументации.

Если против социалистических планов нельзя выдвинуть никакого иного возражения, кроме того, что социализм снизит уровень жизни всех или, по меньшей мере, подавляющего большинства, то праксиология не сможет вынести окончательного суждения по этому поводу. Люди должны будут разрешить спор между капитализмом и социализмом, основываясь на ценностных суждениях и оценках значимости. Они должны будут сделать выбор между двумя системами, как они делают выбор между двумя вещами. Невозможно найти никаких объективных критериев, которые позволили бы разрешить спор таким образом, который не допускал бы никаких противоречий и должен был бы быть принятым любым разумным индивидом. Свобода выбора и действий человека не была бы уничтожена неумолимой необходимостью. Однако подлинное состояние дел совсем иное. Человек не волен выбирать между этими двумя системами. Человеческое сотрудничество в системе общественного разделения труда возможно только в рыночной экономике. Социализм не является осуществимой системой экономической организации общества, потому что у него отсутствует какой-либо метод экономического расчета. Исследование этой фундаментальной проблемы является задачей части 5 этой книги.

Установление этой истины не означает умаления убедительной и доказательной силы антисоциалистических аргументов, вытекающих из снижения продуктивности, ожидаемой от социализма. Весомость этого возражения настолько огромна, что ни один разумный человек не может колебаться, выбирая капитализм. Несмотря на то, что все равно сохранится выбор между альтернативными системами экономической организации общества, предпочтения одной по сравнению другой это никакая не альтернатива. Социализм невозможно осуществить, потому что вне власти человека организовать его как общественную систему. Выбор стоит между капитализмом и хаосом. Человек, который выбирает между тем, чтобы выпить стакан молока или стакан цианистого калия, делает выбор не между двумя напитками; он выбирает между жизнью и смертью. Общество, которое выбирает между капитализмом и социализмом, делает выбор не между общественными системами; оно выбирает между общественным сотрудничеством и разрушением общества. Социализм не является альтернативой капитализму; он не является альтернативой ни одной системе, при которой люди могут жить как человеческие существа. Подчеркнуть этот момент задача экономической науки, точно так же как задача биологии и химии состоит в том, чтобы научить, что цианистый калий это не пища, а смертельный яд.

Убеждающая сила аргумента производительности настолько неотразима, что защитники социализма были вынуждены отказаться от старой тактики и прибегнуть к новым методам. Они стремятся отвлечь внимание от проблемы производительности, подменяя ее проблемой монополии. Все современные социалистические манифесты разглагольствуют по поводу монопольной власти. Государственные деятели и профессора стараются превзойти друг друга, описывая пороки монополии. Наша эпоха называется эпохой монополистического капитализма. Главным аргументом, выдвигаемым сегодня в пользу социализма, являются ссылки на монополию.

Действительно, следует признать, что появление монопольных цен (а не монополия как таковая без монопольных цен) создает несоответствие между интересами монополиста и интересами потребителей. Монополисты используют монополизированные блага не в соответствии с желаниями потребителей. В той степени, в какой существуют монопольные цены, интересы монополистов получают приоритет над интересами общества, а демократия рынка ограничивается. Что касается монопольных цен, то это не гармония, а конфликт интересов.

Можно подвергнуть сомнению правильность этих утверждений по отношению к монопольным ценам, получаемым при продаже изделий по патентам и авторскому праву. Можно утверждать, что при отсутствии патентного и авторского законодательства эти книги, музыкальные произведения и технологические новшества никогда не появились бы на свет. Люди платят монопольные цены за вещи, которыми они вообще были бы лишены возможности наслаждаться при конкурентных ценах. Однако мы вполне можем пренебречь этой проблемой. Она имеет весьма отдаленное отношение к великому спору о монополии наших дней. Исследуя пороки монополии, они подразумевают, что в свободной рыночной экономике господствует всеобщая и неизбежная тенденция вытеснения конкурентных цен ценами монопольными. Это, говорят они, является отличительной чертой зрелого, или позднего капитализма. Какими бы ни были условия на ранних стадиях капиталистической эволюции и что бы ни думали по поводу обоснованности утверждений экономистов классической школы о гармонии правильно понимаемых интересов, сегодня не идет речи ни о какой гармонии.

Как уже отмечалось[Cм. с. 343.], тенденции к монополизации не существует. Фактом является то, что на многие товары во многих странах существуют монопольные цены, и более того, некоторые изделия продаются по монопольным ценам на мировом рынке. Однако почти все эти примеры монопольных цен являются следствием вмешательства государства в бизнес. Они не были порождены игрой факторов, действующих на свободном рынке. Они суть продукты не капитализма, а как раз попыток противодействовать силам, определяющим величину рыночных цен. Говорить о монополистическом капитализме значит искажать факты. Более уместным будет говорить о монополистическом интервенционизме или о монополистическом этатизме.

Случаи монопольных цен, возникающие на рынке, не деформированном и не подорванном вмешательством различных национальных государств, а также сговором между группами государств, играют незначительную роль. Они касаются некоторых полезных ископаемых, чьи месторождения немногочисленны и географически сконцентрированы, а также местных монополий ограниченного пространства. Действительно, в этих случаях монопольные цены могут быть назначены даже при отсутствии государственной политики, прямо или косвенно направленной на их установление. Необходимо осознать, что суверенитет потребителей несовершенен и что существуют границы действия демократических процессов рынка. В некоторых исключительных и редких случаях, не имеющих большого значения, даже на рынке, не деформированном и не подорванным вмешательством государства, существует антагонизм между интересами собственников факторов производства и интересами остальных людей. Однако наличие подобных антагонизмов ни в коей мере не вредит согласию интересов всех людей в том, что касается сохранения рыночной экономики. Рыночная система является единственной системой экономической организации общества, которая может функционировать и которая реально функционирует. Социализм неосуществим вследствие его неспособности выработать метод экономического расчета. Интервенционизм должен привести к положению дел, которое с точки зрения его защитников является менее желательным, чем условия свободной рыночной экономики, которую он стремится заменить. К тому же он самоликвидируется, как только выходит за пределы узкой области применения[Cм. часть 6.]. В таких условиях единственным общественным порядком, способным сохранить и углубить общественное разделение труда, является рыночная экономика. Все те, кто не желает разрушать общественное сотрудничество и возвращаться в условия первобытного варварства, заинтересованы в увековечивании рыночной экономики.

Учения экономистов классической школы относительно гармонии правильно понимаемых интересов несовершенны только в той мере, насколько их авторы не смогли осознать, что демократический процесс рынка не безупречен, так как в некоторых незначительных случаях даже в свободной рыночной экономике могут появляться монопольные цены. Но гораздо более бросающейся в глаза была их неспособность понять, что социалистическая система не может рассматриваться в качестве системы экономической организации общества, и с чем это связано. В основу теории гармонии интересов они положили ошибочное предположение о том, что не существует никаких исключений в правиле, что владельцы средств производства посредством рыночного процесса вынуждены использовать свою собственность в соответствии с желаниями потребителей. Сегодня эта теорема должна основываться на знании, что при социализме невозможен никакой вид экономического расчета.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.