1. Тотальная война

1. Тотальная война

Рыночная экономика подразумевает мирное сотрудничество. Она разлетается вдребезги, когда граждане превращаются в воинов и вместо того, чтобы обмениваться товарами и услугами, воюют друг с другом.

Войны между первобытными племенами не оказывали неблагоприятного влияния на сотрудничество, основанное на разделении труда. До начала военных действий такого сотрудничества между враждующими сторонами не существовало. Это были неограниченные, или тотальные войны. Они ставили целью абсолютную победу или абсолютное поражение. Побежденные либо уничтожались, либо изгонялись с обжитых мест, либо обращались в рабство. Мысль о том, что договор может урегулировать конфликт и позволить обеим сторонам мирно соседствовать, не приходила воюющим на ум.

Дух завоевания не признавал других ограничений, кроме эффективно противостоящей силы. Принцип строительства империй суть расширение насколько возможно сферы господства. Великие азиатские завоеватели и римские императоры останавливались только тогда, когда они уже не могли двигаться дальше. Тогда они откладывали нападение до лучших времен. Они не отказывались от своих честолюбивых планов и считали независимые иностранные государства не более чем мишенью для последующих ударов.

Философия безграничных завоеваний владела также правителями средневековой Европы. Они тоже прежде всего стремились к максимально возможному расширению своих королевств. Однако институты феодализма не давали им достаточно средств для ведения войн. Вассалы были обязаны воевать для своих господ только ограниченное время. Эгоизм вассалов, отстаивавших свои права, сдерживал агрессивность королей. Таким образом возникло мирное сосуществование большого количества независимых государств. В XVI в. француз Боден разработал теорию суверенитета. В XVII в. голландец Гроций добавил к ней теорию международных отношений в условиях войны и мира.

С распадом феодализма суверены не могли больше полагаться на созванных вассалов. Они национализировали вооруженные силы страны. Теперь воины стали наемниками короля.

Организация, оснащение и содержание этих войск были делом очень дорогостоящим и тяжелым бременем ложились на доходы государя. Честолюбие правителей было безграничным, но финансовые соображения вынуждали их умерять свои притязания. Они больше не планировали завоевать всю страну. Все, к чему они стремились, это завоевание нескольких городов или провинций. Достижение большего было неразумно также и с политической точки зрения, так как европейские державы следили за тем, чтобы не позволить никому стать слишком могущественным и угрожать их собственной безопасности. Слишком зарвавшиеся завоеватели всегда должны были опасаться коалиции тех, кого напугали их размеры.

Военные, финансовые и политические обстоятельства привели к тому, что в Европе на протяжении трех столетий, предшествовавших Великой Французской революции, преобладали ограниченные военные действия. В войнах участвовали сравнительно небольшие армии профессиональных солдат. Война не была делом народа; она касалась только правителей. Граждане ненавидели войну, которая приносила им одни несчастья и обременяла налогами и контрибуциями. Но они считали себя жертвами событий, в которых они не принимали активного участия. Даже воевавшие армии уважали нейтралитет мирного населения. Они считали, что воюют против верховного главнокомандующего вражеских сил, но не против гражданских подданных врага. В войнах, ведшихся на европейском континенте, собственность гражданских лиц считалась неприкосновенной. В 1856 г. Парижский конгресс [79] сделал попытку распространить этот принцип и на военные действия на море. Все чаще и чаще выдающиеся умы начинали обсуждать возможность полного отказа от войн.

Наблюдая обстоятельства, сложившиеся в системе ограниченных военных действий, философы нашли войны бесполезными. Люди убивались и калечились, богатство уничтожалось, страны опустошались исключительно ради выгод королей и правящих олигархий. Сами люди не получали никакого выигрыша от победы. Отдельные граждане не становились богаче, если правители расширяли размеры своего царства, присоединяя новые области. Народ ничего от войны не получал. Единственная причина вооруженных конфликтов это алчность деспотов. Заменив королевский деспотизм представительным государством, можно будет положить войнам конец. Демократии миролюбивы. Их не волнует, на большую или маленькую территорию простирается их суверенитет. Они будут трактовать территориальные проблемы без предвзятости и страсти. Они будут улаживать их мирно. Все, что необходимо, чтобы сделать мир прочным, это низвергнуть деспотов. Мирным путем, разумеется, этого не добиться. Необходимо сокрушить наемников королей. Но эта революционная война народа против тиранов будет последней войной, войной с целью положить конец всем войнам.

Эта идея смутно присутствовала уже в умах вождей Великой Французской революции, когда, отразив вторжение армий Пруссии и Австрии, они начали кампанию против агрессий. Правда, под водительством Наполеона они очень скоро сами переняли самые жестокие методы безграничной экспансии и оккупации, пока коалиция всех европейских держав не расстроила их честолюбивые замыслы. Однако идея прочного мира очень скоро была воскрешена. Она стала основным пунктом либерализма XIХ в., последовательно разработанным в столь поносимых принципах манчестерской школы.

Британские либералы и их континентальные друзья были достаточно проницательны, чтобы понять, что обеспечить прочный мир может не просто власть народа, а власть народа в условиях неограниченного laissez faire. На их взгляд, свободная торговля как внутренняя, так и международная, была необходимой предпосылкой сохранения мира. В мире без торговых и миграционных барьеров не остается побудительных причин для войны и завоеваний. Абсолютно уверенные в неопровержимой убедительности либеральных идей, они отбросили понятие последней войны для упразднения всех войн. Все народы сами осознают благословенность свободной торговли и мира и обуздают своих отечественных деспотов без всякой помощи извне.

Большинство историков не смогли понять движущие силы, которые привели к замене ограниченной войны старого режима неограниченной войной нашей эпохи. Они считают, что изменения произошли в результате перехода от династической к национальной форме государства и были следствием Великой Французской революции. Они видят только сопутствующие феномены и путают причины и следствия. Они говорят о построении армий, принципах стратегии и тактики, вооружении и транспортной инфраструктуре, а также о других аспектах военного искусства и методов управления[Самым ярким примером традиционной интерпретации является книга: Makers of Modern Strategy, Military Thought from Machiavelli to Hitler. Ed. E.M. Earle. Princeton University Press, 1944; особенно статья Р.Р. Памера (р. 49–53).]. Однако все это не объясняет, почему современные страны предпочитают миру агрессию.

Существует полное согласие относительно того, что тотальная война представляет собой результат агрессивного национализма. Однако это всего лишь рассуждение в круге. Мы называем агрессивным национализмом такую идеологию, которая приводит к современной тотальной войне. Агрессивный национализм является необходимым производным политики интервенционизма и народнохозяйственного планирования. В то время как laissez faire устраняет причины международных конфликтов, государственное вмешательство в производство и социализм порождают конфликты, для которых не существует мирного решения. Если в условиях свободной торговли и свободной миграции ни одного индивида не волнуют территориальные размеры его страны, то в условиях протекционистских мер экономического национализма почти каждый гражданин весьма живо интересуется территориальными проблемами. Расширение территории, подвластной суверенитету его государства, означает повышение его материального благосостояния или по крайней мере облегчение ограничений, которые иностранное государство накладывает на его благополучие. Причина трансформации ограниченной войны между королевскими армиями в тотальную войну, конфликт между народами, заключается не в технических деталях военного искусства, а в замене государства laissez faire государством благосостояния.

Если бы Наполеон I достиг своей цели, то Французская империя раскинулась бы далеко за границы 1815 г. Испанией и Неаполем правили бы короли дома Бонапарта-Мюрата вместо королей другого французского рода Бурбонов. Кассельский замок занимал бы французский повеса вместо одного из курфюрстов гессенской династии. Все это не сделало бы граждан Франции более зажиточными. Точно так же граждане Пруссии ничего не выиграли от того, что их король в 1866 г. изгнал своих кузенов Ганноверских, Гессе-Кассельских и Нассауских [80] из их роскошных резиденций. Но если бы свои планы реализовал Гитлер, то немцы могли бы ожидать повышения уровня жизни. Они были уверены, что уничтожение французов, поляков и чехов сделало бы богаче каждого члена их собственной расы. Борьба за Lebensraum* была их личной войной.

В условиях laissez faire возможно мирное сосуществование множества суверенных государств. В условиях государственного регулирования производства это невозможно. Трагической ошибкой президента Вильсона было то, что он пренебрег этим существенным моментом. Современная тотальная война не имеет ничего общего с ограниченной войной старых династий. Это война против торговых и миграционных барьеров, война относительно перенаселенных стран против относительно малонаселенных. Это война за упразднение институтов, которые препятствуют формированию тенденции выравнивания ставок заработной платы во всем мире. Это война фермеров, обрабатывающих бедную землю, против государств, которые не допускают их до гораздо более плодородной неиспользуемой земли. Короче говоря, это война рабочих и фермеров, которые называют себя относительно обделенными бедняками, против рабочих и фермеров других стран, которых они считают привилегированными богачами.

Признание этого факта не предполагает, что победоносные войны действительно покончат с теми пороками, на которые жалуются агрессоры. Конфликты жизненных интересов можно устранить только всеобщим и безусловным принятием философии взаимного сотрудничества вместо превалирующих идей якобы непримиримого антагонизма между различными социальными, политическими, религиозными, языковыми и расовыми группами человечества.

Бесполезно полагаться на договоры, конференции и такие бюрократические учреждения, как Лига Наций или ООН. Полномочные представители, клерки и эксперты представляют собой жалкое зрелище на фоне борьбы идеологий. Дух завоеваний нельзя потопить в бюрократической волоките. Требуется радикальное изменение идеологии и экономической политики.