Суд современников и суд истории

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Суд современников и суд истории

Я очень рад, что Михаил Борисович Ходорковский имел возможность опубликовать свои мысли из неволи[32]. Со многим в его статье я согласен, в том числе и с оценкой поражения либеральных сил на последних выборах, а также с его предложениями относительно поиска направлений выхода из сложившейся ситуации. Сегодня для страны исключительно важно сплочение демократических и либеральных сил, создание независимой от Кремля сильной партии или движения, которое было бы способно оказывать давление на власть, защищая гражданские права и свободы, укрепляя институты гражданского общества.

В чем я не согласен с позицией Ходорковского, так это в оценке роли либералов в 1990-х годах и с позицией бизнеса по отношению к ним. Напомню, в статье речь идет о Гайдаре и Чубайсе, которые осуществили в России либеральные рыночные реформы. И как бы ни оценивать их последствия, нельзя не признать, что именно эти реформы изменили лицо страны и продолжают менять его и по сей день. Ведь в результате этих реформ российская экономика стала рыночной. Именно реформы, проведенные либералами, дали возможность российским предпринимателям заниматься бизнесом, а некоторым из них — стать очень богатыми людьми и получить право или несчастье называться «олигархами».

Михаил Борисович возлагает основную вину за все наши беды именно на либералов. Но это неправильно и несправедливо. Думаю, крупные бизнесмены тоже должны взять на себя значительную долю вины, поскольку они были очень активны в стремлении получить права собственности на самые лакомые куски советского наследства. В то время они не задумывались о социальной справедливости, о возникающей глубокой дифференциации по благосостоянию, доходам и т. д., которая сейчас напоминает мину замедленного действия. Все призывы уняться и оглянуться, в свое время обращенные к крупным бизнесменам, они оставляли в стороне.

Напомню ход развития событий. Первый шаг к либерализации советской экономики был сделан еще во времена Горбачева, когда был принят Закон о кооперации, вернувший в нашу жизнь предпринимательский класс. В 1992 году команда «технократов», «интеллигентов», «завлабов в розовых штанишках» — как их только не называли! — была призвана Президентом Ельциным и произвела переворот с точки зрения экономического устройства страны. Либерализация цен, демонтаж планово-распределительной системы, открытие экономики, введение свободного валютного курса и, наконец, осуществление массовой приватизации — с конца 1992 до середины 1994 года, практически за 500 дней был создан зародыш рыночной экономики, из которого она могла развиваться.

Но в исполнительной власти реформаторов либералов было слишком мало. В основном она состояла из старой номенклатуры, чиновников, которые рассчитывали получить свою долю пирога и очень активно к этому стремились. Либералы оказались, по сути, в изоляции, потому что реформы уже стали давать результаты, поначалу очень негативные. Страна переживала тяжелые испытания, и нашлось очень мало людей, которые согласились принять на себя груз ответственности. Даже такие лидеры перестройки, как Гавриил Харитонович Попов и многие другие соратники Ельцина по Межрегиональной депутатской группе, ушли в отставку, потому что не могли и не хотели нести ответственность. Они предвидели, что реформы будут идти не очень гладко, и поэтому предпочли занять позицию сторонних критиков.

Реформаторы же нуждались в общественной поддержке. Ее они могли получить только со стороны сравнительно небольшого круга лиц, уже ставших собственниками. Но предприниматели как класс тогда еще не могли обеспечить реальную поддержку: каждый думал о своих интересах, а малый бизнес — об элементарном выживании. Поэтому союзниками либералов могли стать только крупные собственники, которые хотели за это получить солидную мзду. И когда в преддверии выборов 1996 года страна оказалась перед угрозой прихода к власти коммунистов, которая не была нужна ни реформаторам, ни крупным бизнесменам, это стало основой для их союза. Так крупные бизнесмены и стали олигархами, решив после выборов, что теперь они будут влиять на все государственные решения. Им казалось мало сохранить «своего» президента, они еще хотели им управлять к собственной выгоде.

Вообще выборы 1996 года стали первым триумфом «управляемой демократии». Только боролись тогда не против реальной демократии, а против, с одной стороны, возможности государственного переворота имени Коржакова и, с другой стороны, возможности коммунистического реванша. Ни те, ни другие после прихода к власти, думаю, не стали бы миндальничать и либеральничать. Сейчас некоторые участники тех событий сомневаются в правильности тогдашних решений, говорят, что надо было поступать иначе. Но как иначе? Я считаю, что в 1996 году использовали не самый плохой вариант, просто надо было вовремя остановиться, не позволяя крупному бизнесу заходить слишком далеко в его стремлении властвовать.

Очень многие люди во власти согласились с таким положением вещей. Они посчитали, что это нормально, таков путь России к рыночной экономике, а что касается некоторых издержек, в том числе и неравенства распределения, то здесь уж ничего не поделаешь… Не хочу называть имена этих людей, но, думаю, Михаил Борисович их хорошо помнит. Во всяком случае, в их числе не было ни Чубайсами Немцова. Они, напротив, в 1997 году первыми попытались остановиться и сделать так, чтобы крупный бизнес не оказывал прямого воздействия на государственную политику в своих корыстных интересах. В ответ олигархи начали информационную войну…

Мне, честно говоря, стыдно за Гусинского и Березовского, которые свои мелкие амбиции поставили выше интересов реформирования российской экономики. Михаил Борисович пишет, что задача бизнеса — делать деньги. Но тогда задача государства — держать подальше крупный бизнес от государственной политики. Социальная ответственность бизнеса заключается не в том, чтобы выделять деньги на Константиновский дворец, яйца Фаберже или даже на гражданские проекты (которые я поддерживаю и приветствую, считая их большой заслугой Ходорковского). Ответственность прежде всего в том, чтобы думать, к каким последствиям приведут согласованные действия крупнейших капиталистов страны. В своей статье Михаил Борисович встал на позицию Гусинского и Березовского. Видимо, она была ему ближе тогда, и он еще не переоценил ситуацию.

Возможно, Ходорковский думает, что сегодня самое время свалить всю вину на либералов, находившихся на протяжении 1990-х годов в правительстве. В то же время он не говорит про других чиновников, крепких хозяйственников, которые и не думали о реформах, но, сидя в правительстве, норовили разбогатеть — и многим это удалось. Впрочем, не Ходорковскому, Березовскому и Гусинскому об этом говорить, потому что они получили гораздо больше. И я не упрекаю их в этом. Таковы плоды российских реформ, в них есть как заслуга, так и вина Коха и Чубайса. Мы хотели получить эффективных собственников, стратегических инвесторов, а не распыленную собственность, в которую трудно вовлечь дополнительные инвестиции для модернизации страны. Какой бизнес получился — такой и получился. Но я считаю несправедливым валить все на людей, которые дали возможность этому бизнесу встать на ноги.

Возможно, Михаил Борисович имеет в виду, что сейчас пора освободиться от прежних грехов, найдя виноватых, и начать все с чистого листа. Но много на этом не заработаешь. Пытаясь завоевать симпатии избирателей и отстоять демократические идеалы, не надо переписывать нашу историю. Рано или поздно, вспоминая то, что происходило в этот период, памятники поставят Гайдару и Чубайсу. Сомневаюсь, чтобы кто-то ставил памятники крупным бизнесменам. Впрочем, они построили памятники сами себе в виде холдингов и финансово-промышленных групп.

Кризис либерализма в России обусловлен всей нашей предшествующей историей. Сейчас я не вижу ничего конструктивного в том, чтобы искать виноватых и перед кем-то оправдываться. Не думаю, что в этом есть необходимость. Ко мне часто обращались: «Покайтесь!» После кризиса 1998 года я опубликовал небольшую заметку в газете «Труд», которая так и называлась: «Какие ошибки я признаю»[33]. Тогда я долго искал в своей душе, в чем именно могу покаяться. Такие моменты, несомненно, были, и я предъявляю обществу свои размышления о том, что сделано не так. Ноя понимаю, какого рода покаяния от меня ждут, и у меня пропадает всякое желание каяться. От меня требуют сказать, что не надо было начинать либерализацию цен, шоковую терапию, не надо было проводить приватизацию, надо было возвращать гражданам сбережения…

В том, что касается сбережений, я готов частично признать правоту Ходорковского. Можно было найти какие-то варианты компенсаций, связав их с приватизацией, например. Но я даже сейчас не представляю, как именно это можно сделать. А было ли у нас время для того, чтобы придумать эти решения? Ведь реально никаких сбережений не существовало — это объяснялось много раз. Но есть вещи, которые невозможно объяснить людям, потерявшим деньги. Боюсь, эта проблема разрешится сама собой только тогда, когда мое поколение исчезнет с лица земли.

Поэтому, когда от меня начинают требовать покаяния, я отвечаю отказом. Я не буду каяться в том, что происходило в начале 1990-х годов, потому что это была железная необходимость, кто-то должен был принять на себя ответственность и провести реформы. Придет время — и люди за это скажут спасибо. И ничего не поделаешь с тем, что пока они не готовы, не пришло еще поколение, способное оценить сделанное. Во всяком случае, я уверен, что на этой платформе нам не удастся консолидировать либеральные и демократические силы. Для того чтобы объединение состоялось и было успешным, оно должно коснуться всех. Надо быть толерантным, пытаться разговаривать и со сторонниками либеральных ценностей, и с нашими оппонентами. За последние пятнадцать лет страна пережила революцию, колоссальную ломку, причем, если не считать чеченской войны, пережила бескровно. И последующие поколения, несомненно, оценят то, что было сделано.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.