20. УРОКИ ИСТОРИИ

20. УРОКИ ИСТОРИИ

В тот вечер я решил вернуться рано. Меня уже тошнило и от Банка, и от всех гроз, грохотавших над нашими головами. Крах или не крах? У нас только об этом и говорили, словно пытаясь убедить себя, что ничего такого с нами случиться не может.

К тому же я хотел увидеть дочь, которой в последнее время уделял совсем мало внимания… Изабель отсутствовала, а Хлоя чатилась в интернете. Все как всегда.

— Ты одна?

— Сегодня понедельник, папа, ты не заметил?

— Ну, и?..

— В понедельник вечером мама ходит на свои театральные курсы!

— Да ты что!

— Думаю, она готовит нам сюрприз. Спектакль. Правда же прикольно будет увидеть маму в спектакле?

Прикольно? Это словечко вообще-то не входило в наш обычный словарь. Я с трудом представлял себе мою супругу, богатую буржуазную даму, играющую на сцене: интересно, как она будет произносить текст — монотонно или с пафосом? У нас с Изабель и впрямь не осталось ничего общего. Кроме дочери.

— Хочешь, где-нибудь поужинаем сегодня?

— Пап, мне завтра в школу. И у меня первая контрольная по истории…

— Давай повторим вместе, пойдет?

Тогда-то у меня в голове и щелкнуло. Пока Хлоя пересказывала мне задание.

— В 1685 году отмена Нантского эдикта Людовиком Четырнадцатым привела к исчезновению протестантских церквей во Франции и вынудила… протестантов… уйти в подполье… или… Нет, не помню!

— Покинуть страну. Ты знаешь, считается, что отмена Нантского эдикта — самая большая ошибка

Людовика Четырнадцатого. Бежать протестантам запрещалось, но поскольку им грозила гибель… Триста тысяч нашли в себе смелость уехать из Франции. Это были люди энергичные, решительные. Они эмигрировали в самые разные уголки земного шара, некоторые даже оказались в Южной Африке или в Америке, где разбогатели.

— Так написано в книге?

— Нет, дорогая, просто я тебе объясняю, откуда взялись лучшие банкиры в мире.

— Знаешь, это было так давно… Меня уже все достало. Получить бы хорошую оценку — и пропади оно пропадом!

Хлоя продолжила слово в слово пересказывать урок, и я в конце концов понял, что в этой истории не стыкуется.

Мои школьные познания были несколько шире. Они всплывали в памяти, пока я рассеянно слушал дочку. Учитель истории объяснил нам, как беглые протестанты в результате преуспели, согласившись заниматься чужими деньгами, за что раньше никто не хотел браться. Они-то и заложили фундамент современного банковского дела. Евреи, со своей стороны, сделали то же самое. Но на собственный лад. Сосредоточившись на небольших магазинчиках, они постепенно набирали обороты, предоставляя клиентам кредиты. В конце концов они сменили профессию, превратив свои лавки в банки.

Соперничество между протестантскими и еврейскими банками десятилетиями шло по нарастающей и, как в капле воды, отразилось в знаменитой фразе Джона Пирпонта Моргана, основателя J.P. Morgan: "Оставим мелкую торговлю финансами евреям". Этим все сказано об отношениях, установившихся между финансистами на долгие годы. В Америке битва всегда была самой жестокой, тут не поспоришь. На одной стороне — протестантская элита, так называемые WASP[54], которым принадлежала промышленность, железные дороги, нефть и сталь. Из-за своей заносчивости они в результате прошли мимо нового, очень прибыльного рынка — разнообразных финансовых конструкций, включая слияния-приобретения. Первые евреи, которые извлекли из этого выгоду, — братья Лазар: они дали свое имя банковскому дому, ставшему со временем легендарным. В течение пятидесяти лет им руководила семья Давид-Вейл. Рядом с ними резко поднялись семейные бизнесы Goldman Sachs и Lehman Brothers, одновременно сообщники и конкуренты первопроходцев.

Битва гремела и в Женеве. Там тоже долго лидировали протестанты, составлявшие большинство: семьи Ломбар-Одье, Бордье или Мирабо аккумулировали у себя крупные состояния со всего мира. Несколько стойких еврейских семейств сопротивлялись, используя для этого не афиширующие себя заведения вроде весьма процветающего банка LCF Rothschild, которым руководил на расстоянии сын барона Эдмонда, или, к примеру, Julius Baer, специализирующегося на управлении состояниями частных лиц.

После Женевы, где отношения были хоть и конфликтными по сути, но достаточно вежливыми по форме, меня потряс Нью-Йорк, где, как я узнал, в некоторых абсолютно закрытых клубах богатых пригородов существует особая форма жесточайшей сегрегации: в них категорически не допускаются "чужаки", как их там называют, — будь то "негры, азиаты или евреи".

В этом беспощадном мире, под лицемерным прикрытием хороших манер, любят пакостить друг другу. Мне понадобилось время, чтобы понять сущность делового банка. Полная противоположность банкам, подобным нашему, то есть депозитным. Кишащий интригами микрокосм, который обычно притягивает не совсем адекватных личностей, беспрерывно соперничающих друг с другом. Задача заключается в том, чтобы любой ценой объединить разные предприятия и спекулировать на чем угодно: на акциях, облигациях, недвижимости, золоте, сырьевых материалах и т. д. Однако эти ужасные американские частные банки имеют одно явное преимущество перед нашим Банком: поскольку они не котируются на бирже, им удается ни перед кем не отчитываться. Ловко!

По сути, большинство этих людей ненавидят Друг друга. Уровень тестостерона зашкаливает, и противостояние амбиций не прекращается ни на мгновение, достигая невероятного накала. Так, я знал, что министр финансов, знаменитый нынче Генри Полсон, бывший председатель совета директоров и генеральный директор Goldman Sachs и первый в истории гой на посту главы банка с момента его основания, не в состоянии даже находиться в одной комнате с Ричардом Фулдом. В общем, никто не собирается закапывать топор войны. Войны между протестантами и евреями. Между деловыми банками-конкурентами. И между их президентами, одержимыми манией величия.

И именно в этот момент, глядя, как Хлоя захлопывает учебник истории, я вдруг отчетливо осознал, что час пробил: в ближайшее время Goldman Sachs начнет избавляться от акций Lehman, используя продажи без покрытия, а как только этот банк затронет дефицит ликвидности, министр финансов разнесет его в пух и прах! Полсон, по всей вероятности, действительно думает, что, вызвав кризис, сумеет его контролировать. С рациональной точки зрения, это решение дает ему сразу два преимущества: во-первых, он может покончить раз и навсегда со своим смертельным врагом, а во-вторых, подобная стратегия позволит ограничить ущерб доя остальных банков. Он рассчитывает остановить распространение пожара на всю систему.

Этот парень хочет избежать краха, но сам же его провоцирует…

У меня было небольшое временное преимущество перед остальными. Как им распорядиться?