Три источника, три составные части российского общества

Три источника, три составные части российского общества

Я имею в виду наши государственные символы: герб (двуглавый орел), гимн (ремейк советского) и флаг — российский триколор. Герб символизирует дореволюционные (1917 года) традиции, гимн — советские, флаг, так уж вышло, лично для меня воплощает новую демократическую Россию. Для меня неважно, что этот флаг введен некогда царем Петром для торгового флота и что он переделан из голландского. Для меня существенно, что в августе 1991 года гигантское трехцветное полотнище, сшитое на деньги российских предпринимателей, демонстранты несли к Белому дому. И что именно этот флаг сменил красный советский.

Читатель, видимо, догадывается, что советский гимн мне решительно не нравится. Да и двуглавый орел далеко не символ свободы и демократии: старая Россия — весьма неподходящий источник, чтобы черпать из него идеалы для будущего.

Однако институты и ценности, образующие сегодня лицо российского общества, представлены именно этими тремя символами со всеми вытекающими отсюда противоречиями и проблемами.

Старые русские ценности, на сохранении и утверждении которых как на знаках особости нашего исторического пути, моральной миссии России настаивают патриоты, носители традиций и православная церковь, ныне, после отказа от советских установок, стараются возродить. И они ожили в разных обличьях, например в возрождении казачества. К ним тяготеет часть общества. Хотя надо признать, что они вряд ли могут содействовать росту экономики, благосостоянию народа, ибо большей частью носят непродуктивный характер. Таково, во всяком случае, мнение большинства социологов, исследующих проблему.

Советские ценности, поначалу воспринимавшиеся как полное отрицание «старого мира», на поверку оказались во многом их продолжением и развитием. Они были и отрицанием, и развитием. Они были на деле отрицанием капитализма, а с феодализмом совмещались, и чем дальше, тем больше. Коллективизм — продолжение общинности и артельности, приоритет общих интересов над частными, духовности над материальными благами; государства над подданными; пролетарская диктатура — продолжение нестяжательности самодержавия; произвол чиновников и беззаконие — почти в неизменном виде — как следствие этих совпадений. Во всяком случае, советские ценности оказались столь же непродуктивны.

Но были, конечно, и отличия. Образование и наука стали всенародными приоритетами. Россия стала городской и металлической. Сами навязываемые сверху ценностные установки вызывали отторжение и способствовали не то чтобы индивидуализму, но атомизации общества. Оттесняемые на второй план материальные стимулы превратились в манию потребительства, постоянную погоню за «иностранными шмотками». В этих порой безобразных формах в России созревали начала частной собственности, рыночной экономики, отделения человека от государства.

Новые ценности, необходимые демократической стране с рыночной экономикой, надо признать, распространены были слабо. Имелись предпосылки, благоприятные условия для сравнительно быстрого созревания, но не более того. Попытки отыскать в прошлом России либеральные традиции, безусловно весьма полезные, все же показывают, на мой взгляд, что по-настоящему таких традиций в их цивилизованном виде почти не было. Во всяком случае, они были распространены либо очень поверхностно, либо отдельными очагами, как, например, строгая деловая этика в среде старообрядцев. Реформы Александра II, самая яркая попытка приживления в России либеральных институтов, были половинчаты и слишком быстро кончились. Так что во многом пришлось начинать сначала, оглядываясь скорее не на свою историю, но на западный опыт.

И тем не менее дело пошло. Реформы Гайдара возродили ключевые институты рыночной экономики — свободные цены, частную собственность, свободную торговлю. Эти институты сами по себе стали порождать новые нормы поведения. Становление других институтов требует гораздо больше времени.

Верно, что начавшаяся эра первоначального накопления в условиях ослабления государства, неизбежного в период революции, породила колоссальную преступность, коррупцию, беззаконие, казавшиеся концом всего, ставшие источником безмерного разочарования для тех, кто мыслил категориями политико-экономического романтизма. Но вообще-то совсем нетрудно было догадаться, что раб, получивший свободу, еще не свободный человек; что вся это грязь и пена вовсе не случайность, а неизбежная плата за безмерную терпимость общества к тоталитаризму и произволу.

Теперь, по прошествии пятнадцати лет, для истории срока ничтожного, мы видим, что многое изменилось к лучшему. Сложились важные политические и экономические институты. Укрепилось государство. Лучше собираются налоги. Мы пережили кризис 1998 года, который неожиданно обернулся оживлением экономики. И при этом, пусть медленно, продолжаются либеральные реформы в экономике, хотя в 1999 году казалось, что мы вползаем в полосу полуреставрации. И сейчас многие видят ее угрозу. Но давайте смотреть на вещи реально: происходит или нет процесс утверждения в обществе новых продуктивных ценностей?

Можно занять такую позицию: нет и все. Власть мне не нравится. Путин не желает прекращать войну в Чечне и теперь ущемляет свободу слова. Ничего хорошего нет. Либо бороться, либо вешаться.

Но это неумная позиция. Скажу точнее: кто-то в обществе должен придерживаться такой позиции, чтобы были обозначены крайние альтернативы на политической сцене. Это роли в политическом театре, без которых пьеса теряет остроту интриги. И спасибо тем, кто берет их исполнение на себя

Но если мы не актеры, а зрители в этом театре, то надо принимать условности театральных эффектов и составить для себя более адекватное представление о действительности. А тогда придется признать: процесс утверждения новых продуктивных ценностей происходит, и причем довольно быстро относительно того, с чего все начиналось и чего можно было ожидать при тех естественных темпах изменений в институтах и культуре, которые наблюдались в других странах и в других условиях.

В то же время этот процесс идет очень медленно относительно тех вызовов, с которыми сталкивается страна, тех задач, которые она должна решать, чтобы преодолеть отставание и войти в семью свободных процветающих наций.

В итоге в российском обществе сегодня сосуществуют и борются три ряда институтов и ценностей, три разные культуры: старорусская, которая стремится возродиться; советская, которая стремится сохранить позиции, воспользовавшись недовольством, протестными настроениями большинства людей, порожденными тяготами реформ; и новая демократическая. Последняя вначале опиралась на массовую базу движения против коммунизма и тоталитаризма. Но теперь эта база съежилась, поскольку реформаторов и демократов считают виновными в связанных с реформами кризисах (экономическим и социальным), со снижением уровня жизни. Новая демократическая культура еще не доминирует. Однако развитие рыночной экономики, предпринимательства, новых общественных отношений постоянно содействует ее укреплению и распространению.

Интересно, что три эти культуры находят адекватное отражение в расстановке политических сил, в голосованиях избирателей. Но не только: они сосуществуют в наших душах, в разных пропорциях у каждого. Ясно, что их столкновение во многом определяет и те проблемы, которые стоят в повестке дня развития страны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.