2 декабря 2011 года

2 декабря 2011 года

Я побеседовал о прямых инвестициях со многими людьми: большинство из них знакомы друг с другом, и все они – серьезные, профессиональные инвесторы, которые осознают свою ответственность за доверенные им деньги. Я говорил им, что пытаюсь уточнить свою точку зрения на перспективы прямых инвестиций как класса активов на период от пяти до десяти лет. Оговаривалось, что инвестором в данном случае выступает фонд смешанных инвестиций, располагающий двумя миллиардами долларов, ориентированный на активное инвестирование на долгосрочную перспективу и рассчитывающий на повышение реальной доходности. Я также указывал, что фонд должен делать ежегодные выплаты. Более ни в какие детали я не углублялся.

Я спрашивал у моих собеседников: что они думают о прямых инвестициях с точки зрения их потенциальной доходности в следующие пять-семь лет в этом сложном мире – мире, освещаемом только пожарами? Каковы риски для данного класса активов и какие проблемы могут возникнуть при подборе управляющих кадров? Стоит ли в ближайшие год-полтора наращивать прямые инвестиции? Какой абсолютной и скорректированной на риск доходности можно ждать от прямых инвестиций по сравнению с другими классами активов в следующие пять лет? Большинство моих собеседников проявили искренность и открытость. Я сделал выписки и выделил сказанное ими курсивом, но это далеко не точная стенограмма. Пожалуйста, в любом случае не спешите делиться данными мнениями с кем-либо еще, так как некоторые из моих собеседников могут попасть в весьма неловкое положение, если на их слова в моем изложении кто-то будет ссылаться.

Бывший партнер (возраст 70 лет) в очень крупном фонде прямых инвестиций.

Основной вопрос в следующем: готовы ли вы терпеть десять лет, пока ваши инвестиции будут неликвидными, ради превосходных показателей в долгосрочной перспективе? Крупные фонды фактически делают ставку на рост акций в будущем, но размер – враг результатов. Большие компании нанимают множество амбициозных молодых людей, но могут ли они эффективно управлять всеми этими талантами с завышенными ожиданиями? Мой собеседник опасается, что в больших компаниях с эйфорией относятся к прямым инвестициям. Вместе с тем большие компании располагают сильным маркетингом, отработанными отношениями с клиентами и выстроенной системой анализа потенциальных сделок. Мой собеседник не уверен, что доходности, которые наблюдались раньше, сохранятся в будущем, так как слишком много новых фирм пытаются работать на этом поле и слишком много денег туда закачивается. Он только что побывал на Ближнем Востоке, где интересовался работой суверенных фондов.

Бывший директор Morgan Stanley, член попечительского совета крупного университета и председатель инвестиционного комитета фонда, управляющего активами эндаумент-фонда университета.

Портфель университетского эндаумент-фонда (с активами в восемь миллиардов долларов) состоит на 30 % из прямых инвестиций. Фонд не нанимает крупные компании, а работает с региональными, меньшими по размеру, специализированными компаниями с хорошим послужным списком. С подбором управляющих помогают связи, сохранившиеся со школы бизнеса. Макроэкономическая конъюнктура фактически не принимается в расчет. Некоторые члены попечительского совета университета испытывают нервозность в отношении прямых инвестиций в период рынка «медведей». Мой собеседник полагает, что обилие новых компаний в отрасли может крайне негативно отразиться на показателях доходности в будущем. Он также опасается, что приход на данный рынок средств Казначейства США и суверенных фондов утопит его в легких, «глупых» деньгах.

Бывший президент крупной управляющей компании, сейчас партнер в компании, занимающейся управлением средствами состоятельных клиентов, член двенадцати инвестиционных комитетов, в свое время был председателем инвестиционного комитета одного из крупнейших эндаумент-фондов в мире, управлял фондом элитного университета (Амхерстского колледжа) в течение 15 лет; основная ставка делалась на прямые инвестиции. Результаты впечатляли настолько, что он получил почетную степень. Консервативный инвестор с блестящей историей достижений.

Человек по-прежнему позитивно относится к прямым инвестициям как классу активов. Предполагает, что их доходность будет выше S&P 500 на 500 базисных пунктов в ближайшие пять-семь лет. На прямые инвестиции до сих пор приходится 60 % активов фонда университета. Мой собеседник придает большое значение совпадению интересов инвесторов и управляющих, так что его не привлекают фонды частных инвестиций, которые стали публичными или принадлежат банку. Он работает только с теми, у которых бизнес-модель предполагает оздоровление приобретаемых компаний. Он не работает с фондами, занимающимися LBO, и избегает тех, кто ограничивается финансовыми транзакциями. Важен доступ к пулу профессиональных управляющих, которых можно задействовать в приобретенной компании. Моего собеседника не беспокоят дефляция и долги, так как низкие процентные ставки сокращают стоимость заимствований для фондов частных прямых инвестиций. Критически необходимо получить доступ к лучшим компаниям и держаться их.

Он подчеркивает, что до открытия крупной позиции прямых инвестиций нужно быть уверенным в готовности совета университета и фонда терпеть десять лет неликвидности вложенных активов и волатильности показателей доходности на горизонте одного-трех лет ради великолепных результатов в долгосрочной перспективе. Так, советы Гарвардского университета и Амхерстского колледжа после многих лет блестящей доходности от прямых инвестиций стали к ним очень осторожно относиться в 2008–2009 годах. По словам моего собеседника, нужно пять-шесть лет, чтобы создать диверсифицированный портфель прямых инвестиций объемом один-два миллиарда долларов. Периодические притоки и оттоки денежных средств из-за незапланированного вывода активов, сложность выбора времени для сделок, вопрос о том, в какой форме получать прибыль (деньгами или акциями), – все это может быть непросто для фонда, занимающегося прямыми инвестициями. Из-за трудностей, связанных с ведением бизнеса, бухгалтерией, юридической стороной дела (требования о возврате средств и многое другое), нужно иметь профессиональный штат для управления портфелем из акций 20–30 компаний прямых инвестиций.

Председатель огромного хедж-фонда, построенного с нуля, – опытный, искушенный инвестор.

Не верит в прямые инвестиции – слишком неликвидны, слишком высока конкуренция и нельзя эффективно застраховать риски. Его компании несколько раз улыбнулась удача с китайскими компаниями прямых инвестиций (благодаря имевшимся связям), однако он сомневается, что можно повторить такие результаты. По его мнению, успех и богатство в конце концов развращают тех, кто занимается прямыми инвестициями. Не поклонник крупных компаний. Критически относится к расточительным вечеринкам по случаю дня рождения. Считает, что по-прежнему лучший вариант – это тщательно отобранный портфель хедж-фондов; однако нужно понимать, что в их числе всегда будут фонды с отстающими результатами. Полагает, что крупные фонды прямых инвестиций с помощью заемного капитала ставят на рост акций в будущем. Мой собеседник отметил, что в компании Carlisle более 200 управляющих. Он считает, что сейчас мы находимся в затяжном «медвежьем» рынке, и пессимистично оценивает перспективы глобальной экономики.

Управляющий эндаумент-фонда крупного университета, с впечатляющим послужным списком, общепризнанный пионер распределения активов.

Верит в прямые инвестиции, повышает их долю в портфеле фонда (она приближается к 40 %), хотя и признает, что это увеличение во многом обусловлено принятыми ранее обязательствами по данным инвестициям, а также уменьшением портфеля из-за убытков и планового изъятия средств. Убежден в том, что удовлетворительной доходности на непубличных рынках, характеризующихся неполнотой информации и неликвидностью, можно достичь лишь благодаря превосходным управляющим. Мониторинг фондов прямых инвестиций – более эффективное использование ваших сотрудников, чем поиск успешных компаний, которые работают только с длинными позициями: в первом случае разрыв между лучшими (относящимися к первому квинтилю (20 %) компаний) и средними показателями доходности составит 500–600 базисных пунктов, во втором – 200. Смысл в том, чтобы вложиться в один из лучших фондов (из первого квинтиля), так как только они обеспечивают достаточную доходность, чтобы компенсировать более высокие риски и неликвидность прямых инвестиций. Прямые инвестиции как класс активов не приносят инвесторам выдающейся доходности с поправкой на риск. В долгосрочной перспективе чистая годовая доходность прямых инвестиций как класса активов ниже, чем у акций публичных компаний. Сторонитесь компаний прямых инвестиций, принадлежащих кому бы то ни было, кроме их руководителей, в особенности если ими владеют инвестиционные банки, коммерческие банки или публичные компании.

Если хотите потратить крупную сумму на прямые инвестиции, нужно понимать, что доходность на горизонте от года до пяти лет будет волатильной. Важна диверсификация времени открытия позиций. Лучшие компании сохраняют силу даже после того, как становятся большими. Посредственные же остаются посредственными и часто приходят в упадок. Простое инвестирование не сработает: фонды прямых инвестиций, которые концентрируются на улучшении операционных показателей компаний своего портфеля, систематически добиваются много лучших результатов, чем те, которые лишь покупают дешевые или испытывающие трудности компании, чтобы потом продать их подороже. Приобретение дешевых циклических компаний часто не приносит плодов, так как их трудно продать, к тому же в таком случае вы оказываетесь очень уязвимы к циклическим сдвигам в экономике. Мой собеседник практически не вкладывает в LBO-компании: инвесторы в них не получают компенсацию за чрезмерные риски кредитного плеча и полной неликвидности. LBO-инвестиции в отсутствие действий по повышению стоимости компании-объекта со стороны фонда-инвестора попросту увеличивают его риски. Мой собеседник наращивает долю активов в хедж-фондах, но к данному моменту разочаровался в лесных и сельскохозяйственных угодьях. Он работает над тем, чтобы задействовать больше денег в прямых инвестициях на развивающихся рынках, однако динамика обменных курсов добавляет еще один уровень риска.

Немного сложно понять, как он размещает свои активы сейчас. По его словам, значительная часть «наблюдаемого» эффекта диверсификации по времени открытия позиций в сфере частных инвестиций обусловлена нечастой оценкой стоимости неликвидных активов. Мой собеседник сомневается в том, что вообще можно полагаться на оценку стоимости акций, которую делают фонды прямых инвестиций. По его мнению, высококачественные акции компаний высокой капитализации (в особенности США) – хороший выбор (возможно, даже лучший), однако, в отличие от прямых инвестиций, под них отведена лишь небольшая часть средств эндаумент-фонда. Меня удивило, что частные инвестиции не вызывают у него большого энтузиазма, хотя его фонд наращивает их портфель. Он пессимистично относится к рисковым активам и полагает, что S&P 500 протестирует минимумы 2009 года.

CEO и CIO[153] среднего по размерам фонда прямых инвестиций, принадлежащего инвестиционному банку. Очень хороший, умный парень.

Связка с инвестиционным банком – крупный негативный фактор в процессе привлечения средств. Все знают, что не стоит давать деньги компании прямых инвестиций, управляемой инвестиционным банком. Впрочем, мой собеседник утверждает, что отношения с инвестиционным банком обеспечили ему доступ к информации о талантливых менеджерах, которых можно нанять для руководства компаниями из своего портфеля. Обслуживаемые банком фонды, управляющие активами состоятельных клиентов, постепенно начали проявлять все большую заинтересованность в прямых инвестициях, так как их клиенты устали от волатильности фондового рынка. Люди из таких фондов считают прямые инвестиции хорошим способом разбогатеть, тем более что Morgan Stanley выплачивает им существенные комиссионные. Впрочем, мой собеседник отмечает, что слышал жалобы от своих инвесторов на большие задержки с предоставлением налоговой информации: это создает сложности и требует подавать множество запросов. Рост популярности аукционов в сфере прямых инвестиций – негативный фактор, так как ведет к снижению доходности. Мой собеседник опасается, что непростое положение на фондовом рынке затруднит задачу выгодной продажи активов.

Опытный честный управляющий директор (занимается прямыми инвестициями) в крупном фонде.

Инвестиционный мир проходит период устойчиво высокой волатильности. Банки будут продолжать выдавать кредиты, но осторожнее. Потребности в рефинансировании средних по выручке компаний вырастут в 2012 году и далее, но абсолютная величина ставок останется низкой, и уважаемые фирмы смогут занимать под привлекательный процент, хотя доля используемых ими заемных средств и уменьшится. Мой собеседник неожиданно негативно оценивает инвестиционную конъюнктуру. По его мнению, если произойдет возвращение к средним уровням, то динамика акций будет лучше, чем у тех классов активов, которые связаны с привлечением заемных средств.

Бывший председатель совета директоров крупного коммерческого банка; сейчас возглавляет совет директоров крупного фонда.

Сокращает долю прямых инвестиций в портфеле фонда с 20 до 10 %. В настоящее время под прямые инвестиции выделено слишком много денег, но они не инвестированы. К сожалению, компании прямых инвестиций должны тратить их или возвращать. Премии по сделкам быстро растут. Спрос на услуги крупных компаний в секторе значителен, и они весьма активно конкурируют друг с другом. В будущем, когда доходность инвестиций будет составлять 5–9 %, комиссионные могут стать слишком высокими. Еще один негативный фактор для фонда – задержка с предоставлением бухгалтерских данных, которые нужны для использования правила пяти процентов[154]. Позднее мой собеседник указал, что он говорил по преимуществу о прямых инвестициях в США и в меньшей степени – в Европе. Ему нравятся прямые инвестиции на развивающихся рынках: по его словам, здесь иные правила игры, то есть меньше конкуренции, но больше рисков в связи с коррупцией, динамикой обменных курсов, низким качеством аудита. Планирует заняться прямым инвестированием самостоятельно после ухода в отставку 31 декабря.

Два CIO крупных государственных пенсионных фондов, бюрократы в хорошем смысле этого слова; обеспокоены перспективами своей занятости, но весьма циничны. Вот слова одного из них: «Я слышал все известные человечеству инвестиционные идеи как минимум десять раз».

Они отчаянно нуждаются в таких активах, которые могли бы приносить 8–9 % в год, чтобы их оставили в покое местные пресса, профсоюзы и политики. Судя по опыту последних 12 лет, подобных результатов трудно ждать от акций или инструментов с фиксированной доходностью, но с прямыми инвестициями их достижение перестает быть невозможным. Попечители фондов, в которых работают мои собеседники, – люди неискушенные, крайне заинтересованные в том, чтобы не попасть в неприятности и избежать негативного паблисити; они не хотят связываться с компаниями прямых инвестиций, которые выставляют напоказ свое богатство. В качестве примера была приведена вечеринка по случаю дня рождения у Шварцмана[155]. Но они все же хотели бы работать со знаменитыми и крупными фондами частных инвестиций (что несколько непоследовательно). По словам моих собеседников, они осторожно относятся к комиссионным: так, при инвестировании 500 миллионов долларов или более они будут настаивать на существенном снижении ставки вознаграждения. Тактика при инвестировании в хедж-фонды будет той же, но крупные фонды, сулящие 8–10 % в год, не выполняют своих обещаний. Оба CIO очень обеспокоены возможным крахом хедж-фондов и фондов прямых инвестиций, а также волатильностью результатов в краткосрочной перспективе, поскольку это может стоить им их должностей. Они нанимают консультантов или используют фонды фондов (в особенности при работе с хедж-фондами, но также и для прямых инвестиций), чтобы застраховаться от этой угрозы. Оба говорят, что планируют повысить долю прямых инвестиций в своих портфелях с 5 до 20 % в следующие несколько лет.

Состоятельный человек, управляющий семейными трастами с активами около шести миллиардов долларов. С клиентами работать непросто, так как все они являются родственниками и настроены весьма критично. Как сказал один из них, подняв тост в честь 65-летия собеседника: «Джек – прекрасный парень: родство с ним обошлось мне в 50 миллионов долларов за последние три года».

В настоящее время прямые инвестиции Джека невелики, но он рассматривает возможность их значительного наращивания, так как ему нравится контроль, который дают подобные инструменты, а также существующие сейчас возможности покупки компаний. Он долго доказывает, что мотивации профессиональных менеджеров в крупных компаниях и акционеров не совпадают. Первые фокусируются не на выплате дивидендов, а на выкупе акций для повышения ROE, что позволит им получать более высокое вознаграждение. Мой собеседник также отмечает: «Собственный контроль позволяет уменьшить воздействие на компанию вялой ситуации в экономике. Посмотрите на то, какую работу проделала Blackstone, управляя отельным бизнесом». Он считает инвестирование в проблемные долги интересным выходом на прямые инвестиции: покупая такие долги, вы зачастую закончите именно прямыми инвестициями. По его мнению, приобретение акций Blackstone, KKR и даже, возможно, Fortress может быть наилучшим способом заработать на частных инвестициях. Данный класс активов невероятно дешев, и к нему относятся не без пренебрежения. Мой собеседник отмечает, что изменение ставки налога на процентный доход обернется негативным фактором, но не исключено, что это уже учтено в цене акций указанных компаний. Их покупка подобна приобретению портфеля фондов, причем в данном случае ваши активы остаются ликвидными. Так или иначе, он не намерен выделять под прямые инвестиции более 30 % средств: в неспокойном мире крайне важна диверсификация. Мой собеседник не хотел бы, чтобы на один класс активов приходилось 50 % его портфеля.

Влиятельный эксперт по стратегическому распределению активов, телевизионная персона, автор книг о распределении активов.

Прямые инвестиции предполагают, что в течение длительного периода вложенные средства нельзя изъять – они неликвидны, что делает данный класс активов не слишком удобным для компаний, управляющих средствами состоятельных клиентов, которых консультирует мой собеседник, однако он не без удивления обнаружил, что их заинтересованность в прямых инвестициях достаточно высока. Люди разочаровались в фондовом рынке из-за его волатильности и заинтригованы крупными компаниями из мира прямых инвестиций, которые устраивают коктейльные вечеринки с участием множества влиятельных персон: подобные рауты позволяют говорить о знакомстве с Генри Крависом или Стивеном Шварцманом. Впрочем, состоятельные клиенты, как правило, не получают доступ к крупным, звездным фондам. Вместо этого банки пытаются стимулировать (крупными комиссионными) брокеров компаний, управляющих средствами состоятельных клиентов, привлекать клиентов в свои фонды. Прямые инвестиции предполагают работу с конкретными фирмами, их специфическими продуктами, людьми и бизнесом, поэтому гипотетически должны слабо коррелировать с рынком акций публичных компаний и общим уровнем готовности инвесторов к риску. По мнению моего собеседника, состоятельным людям (с капиталом в 5–10 миллионов долларов) стоит держать 4–6 % в прямых инвестициях.

Бывший партнер KKR и весьма успешный, высокоуважаемый поклонник прямых инвестиций; сейчас ушел на отдых, но по-прежнему понемногу участвует в делах.

Он продолжает считать прямые инвестиции самым лучшим классом активов благодаря совпадению интересов и способности управляющих видеть долгосрочную перспективу, не беспокоясь о квартальной отчетности, мнениях аналитиков и реакции рынка. Превышение доходности над акциями публичных компаний в 400 базисных пунктов после вычета комиссии – колоссальный результат. По его мнению, крупнейшие компании стали чересчур авторитарными, нарастили мышечную массу в ущерб эффективности, так что вряд ли окажутся в первом квартиле по результатам в будущем. Он отмечает, что фиксированная ставка комиссионных становится настолько важным источником дохода для успешных фирм, что они могут лишиться энергии и мотивации, необходимых для успеха. Если бы вопрос о прямых инвестициях стоял перед ним самим, он бы сконцентрировался на компаниях среднего размера. При нынешней сложной конъюнктуре слишком много денег пытаются найти себе применение, и он думает, что в более мелких компаниях могут скрываться великолепные возможности. Для успеха фирмы важно заключать сделки регулярно. Он согласен со Свенсеном в оценке циклических компаний как проблемных и со скепсисом относится к частным инвестициям на развивающихся рынках.

Очень умный и состоятельный профессионал, который управляет деньгами своей семьи, а также крайне успешным фондом прямых инвестиций.

Занимался прямыми инвестициями 20 лет как через крупные фирмы, так и напрямую, через механизм совместных инвестиций (соинвестиций). Результаты были хорошие, но комиссионные – это проблема. По его словам, запросы об инвестициях он всегда получал как раз тогда, когда меньше всего был к ним готов. Размер, безусловно, является врагом доходности. Раздражает также необходимость выплаты комиссионных по неинвестированным деньгам. Теперь мой собеседник пытается больше работать со средними по выручке компаниями. Их главный плюс – в том, что они часто предоставляют ему права соинвестора. Подобные соинвестиции не предполагают выплаты комиссионных и ими проще управлять. По его убеждению, требуется очень много времени, чтобы выделить действительно устойчивые компании средней капитализации, однако они могут обеспечивать доходность на 500–600 базисных пунктов выше, чем акции.

Председатель и CIO крупного фонда хедж-фондов, входит в инвестиционные комитеты шести престижных фондов и эндаумент-фондов, умная и искушенная.

Она также со скепсисом относится к способности крупных компаний поддерживать доходность на уровне лучшего квартиля в отрасли. Она поделилась со мной результатами одного крупного фонда: за последние десять лет его инвестиции в акции приносили ежегодно примерно на 100 базисных пунктов больше, чем S&P 500, а прямые инвестиции – примерно на 100 базисных пунктов меньше, чем S&P 500. И это несмотря на громадный доход от Google. Но разве инвестиции в Google были не венчурными? За предыдущие пять лет доходность прямых инвестиций данного фонда была на 400 базисных пунктов хуже, чем у S&P 500. Несколько лет назад моя собеседница была партнером в весьма крупной компании прямых инвестиций: ее руководитель был «очень непростым» человеком, а сама компания выступала по преимуществу в качестве громадного пылесоса по сбору активов. Связи компании с мировыми лидерами, а также богатыми людьми помогли ей в прошлом накопить активы и обеспечить себе сделки. Сможет ли такая система работать и дальше? На ее взгляд, хедж-фонды – лучший, более гибкий и менее неликвидный инструмент, чем прямые инвестиции, но в конце концов, она ведь управляет фондом фондов.

CIO очень крупного семейного офиса[156], управляющего деньгами человека, который заработал 10 миллиардов долларов на инвестициях в интернет. Собственник этого семейного офиса любит делать миллиардные частные инвестиции без привлечения партнеров. В одном случае результаты оказались катастрофическими, в других – приемлемыми. Важно наличие прав соинвестора; собственник с интересом воспринимает идеи прямых инвестиций в технологические и интернет-компании.

Компания готова инвестировать по 100 миллионов долларов в лучшие фонды прямых инвестиций (к которым, по мнению ее руководства, крупнейшие представители сектора более не относятся). Там обеспокоены высокими комиссионными. Права соинвестора значат очень много, и, насколько я понимаю, собственник возмущается высокомерными титанами сектора прямых инвестиций. Вероятно, компания собирается заниматься прямыми инвестициями собственными силами, чтобы избежать такого минуса, как комиссионные. Собственник считает, что он, будучи известным предпринимателем, сможет обеспечить хороший поток сделок; он также уверен (несмотря на предыдущие неудачи), что способен выявлять победителей. Компания создает собственный штат аналитиков. Удачи им.

Мои комментарии

Полагаю, что в погоне за доходностью фонды прямых инвестиций делают ошибку, увеличивая венчурные инвестиции: они покупают технологические и интернет-компании, которым требуется финансирование на ранних этапах. Я бы назвал это синдромом Facebook и Groupon. Фондам прямых инвестиций следует придерживаться именно прямых инвестиций, а не служить ширмой для высокорисковых венчурных инвесторов. Венчурный капитал как класс активов не предполагает никакой доходности – за последнее десятилетие она была нулевой, и даже лучшие компании испытывали трудности. Кроме того, фонды прямых инвестиций должны быть бдительны, чтобы их не втянули в какие-нибудь финансовые операции или слияния, в которых им придется играть роль банка, обслуживающего торговые сделки. Чистый финансовый инжиниринг непривлекателен: предоставление финансирования – это рядовая операция с низким барьером.

Инвестиции в LBO, как отмечает Дэвид Свенсен, являются рискованными из-за привлечения крупных заемных средств. Такие средства погубили фонды недвижимости Morgan Stanley. Кстати, Carlisle запускает новый фонд недвижимости, который сейчас проходит стадию маркетинга: для него заявлен минимальный уровень доходности 8 %, а фиксированные комиссионные сокращены до 75 базисных пунктов. Мне кажется, что в таких сферах, как управление инвестициями, хедж-фонды и прямые инвестиции, мы прошли треть пути через «медвежий» рынок: комиссионные и зарплаты понижаются, и данный процесс продолжится. Мне нравится то, что наш консультант обращает наше внимание на те фонды прямых инвестиций, которые концентрируются на компаниях среднего размера, используют небольшую долю заемных средств и устанавливают минимальные ставки доходности. Так, мы познакомились с четырьмя средними скандинавскими фондами прямых инвестиций. Два заявляли о минимальной доходности 8 %, один – о 6 %, и еще один – о нулевой. Когда мы поинтересовались у последнего, что они хотят этим сказать, нам ответили: берите или уходите.

Мой вывод: так как наш фонд ориентирован на долгосрочную перспективу и нас не слишком беспокоит уровень ликвидности, можно значительно повысить долю частных инвестиций в своем портфеле, но только до 30 %, а не до 50 %. Имейте в виду, что эта доля будет постепенно повышаться благодаря хорошей доходности, сокращению других позиций и необходимости выполнять принятые на себя инвестиционные обязательства (именно так произошло в Yale Endowment). Я остаюсь горячим поклонником акций и дорожу ликвидностью, но также понимаю привлекательность прямых инвестиций.

Еще один стоящий передо мной вопрос: полностью ли мы уверены в нашем консультанте и его компании? Уверены ли мы в живучести ее бизнеса и устойчивости ее высоких показателей? Располагает ли она доступом к рынкам вне Европы? Чарльзу было бы сложно выявить средние по размеру компании, которые могли бы добиться впечатляющих успехов в Китае, Латинской Америке и на других развивающихся рынках. Стоит отметить, что прямые инвестиции в Китае полностью зависят от репутации и знакомства с правильными людьми.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.