18 Эмпирическое доказательство теории экономических циклов

18 Эмпирическое доказательство теории экономических циклов

В этом разделе мы изучим то, как представленная выше теория экономических циклов согласуется с историей экономических событий. Иными словами, мы рассмотрим, обеспечивает ли наше теоретическое исследование схему, пригодную для использования при интерпретации происходивших исторически и происходящих по сей день явлений бумов и рецессий. Так, мы рассмотрим то, как исторические события – и отдаленного прошлого, и весьма недавние – иллюстрируют разрабатываемую нами теорию и укладываются в нее.

Однако необходимо начать со слов предостережения относительно исторической интерпретации экономических циклов. В противоположность допущениям «позитивистской» школы, мы не считаем, что в экономической науке для подтверждения или опровержения теории достаточно одних лишь эмпирических свидетельств. Мы намеренно заявляем о том, что наша цель – изучение того, как исторические события «иллюстрируют» теоретические выводы, достигнутые нашим исследованием, или «укладываются в них», а не выполняем эмпирический тест, позволяющий фальсифицировать, подтвердить или продемонстрировать корректность нашего анализа. Возможно, здесь не место для того, чтобы воспроизводить полный критический анализ логических несоответствий позитивистской методологии[477], но очевидно, что опыт в социальной области всегда имеет «исторический» характер, т. е. состоит из чрезвычайно сложных событий, в которые вовлечены бесчисленные «переменные». непосредственно наблюдать все эти переменные невозможно. Можно лишь истолковать их в свете теории. Кроме того, и события (с их бесконечной сложностью), и их специфическая структура меняются от одной ситуации к другой, и, следовательно, при том что типичные, фундаментальные силы величайшего значения могут рассматриваться как одни и те же, их особая историческая природа существенно меняется от одного частного случая к другому.

Каждая теория циклов обусловливает различный отбор и истолкование исторических событий, и этот факт придает огромное значение предыдущему заявлению о методологических процедурах, отличных от позитивистских, по обоснованности теорий, позволяющих давать адекватное истолкование реальности. Следовательно, не существует неопровержимого исторического свидетельства, которое может подтвердить обоснованность или необоснованность теории. Поэтому в надеждах относительно эмпирического подтверждения теории необходимо быть очень осторожным и скромным. Как максимум следует удовлетвориться разработкой логически последовательной теории, свободной от возможных логических дефектов в цепочке аналитических аргументов и основанной на важнейших принципах человеческой деятельности («субъективизме»). При наличии такой теории следующий шаг будет заключаться в проверке, насколько хорошо она укладывается в исторические события и насколько позволяет интерпретировать реальные эпизоды в более общей, сбалансированной и пригодной к применению манере, чем другие, альтернативные теории.

Эти соображения особенно значимы для теории экономических циклов. Как указывал Ф. Хайек, согласно «сциентистской» установке, столь долго доминировавшей в экономической теории, принимать в расчет следует только те теории, которые сформулированы в эмпирических терминах и применяются к измеримым величинам. Говоря словами Хайека: «Едва ли можно отрицать, что такое требование совершенно произвольно ограничивает совокупность фактов, могущих служить объяснением событий реального мира. Результатом этого подхода, который нередко с большой наивностью считают соответствующим требованиям научности, оказывается ряд парадоксов. Мы знаем о рынке и схожих социальных структурах много фактов, которые не могут быть измерены и о которых у нас есть самая неточная и общая информация. А поскольку конкретный результат действия этих фактов не может быть подтвержден количественными данными, эти факты просто игнорируются во имя воображаемой научной нормы – научное значение имеет только то, что измеримо. Например, корреляция между совокупным спросом и общей занятостью может быть только приблизительной, но, поскольку это единственное, что можно измерить, она принимается как единственная учитываемая причинная связь. Так что вполне возможно, что ложная теория будет подкреплена более “научными” свидетельствами и будет принята как более “научная”, а действительное объяснение будет отвергнуто, поскольку не будет подтверждено количественными данными»[478].

С учетом этих предупреждений и соображений в этом разделе мы увидим, что имеющиеся исторические данные, относящиеся к прошлым циклам бума и рецессии, превосходно вписываются в нашу теорию экономических циклов. Кроме того, в конце этого раздела мы рассмотрим исследования, предпринятые для эмпирической поверки теории экономических циклов австрийской школы.

Экономические циклы до промышленной революции

Даже в самой сжатой форме невозможно охватить все циклы бума и спада, поражавшие разные страны до промышленной революции. Однако, к счастью, в нашем распоряжении имеется большое (и продолжающее расти) число трудов по экономической истории, которые в огромной степени упрощают приложение теории экономических циклов к определенным экономическим событиям прошлого. Мы можем начать с работ Карло Чиполлы о кризисах, освещенных выше, в главе 2, которые сотрясали экономику Флоренции в середине XIV–XVI вв.[479] В самом деле, мы видим, что Чиполла, следуя работам Р. Мюллера[480], задокументировал существенную кредитную экспансию, проведенную флорентийскими банками в начале XIV столетия[481]. Результатом стал знаменательный экономический бум, сделавший Флоренцию средиземноморским центром финансовой и торговой деятельности. Однако ряд событий, наподобие банкротств в Англии, изъятия средств в Неаполе и краха векселей флорентийского казначейства, запустил начало неизбежного кризиса, который проявил себя в многочисленных банкротствах банков и сильном сжатии кредита на рынке (тогда он был известен под названием mancamento della credenza). Чиполла указывает, что кризис закончился уничтожением огромных богатств, а взлетевшие до небес цены на недвижимость резко упали до половины их бывшей величины, но даже такое падение цен было недостаточным, чтобы привлечь покупателей. Согласно Чиполле, для начала восстановления потребовалось тридцать лет (с 1349 по 1379 г.). По его мнению, главную роль в восстановлении сыграла катастрофическая чума, которая «разрушила порочную спираль дефляции. Поскольку численность населения внезапно и впечатляюще сократилась, вырос средний денежный душевой доход. К тому же в течение трех лет, последовавших за чумой, выпуск монет оставался высоким. Следовательно, остатки наличности были необычайно велики и она не тезаврировалась: среди оставшихся в живых преобладали настроения, поощряющие к расходам. Таким образом, выросли и цены, и доходы»[482].

В главе 2 мы критически проанализировали то, как Чиполла использует монетаристскую теорию, лежащую в основе его интерпретации кредитно-денежных процессов во Флоренции.

Второй экономический кризис, исследуемый Чиполлой, также можно полностью объяснить с точки зрения австрийской теории экономических циклов. Он охватывает кредитную экспансию во Флоренции второй половины XVII в. В особенности, объясняет Чиполла, «управляющие банком Риччи использовали средства клиентов в качестве денежной основы политики кредитной экспансии. Превосходство банка Риччи на флорентийском рынке должно было соблазнять другие банки подражать его политике кредитной экспансии»[483]. Согласно Чиполле, в течение 1560-х годов флорентийская экономика была весьма активна и кредитная эйфория лишь разгоняла ее. Однако в начале 1570-х годов ситуация завершилась резким сжатием ликвидности, поразившим всю банковскую систему. Банкиры, как красочно описывают авторы хроник, «платили лишь чернилами». Кризис постепенно назревал и затем неистово разразился в середине 1570-х годов, когда в городе почувствовали «огромный недостаток в деньгах» (то есть дефляцию) и сжатие кредита. Чиполла пишет: «Кредитный мультипликатор внезапно сработал в обратном направлении, и флорентийский рынок задыхался в кризисе ликвидности, вызванном сжатием кредита, которое было исключительно тяжелым и по интенсивности, и по продолжительности. На страницах хроник, в письмах торговцев и в запретах того времени мы видим непрерывные, тревожные упоминания о денежной и кредитной “напряженности”, о банках, которые “не рассчитываются” (т. е. не платят наличными деньгами), и о нехватке наличных денег, чтобы платить работникам по субботам»[484]. Поэтому за кредитной экспансией и подъемом последовала депрессия, из-за которой быстро сократилась торговля и участились банкротства. С этого момента начался длительный период упадка флорентийской экономики.

В главе 2 мы также упомянули другие процессы кредитной экспансии, которые неминуемо вызывали последующие экономические кризисы. К примеру, мы рассмотрели случай венецианского банка Медичи, который расширял кредит и в конечном счете обанкротился в 1492 году. К тому же вслед за Рамоном Каранде мы изучили процессы расширения и банкротств банков, которые затронули всех севильских банкиров Карла V. Также мы поразмыслили о значительной депрессии, порожденной спекулятивной и финансовой экспансией Джона Ло во Франции начала XVIII столетия, – экспансии, которую подробно проанализировали различные авторы, и в том числе сам Хайек[485].

Экономические циклы после начала промышленной революции

С наполеоновскими войнами, началом промышленной революции и распространением банковской системы с частичным резервированием экономические циклы стали проявляться с большей регулярностью и приобрели наиболее существенные типичные черты, выявленные теорией, представленной в этой книге. Сейчас мы коротко коснемся дат и характеристик наиболее значимых циклов с начала XIX столетия.

1. Паника 1819 г. – Она особенно затронула США и была исследована главным образом Мюрреем Ротбардом в теперь уже классической книге по этой теме. Панике предшествовали расширение кредита и рост денежной массы, которые происходили в форме банковских векселей или кредитов, не обеспеченных реальными сбережениями. Ведущую роль в этом процессе играл новоиспеченный Банк Соединенных Штатов. Это породило огромную искусственную экономическую экспансию, резко прервавшуюся в 1819 г., когда банк прекратил расширять кредит и востребовал платежи по имевшимся у него векселям других банков. Последовали типичное сжатие кредита, а также глубокая повсеместная депрессия, которая остановила инвестиционные проекты, начатые в течение бума, и вызвала увеличение безработицы[486].

2. Кризис 1825 г. – Это был преимущественно английский кризис. Он характеризовался заметной кредитной экспансией, которая использовалась для финансирования удлинения производственной структуры, т. е. для дополнения стадий, наиболее отдаленных от потребления. Финансирование состояло в основном из инвестиций в первые железнодорожные линии и развитие текстильной индустрии. В 1825 г. разразился кризис, который дал начало рецессии, длившейся до 1832 г.

3. Кризис 1836 г. – Банки вновь начали расширять кредит, и это привело к буму, в котором умножилось число банковских компаний и корпораций. Новыми кредитами финансировались железные дороги, сталелитейная и угледобывающая отрасли, а в качестве источника мощности был разработан паровой двигатель. В начале 1836 г. цены начали быстро расти. Кризис разразился, когда банки решили прекратить увеличение кредитования в свете того факта, что они теряли все больше и больше золотых резервов, которые покидали страну, направляясь в основном в США. Начиная с 1836 г. цены упали, и банки стали разоряться или замораживать платежи. Результатом была глубокая рецессия, длившаяся до 1840 г.

4. Кризис 1847 г. – В 1840 г. кредитная экспансия возобновилась в Великобритании и затем распространилась на Францию и США. Были построены тысячи миль железнодорожных путей, а фондовый рынок вступил в эпоху неослабевающего роста, сильнее всего затронувшего железнодорожные акции. Так началось спекулятивное движение, которое продолжалось до 1846 г., когда в Великобритании разразился экономический кризис. Интересно отметить, что 19 июля 1846 г. Англия под руководством Пиля приняла Акт о чартере Банк Англии, который представлял собой триумф денежной школы Рикардо и запрещал выпуск банкнот, не обеспеченных золотом на 100 %. Однако это условие не распространялось на депозиты и кредиты, объем которых всего за два года увеличился впятеро, что объясняет распространение спекуляций и тяжесть кризиса, разразившегося в 1846 г. Рецессия распространилась на Францию, а на фондовых биржах произошло резкое падение цен железнодорожных акций. В целом прибыли снизились, в частности, в отраслях промышленности, производящих капитальные блага. Безработица выросла – в особенности в секторе железнодорожного строительства. Все эти события и есть исторический контекст, в котором следует рассматривать (явно рабочую и социалистическую) революцию потрясшую Францию в 1848 г.

5. Паника 1857 г. – Ее структура напоминала структуру предыдущих кризисов. Паника была порождена предшествующим ей бумом, длившимся пять лет и основанном на кредитной экспансии со всемирными последствиями. Росли цены, прибыли и номинальные ставки заработной платы, резко шел в гору фондовый рынок. Бум был особенно благоприятен для горнодобывающих компаний и железнодорожного строительства, т. е. в наиболее важных отраслях промышленности, производящих капитальные блага. Боле того, спекуляция стала всеобщей. Первые признаки конца бума появились с началом снижения прибылей горнодобывающей промышленности и железных дорог (т. е. стадий, наиболее удаленных от потребления), а увеличение производственных издержек еще более снизило прибыльность. Затем снижение темпов роста коснулось металлообрабатывающей, сталелитейной и угледобывающей отраслей, и разразился кризис. Он быстро распространился, вызвав всемирный спад. День 22 августа 1857 г. стал днем настоящей паники в Нью-Йорке, когда многие банки приостановили свои операции.

6. Кризис 1866 г. – Экспансионистская стадия началась в 1861 г. Ключевую роль сыграли эволюция банковского дела в Англии и кредитная экспансия во Франции, начатая банком Credit Foncier. Экспансия подняла цены промежуточных благ, строительства и отраслей, связанных с хлопком, и сохраняла быстрый темп до паники 1866 г., случившейся из-за ряда эффектных банкротств, самым известным из которых было банкротство лондонского банка Overend Gurney. В то время, как и в 1847 и в 1857 годах, действие Акта о чартере Банка Англии было временно приостановлено с целью насыщения экономики ликвидностью и защиты золотых резервов Банка Англии. Обанкротился первый французский инвестиционный банк Cr?dit Mobiliaire. Все вышеперечисленное вызвало депрессию, которая, как всегда, затронула в основном сектор железнодорожного строительства, и безработица распространилась по большей части в капиталоемких отраслях. Между 1859 и 1864 гг. Испания приняла участие в значительном расширении кредита, которое породило повсеместные ошибочные инвестиции, особенно в железные дороги. В начале 1864 г. наступила рецессия, которая достигла своего пика в 1866 г. Габриель Тортелла Касарес проанализировал этот процесс в его целостности [т. е. включая предварительный бум]. И, хотя в свете нашей теории некоторые из его выводов должны быть модифицированы, описанные им события полностью в нее укладываются[487].

7. Кризис 1873 г. – Модель этого кризиса тоже напоминает предыдущие. Экспансия началась в США из-за высоких затрат на Гражданскую войну. Впечатляюще выросла сеть железных дорог, интенсивно развивались металлообрабатывающая и сталелитейная отрасли. Экспансия распространилась на остальную часть мира, и на европейском фондовом рынке начались гигантские спекуляции, в ходе которых взлетели цены на акции промышленного сектора. Кризис разразился на континенте в мае 1873 г., а в США – летом, когда спад стал очевидным и когда обанкротился Jay Cook & Co, один из главных американских банков. Примечательно, что Франция, воздержавшись от кредитной экспансии, избежала этой паники и последовавшей за ней тяжелой депрессии.

8. Кризис 1882 г. – В 1878 г. США и Франция возобновили кредитную экспансию. Во Франции резко вырос выпуск промышленных акций и была выдвинута амбициозная программа общественных работ. Банки играли весьма активную роль в привлечении семейных сбережений и в массовом предоставлении кредитов промышленным компаниям. Кризис разразился в 1882 г. с падением банка Union G?n?rale. Оказавшийся на грани банкротства банк Cr?dit Lyonnais столкнулся с массовым изъятием депозитов (около половины). В США лопнули более 400 банков (из общего числа 3271); кризис и безработица поразили главным образом отрасли, наиболее удаленные от потребления.

9. Кризис 1890–1892 гг. – Кредитная экспансия распространилась по всему миру в форме кредитов, направляемых в основном в Южную Америку. Быстро развиваются судостроение и тяжелая промышленность. Кризис грянул в 1890 г., а депрессия продолжалась до 1896 г. Привычные банкротства железнодорожных компаний, крах фондового рынка, кризис в металлообрабатывающей и сталелитейной отраслях и безработица проявились во всем своем неистовстве, как это характерно для всех следующих за кризисом периодов депрессии.

10. Кризис 1907 года. – В 1896 г. вновь началась кредитная экспансия, длившаяся до 1907 года. В этом случае средства новых кредитов (созданных ex nihilo) инвестировались в электростанции, телефонную связь, метро и судостроение. Ведущую роль, которую прежде играли железные дороги, теперь заняло электричество. Кроме того, преимуществами банковских кредитов впервые воспользовалась химическая промышленность и появились первые автомобили. Кризис разразился в 1907 г. Особенно тяжелым он был в США, где лопнуло множество банков.

Вслед за кризисом 1907 г. наступил новый подъем, который в 1913 г. завершился новым кризисом, похожим на предыдущие. Этот новый кризис был прерван началом Первой мировой войны, которая изменила производственную структуру почти всех стран мира[488].

«Ревущие двадцатые» и Великая депрессия 1929 г.

Годы, последовавшие за Первой мировой войной, характеризовались огромной кредитной экспансией, начавшейся в США. Этот водоворот кредитной экспансии, вращавшейся вокруг программ стабилизации ценности денежной единицы, разыгрывался по нотам новообразованного (в 1913 г.) Федерального резерва. Теоретики – Ирвинг Фишер и другие монетаристы – поддержали эти программы, которые тогда обрели огромную и устойчивую популярность. С учетом того, что в десятилетие 1920-х годов благодаря применению новых технологий произошло значительное увеличение производительности и были накоплены большие объемы капитала, в отсутствие расширения денежной массы в форме кредитов произошло бы существенное снижение цен на потребительские товары и услуги и рост реальных ставок заработной платы. Однако на протяжении всего этого периода кредитная экспансия удерживала цены потребительских товаров и у слуг практически на постоянном уровне.

Бенджамин Андерсон, создавший выдающийся труд по финансовой и экономической истории США этого периода, предлагает подробный расчет объема кредитной экспансии, предпринятой американской банковской системой. Немногим более чем за пять лет объем кредитов, созданных в банковской системе из ничего, вырос с 33 млрд долл. до более чем 47 млрд долл. Андерсон категорически заключает, что «между серединой 1922 г. и апрелем 1928 г. мы неоправданно, легкомысленно, безответственно расширили банковский кредит более чем вдвое и в последующие годы расплатились за это страшной ценой»[489].

Мюррей Ротбард вычислил, что денежная масса США выросла с 37 млрд долл. в 1921 г. до 55 млрд долл. в январе 1929 г.[490] Эти цифры приближаются к оценкам Милтона Фридмена и Анны Шварц, согласно которым денежная масса выросла до 39 млрд долл. в январе 1921 г. до 57 млрд долл. в октябре 1929 г.[491]

Ф. Хайек сам был квалифицированным очевидцем экспансионистской политики, проводившейся Федеральным резервом в 1920-х годах. Между 1923 и 1924 гг. Хайек потратил пятнадцать месяцев на изучение in situ[492] денежной политики Федерального резерва США. Одним из результатов этого пребывания в Соединенных Штатах стала статья об американской кредитно-финансовой политике 1920-х годов[493], где Хайек критически анализирует цели Федерального резерва: «Любое повышение индекса на определенный процент полагалось встречать немедленным ростом процентной ставки и другими ограничениями кредита, а каждое падение общего уровня цен – снижением процентной ставки»[494].

Хайек указывает, что план стабилизации общего уровня цен исходил от Ирвинга Фишера (США) и Дж. М. Кейнса с Ральфом Хоутри (Великобритания) и что его жестко критиковало множество экономистов, возглавляемых Бенджамином Андерсоном. Важнейшее теоретическое порицание, высказанное Хайеком этому проекту стабилизации, состоит в том, что при снижении общего уровня цен попытки стабилизации неизменно принимают форму кредитной экспансии, которая неизбежно провоцирует бум, ошибочное размещение ресурсов в производственной структуре и последующий глубокий спад. Именно это и произошло.

На самом деле цель стабильности общего уровня цен на потребительские блага в 1920-е годы была почти достигнута ценой беспрецедентной кредитной экспансии. Это породило бум, который, в полном соответствии с теоретическими предсказаниями, затронул в основном отрасли, производящие капитальные блага. Так, на фондовом рынке цены акций [компаний, действующих в сфере производства капитальных благ] выросли вчетверо, производство товаров текущего потребления за этот период – на 60 %, а производство потребительских благ длительного пользования, металлов, стали и других основных фондов – на 160 %[495].

Другой факт, иллюстрирующий австрийскую теорию экономических циклов, состоит в следующем. В 1920-е годы ставки заработной платы росли в основном в отраслях, производящих капитальные блага. За восемь лет они увеличились в этом секторе приблизительно на 12 % в реальном исчислении, а в промышленности потребительских благ реальный рост составил 5 %. В некоторых отраслях промышленности капитальных благ ставки заработной платы выросли даже больше. Например, в химической промышленности они увеличились на 22 %, а в металлообрабатывающей и в сталелитейной – на 25 %.

Кроме Джона Мейнарда Кейнса и Ирвинга Фишера, был и другой весьма влиятельный экономист, оправдывавший кредитную экспансию с благой целью поддержания постоянного общего уровня цен, – директор по финансовым исследованиям британского казначейства Ральф Хоутри. Согласно Хоутри, «американский эксперимент по стабилизации 1922–1928 гг. показал, что своевременное лечение могло за несколько месяцев поколебать тенденцию и к инфляции, и к депрессии, прежде чем будет нанесен серьезный ущерб. Американский эксперимент был огромным прогрессом по сравнению с методами XIX столетия»[496].

Политика кредитной экспансии, обдуманно проводимая для того, чтобы поддержать стабильность общего уровня цен, вначале спровоцировала бум. Этот бум, а также недостаток аналитического инструментария, необходимого для осмысления этого плана, вызвал глубокую депрессию, привел власти к решению продолжать политику, которая, как нам известно, была обречена на провал[497].

Наступление кризиса поразило монетаристов (Фишера, Хоутри и др.), которые, будучи пропитаны механистическими концепциями количественной теории денег, полагали, что раз денежная масса была увеличена, ее воздействие на цены станет устойчивым и необратимым. Эти экономисты не поняли, что экспансионистский рост кредитов вызывает в высшей степени неравное воздействие на производственную структуру и относительные цены. Профессор Ирвинг Фишер был, вероятно, самым известным американским экономистом того времени и одним из тех, к чьим комментариям прислушивались более всего. Фишер упрямо защищал теорию, что фондовый рынок достиг уровня (высокого плато), ниже которого уже никогда не упадет. Кризис 1929 г. застал его врасплох и почти разорил его финансово[498].

Катастрофа Нью-йоркской фондовой биржи происходила поэтапно. Между 1926 и 1929 гг. фондовый индекс более чем удвоился, увеличившись со 100 до 216. Первое предупреждение появилось 24 октября 1929 г., когда предложение 13 млн акций встретило почти отсутствующий спрос, и цены рухнули. Вмешательство банков тут же приостановило падение, и понижение цен составило от 12 до 25 пунктов. Ожидалось, что к концу недели паника прекратится, но понедельник 28 октября принес новую, непреодолимую катастрофу. К продаже предлагалось более 9 млн акций, и рынок упал на 49 пунктов. Самым разрушительным днем был вторник 29 октября, когда продавались 33 млн акций, и рынок упал еще на 49 пунктов.

Наступившая в этой точке депрессия имела все типичные характеристики. Между 1929 и 1932 гг. из в 24 000 банков более 5000 лопнули или приостановили платежи[499]. К тому же произошло резкое сжатие кредита, и валовые частные инвестиции сжались с 15 млрд долл. в 1929 г. до всего лишь 1 млрд долл. в 1932 г. Кроме того, в 1933 г. безработица достигла своего пика и составила около 27 % активного населения.

Продолжительность и особую суровость Великой депрессии, длившейся целое десятилетие, можно понять лишь с точки зрения ошибок экономической и кредитно-финансовой политики, совершенных главным образом [республиканской] администрацией Гувера (президент Гувер был переизбран в 1928 г.), но также и демократом-интервенционистом Рузвельтом. Фактически были предприняты все самые контрпродуктивные меры, обострившие проблемы и воспрепятствовавшие достижению стадии восстановления. В частности, принудительная и искусственная политика поддержки ставок заработной платы усилила безработицу и предотвратила передачу производственных ресурсов и рабочей силы из одной отрасли в другие. К тому же колоссальное увеличение государственных расходов в 1931 г. стало другой серьезной ошибкой экономической политики. В том году государственные расходы возросли с 16,4 % валового внутреннего продукта до 21,5 %, а бюджетный дефицит составил более 2 млрд долл. Власти ошибочно решили сбалансировать бюджет, повысив налоги вместо сокращения государственных расходов: подоходный налог возрос с 1,5–5 % до 4–8 %, были отменены многие вычеты, а предельные налоговые ставки на самый высокие доходы резко возросли. Аналогичным образом были повышены корпоративные налоги – с 12 до почти 14 %, а налоги на недвижимость и подарки удвоились, достигая максимального уровня 33,3 %.

Кроме того, общественные работы, считавшиеся необходимыми для смягчения проблем безработицы, финансировались крупномасштабным выпуском государственных ценных бумаг, которые в конечном счете поглощали и без того скудное предложение наличного капитала, нанося вред частному сектору.

Франклин Д. Рузвельт, сменивший Гувера на выборах 1932 г., продолжал эту пагубную политику и считал ее катастрофические результаты шагом вперед[500].

Рецессии конца 1970-х – начала 1990-х годов

Наиболее характерная черта экономических циклов после Второй мировой войны состоит в том, что они происходили из-за намеренного проведения инфляционной политики, направляемой и координируемой центральными банками. В течение послевоенных десятилетий и до самого конца 1960-х годов кейнсианская теория убеждала, будто «экспансивная» фискальная и кредитно-финансовая политика может предотвратить любой кризис. Мрачная реальность заявила о себе с наступлением суровой рецессии 1970-х годов, когда стагфляция подорвала и дискредитировала кейнсианские допущения. Кроме того, 1970-е годы и стагфляция фактически ознаменовали возрождение интереса к австрийской экономической школе, и в 1974 г. Хайек получил Нобелевскую премию по экономике именно за свои исследования в области теории экономических циклов. Фактически кризис и стагфляция были «испытанием огнем», которого кейнсианцы не пережили, а предсказывавшие эти явления теоретики австрийской школы получили огромное признание. Единственный просчет австрийцев, по признанию Хайека, состоял в том, что в самом начале они ошиблись относительно длительности инфляционного процесса, который, не сдерживаемый старыми требованиями золотого стандарта, продлевался дополнительными дозами кредитной экспансии и занял два десятилетия. Результатом было беспрецедентное явление: острая депрессия, сопровождавшаяся высоким уровнем инфляции и безработицы[501].

Кризис конца 1970-х годов принадлежит к новейшей экономической истории, и мы не станем обсуждать его подробно. Достаточно будет сказать, что затронувшая весь мир корректировка была весьма дорогостоящей. Возможно, после столь горького опыта и на фоне восстановления экономики от западных финансовых и экономических властей можно было бы ожидать принятия необходимых предупредительных мер, с тем чтобы в будущем избежать повсеместной кредитной экспансии и соответственно будущего спада. К сожалению, этого не произошло, и, несмотря на все усилия и издержки, связанные с восстановлением западных экономик после кризиса конца 1970-х годов, во второй половине 1980-х мир вновь стал свидетелем крупномасштабной кредитной экспансии, начавшейся в США и распространившейся по Японии, Англии, а затем и на весь остальной мир. Несмотря на «предупреждения» фондовой биржи, и особенно на крах Нью-йоркской фондовой биржи в «черный понедельник» 19 октября 1987 г. (тогда индекс Нью-йоркской фондовой биржи упал на 22,6 %), финансово-кредитные власти отреагировали нервным впрыскиванием в экономику массивных новых доз кредита для поддержки индексов фондового рынка.

В эмпирическом исследовании рецессии начала 1990-х годов[502] У. Н. Бутос показывает, что между 1983 и 1987 гг. средние темпы ежегодного роста резервов, предусмотренные Федеральным резервом для американской банковской системы, выросли до 14,5 % в год, т. е. с 25 млрд долл. в 1985 г. до более чем 40 млрд долл. спустя три года. Это привело к обширной денежно-кредитной экспансии, которая, в свою очередь, питала значительный бум на фондовом рынке и все виды спекулятивных финансовых операций. К тому же экономика вступила в фазу заметной экспансии, сопровождавшуюся существенным удлинением стадий капитальных благ и впечатляющим увеличением производства потребительских товаров длительного пользования. Этот период был назван «золотым веком» Рейгана и Тэтчер, и основывался он по большей части на шатком фундаменте кредитной экспансии[503]. Эти факты также подтверждает эмпирическое исследование Артура Миддлтона Хьюза. Кроме того, Хьюз исследует воздействие кредитной экспансии и спада на различные секторы экономики, принадлежащие разным стадиям производственной структуры (одни из которых находятся ближе, а другие дальше от потребления). Его исследования эмпирических временны?х рядов подтверждает наиболее важные выводы нашей теории экономических циклов[504]. К тому же этот спад сопровождался тяжелым банковским кризисом, который в США стал явным из-за банкротства нескольких важных банков, и особенно из-за краха ссудосберегательного сектора, анализу которого посвящено множество публикаций[505].

Эта последняя рецессия вновь стала сюрпризом для монетаристов, которые не могли понять, как все произошло[506]. Однако типичные характеристики экспансии, наступление кризиса и последующая рецессия полностью соответствуют предсказаниям теории экономических циклов австрийской школы.

Возможно, одной из наиболее интересных отличительных характеристик последнего цикла была та роль, которую он сыграл в экономике Японии. В частности, за четыре года между 1987 и 1991 гг. японская экономика пережила грандиозную денежно-кредитную экспансию, которая, как и предполагает теория, затронула в основном отрасли, наиболее далекие от потребления. При том что в этот период рост цен на потребительские блага составил приблизительно лишь от 0 до 3 % в год, цены на фиксированные активы, и в особенности на землю, недвижимость, акции, художественные и ювелирные ценности, существенно выросли. По сравнению с первоначальной их стоимость выросла многократно, и на соответствующих рынках начался спекулятивный бум. Кризис наступил во втором квартале 1991 г., и последующая рецессия продолжалась более десяти лет. Широкое распространение ошибочных инвестиций стало очевидным – проблема, с которой Япония в прошлом не сталкивалась, – и это поставило японскую экономику перед необходимостью начать мучительный, всесторонний процесс приспособления, который продолжается и во время написания этих строк (2001)[507].

Говоря о воздействии, которое всемирный экономический кризис оказал на Испанию, необходимо отметить, что он тяжело поразил страну в 1992 г. и рецессия продолжалась почти пять лет. И вновь в экономической среде Испании были представлены все типичные признаки экспансии, кризиса и спада, за исключением, возможно, того, что искусственная экспансия отличалась еще большей гиперболизированностью вследствие вступления страны в Европейское экономическое сообщество. К тому же рецессия протекала на фоне переоцененной песеты, которую в течение двенадцати месяцев пришлось девальвировать три раза подряд. Серьезно пострадал фондовый рынок, и в атмосфере спекуляции и популярности схем типа «сорви куш» разразились знаменитые финансовый и банковский кризисы. Чтобы восстановиться после этих событий, Испании понадобилось несколько лет. Даже сегодня испанские власти все еще должны предпринимать необходимые меры для увеличения гибкости экономики, и особенно рынка труда. Подобные меры, а также благоразумная кредитно-финансовая политика и снижение государственных расходов крайне важны для быстрой консолидации стабильных, непрерывных восстановительных процессов[508]. Наконец, после великого азиатского экономического кризиса 1997 г. Федеральный резерв организовал кредитную экспансию в США (распространившуюся на весь мир), которая вызвала беспрецедентный бум и надула пузырь на фондовом рынке. Сейчас (в конце 2001 г.) представляется весьма вероятным, что ситуация завершится крахом фондового рынка (уже очевидным для акций так называемой «новой экономики» – электронной коммерции, новых технологий и коммуникаций) и новой глубокой всемирной рецессией[509].

Эмпирическая проверка теории экономических циклов австрийской школы

Некоторые захватывающе интересные исследования обеспечивают австрийской теории экономических циклов сильную эмпирическую поддержку. Так происходит несмотря на трудности проверки теории, в основе которой лежит воздействие кредитной экспансии на производственную структуру, и неравномерность, с которой такая экспансия затрагивает относительные цены на продукцию различных производственных стадий. Эти процессы трудно подвергнуть эмпирической проверке, особенно если при этом пытаться продолжать использовать статистику национальных счетов, которая, как нам известно, исключает большую часть валовой стоимости, произведенной на промежуточных стадиях производственного процесса. Одно из таких выдающихся эмпирических исследований выполнил Чарлз Уэйнхаус[510]. Он перечисляет девять утверждений, выведенных из теории экономических циклов австрийской школы, и каждое из них подвергает эмпирической проверке[511]. Эти проверки приводят к нескольким основным выводам. Прежде всего Уэйнхаус подвергает эмпирической проверке утверждение о том, что изменения в предложении добровольных сбережений не зависят от изменений в банковском кредите. Он использует статистические ряды данных с января 1959 г. до июня 1981 г. и находит, что во всех случаях, кроме одного, его первое утверждение подтверждается эмпирическими свидетельствами. Второе утверждение Уэйнхауса состоит в том, что изменения в предложении кредита вызывают изменения ставки процента и что они связаны обратно пропорционально. В поддержку второго предположения также существуют многочисленные эмпирические доказательства. Третье утверждение Уэйнхауса гласит, что изменения ставки, по которой предоставляются кредиты, вызывает рост выпуска промежуточных благ, – мысль, которая, по его убеждению, тоже находит подтверждение в анализируемых им эмпирических данных. Последние три утверждения, которые Уэйнхаус подвергает эмпирической проверке, состоят в следующем: отношение цен на промежуточные блага к ценам потребительских благ растет с началом кредитной экспансии; в процессе экспансии цена на ближайшие к потреблению блага имеют тенденцию снижаться относительно цен промежуточных благ; и последнее, на финальной стадии экспансии цены потребительских благ растут быстрее, чем цены промежуточных благ, таким образом поворачивая вспять первоначальную тенденцию. Уэйнхаус также полагает, что в целом эти три утверждения соответствуют эмпирическим данным, и потому он заключает, что эти данные поддерживают теоретические предположения австрийской экономической школы. Уэйнхаус не проверил еще три утверждения, оставив открытой важную область возможных будущих эконометрических исследований[512].

Другое эмпирическое исследование, относящееся к австрийской теории экономических циклов, принадлежит Валери Рамей из Калифорнийского университета в Сан-Диего[513]. Рамей разработала межвременную модель, которая расчленяет наличные материальные запасы на различные стадии, соответствующие потребительским товарам, оптовым товарам, произведенному оборудованию и произведенным промежуточным продуктам. Рамей приходит к выводу, что цена материальных запасов колеблется тем сильнее, чем дальше они от стадии потребления. Ближайшие к потреблению материальные запасы наиболее стабильны и на протяжении цикла меняются меньше всех.

Марк Скоузен в своем анализе трендов цен на продукцию трех различных производственных стадий – готовых потребительских благ, промежуточных продуктов и материальных факторов производства – приходит к аналогичным выводам. Скоузен показывает, как гласит прим. 21, что на протяжении периода с 1976 по 1992 г. цены на продукцию стадий, наиболее далеких от потребления, варьировали от +30 % до –10 %; цены на промежуточную продукцию менялись лишь от +14 % до –1 %, а цены на конечные потребительские блага – от +10 % до –2 %[514]. Кроме того, по оценке, данной самим Марком Скоузеном кризису начала 1990-х годов, валовой национальный выпуск США, т. е. показатель, включающий все блага с промежуточных стадий, упал на 10–15 %, а вовсе не на значительно более низкий процент (1–2 %), отраженный в традиционных цифрах национальной статистики как валовой национальный продукт, исключающий все промежуточные продукты и поэтому крайне преувеличивающий сравнительное значение конечного потребления для общенациональных производственных усилий[515].

Надеюсь, что будущее принесет большее изобилие историко-эмпирических исследований по австрийской теории экономических циклов. Хорошо, если эти исследования будут опираться на таблицы затраты – выпуск и позволят использовать австрийскую теорию для реформирования методологии системы национальных счетов, создав условия для сбора статистических данных об изменениях относительных цен, изменениях, которые составляют микроэкономическую сущность экономического цикла. Табл. 6–1 предназначена для того, чтобы упростить и облегчить этот вид эмпирического исследования в будущем. Она суммирует и сравнивает различные фазы рыночного процесса, вызванные увеличением добровольных сбережений общества, а также те, что вызваны расширением банковского кредита, не обеспеченным предварительным ростом добровольных сбережений.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.