6.4 Частный сектор на развалинах социализма: Центральная и Восточная Европа – Россия – Китай

6.4 Частный сектор на развалинах социализма: Центральная и Восточная Европа – Россия – Китай

Опыт других бывших социалистических стран для нас особенно важен, так как переход к рыночноориентированному сельскому хозяйству в них часто был более последовательным. При этом лучшие природные условия, иная культура землепользования, гораздо более высокая продуктивность порой делали исходные условия их трансформации более благоприятными. Рассмотрим, что происходило в 1990-х годах у наших западных и восточных соседей. Хотя коллективизация в Центральной Европе и Китае прошла в 1950-х годах и традиции частного товарного хозяйства не утеряны там так безвозвратно, как в СССР, различия между европейскими странами и Китаем настолько велики, что требуют отдельного рассмотрения.

Можно выделить несколько групп бывших социалистических стран с разными траекториями и последствиями рыночных изменений:

1. Страны Центральной и Восточной Европы, представляющие собой весьма неоднородную территорию, на которой почти всюду произошло кризисное уменьшение агропроизводства (табл. 6.4.1), сменившееся в большинстве стран его подъемом с параллельным увеличением производительности труда и развитием фермерского хозяйства.

2. Страны СНГ (Россия, Украина и Белоруссия, Молдавия, Казахстан и др.). Для них характерно резкое и сильное сокращение не только объемов производства (почти наполовину), но и производительности труда с запаздывающим их восстановлением, сохранение коллективного сектора, слабое развитие фермерства и увеличение доли мелких хозяйств населения.

3. Китай с его беспрецедентным ростом абсолютных объемов производства (табл. 6.4.1) и производительности труда в сельском хозяйстве. Правда, другие страны, которые пошли тем же, китайским, путем реформ (Вьетнам, Албания, отчасти Румыния), не достигли таких положительных результатов.

Таблица 6.4.1. Индексы роста объема продукции сельского хозяйства в странах Центральной и Восточной Европы, 1995–2002, % к 1990 году

Источники: Россия и страны мира 2002: 227; Россия и страны мира 2004: 190.

Частники и кооперативы в Центральной и Юго-Восточной Европе

Первые шаги по либерализации и реформированию восточноевропейских экономик выразились почти всюду в резком росте цен. Однако большинство стран Центральной Европы к 1993–1994 годам почти справились с инфляцией. Это не всегда означало стабилизацию финансовых систем – инфляцию подавили резким сжатием денежной массы, что вызвало ряд негативных последствий в виде неплатежей, распространения бартерных расчетов, бюджетных дефицитов и т. п.

Переход к рыночной экономике облегчался тем, что во многих странах и в социалистические времена в экономике сохранялись рыночные «останцы».

Сегодня для большинства стран дно депрессии позади. В Польше переломным годом был 1992-й. В 1993 году спад прекратился в Словении и Албании, в 1994-м – в Чехии, Венгрии, Словакии, Румынии, Болгарии и Хорватии. Правда, в Албании рост обеспечивался аграрным сектором (промышленное производство продолжало падать), а в Болгарии оживление было весьма неустойчиво. Убыточность большинства предприятий, дефицит бюджета и огромный государственный долг стали причиной финансового кризиса, приведшего к новому спаду в 1996–1997 годах и даже продовольственному дефициту. Из стран бывшего СССР раньше всех (в 1994–1995 годах) начали выходить из кризиса Прибалтийские республики.

На востоке региона более поздний старт реформ и их непоследовательность, монополизация и милитаризация экономики способствовали затягиванию кризиса. Например, Украина долго не решалась на радикальные реформы, за что расплатилась сильнейшим падением курса валюты, большим, чем в России, обнищанием населения в первой половине 1990-х и обвальным спадом производства. Лишь к 1995 году украинцам удалось вывести экономику из гиперинфляции и начать системные преобразования. В Беларуси подъем официальных индексов динамики производства идет на фоне неблагоприятного инвестиционного климата, убыточности предприятий и отсутствия рыночных реформ. Впрочем, президент Лукашенко лично утверждает прогнозы развития страны, закладывая в них экономический рост.

Внешние факторы экономического роста связаны с притоком иностранных инвестиций и расширением экспорта. По объему иностранных инвестиций лидерами являются Польша и Чехия – это 29 и 37 млрд. долларов соответственно за 1991–2002 годы. Венгрия получила 22 млрд., Словакия – га, Россия – 7 (Вторая волна 2003).

В пересчете на душу населения эти различия вырастают на порядок: в Польше и Чехии это 1–3 тыс. долларов, в России – около 50 долларов.

Тем не менее ни одна из реформируемых стран Европы не достигла еще по объемам сельскохозяйственной продукции дореформенного уровня (см. табл. 6.4.1). Самое тяжелое положение – на Украине и в Молдове. Но и там с некоторым запозданием по сравнению с Россией начался подъем сельскохозяйственного производства. Главное – это смещение в 2000-х годах центра общеевропейского роста на восток, в страны СНГ. Это касается и общего прогресса экономики, которая росла здесь в последнее время быстрее, чем мировая (Вторая волна 2003), и сельского хозяйства.

По оценкам экспертов, сами реформы на востоке Европы – в отличие от бывших социалистических стран Центральной Европы – еще не завершены. Если принять степень завершенности реформ в Польше, Чехии и других странах за 1 балл, то в России ее оценивают в о,8 балла, на Украине – 0,77, в Белоруссии – 0,4 балла (Там же). Следует учитывать и тот факт, что Польша, Венгрия, Чехия, Словакия, Словения, Латвия, Литва и Эстония уже вступили в Европейский Союз (ЕС) и тем самым взяли на себя масштабные обязательства по реструктуризации сельского хозяйства, которая займет десятилетия (Осьмова, Луконин 2002). В 2007–2008 годах предполагается вступление в ЕС Болгарии, Румынии и Хорватии. Однако страны-дебютанты в первые годы членства в ЕС будут получать только четверть от той суммы субсидий на сельское хозяйство, что получают сегодня его нынешние члены.

Для доведения субсидий до 100 % потребуется не менее десяти лет (Михальчук 2002).

Можно выделить три направления изменений собственно сельского хозяйства бывших социалистических стран (Свиннен, Макурс 2001; Тиллак 2002).

1) Уменьшение производства как результат его модернизации (Чехия, Словакия, Венгрия) при сохранении значительной части коллективного сектора. В таблицах 6.4.1 и 6.4.2 нет восточных земель Германии, но они также могли бы быть отнесены в эту группу. Здесь сокращение абсолютных объемов производства и его рост в расчете на одного занятого происходили при сильном уменьшении числа работников в сельском хозяйстве: например, в Чехии производительность труда росла в среднем на 10 % в год.

2 ) Сокращение объемов производства или неустойчивость экономики как следствие кризиса и потери рынков сбыта при рассредоточении его по фермерским и индивидуальным хозяйствам (Болгария, Румыния, Хорватия, Албания, Македония).

3) Незначительное уменьшение производства в странах, где и прежде частный сектор занимал существенную долю. Это, прежде всего, Польша и Словения.

Отдельная группа с сильным падением производства и существенными переменами – страны Балтии. Но и они разнородны. Эстония скорее тяготеет к группе i, остальные страны – к группе 2.

При общей реструктуризации занятых в разных группах стран происходили разные изменения. Деиндустриализация происходила везде. Но в группах 1 и 3 резко снижалась доля занятых не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве. При этом зарплаты оставшихся наемных работников росли. Значительная доля тех частников, что оставались в агросекторе, больше напоминала именно фермерские хозяйства. В Чехии, Словакии, Венгрии и Словении наблюдался перелив работников в третичный и четвертичный сектора – торговлю, услуги, банковскую сферу. А на юго-востоке, как и в странах СНГ, помимо увеличения занятости в сфере услуг происходило расширение сельскохозяйственного сектора занятости. Доля занятых в сельском хозяйстве Болгарии выросла за 1990-е годы с 19 до 26 %, на Украине – с 19 до 23 %. Такое движение вспять (вторичная аграризация, гораздо большая, чем в России) имело кризисную природу: во времена безденежья и экономического хаоса люди «оседали» на земле. Значение своего хозяйства увеличивалось и из-за резкого падения зарплат в большинстве отраслей экономики.

Реструктуризация крупных предприятий и кризис общественного производства, который в Восточной Европе был порой посильнее нашего, привели к сокращению поголовья скота до половины и больше и к закрытию многих мощных животноводческих комплексов.

Таблица 6.4.2. Структура землепользования в странах Центральной и Восточной Европы, 1999–2002, %

Источник: Тиллак 2002.

В большинстве стран произошла реституция сельхозугодий, т. е. их возвращение прежним владельцам, хотя применялись и иные пути приватизации земель. Но, так или иначе, люди получали не бумажку о земельной доле, а реальный участок земли. Поэтому сама процедура выхода из предприятия и прочие трансакционные издержки их не пугали так, как они пугают людей в России.

Например, в восточных землях Германии к моменту воссоединения страны было 4,6 тыс. кооперативов, а в западных – 630 тыс. частных фермерских хозяйств (Кнаппе, Питерский 2004). Правительство стимулировало раздел кооперативов на мелкие частные хозяйства, отчасти под давлением западных фермеров, которые опасались конкуренции сравнительно успешных восточногерманских кооперативов. Но кооперативы выжили. Сократив число занятых в среднем в 4 раза и модернизируя производство, они добились конкурентоспособности и на капиталистическом рынке. Правда, крупные животноводческие комплексы не выжили, и поголовье скота сократилось более чем вдвое – как в России. Многие кооперативы разделились, их теперь 32 тыс. Но 93 % всех сельскохозяйственных земель используют предприятия с площадью более 100 га. Получив по реституции землю, большинство собственников (среди них немало горожан) сдали их в аренду тем же кооперативам. Продать земельный участок можно только с разрешения местных властей и в том случае, если это не сильно уменьшит площадь кооператива и не приведет к потере его жизнеспособности. Некоторые все же забрали свои земли, продали их или стали фермерами. Едешь от Лейпцига на северо-запад, и вдруг у Бад-Дюбена вместо огромных полей видишь узкие полоски земли. Здесь местная власть усиленно насаждала фермерство. К своим полям фермеры ездят на машинах и, как правило, работают где-то еще – от доходов с небольших участков выжить трудно. Даже при значительной помощи государства мелкие хозяйства все равно разоряются, происходит ротация семейных хозяйств и их укрупнение.

В сельской местности Германии живет гораздо меньшая доля населения, чем в России (12 %, а не 27 %). Здесь гораздо больше развита сфера услуг, связанная с лучшим обустройством сельской местности. Это стимулируется высокой автомобилизацией не только городского, но и сельского населения и быстрой субурбанизацией. На Западе она началась гораздо раньше, а в восточных землях набирает темпы с 1989 года. Вокруг всех крупных городов население деревень растет за счет переезжающих сюда на постоянное место жительства (а не на дачи) горожан. Хотя плотность городов в Германии намного выше российской, здесь тоже есть своя периферия с умирающими поселениями. Их выживание многие связывают с развитием экологического туризма.

С коллегами из Института страноведения Лейбница (Лейпциг) мы посетили пригородные деревни и сельскохозяйственный кооператив Fuchshain. Он занимает 1300 га, причем собственно кооперативу принадлежит только 25 га, а остальные земли – еще 85 собственникам, которые сдали их в аренду кооперативу до 2015 года. Раньше на этих землях работало 100 человек, теперь – 18. Из них только у четверых тут земельный пай, остальные – наемные работники, в среднем получающие 7,5 евро в час. Вот и все современное сельское хозяйство деревни, в которой живет 1000 человек. Большинство из них работают в Лейпциге (15 км), немало горожан сюда переехали именно оттуда. И ни у кого, включая коренных жителей, нет приусадебного хозяйства, хотя следы былой аграрное™ налицо. Каменные коровники заброшены или перестроены и порой еще пахнут навозом. До 1990-х годов здесь многие держали скот, имели огороды. Сейчас скота совсем нет. Небольшие палисадники городских «челночников» и местных селян превращены в газоны, засажены цветами и декоративными кустарниками. Лишь в соседней деревне есть один фермер, продающий свежее мясо тем, кому не нравится магазинное. С началом реформ некоторые подались в фермеры, но вскоре убедились, что с 15–20 га земельного пая не выжить. Проще отдать его кооперативу и получать примерно 3000 евро годовой арендной платы. Кооперативу тоже нелегко. Хотя он сумел поднять надои молока от одной коровы с 3300 до 9000 кг в год, животноводство не дает прибыли. А дотаций на него в Германии нет, так как молока и мяса в избытке. Зато половина прибыли растениеводства – это именно дотации, особенно если производится экологически чистая продукция, без удобрений, пестицидов и т. п. По словам руководителя кооператива, сельское хозяйство даже в благополучной Германии – это постоянная борьба.

Таким образом, личное подсобное хозяйство, столь важное для современной России, в Германии явно отмирает. Правда, в более удаленных северных местностях бывшей ГДР сокращение кадров в кооперативах лишило работы множество людей, а найти ее там труднее.

И поэтому там огороды все еще важны для населения, хотя скот почти никто не держит. Кроме того, в Германии, как и в других европейских странах, остались любители делать собственное вино, выращивать ароматическую зелень и т. д. Такие хозяйства-хобби можно встретить повсюду, но они совсем не связаны с выживанием.

Венгрия – более сельскохозяйственная страна. Здесь 35 % населения проживает в деревне. В начале 1990-х годов здесь было около 1,4 тыс. кооперативов со средней площадью 4000 га. Их земля и имущество были распределены между членами в зависимости от стажа работы и трудового вклада. Как и в России, крестьяне получили имущественный пай и 4–5 га земли. Но вышло из кооперативов только 12 % их членов, которые, как правило, создавали хозяйственные общества, оставаясь подразделением своего бывшего кооператива (Кресникова 2002). Увеличилось число фермеров и мелких единоличных хозяйств, но почти половина из них работают, по существу, как подрядные подразделения тех же кооперативов. Этот тип отношений частников и коллективных хозяйств, который никак не прививается в России, возник в Венгрии еще задолго до 1990-х годов – ведь отдельные элементы рыночных реформ проникли туда гораздо раньше. Производительность труда в кооперативах Венгрии за последние га лет резко возросла, а число работников сократилось в 3 раза. Здесь не было реституции земель, как в Германии, но прежние владельцы национализированной земли получили компенсацию в виде ценных бумаг – бонов. На эти боны можно было купить землю, магазин, ресторан, можно было заложить их в банк и т. п. Около 40 % получивших боны купили землю, часть из них сдали ее в аренду кооперативам и имеют от этого доход. Земельный рынок расширяется, хотя есть определенные ограничения: площадь частного владения не может превышать 300 га (Там же).

Итак, рыночные преобразования в северной группе стран Центральной Европы привели к модернизации сельского хозяйства, причем не всегда разрушали кооперативы в пользу фермерства. Наиболее успешно, с ростом производительности труда, прошла модернизация в Чехии, Словакии, Венгрии и в восточных землях Германии. Но и там не обошлось без негативных последствий. Общие объемы агропроизводства снизились. Жесткая селекция привела к закрытию недееспособных предприятий. Вместе с подъемом производительности труда на выживших предприятиях это резко увеличило безработицу в деревне. Поскольку те же процессы санирования предприятий происходили в промышленности, города не только не смогли принять освобождавшуюся рабочую силу, но в ходе активной субурбанизации сами выталкивали людей в сельскую местность. Однако не следует забывать о том, что в ряде стран люди имеют гораздо большую, чем у нас, социальную поддержку. Например, в Германии безработные в течение двух лет получают 65 % прежней зарплаты, а потом еще долго – по 340 евро в месяц, причем государство покрывает им и квартирную плату.

Таблица 6.4.3. Некоторые характеристики сельского хозяйства и населения бывших социалистических стран, 2002–2003

Источник: Россия и страны мира 2004.

Таблица 6.4.3 дает некоторые статистические характеристики сельской местности и сельского хозяйства России и других постсоциалистических стран. Доля сельского населения в России меньше, чем в других восточноевропейских странах, за исключением Чехии и восточных земель Германии. Гораздо меньше и его плотность. Несмотря на значительные сокращения пахотных земель в годы кризиса, в России и Казахстане пахотных земель на одного сельского жителя больше всего, правда, за счет крупных и средних предприятий. Землеобилие, а следовательно, и гораздо меньшая ценность земли – одно из существенных отличий России от центральноевропейских стран. Здесь сказались и готовность европейского населения к фермерскому частному хозяйству, и лучшие рамочные условия для его развития: быстрое восстановление некоторых старых и создание новых рыночных институтов. Координация деятельности крупных и мелких хозяйств в центральноевропейских странах отличается от таковой на востоке Европы.

У нас, так же, как и на Украине, бывшие колхозы и совхозы – это ресурсы для сохранения индивидуальных хозяйств, необходимые в кризисный период, но тормозящие частную инициативу и поддерживающие бедность населения в период выхода из кризиса. Во многих центральноевропейских странах активно формируется реальная кооперация мелких и крупных хозяйств.

Чему учит Россию аграрный Китай

Таблица 6.4.3 наглядно показывает, что Китай – это совсем другой мир. Средняя плотность сельского населения там в 40 раз превышает российскую. При этом 94 % населения сосредоточено на 46 % территории (Китайская деревня 2003:131), где плотность еще выше. Пахотной земли не хватает. В расчете на одного сельского жителя продукции меньше, чем в России.

Суммируя ряд исследований, А.В. Гордон выделяет три стадии (фазы) изменений в китайской деревне: 1) коллективизация 1957–1978 годов, 2) утверждение системы семейного подряда в 1978–1985 годах и з) подъем коммерческой активности сельских предприятий, который продолжается с середины 80-х годов по настоящее время (Там же, 78). Экономические успехи деколлективизации были налицо, особенно в начале реформ в 1980-х годах. Но и в последующие годы производство продолжало расти: только за 1990–2002 годы – в 1,8 раза (см. табл. 6.4.1). В связи с успехами Китая взоры наших политиков и экономистов все чаще обращаются на него, как на пример триумфа мелкого частного хозяйства. Однако при сравнении России с Китаем надо быть очень осторожным.

Прежде всего, китайское общество по преимуществу сельское, более 60 % населения Китая живет в деревне, а непосредственно в сельском хозяйстве занято 70 % трудоспособного китайского населения.

Аграрная рабочая сила достигает там 460 млн. человек при экономической потребности в 280 млн. (Там же, 130). Излишки сельской рабочей силы вдвое больше, чем все население России вместе с ее городами.

Только армия трудовых мигрантов оценивается в 70 млн. человек (Салицкий 2005). И этим Китай принципиально отличается от России.

При земельном дефиците в большинстве аграрных районов выделение в пользование и аренду (но не в собственность) земельных участков, площадь которых зависела от числа членов домохозяйства, нашло широкий отклик у населения, которое и так кормилось с земли. К тому же сказалась и его высокая трудоспособность. Выращивание риса – основной культуры в Китае – всегда требовало больших индивидуальных затрат ручного труда. Получив землю, крестьяне продолжали, как и прежде, выращивать на ней рис, в их образе жизни мало что изменилось. В китайских коммунах не была создана столь мощная и неделимая инфраструктура в виде животноводческих комплексов, хранилищ, техники, ремонтной базы и т. п., как в российских колхозах, что облегчило раздачу земли. Более короткий период социализма не успел превратить китайских крестьян в наемных рабочих, как это произошло в России. Китай – аграрная страна и по занятости, и по образу жизни, и по менталитету. Хотя мы и писали, что по реальной занятости в сельском хозяйстве, превышающей занятость в промышленности, современная Россия также может считаться аграрной (см. раздел 1.4), до Китая ей очень далеко. Аграрным перенаселением Китай скорее напоминает Россию столетней давности, чем современную. Это подтверждается не только данными о населении и его занятости, но и о валовом продукте на душу населения, который в 1980-м году в Китае был близок к показателям СССР конца 1920-х годов. Китай к началу своей модернизации отставал от России примерно на полвека.

В то же время годы социализма не могли не сказаться на сельской экономике Китая и психологии его населения. Жестокость «большого скачка», превратившего деревню в бесправную трудармию с жесткими пайками и приведшего к гибели по разным оценкам от 15 до 30 млн. человек, еще свежи в памяти китайцев. Экономические результаты коллективизации также оставляли желать лучшего. Хотя сельскохозяйственное производство в 1950-1980-х годах росло, производительность труда постоянно падала. Как и в годы нашей индустриализации, шла мощная перекачка средств из сельского хозяйства в промышленность, которая привела к сильному обнищанию китайской деревни. Такой нищей, но все еще перенаселенной она и подошла к реформам. В России, в отличие от Китая, после сильной депопуляции деревни, нескольких попыток подъема (спасения) села доходы населения в городе и деревне к 1990 году выровнялись. При этом сельская экономика, уже находящаяся в глубоком кризисе, держалась на огромных дотациях. Российской деревне было что терять, в то время как китайская от реформ могла только что-то приобрести. Вместе с сохранившимся в Китае сельским менталитетом это было очень важным фактором, обусловившим отношение к реформам.

Китайские рыночные реформы проводятся под строгим руководством коммунистической партии. Решения пленумов ЦК КПК, как считают в Китае, не противоречат ни развитию рынка, ни усилению роли государства в его регулировании. Пленум октября 2003 года признал семейный подряд ядром хозяйственной системы на селе (Салицкий 2005). Владельцем земли де-юре является государство, а де-факто – деревенская администрация. 85 % обрабатываемой земли – это так называемая «дворовая ответственность», когда крестьяне получают землю в пользование под производственное задание, обязуясь предоставить государству по низким фиксированным ценам определенную часть продукции. Только 8–9% земли занято под продовольственные наделы для собственного потребления. И лишь 6 % находится в частной собственности, но продать участок нельзя (Китайская деревня 2003: 48). На основании состава домохозяйств и требований эффективности постоянно идут переделы земель «дворовой ответственности». Поскольку переделы происходят по инициативе местной сельской администрации, они только укрепляют ее позиции, заменяя рынок земли. Кроме того, существуют трудовые повинности – отработка 10–20 дней в году в рамках местных и государственных программ, главным образом на строительстве ирригационных сооружений, – которые могут быть заменены денежным взносом. В общем, «азиатский способ производства» по К. Марксу жив! Государство сохранило и полную монополию на поставку в деревню оборудования, удобрений и т. п. В этом плане Россия, хотя и сохранила кооперативы, ушла гораздо дальше по пути внедрения рыночных отношений, чем Китай. Но, несмотря на все меры регулирования, разрешение продавать излишки зерна по рыночным ценам за 10 лет привело почти к удвоению его производства в Китае.

В результате китайских реформ произошло сильное расслоение сельского населения по доходам, которое убыстряется курсом поддержки «образцов для подражания», т. е. сильных индивидуальных хозяйств. Степень социального расслоения в Китае и в России – самая высокая из всех рассматриваемых стран, но в Китае она больше (см. табл. 6.4.3).

Как и в России, в Китае принадлежность к местной власти означала гораздо лучшие стартовые условия для частного хозяйствования. Слой разбогатевших составляет 16 % жителей китайской деревни, из них 54 % – представители местной элиты (Там же, 25). Социальное расслоение общества сопровождается концентрацией успешных хозяйств в определенных местах. Деревни, ориентированные на самообепечение населения, и деревни «рыночные» резко различаются. При этом доля теневой экономики, в том числе скрытых доходов крестьян, гораздо меньше. Свои сбережения крестьяне хранят в сельских кредитных кооперативах или в Сельскохозяйственном банке Китая (Салицкий 2005).

Рыночность в китайских условиях, как правило, означает совмещение аграрных и промышленных функций (28 % крестьян заняты в сельской промышленности), тогда как в России последние узурпированы городами. По мнению А.В. Гордона, широкое развитие промышленности в китайской деревне – главное различие между Россией и Китаем (Китайская деревня 2003:19). Доля сельской промышленности в валовом индустриальном продукте только за 1980-е годы выросла там с 10 % до 32 % (Там же, 13). А в самой сельской экономике доля доходов от промышленности возросла с четверти до половины. Она стала магнитом для инвестиций, особенно иностранных. Промышленность сыграла решающую роль в экспортной переориентации сельской экономики. Поэтому в Китае выделяются по степени внедрения реформ и по доходам не только домохозяйства и деревни, но и целые провинции (например, восток и юго-восток страны). И дело не столько в лучших природных условиях, сколько в благоприятном положении (например, выход на мировые рынки).

Значительная часть китайских промышленных предприятий – это кооперативы или собственность деревни. Но в отличие от России, где промышленность идет из города в деревню, в Китае сельская промышленность начинает проникать в города, формируя там филиалы. Наибольший упор делается на ее развитие в малых городах, в частности за счет сбережений населения (Салицкий 2005). Промышленность поглотила значительную часть излишней рабочей силы в деревне. Но эта раздробленная сельская промышленность при ограниченных возможностях повышения квалификации и замкнутости сельских сообществ уже стала тормозить развитие страны. Одну из своих главных задач китайское руководство видело в удержании хотя бы части избыточного сельского населения в деревне, иначе оно наводнило бы крупные города, сделав их просто чудовищными (учитывая китайские масштабы) и неуправляемыми. Однако статистика не в состоянии учесть реальные масштабы роста городов. Ведь многие крестьяне всю жизнь работают в городах, формально сохраняя свой крестьянский статус, при этом возвращаются домой в период наиболее напряженных сельскохозяйственных работ, приезжают в деревню на все праздники – точно так же, как это было в России начала XX века.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.