19. Эбби Хоффман

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

19. Эбби Хоффман

В Эбби Хоффмане мы находим психоз, который привел его к самоубийству, поскольку он оказался не в состоянии адаптироваться к бессмысленности анонимности в существовании после Вьетнамской войны. Хоффман был очень театрален, и, как полагают даже другие Новые левые, был клоуном Новых левых, но его выходки оказались очень эффективными для получения популярности. Как многие комики, он был маниакально-депрессивным.

У Джонатана Ридера, в его рассмотрении биографии Хоффмана, написанной Джоной Рэскином, последний, являясь известным ветераном Новых левых, приводит некоторые подходящие наблюдения о феномене Новых левых и о Хоффмане:

«В случае Хоффмана политическое часто было личным. Безумство (в клиническом смысле, как оказалось) присутствовало в его переливающемся за край шарме. Господин Рэскин показывает, что его насмешки над властями, как его сражение против судьи Хоффмана, было сплавлено с его борьбой против своего властного отца: «Когда он убеждал детей демонтировать «культуру родителей», сжечь дотла дома их родителей… и «убивать родителей», он гиперболизировал и проецировал гнев, который возник в его собственном бурном детстве».

Здесь мы видим в Хоффмане основные черты социопата и нарциссиста. Снова проецирование злости на родителей на общество вообще, и разыгрывание чьего-то гнева против родителей, спроецированного на «истеблишмент», который, что примечательно, левые часто называют патриархальным истеблишментом. Мы видели эти черты матереубийства и/или отцеубийства в светилах Старых левых, от Маркса до Альтюссера, достигающие апогея в Новых левых как нигилистическом восстании против Отца/Матери/Государства.

Воспитание

Ридер в своем описании Хоффмана снова перечисляет классические признаки нарциссизма и социопатии. В своих личных отношениях, включая семейную жизнь, Хоффман показывал тот же самый тип нарциссического расстройства личности, из-за которого Карл Маркс причинял такую боль своей многострадальной жене и детям:

«Хоффман, родившийся в 1936 году в городе Вустер, штат Массачусетс, был выходцем из нижнего сегмента среднего класса; его отец бил его, но так никогда и не смог утихомирить его неповинующуюся решимость. Побыв короткое время послушным мальчиком к моменту бармицвы, в подростковом возрасте он стал бунтарем с огромной жаждой внимания к себе; он добился, чтобы его выгнали из школы, он воровал автомобили, ввязывался в разборки с бригадами, сбегал в бильярдные. Он был, в его собственном предоставлении, «самым худшим из еврейских кошмаров». Насколько сильно это совпадало с культурой известности (на которой Хоффман всегда паразитировал), но у его неограниченной самовлюбленности были другие последствия. Господин Рэскин пишет, «Когда он что-то делал, я не мог с уверенностью сказать, когда он был настоящим, а когда только делал вид настоящего». Вероятнее всего, Хоффман и сам не мог бы этого сказать. Он был лгуном, выдумывавшим высокопарные истории о своих похождениях во время борьбы за гражданские права в Миссисипи. Несмотря на разговоры йиппи и хиппи о любви, у Хоффмана была решительная неспособность к близости: он пренебрегал своими тремя детьми и эмоционально морил голодом своих любовниц и жен».

Здесь мы видим в Хоффмане, как его описывают Ридер и Рэскин, черты социопата, а именно:

1. Проблемы с властью, начавшиеся с молодого возраста.

2. Игра, чтобы создать из себя публичную личность.

3. Ложь.

4. Неспособность к близости и недостаток сочувствия на личной основе. Кража как революционное действие

Хоффман, малолетний преступник, превратившийся в революционера, рационализировал свою социопатию в идеологию Новых левых, которая оправдывала, как предположительно более высокую социальную цель, убийство, изнасилование, и воровство. Его юношеский опыт «разборок с бандами» и краж был возвышен до социального бунта. Бестселлер Хоффмана «Сопри эту книгу» является руководством для городской партизанской войны, не прячущейся за отговорки о мирном протесте. Его цель состояла в том, чтобы вызвать насильственную революцию с молодежью и неграми в авангарде. Его размышления об оружии включали методы, как убивать ножом «свиней» (полицейских):

«Вероятно, одно из самого любимого уличного оружия всех времен — хорошая старая «финка», «перо», или все равно, как ты захочешь его назвать. Помня, что сегодняшняя свинья — это завтрашний бекон, хорошо знать несколько полезных советов, как ее резать».

Есть также совет относительно создания нескольких типов бомб и уличных методов борьбы. Но большая часть «Сопри эту книгу» дает советы для обычной преступности, рационализированной как «выживание в Америке». Следовательно, мелкая буржуазия, то есть обычный владелец лавки, рассматривается в книге с таким же большим презрением как корпоративный банкир, но первый является более легкой добычей для преступного/революционного вора, романтизированного как современный Робин Гуд. Здесь Хоффман демонстрирует то же самое презрение к мелким торговцам, что и Маркс, презиравший тех, кто требовал от него оплаты счетов. В разделе, названном «Магазинные кражи» Хоффман советует: «Этот раздел представляет некоторые общие руководящие принципы воровства, чтобы способствовать тебе в сильном побуждении к краже. С некоторым предварительным планированием, практикой и хотя бы немного крепкими нервами, ты можешь выгодно хапнуть потрясающие вещи. Приводятся детали, как одеваться и как себя вести, и т. д.».

Известно, что обычные жертвы беспорядков Новых левых были маленькими владельцами лавок. Том Хайден, лидер новых левых, упоминает, например, как после того, как Мартина Лютера Кинга застрелили, Бернадин Дорн, будущий лидер террористов «Уэзерменов», истерично крича в типично театральной манере, участвовала в погромах в 1968 году, «бесцельно громя витрины на Таймс-Сквер». Как старик Маркс протестовал против портных, ожидавших от него оплаты счетов, так и владельцам магазинов довелось перенести основной непосредственный удар от бунтов Новых левых/Черных. На самом деле это продолжает иметь место, как было замечено во время беспорядков в Афинах и Лондоне, например, организованных «Будущими» левыми анархистами, которые рационализируют это тем, что они якобы восстают против капитализма, громя и грабя магазины бытовой техники.

Хоффман рационализирует мелкое воровство у работодателя как революционное действие против «системы». Очевидно, работодатель может быть идентифицирован как часть капиталистического класса, «богатство» которого заслуживает «экспроприации». Раздел книги, названный «На работе», говорит: «Безусловно, самый легкий и производительный вид воровства — на рабочем месте. Заработная плата разносчиков, продавцов, грузчиков, кассиров и других торговых работников столь мизерна, что это просто оскорбительно. Смыть оскорбление можно только хищениями, возвращающими персоналу чувство собственного достоинства. При найме на работу вас могут прощупать насчет вороватости. Не надо с ходу обнаруживать себя, пытайтесь произвести самое лучшее впечатление — в бюро по трудоустройству это называют «золото, а не работник». Выражайте всем видом опрятность, благочестие, трезвость и другие англо-саксонские и протестантские добродетели, — как вас наставляли в начальных классах. Благоприятное реноме отведет подозрения, когда пойдут «пропажи».

Кассиры и продавцы — народ привилегированный: у них непосредственный доступ к деньгам. Им ничего не стоит зажать немного мелочишки — никакие надзиратели не помогут. Еще проще женщинам. Монетки и банкноты можно засовывать в подшитый край подола. Мужчинам сгодятся манжеты. Тем и другим хорошо послужит обувь. Не забывайте и о маленьких потайных кармашках. Пробивая чек в кассе, легко ошибиться и выбить вместо 1 доллара 39 центов просто 39 центов, а вместо 1 доллара 98 центов — только 98 центов. День-то был напряженный, вот голова кругом и пошла. На кассовом столе положите немного мелочи, и каждый раз, как ошибаетесь на доллар, перекладывайте один центик в правый угол конторки. В конце рабочего дня вы хоть и на самом деле одуреете от монотонной работы, зато будете знать, сколько купюр следует вынуть из кассы».

Хоффман не делает различия между работой на транснациональную корпорацию и работой на вашу местную бакалейную лавку. И те, и другие — работодатели и поэтому законные мишени для воровства во имя «революции», несмотря на то, что это воровство служит лишь личной выгоде, как и у любого другого обычного преступника.

Биполярный

Хоффман был не только нарциссической личностью, но и биполярным, «хроническим маниакально-депрессивным» человеком, который в 1989 году в возрасте 52 лет совершил самоубийство с помощью «огромной дозы барбитуратов», соединенных с алкоголем. Хотя Хоффман в 1980-х годах смог добиться незначительного возвращения на публичную сцену в форме местных протестов и поездок с чтением лекций, но он жаждал возвращения к 1960-м и своей молодости, как утверждал Том Хайден. Эта черта регрессивной личности подтверждена заявлением Хоффмана прессе в 1987 году, когда он сказал, что переехал в Пенсильванию, чтобы помочь местной группе протеста выступать против отвода реки Делавэр для охлаждения ядерного реактора. Он прокомментировал, что был бы счастлив «жить и умереть здесь, борясь с «Philadelphia Electric Company» — это для меня точно так же как 60-е годы».

В 1984–1986 годах Хоффман объединился со своим старым товарищем Джерри Рубином, в то время директором по маркетингу Уолл-стрит, чтобы развлекать зрителей университетских городков дебатами на тему «йиппи против яппи», за каждое выступление эти двое делили между собой гонорар в пять тысяч долларов. Это было символом фальшивости «восстания» Новых левых.

Незадолго до своего самоубийства Хоффман попытался стать комиком разговорного жанра в одном нью-йоркском клубе, но, по словам одного его друга, «это было почти жалкое зрелище». Джонатан Сильверс, который помогал Хоффману в написании его последней книги «Сопри этот образец мочи», говорил о Хоффмане: «У него не было больших целей, разработанных на будущее. Он шел день за днём. Он был занят, но он хотел больше порядка в своей жизни». Хоффман разыгрывал лихорадочную деятельность, что типично для маникально-депрессивного человека. Один его знакомый прокомментировал после смерти Хоффмана: «Каждый раз, когда я звонил ему по телефону, у меня было такое чувство, что он постоянно занимался одновременно тысячей разных дел. Будто я имел дело с поваром блюд быстрого приготовления».

Самоубийство

Маниакальная депрессия Хоффмана обострилась в 1974 году, когда он ушел в подполье, после того, как полицейские, работавшие под прикрытием, поймали его за попыткой продажи кокаина — далеко не идеалистическая деятельность. Хотя у Хоффмана было полно советов для преступников/революционеров о том, как успешно жить в подполье, когда сам Хоффман, театральный нарциссист, перестал быть центром всеобщего внимания, это привело его к душевному расстройству. Его жена Анита комментировала, что внезапно Хоффман «должен был научиться жить в одиночку, не быть известным, не быть центром внимания. Его письма стали такими безрадостными». Анонимность была для него невыносима, и даже когда он был в бегах, один инцидент в гостиничном номере в Лас-Вегасе, вспоминал ветеран Новых левых Пол Красснер, показывает степень его нарциссизма: «Он пришел в возбуждение и кричал: «Я — Эбби Хоффман! Я — Эбби Хоффман!».

Кюнен и другие пишут о психическом состоянии Хоффмана:

«Семья и друзья научились ожидать эти «периодические расстройства», в то время как он был беглецом, говорит Эндрю Хоффман, его сын от первого брака. В 16 лет Эндрю внезапно отправили в Канаду, потому что его отец был не в том состоянии, что его можно было оставить одного. «Типичным для Эбби способом все остановилось, и я вошел в самолет», говорит Эндрю, которому теперь 28 лет. «Когда я добрался до отеля, он был очень гиперактивен и хотел выйти развеяться. Мы пошли в этот бар, и эти два франкоговорящих джентльмена покупали для меня дорогие напитки. Я сказал: «Папа, что происходит?» «О», ответил он, «я сказал им, что ты самая известная рок-звезда в Мексике». Так, даже когда он был в подполье, он находил какой-то способ привлечь внимание и вызвать возбужденный интерес у людей».

Нарциссические расстройства личности и биполярные расстройства были серьезными, и отсутствие внимания общественности было невыносимым. Нигилизм Новых левых 1960-х и 1970-х годов, который Хоффман поднял до театрального уровня, что продолжает проявляться сегодня среди пост-Новых левых, хотя и в гораздо менее харизматической манере, предоставил Хоффману захватывающий выход для его нарциссизма. Согласно его другу и арендодателю, Хоффман практиковал свои речи, крича на двух лам. При других обстоятельствах, он, возможно, выбрал бы карьеру в качестве голливудского актера или комика разговорного жанра, и, вероятно, с тем же самым убийственным финалом.