5. Психология большевизма

5. Психология большевизма

Наблюдения Джона Спарго

Известно, что даже до Лотропа Стоддарда один бывший американский социалист после большевистской революции в России писал о «психологии большевизма». Джон Спарго заявил в своем «Предисловии»:

«В этом небольшом томе я попытался объяснить психологию того великого движения полной страстного недовольства и насилия революции, которую из-за ее быстрого развития в России, и из-за толчка, который она получила от своего ужасного преимущества в той несчастной стране, мы называем большевизмом. Революционный коммунизм — угроза цивилизации. Иронический факт, дающий пищу для глубоких и серьезных размышлений, состоит в том, что конец большой мировой войны принес человечеству не мир, но только еще более тяжелый и серьезный конфликт…

Каждая организованная страна, с ее культурой, ее законами, ее искусствами, и ее учреждениями, ее цивилизацией… находится под угрозой новой формы деспотизма и терроризма. В одной стране за другой мы находим большие массы людей, готовые восстать против существующего общественного строя, и с помощью неустанного и беспощадного использования грубой силы установить деспотизм, превосходящий все, что когда-либо предпринимали Габсбурги, Гогенцоллерны или Романовы. Как они и все их предшественники, создатели новой тирании делают красивые обещания полной свободы, благосостояния и счастья. Но в своем эксперименте на живом организме человеческого общества они разрушили бы учреждения и механизмы, которые одни могут сделать возможным правильное развитие человечества к выбранному им самим идеалу».

Спарго, как и Стоддард, был обеспокоен исследованием большевизма и подобных движений не просто как политических проявлений, но как форм психического отклонения, «не только программы, но духа и умственной деятельности, которая разработала эту программу». Спарго, непосредственно наблюдавший видных большевиков и других социалистических лидеров, наряду с их богатыми спонсорами и последователями, заявлял:

«В анализе различных типов мужчин и женщин, которые становятся наполненными духом большевизма, у меня было преимущество обширного знакомства с очень большим количеством мужчин и женщин, принадлежащих к сильно отличающимся социальным группам, которые или являются убежденными активными большевиками или принадлежат к большому классу почти большевиков».

Спарго отнюдь не был защитником статус-кво, но полагал, что лучшее общество не может возникнуть, если оно будет основано на дефективных людях с некорректными доктринами:

«Антиобщественное поведение, будь то со стороны отдельных людей или масс, никогда не может продвинуться к подлинному социализму. Никакое социальное государство не может быть более сильным, чем его человеческие основания. Только мужчины и женщины, жизнями которых управляет социальное сознание, могут построить и поддержать действительно социализированное общество. Большевизм является неправильным, потому что он является антиобщественным, потому что его идеалы и его методы столь же эгоистичные и тиранические, как и методы неограниченного капитализма».

Спарго, будучи тесно связанным с ведущими социалистами и Англии и США, наблюдал несколько первичных расстройств личности среди них. Спарго заметил истеричную гиперестезию среди многих левых:

«…Их мыслительные процессы являются спазматическими и яростно эмоциональными. Они одержимы некоей навязчивой идеей, которая проистекает из эмоций, а не из разума. Этот тип ума был предметом большого обширного наблюдения и исследования, особенно в связи с религиозными формами истерии. Никто из тех, кто посетил много большевистских митингов, или познакомился со многими из людей, к которым больше всего взывает большевизм, не станет всерьез ставить под сомнение то заявление, что поразительно много тех, кто утверждает, что является большевиком, представляют собой поразительное сходство с крайними религиозными фанатиками, не только в способе проявления их энтузиазма, но также и в их методах изображения и аргументов. Так же, как в религиозной истерии один единственный текст становится целым кредо, исключая любой другой текст, и вместо того, чтобы самому стать объектом разумной проверки, оказывается единственным тестом для рациональности всего остального, так и в случае среднего большевика этого типа единственная фраза, попавшая в его ум в эмоциональной судороге, никогда не проверяемая обычными критериями разума, становится не только самой сущностью правды, но также и стандартом, по которому должны определяться правда или неправда всего остального. У большинства проповедников, которые становятся пробольшевицкими, как раз этот тип».

Несмотря на интеллект, которым мог бы обладать левый фанатик, расстройство в форме истеричной гиперестезии означает, что политические идеи были инициированы эмоционализмом, и не склонны к изменению под воздействием доказательств противоположного. «Они очень легко становятся жертвами религиозной истерии и всех форм пропаганды и возбуждения, в которых присутствуют главные черты истерии». Спарго отметил другие черты истеричной гиперестезии, «сильно выделяющиеся среди средних большевиков» и других «социалистов»:

«Есть другие признанные особенности этого типа ненормальности, все из которых ярко проявляются в менталитете среднего большевика. Жестокая нетерпимость — одна из них. Конечно, нетерпимость сама по себе еще не признак истерии. Иногда нетерпимость действительно результат чистой рациональности. Но когда аудитория радикальных протестующих против ограничений на право на свободу слова и свободу печати с воем и свистом заглушают всех, кто пытается высказать мнение, с которым они не согласны, то их поведение истерично, то есть, чрезмерно эмоционально, а не рационально: у них нет логически последовательного отношения к любому идеалу свободы. В момент требования свободы они отрицают свободу, уже существующую. Не раз я видел большевистские аудитории, так же как аудитории социалистов, с яростью выкрикивающие обвинения в подавлении свободы слова в адрес полицейских властей, а затем столь же неистово кричащие, пока они криками или террором не заставляли замолчать тех выступающих, с представлениями которого они не были согласны; таким было подавление ими, наиболее эффективное, выражения мнений, которые они не одобряли. Так они одновременно делали что-то и осуждали других за то, что те делали то же самое. Конечно, полностью рациональные умы не будут настолько непоследовательны. Разумеется, эмоциональная инфекционность и массовая суггестия присутствуют в таких случаях. Психология толпы отличается от психологии отдельного человека. Однако остается фактом, что люди, составляющие толпу, странным образом сверхэмоциональны».

Эту нетерпимость левых к любому инакомыслию можно в настоящее время заметить среди Новых левых, и в преобладающих анархистских и троцкистских фракциях среди левых в западном мире. Мешают ли они сорвать лекцию некоего ученого в университете или пытаются физически помешать действиям «крайне правых» и впоследствии выражают возмущение, когда полиция во время бунта пытается поддерживать порядок, левые во время таких действий как правило предаются напыщенной наигранности и истерии. Это часто сопровождается трусливыми нападениями на противников, если может собраться толпа, достаточно превосходящая численностью своих противников. То, что пишет Спарго об истеричной гиперестезии, лежащей в основе религиозной истерии, объясняет страстность, с которой левые рассматривают любое услышанное ими несогласие в манере религиозного фанатика, пытающегося ликвидировать «ересь». Как и в случае религиозной истерии, оппозиция, стоит лишь левым услышать о ней, также вполне буквально ими демонизируется. Следовательно, для кого-то с консервативными взглядами уже одного этого достаточно, чтобы оказаться для левых и словесной и физической мишенью как «неонацист», «расист», или «фашист».

О лидерах большевиков Спарго писал, что их менталитет «отмечен следующими истерическими особенностями:

… преувеличенный эгоизм, чрезвычайная нетерпимость, интеллектуальное тщеславие, гиперкритика, снисходительность к себе, жажда психического и эмоционального возбуждения, чрезмерный догматизм, гиперболический язык, импульсивные суждения, эмоциональная неустойчивость, интенсивное поклонение культу героев, склонность к интригам и заговорам, быстрое чередование крайностей возбуждения и депрессии, сильные противоречия к стойко проводимым мнениям и верованиям, периодические, быстрые, и несистематические изменения духовной позиции. Не каждый человек неизменно показывает все эти особенности, конечно, и при этом они не единственные особенности, вообще являющиеся симптомами истерии, которые можно наблюдать в этом типе.

Это зашло бы слишком далеко, если сказать, что все эти люди истерики в патологическом смысле, но строго правильно было бы сказать, что этот класс отмечен истеричными особенностями, и что он близко напоминает большой класс слишком эмоциональных религиозных энтузиастов, среди которых очень много настоящих истериков. Вероятно, что столкновения с окружающей их средой способствуют тому факту, что их эмоционализм принимает социологические, а не религиозные формы. Если бы социологический толчок отсутствовал, то у большинства из них был бы религиозный мотив, который привел бы их в состояние, ничуть не менее ненормальное».

Приглашаем читателя понаблюдать за поведением, языком тела и словесными излияния левых, будь-то в дискуссиях между отдельными людьми, или в группе, митингующей на улицах. Если они сталкиваются с разногласиями, то встречают их истерией, и если у левых достаточный перевес в силах, то даже насилием.

Неврастения

Значительное количество черт, которые Спарго наблюдал в связи с «истерией» среди Левых его времени, теперь перечисляются как черты нарциссического расстройства личности (NPD). NPD, кажется, наиболее часто встречается среди лидеров левых прошлого и настоящего.

Другая категория душевных расстройств, которые Спарго наблюдал среди левых, это неврастения:

«Наконец, существуют и неврастеники, психические нервы которых требуют постоянного возбуждения новизной, точно как другие требуют возбуждения алкоголем, и те, кто так же жаждет стимула, полученного из славы. Эти последние самым легким способом находят свои контакты с революционными возбуждениями в заголовках ежедневной прессы».