3. В КРУГУ ДРУЗЕЙ

3. В КРУГУ ДРУЗЕЙ

Помимо прочих преимуществ "Нога-Хилтон", его гости пользуются редкой привилегией — тишиной. Официанты разговаривают полушепотом, как и клиенты, никакая музыка присутствующим не мешает. Наших друзей я заметил только в последнюю минуту, когда они уже подошли к столику.

Конрад Хуммлер, которого в ресторане хорошо знали, о чем свидетельствовало возбуждение, охватившее метрдотелей, остановился возле нас вместе со своей супругой-блондинкой. У моего пятидесятипятилетнего друга жизнерадостное лицо со щеточкой седоватых усов, редеющие волосы и круглые очки, которые придают ему слегка шаловливый вид. С присущей ему флегматичностью Конрад поздоровался с несколькими засидевшимися посетителями. Потом направился к Изабель и стал извиняться столь бурно, что ей пришлось его успокаивать, при этом отчаянно жеманничая. Я же сдержанно поцеловался с его женой.

Супруги сели за стол, и Конрад тут же заказал самое изысканное шампанское.

— Разве мы что-то празднуем, дорогой друг?

— Сейчас не время для праздников, Дамьен, нам нужно набраться сил, уверяю вас…

Я попытался скрыть нетерпение. Эти переговоры, о которых нигде официально не сообщалось, касались и Банка. Ведь в женевском филиале хранятся деньги наших самых лояльных клиентов. Поэтому нам регулярно приходится отказывать Верен в информации, которую они от нас требуют, не брезгуя угрозами.

Верен так называют Министерство финансов Франции (по названию парижского квартала, где оно находится).

— Обратили внимание, — спросил я у Конрада ровным, лишенным эмоций голосом, — пюре из гусиной печени с артишоками и лавандовым медом они из меню не убрали.

Конрад оставался мрачным. Похоже, он только что выдержал тяжелую битву.

— Вы удивитесь, но я, кажется, совсем не хочу есть.

— У вас это обычно дурной знак.

— Сейчас я вам все расскажу, — сказал он, поднимая только что наполненный официантом бокал "марго". — Но сначала выпьем за наших дам. Думал, умру сегодня от жажды!

— Как дела у девочек? — вступила в разговор Изабель. — Они провели лето с вами?

— Мы были в Штатах, туда наша старшая переберется осенью на два года.

У Хуммлеров четыре дочки, младшая — ровесница нашей Хлои. Я знал, что мой друг очень привязан к семье и что младшая девочка вьет из него веревки. Еще одна точка соприкосновения между нами.

— Не буду вас больше мучить. Пришлось прибегнуть к тяжелой артиллерии — они просто распоясались! Не подозревал, что Баррозу так давит на них.

— Глава Комиссии?

— Ну да. Во всяком случае, мы им ясно дали понять, что готовы приостановить все дела с Европой, если они не прекратят показывать зубы.

Я не мог в себя прийти: швейцарцы угрожают Еврокомиссии замораживанием европейских счетов! Иными словами: "Если не перестанете доставать нас с банковской тайной, мы перекроем вам кислород, закроем ваши филиалы и вы пойдете ко дну". Радикальная позиция.

— И они вам поверили?

— Похоже, да!

Я знал, что Конрад больше ничего не скажет.

Браво, вы неплохо вышли из положения…

Не совсем так. Настоящие неприятности только начинаются. Учитывая то, что случилось летом…

— То есть?

— Я говорю о мастодонтах, которые вот-вот потопят систему. Citigroup, UBS, да и ваш банк, если не ошибаюсь… Заметили, что произошло в конце июля?

— АФЕРИСТ

— Lehman[6] приполз, обливаясь слезами, к Федеральной резервной системе за статусом коммерческого банка и, соответственно, деньгами налогоплательщиков. Вы об этом?

— Именно. А идиот Полсон[7] отказал. Дело в том, что центральные банки захотели напугать всех этих монстров. Да только слишком поздно. Все развалилось, игра проиграна!

По сути, Конрад был скорее всего прав. Мы так усердно старались обойти правила нашей профессии, что подвергали свои банки смертельным рискам. Оставалось лишь поменьше думать об этом.

Я наблюдал за приятелем, который увлеченно набросился на содержимое своей тарелки. Конрад не меняется: стоит ему выложить все, что наболело, и облегчить душу, как он тут же начнет набивать желудок.

— То есть все эти накапливающиеся риски — это и есть ваш синдром колбасы?

Изабель изумилась:

— Синдром чего?

— Это одна из самых моих красивых метафор, дорогая Изабель. Вы же слышали об ипотечном кризисе?

— О, теперь в Париже, куда ни придешь, все тут же набрасываются на Дамьена с этим кризисом. Мне это стало действовать на нервы!

— Так вот, когда меня о нем спрашивают, я сравниваю банкиров с не слишком добросовестными колбасниками. Мы ведь прячем высокорисковые кредиты, от которых хотели бы избавиться, смешивая их с качественными долговыми обязательствами. Производство этого нового сорта сервелата называется секьюритизацией. Затем мы выпускаем новые ценные бумаги траншами, то есть ломтями, и продаем, подгребая заодно отличные комиссионные!

А что в этом незаконного? — спросила Изабель с прилежным видом.

Ничего. Проблема совсем в другом. Когда кус-

и испорченного мяса — в данном случае ипотечные кредиты — гниют и становятся ядовитыми, °ни заражают всю колбасу, и покупатели болеют.

— И ЧТО теперь будет?

— Никто не знает. Думаю, те, кто съел слишком много, не выживут. Что же до остальных, то они теперь считают мошенниками и отравителями всех колбасников.

— Кто ж их осудит?

— Только не я! Полагаю, кризис доверия, который затронет банкиров в Швейцарии и в других странах, будет куда болезненней покушений на банковскую тайну. В тысячу раз болезненней!

Было десять вечера. Все равно что два часа ночи в Париже. Жена Конрада подавила легкий зевок. Это послужило сигналом: мы встали из-за стола.

Среди банкиров царило мнение, будто ипотечный кризис является кульминацией кризиса как такового. Конрад пошел гораздо дальше, сказав, по сути, то же, что Нуриэль Рубини: худшее впереди.