Глава 25 Два базовых сценария для США и феномен Трампа

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Читатель, дочитавший книгу до этого места, может сделать естественный вывод: поскольку потенциал экономической системы в части освоения доступных рынков исчерпан полностью, риски производителей находятся на исторических максимумах, любой сценарий неминуемо ведет к падению уровня жизни населения, во всем мире в целом или же в существенных его частях. Мы обсудили эту тему с самых разных сторон, сделали несколько независимых оценок масштаба спада для всей мировой экономики вообще и для развитых стран (США в первую очередь) в частности. Точка равновесия (в которой экономика выйдет на уровень воспроизводственного контура, или, иначе, в которой расходы домохозяйств будут в точности соответствовать уровню, который обеспечивает воспроизводственный контур) неизбежно будет достигнута. Но вот в рамках какого пути?

Экономика плавно опустится к этой точке? Она рухнет и проскочит точку равновесия, к которой потом придется много лет возвращаться? Как можно, даже, точнее, можно ли управлять этим процессом? Как можно выйти на этот равновесный уровень с максимальной эффективностью для конкретной страны, возможно, даже увеличив (восстановив) воспроизводственный контур экономики? Как этот спад будет распределен по мировым регионам?

У нас, на территории бывшего СССР, есть целая куча примеров, которые говорят о том, что теоретически есть самые разные варианты. Есть обвал в тотальную экономическую катастрофу (Грузия, Армения, Таджикистан), есть обвал ниже точки равновесия (Россия, которая во многом обеспечивается за счет экспорта, поскольку воспроизводственного контура у нас нет), есть плавный спуск с развитием воспроизводственного контура экономики (Белоруссия). А вот что и как будет в США? Германии? Вообще ЕС?

Сегодня у нас есть уже даже математические модели, которые можно использовать для ответов на эти вопросы (и это совсем не те макроэкономические модели, которые использует МВФ для своих прогнозов). Но если бы я начал обсуждать эти модели и результаты их применения, получилась бы совсем другая книга. Эта посвящена экономическим идеям, а не конкретным проектам. Но грош цена идеям, если их нельзя использовать для решения конкретных задач. И по этой причине эту главу я хочу посвятить более подробному описанию конкретных сценариев, в рамках которых может произойти выход на точку равновесия для США. Тем более что соответствующие процессы все более и более активно влияют на политические процессы, т. е. и на нашу с вами жизнь.

Прежде всего, нужно отметить, что хотя сами сценарии являются во многом объективными (и уж точно объективными являются обстоятельства, которые вызвали кризис), выбор одного из сценариев – это вопрос политический. То есть – субъективный. И принимает его та элита, которая управляет страной. Если эта страна является базовой страной какого-то ГП, то мы можем более или менее точно описать, какой сценарий его элита выберет. Если проектов несколько, то можно попытаться описать варианты их (как всегда, конфликтного) взаимодействия.

Сегодня правила игры в экономике, нравится это кому-то или нет, определяет элита Западного ГП, финансовая элита, контролирующая инфраструктуру Бреттон-Вудской системы. И понятно почему: именно она контролирует и регулирует главный ресурс экономического развития, денежную и кредитную эмиссию. Ничего даже отдаленно сравнимого с этим ресурсом пока не наблюдается и, хотя его возможности сильно ослабли за последние годы, заменить его на что-то другое без катастрофического обвала никак не получится.

Да, как мы уже отмечали в предыдущей главе, эта элитная группа за первые посткризисные годы потерпела несколько серьезных поражений, но ее прерогатива на написание правил игры пока никем реально не оспорена. И ей, для того чтобы сохранить власть, нужно решить две базовые задачи: сохранить контроль как над эмиссией денег (в случае Бреттон-Вудской системы, доллара США), так и над инфраструктурой их распределения (поскольку именно в ней, как было описано выше, и легализуется эмиссионная прибыль).

Первая задача. Прямая попытка взять под контроль эмиссионный центр (проект центробанка центробанков), в отличие от ситуации 1910-1913 гг., завершился для финансистов поражением. Но поражение это относительное, поскольку закон о Фед-резерве пока в США не изменен и характер частного (со стороны финансистов) управления эмиссионным центром сохранился.

Правда, уже достаточно давно, даже по закону, государство добавило к старому, чисто финансовому мандату ФРС (контроль над устойчивостью валюты) еще и мандат по обеспечению низкого уровня безработицы.

При этом опыт Стросс-Кана показал, что прямое выступление против Белого Дома может очень дорого стоить конкретным чиновникам ФРС. А сам президент США может достаточно эффективно манипулировать показателями безработицы (особенно с учетом того, что главным статистическим органом тут является Бюро трудовой статистики Министерства труда, подчиненного непосредственно президенту). Но тем не менее оперативное руководство эмиссионным и регулирующим органом мировой валютной системы, ФРС США, по-прежнему находится в руках финансистов.

Это хорошо видно по ссоре президента США Трампа и назначенного им (!) нового руководителя ФРС Пауэлла по вопросу учетной ставки Федрезерва. Суть спора состоит в том, что, с точки зрения финансовой элиты, главная проблема в том, что в период снижения ставки (причины которой мы подробнейшим образом обсудили выше) доходность капитала стала отрицательной. Капитал не воспроизводится, и, с точки зрения финансистов, которые не очень понимают макроэкономику, это и есть главная проблема кризиса.

Выражается это, в частности, в том, что если в 90-е годы максимальную прибыль получали те инвестиционные институты, которые были максимально большими (т. е. чем богаче был инвестор, тем быстрее он наращивал свой капитал), то с 2008 г. ситуация изменилась. Максимальный объем капитала, который можно гарантированно вложить с прибыль, так сказать, одним куском, стал сокращаться. Уже невозможно вложить 50 млрд долларов, уже очень сложно вложить даже миллиард, хотя, скажем, 100 млн вложить можно. Но если у вас фонд в 50 млрд, то это значит, что нужно держать 500 (!) квалифицированных менеджеров в разных сферах экономики (вместо 2-3), каждый из которых должен оперировать своими 100 млн.

И как прикажете их контролировать? А если не контролировать, то довольно быстро выяснится, что те 2-3 % прибыли, которые приносят 495 из этих менеджеров, не компенсируют убытки тех пяти (всего-то 1 %!), которые свои (ну, в смысле, ваши) капиталы просто профукают! Как понятно, такая ситуация резко понижает эффективность капитальных операций, что существенно усиливает общую депрессивную ситуацию в экономике. И ее не может компенсировать даже эмиссионная прибыль, которая к тому же далеко не всем достается.

То есть мало того, что после 1988-1991 гг. финансовая инфраструктура выросла на бывшую до того неподконтрольной Бреттон-Вудским институтам территорию (почти треть мира, между прочим!), что существенно увеличило ее стоимость, но и даже эта инфраструктура начала с 2008 г. становиться все менее эффективной, поскольку ее инвестиционная часть потребовала серьезной фрагментации. То есть стало исчезать преимущество масштаба. И единственным выходом в этой ситуации является повышение доходности вложения капитала. Так что позиция Пауэлла по повышению учетной ставки вполне понятна и адекватна ситуации.

При этом вопрос о том, что делать с накопленным частным долгом повисает в воздухе. Собственно, Пауэллу по большому счету на это наплевать, за ВВП он не отвечает. А безработица… Если ВВП падает, то безработица растет, а руководство ФРС всегда может представить максимально красивый отчет, что оно сделало все, чтобы в рамках системного снижения занятости, безработица росла бы минимально возможными темпами. Проблема в другом. Если падает ВВП и доходы граждан, то они перестают покупать и перестают обслуживать долги. Экономику накрывает вал банкротств и дефолтов, как частных, так и корпоративных…

И вот здесь возникает вторая из перечисленных проблем: за проблемами домохозяйств и корпораций теоретически должен следовать вал банкротств со стороны финансовых институтов (как это было и в первый, и во второй, и в начале четвертого ПЭК-кризиса). И вот тут-то просто обязана включиться ФРС, которая начинает активно печатать деньги для поддержки этих самых институтов (не всех, разумеется, но уж своих-то точно)! Банки же, в свою очередь, кредитную активность резко сокращают, в результате стремительно падает кредитный мультипликатор и начинается рост инфляции издержек. Кроме того, снижение кредитной активности разрушает систему прогнозирования хозяйственных процессов и технологические цепочки начинают разрушаться…

Что-то похожее происходило в нашей стране в 90-е годы, но в США, с учетом масштаба спада, все будет сильнее. И последствия будут хуже, поскольку уровень разделения труда в США выше и поддерживать частные структуры никто не будет. А вот финансовые институты не просто выживут, поскольку денег не будет в реальном секторе (кто же ему даст, если нет гарантий, что предприятия, на фоне спада, эти кредиты вернут), а у банков, поддержанных ФРС, напротив, все будет хорошо. Они, как это было в 30-е годы, начнут активно заниматься выкупом в свою пользу тех предприятий, которые даже в этих тяжелых условиях останутся на плаву. Вот тут-то у финансовой элиты и появится возможность компенсировать те потери, что экономические, что политические, которые они понесли в последнее десятилетие. И что самое замечательное, ответственность за все это будут нести политические руководители страны и промышленники, а банкиры останутся белыми и пушистыми.

К слову, никто не даст гарантии, что в результате всей этой истории в США останется на сколько-нибудь масштабном уровне воспроизводственный контур экономики. Никто не даст гарантии, что в стране не начнется гражданская война. Никто не понимает, кто и как будет кормить голодное городское население, впрочем, об этом я уже писал. И самое главное, совершенно непонятно, удастся ли сохранить военно-промышленный комплекс, который гарантирует для США не только политическое доминирование в мире (с ним-то как-нибудь потом можно будет разобраться), но и источник ресурсов для поддержания экономики. Да иу промышленников будут серьезные проблемы…

Собственно, такую программу действий (согласованную с элитой Западного проекта, которая на тот момент еще контролировала политику США) ФРС уже запустила в 2008 г., но, как мы уже видели, еще были ресурсы на то, чтобы не допустить обвала, аналогичного 1930 г. А вот сегодня таких ресурсов уже нет, и это означает, что для очень многих достаточно влиятельных сил и групп (в том числе старых, промышленных элит) такой сценарий может стать катастрофой, после которой вернуть себе элитный статус уже не получится. И понятно это стало уже через пару лет после начала кризиса.

Собственно, априори нельзя было сказать, есть ли у этих (не финансовых) сил возможности для отстранения финансовой элиты от рычагов государственного управления и, соответственно, сменить описанный выше сценарий. Но события 2011 г. (дело Стросс-Кана) придали им серьезного оптимизма, а летом 2014 г., после остановки эмиссии, стало понятно, что у финансистов серьезные проблемы. А по итогам 4 ноября 2014 г. стало понятно, что альтернатива финансистам, по крайней мере в США, есть и очень серьезная.

Но прежде чем говорить об этой альтернативе в политическом плане, нужно несколько слов сказать о том, как, по крайней мере, на интуитивном уровне, ее понимает американская общественность. Вместо того чтобы на эмиссионные деньги создавать промышленность в странах Юго-Восточной Азии, а потом продавать дешевую продукцию в США (получая как эмиссионную, так и значительную часть посреднической прибыли), можно попытаться за счет той части прибыли, которая сегодня идет финансистам, восстановить хотя бы часть промышленности США и, за счет усиления защиты внутреннего рынка, восстановить воспроизводственный контур экономики США (возможно, вместе с Канадой и Мексикой) на приемлемом уровне.

При этом не следует принижать роль промышленности в США даже на сегодняшний момент (она по номинальному масштабу превышает всю экономику Германии), при этом она фактически сохранила большую часть технологий, в отличие от России. Однако ее нужно очень серьезно реформировать, в том числе наполнить на кадровом уровне, поскольку в противном случае на момент кризиса могут возникнуть большие проблемы. Это с точки зрения финансистов, которым любая страна, в которой они контролируют денежную систему, – дом родной, а в которой не контролируют, – враждебная держава, такой сценарий, мягко говоря, не очень хорош, а вот американским патриотам (чтобы не сказать – националистам) он вполне себе нравится.

И да, в результате мировая долларовая система распадается и, как следствие, общий уровень разделения труда в мировой экономической системе падает, как и ее общий объем мировой экономики. Но понимают ли это американские эксперты (или, точнее, в какой мере понимают) – большой вопрос. Они же практически все были воспитаны в парадигме экономикс, в которой соответствующие вопросы вообще, как я писал выше, не поощряются. Во избежание. Кстати, именно практически неизбежный распад единой глобальной долларовой Бреттон-Вудской системы и позволяет называть представителей этой модели, Трампа в том числе, изоляционистами. Именно в этом, достаточно узком смысле.

Кроме того, с точки зрения элиты Капиталистического проекта, некоторое снижение уровня жизни населения в ситуации ее возврата к контролю над США представляется абсолютно позитивным (напомним, элита всегда борется исключительно за власть). А если еще учесть, что по итогам кризиса можно перераспределить в свою пользу ту часть прибыли мировой экономики, которую сегодня получают Китай и Западная Европа, то, в рамках общих прикидок, картина начинает вообще выглядеть крайне оптимистично.

Разумеется, обществу это все не объяснишь, даже в самых простых терминах. Но зато оно очень тонко чувствует идеологические оттенки и, за время прошедшее с начала кризиса, стало испытывать сильную изжогу от право-либеральной идеологии. Ее активно исповедует Демократическая партия, а вот в Республиканской, напротив, вполне себе сильны настроения консервативные (хотя и их доминирование находилось уже к тому моменту под серьезным вопросом). Но 4 ноября 2014 г. в США состоялись промежуточные выборы, которые и прояснили ситуацию.

Иными словами, проголосовали-то граждане не за конкретный экономический механизм, восстановление реального сектора американской экономики, а за усиление консервативных идей! Но, понимая, какие элитные группы стоят за консервативным сценарием в той ситуации, и можно было сделать вывод, что в реальности они голосовали именно за смену экономических моделей. Что и позволило мне произнести те тезисы, с которыми я выступил на Дартмутской конференции. А уже очень скоро стало понятно, что эти элитные группы своего кандидата (кандидатов) таки выставили.

При этом оказалось, что кандидатов-нефинансистов как минимум два. А доминирующая право-либеральная идеология подверглась эрозии сразу по двум направлениям: с одной стороны, от либерализма к консерватизму и праймериз в Республиканской партии выиграл правый консерватор Трамп. А с другой – в направлении справа налево, и самым серьезным противником финансистов в Демократической партии стал левый либерал Сандерс. Судя по всему, либерализм его и погубил: не имея за спиной серьезной элитной поддержки, ни от Западного проекта (который не любит леваков и слова «социализм»), ни от Капиталистического (который не любит либералов), он не смог справиться с финансистами, контролирующими партийный аппарат. Хотя электорат Демократической партии, судя по всему, поддерживал его более основательно, чем Хиллари Клинтон.

Ну а дальше началась схватка, которая, собственно, и должна была определить дальнейшую судьбу США. Выиграл ее, как известно, Трамп, но сразу после его победы, еще до инаугурации, элита Западного проекта начала на него невероятную по силе, не имеющую прецедента в истории идеологическую атаку. Соображения, которые я описал выше, как чисто экономические, так и в рамках проектного анализа, объясняют эту атаку куда более адекватно, чем это делают различные эксперты-политологи, но мы эту тему затрагивать не будем, поскольку она имеет слабое отношение к экономике. А вот экономические действия Трампа разберем подробнее, поскольку они очень хорошо иллюстрируют общую логику развития капитализма.

Прежде всего, Трамп отказался от логики Тихоокеанского и Атлантического партнерств. Отметим, что логика эта была придумана еще финансистами с целью сокращения той части мирового населения, которая имела возможность получать эмиссионные доходы в рамках перераспределения финансовых потоков. Тихоокеанское партнерство исключало из этого процесса Китай, Атлантическое было направлено на концентрацию эмиссионного дохода в Западной Европе. Иными словами, это был паллиатив, разработанный финансистами в рамках снижения эффективности Бреттон-Вудского механизма и то, что этих мер не хватит, было понятно уже достаточно давно. В частности, даже в предвыборной программе Х. Клинтон уже анонсировался отказ от соответствующих действий.

Далее вспомним, что доходы американских домохозяйств находятся на уровне 50-х годов прошлого века. Даже если предположить, что эксперты Трампа не понимают, что точка равновесия экономической системы лежит ниже нынешнего масштаба этих доходов (во что я не верю, они могут ошибаться в оценке цифр, но не в наличии самого явления, тем более что у них есть опыт кризиса начала 30-х годов ХХ в.), они отдают себе отчет, что нынешние доходы недостаточны для поддержания реального сектора США. И совокупный спрос нужно увеличить.

Это принципиальное отличие от политики либералов, которые увеличивали расходы, а не доходы (вместе с долгами, разумеется). И сделать это можно только двумя способами: увеличить количество рабочих мест (т. е. тех людей, которые получают зарплаты, а не пособия из бюджета) и/или снизить налоги. Ну а снижение налогов автоматически потребует сокращения социальных пособий из бюджета. Пусть и не сразу, так что на время расходы бюджета могут даже немножко вырасти.

Кроме того, нужно поддержать внутреннее производство, чтобы выросший внутренний спрос удовлетворялся за счет рабочих мест, созданных внутри США. Это требует изменить Бреттон-Вудскую модель «вывозим (эмиссионный) капитал – возвращаем дешевые товары» на модель классического товарного капитализма: «закрываем границы от товаров импортных – вывозим товары, произведенные внутри страны». Отметим, в полном соответствии с логикой Капиталистического глобального проекта.

Более или менее полный анализ возможного масштаба экономики США как регионального экономического кластера в рамках такой модели (и, кстати, кто в этот кластер войдет) никто пока не проводил. Точнее, мы, на основе наших моделей, такую прикидку делали, причем в двух вариантах, если Латинская Америка станет самостоятельной валютной зоной или она останется в рамках Американской долларовой зоны, но пока об этом говорить рано. Но с точки зрения схватки за власть в рамках борьбы двух проектных элит, вопрос тут решается автоматически: сами элиты свой уровень жизни при любых условиях сохранят, если добьются победы. А если проиграют – то, как известно, горе побежденным!

По этой причине силы, стоящие за Трампом, будут реализовывать свой сценарий, даже если мы (или кто-нибудь еще) им объясним, что уровень жизни в США в его рамках упадет очень сильно. Впрочем, в альтернативном варианте он тоже упадет очень-очень нехило. А поскольку историю нельзя повернуть вспять, то те, кто победит, и будут писать историю и объяснять, что только их вариант обеспечивал сохранение общества и государства. В общем, это тот самый случай, когда объективная экономическая картина никому не интересна, решение принимается на чисто политическом уровне и анализировать его можно только в рамках проектного анализа.

И если мы посмотрим на экономическую политику Трампа, то увидим, что он четко и внятно реализует описанную выше программу. Он сокращает налоги на корпорации (чтобы они могли создавать новые рабочие места и повышать заработную плату). Он снижает налоги на граждан, чтобы они могли покупать больше товаров. Он требует, чтобы внешние партнеры США выровняли свои торговые балансы и перестали поставлять в США свою продукцию в объемах, превышающих встречные поставки американских товаров. Более того, он открыто говорит о том, что ВТО (системный элемент Бреттон-Вудской системы) устарела и должна быть ликвидирована! Он пытается сократить бюджетные расходы, в том числе отменить медицинскую реформу Обамы.

Именно в рамках реализации этой программы он сцепился с руководством ФРС, с тем самым Пауэллом, которого он сам назначил. Точку зрения Пауэлла, мы уже объясняли, она вполне логична и адекватна. Беда в том, что логика Трампа тоже понятна, и она состоит в том, что в условиях, когда частный совокупный долг с момента кризиса в 2008 г. сократился явно недостаточно (и составляет в среднем около 100 % от реально располагаемых доходов каждого домохозяйства, что примерно в два раза превышает максимальный уровень до начала «рейганомики»), повышать стоимость обслуживания этого долга нельзя. И потому, что это несет за собой политические издержки, и потому, что это будет серьезно снижать покупательную способность населения, что прямо противоречит «плану Трампа».

Отметим, что многие неангажированные наблюдатели отмечают, что первые два года проведения этой политики дали реальные результаты, которые работяги («реднеки», от red necks, красные, т. е. загорелые, шеи) ощутили на своих холодильниках. И именно они позволили Трампу одержать (пусть и относительную) победу на промежуточных выборах 6 ноября 2018 г. (об этом чуть позже). И Трампу совершенно не улыбается обмануть этих людей, своих верных избирателей. Как и своих спонсоров, те самые элитные группы, представляющие Капиталистический глобальный проект, которые его выдвинули и обеспечили его победу в 2016 г.

И это означает, что решение о курсовой политике и, вообще, о политике ФРС, будет приниматься на политическом уровне. Как бы Пауэлл ни пытался строить из себя беспартийного спеца, тут этот фокус не проходит. Причем учетная ставка – это только первая часть марлезонского балета, вторая – это неизбежный обвал финансовых рынков, после которого возобновится острая стадия ПЭК-кризиса, приостановленная в 2008 г. Потому что, как только он начнется, возникнет проблема, кого поддерживать: финансовые институты или реальный сектор экономики США. И тут у проектных элит в США два принципиально разных взгляда на жизнь. И Пауэллу придется принять именно политическое решение. Со всеми вытекающими последствиями.