Гриффин

Гриффин

Кен Гриффин зажил размеренной семейной жизнью. А фонд Citadel продолжал развиваться, как замысловатое цифровое растение. Он стал одной из самых технически продвинутых трейдинговых машин на Уолл-стрит, прочно «сидящей на игле» Денежной сети, с офисами в Чикаго, Сан-Франциско, Нью-Йорке, Лондоне, Токио и Гонконге и тысячей с лишним сотрудников. Для обеспечения бесперебойной работы компьютеров в случае отключения электричества на крыше небоскреба на Саут-Дирборн-стрит, дом 131, где находился офис компании, стоял собственный генератор. Главная серверная была оборудована системой, которая могла в случае пожара в считаные секунды откачать из помещения кислород. Меньше чем в 50 километрах от офиса, в городке Доунерс Гроув (точное место хранилось в строжайшем секрете) тихонько жужжала резервная система. Каждый персональный компьютер в офисе — и все более мощные вычислительные машины — имел доступ к сетевой программе, оперировавшей огромными ипотечными позициями фонда, создавая виртуальный компьютер-«облако», парившее в киберпространстве 24 часа в сутки.

Гриффин потихоньку строил высокочастотную трейдинговую машину,[95] которая в один прекрасный день станет жемчужиной в короне Citadel и главным соперником PDT и фонда Medallion компании Renaissance. В 2003 году он нанял русского математического гения по имени Михаил Малышев, чтобы тот поработал над засекреченным проектом в области статистического арбитража. Поначалу дело шло туго и получить прибыль было нелегко. Но 25 июля 2004 года трейдинговая машина, получившая название Tactical Trading (тактический трейдинг), рванула с места в карьер и с каждым днем только улучшала результаты.

С этого момента подъем почти никогда не прекращался. Прибыли были огромны, волатильность низка. Малышев ставил скорость во главу угла, используя запредельную компьютерную мощь Citadel, чтобы опередить конкурентов в гонке за ускользающими арбитражными возможностями на фондовом рынке.

В тот же год, когда Tactical начал приносить прибыль, Гриффин взял на работу Мэтью Андерсена — вундеркинда, запустившего электронную трейдинговую платформу под названием Island ECN, чтобы придать феноменальное ускорение технологии и трейдинговым системам Citadel. При Андерсене отдел маркет-мейкинга по опционам хедж-фонда Citadel Derivatives Group Investors станет дойной коровой, самым крупным торговцем опционами в мире.

Гриффин стремился сделать Citadel больше чем просто хедж-фондом. Компания становилась финансовым монстром, контролирующим поток миллиардов ценных бумаг. Амбиции Гриффина росли вместе с капиталами Citadel, приближавшимися к отметке в 15 миллиардов.

Как любой могущественный брокер, Гриффин быстро нажил себе немало врагов.

Citadel переманивал новых талантливых трейдеров и ученых из других хедж-фондов. Это бесило их раздражительного и беспардонного конкурента Дэниела Лёба, менеджера нью-йоркского хедж-фонда Third Point Partners. В 2005 году в Citadel пришел ученый Эндрю Рехтшафен, звезда Greenlight Capital — быстрорастущего фонда, которым руководил Дэвид Эйнхорн (еще один завсегдатай покерного клуба Уолл-стрит). Лёб дружил с Эйнхорном и написал Гриффину письмо, преисполненное такого праведного гнева, что становилось ясно: дело не только в переманивании маститого ученого.

«Я вижу полное несоответствие заявленных вами принципов организации в духе коллинзовского “От хорошего к великому” и того ГУЛАГа, который вы создали у себя. Это просто смешно, — писал Лёб, кивая на знаменитого гуру менеджмента.[96] — Вы окружили себя льстецами, но вам должно быть известно, как вас презирают и ненавидят подчиненные. Я так думаю, потому что почитал трудовые договоры, которые вы заставляете людей подписывать».

Гриффина это ничуть не задело. Великие люди часто становятся врагами. Стоит ли переживать?

И все же в словах Лёба была доля правды. Ротация персонала в фонде Citadel была огромная. Гриффин пережевывал и выплевывал сотрудников, как мясорубка. Была страшная гонка за успехом, в случае неудачи рассчитывать на человечность не приходилось. Мало кто уходил с миром, обычно обе стороны успевали попортить друг другу немало крови.

Хуже другое: прибыли фонда были уже не те, что раньше. В 2002 году флагманский корабль Citadel, Kensington Fund, заработал 13 %, а в следующие три года скатился до 10 % прибыли в год. По мнению Гриффина, отчасти это было связано с огромным денежным потоком, хлынувшим в хедж-фонды, которые использовали те же стратегии, что и Citadel. И правда, именно это заставило Эда Торпа выйти из игры и закрыть свой фонд. Подражание, возможно, самая откровенная форма лести, но уровень прибыли от этого не повышается.

И все же это отнюдь не приравнивало работу в Citadel к пожизненному заключению в застенках ГУЛАГа, как утверждал Лёб (хотя многие бывшие сотрудники с этим и поспорили бы). Фонд устраивал отличные вечеринки. Киноман Гриффин часто арендовал зал чикагского кинотеатра AMC для корпоративного просмотра таких премьер, как «Темный рыцарь» или «Звездные войны. Эпизод III: Месть ситхов».[97] Платили очень хорошо. Может быть, сотрудники и уходили из Citadel со скандалом, зато богатыми.

Но были и другие опасения, куда более серьезные, чем склоки в отрасли: не угрожает ли Citadel финансовой системе. Ученые из Dresdner Kleinwort опубликовали исследование, в котором изучили феноменальный рост Citadel и заявили, что злоупотребление левериджем может дестабилизировать систему. «Мы пока не имеем возможности заглянуть в черный ящик баланса Citadel, но на первый взгляд этот фонд очень напоминает LTCM», — говорилось в отчете.

Леверидж Citadel в 2006 году достигал приблизительно 8 к 1 — а по некоторым оценкам доходил и до 16 к 1. Он все равно не мог сравниться с уровнем LTCM, у которого бывало и 30 к 1, и даже 100 к 1 во время коллапса 1998 года. Но по масштабам капитала под управлением Citadel быстро становился куда крупнее печально известного хедж-фонда из Гринвича. Он превращался в многоголовую денежную гидру, почти полностью независимую от государства. Этого и хотел Гриффин.

В марте 2006 года Гриффин принял участие в «Ночи покера» на Уолл-стрит, где освистал Питера Мюллера, когда тот решил померяться силами с Клиффом Эснессом. А спустя несколько месяцев, в сентябре 2006 года, он сделал свой самый удачный ход.

Хедж-фонд Amaranth Advisors[98] с 10 миллиардами долларов под управлением был на грани коллапса после крайне неудачной сделки по ценам на природный газ. Худощавый 32-летний канадец, трейдер на энергетическом рынке и бывший сотрудник Deutsche Bank по имени Брайан Хантер потерял аж 5 миллиардов долларов всего за неделю и способствовал крупнейшему в истории крушению хедж-фонда, превосходящему по масштабам даже коллапс LTCM.

Amaranth, изначально специализировавшийся на конвертируемых облигациях, после коллапса Enron в 2001 году создал отдел по торговле энергией. Хантера наняли туда вскоре после того, как он покинул Deutsche Bank, где так и не смог договориться о компенсационном пакете. Он показал такие прекрасные результаты в торговле природным газом, что ему предоставили возможность работать прямо из Калгари. Хантер разъезжал по городу на своем сером Ferrari. Его считали сорвиголовой, удваивающим ставку по сделкам, которые оборачивались против него. Он был по непонятной причине уверен, что в длительной перспективе сделает на них деньги. Почему бы и не попробовать?

Но привычка к агрессивному трейдингу сыграла с Хантером злую шутку, когда цены на природный газ неожиданно стали более волатильными летом 2006 года, после того как ураган «Катрина» обрушился на северную часть побережья Мексиканского залива, где много компаний энергетического сектора.

Хантер работал со сложными сделками, где использовалась разница между ценами на контракты на будущую поставку. Он также покупал опционы на цены на газ, которые уже давно не были обеспечены деньгами, но могли окупиться в случае серьезных подвижек на рынке. В начале сентября сделки Хантера пошли под уклон, когда отчеты показали, что возник избыток запасов природного газа. Хантер был уверен, что цены выправятся, и усилил свои позиции. Тем временем цены продолжали падать, и он терял все больше и больше — вскоре убытки достигли нескольких миллиардов. В конце концов они превысили все возможные границы, и фонд Amaranth начал разваливаться.

Гриффин почуял свой шанс. Эксперты по энергетическому рынку, работавшие в Citadel, включая нескольких бывших сотрудников Enron, занялись отчетами Amaranth. Они искали признаки того, что сделки Хантера все же окупятся. В краткосрочной перспективе убытки могут быть существенными, но огромные резервы Citadel помогут пережить бурю.

Гриффин позвонил директору по производству Amaranth Чарли Уинкеру и начал обсуждать с ним сделку. Через пару дней Citadel согласился забрать у фонда половину энергетического портфеля. Вторую забрал JP Morgan.

Критики подняли Citadel на смех за такой глупый поступок. Но они просчитались. Фонд заработал в тот год 30 %.

Дерзкая сделка упрочила репутацию Citadel как одного из самых мощных и агрессивных хедж-фондов в мире. Его скорость и масштабы, решительность, не говоря об успехе, напоминали экспертам о таких же мгновенных ходах самого Уоррена Баффета, «Оракула из Омахи». Тот всегда был на вершине списка богатейших инвесторов, которым начинали в панике названивать продавцы ценных бумаг, как только ситуация накалялась. Теперь к этому списку присоединился Кен Гриффин, похожий на мальчишку титан из чикагского хедж-фонда.

Он продолжал покупать произведения искусства по астрономическим ценам.

В октябре 2006 года он приобрел «Фальстарт» Джаспера Джонса — радужную мешанину из масляной краски, нанесенной через трафарет с названиями цветов: «оранжевый», «серый», «желтый» и т. д. Продавал картину голливудский крез Дэвид Геффен.[99] Цена: 80 миллионов долларов. Картина стала самым дорогим полотном ныне живущего художника, а также отличным индикатором бума цен на произведения искусства. Их значительно подхлестнули миллиардеры хедж-фондов — более двадцати лет назад эта картина была продана магнату-издателю С. И. Ньюхаузу за 17 миллионов. (Ньюхауз продал ее Геффену в 1990-е за цену, которую они отказались называть.)

Незадолго до покупки картины Гриффин и его жена пожертвовали 19 миллионов Чикагскому художественному институту на финансирование помещений под современное искусство площадью в 80 500 м².

Гриффины любили хорошо поесть и регулярно обедали в роскошном и очень модном японском ресторане NoMi в комплексе Park Hyatt Chicago, где они и жили. Обычно они объедались суши на 50 долларов каждый. Гриффин имел пристрастие к фастфуду. Он поедал попкорн прямо в операционном зале фонда или во время деловых поездок заказывал бигмаки в местных «Макдоналдсах».

Еще одной его страстью были машины. В гараже Citadel часто стояло полдюжины Ferrari, за каждой постоянно велось наблюдение на экранах в офисе. Наполеоновские амбиции Гриффина стали очевидны окружающим. Он часто говорил, что хочет превратить Citadel в новый Goldman Sachs. Несбыточная мечта для хедж-фонда.

Еще одна его любимая фраза: Citadel станет «устойчивой финансовой организацией», которая сможет даже пережить своего неугомонного шефа.

Начали ходить слухи, что Citadel готовится к IPO. Это принесло бы Гриффину миллиарды. В доказательство своих запредельных амбиций в конце 2006 года Citadel продал первоклассных облигаций на 2 миллиарда долларов, став первым хедж-фондом, зарабатывающим деньги на этом рынке. Многие увидели в этом подготовку к IPO.

Пара других фондов опередили Гриффина с выходом на IPO в начале 2007 года. Первым был Fortress Investment Group, нью-йоркский частный оператор фондов акций и хедж-фондов с 30 миллиардами долларов под управлением.

Fortress,[100] название которого перекликалось с Citadel, в феврале 2007 года потряс Уолл-стрит, выпустив акции по 18,5 доллара за штуку. В первый день торгов они дошли до отметки 35 долларов, а закончили день на 31 долларе. Пять уолл-стритских ветеранов, создавших Fortress, в тот вечер урвали куш в 10 с лишним миллиардов долларов.

Частные фонды акций похожи на хедж-фонды тем, что они фактически не регулируются государством, обслуживают богатых инвесторов и большие организации. В их распоряжении солидный бюджет, полученный от крупных инвесторов. Они используют его, чтобы захватывать оступившиеся компании, которые затем ставят на ноги, обирают до нитки и снова продают по хорошей цене.

А еще они любят веселиться.[101] В четверг после выхода Fortress на IPO Стивен Шварцман, сооснователь и СЕО частного фонда акций Blackstone Group, закатил в центре Манхэттена грандиозное празднество по случаю своего 60-летия. Blackstone только что заключил сделку на 39 миллиардов долларов по покупке Equity Office Properties — самому крупному поглощению с использованием заемных средств в истории человечества. Шварцману хотелось праздника. Грандиозное действо, на котором присутствовали многие знаменитости и папарацци, напоминало кутежи баронов-разбойников времен американского «Позолоченного века»[102] и ознаменовало собой пик продолжавшегося несколько десятилетий бума невероятных богатств на Уолл-стрит. Но в тот момент мало кто об этом догадывался.

Вечеринка проходила в бывшей оружейной мастерской Седьмого полка на Парк-авеню. На время мероприятия полиция Нью-Йорка перекрыла часть бульвара.

Почти двухметровому Шварцману не пришлось долго добираться до места. Торжества проходили неподалеку от его тридцатипятикомнатных апартаментов на Парк-авеню, когда-то принадлежавших нефтяному магнату Джону Рокфеллеру. По слухам, в мае 2000 года он заплатил 37 миллионов долларов за свое просторное жилище. (Кроме того, Шварцман купил за 34 миллиона дом в Хэмптонсе на Лонг-Айленде, которым раньше владели Вандербильты, и особняк «Четыре ветра» во Флориде площадью около 4000 м², построенный в 1937 году для финансового консультанта Ф. Хаттона, за 21 миллион. Позже он решил, что домик маловат, велел его снести и отстроить заново.)

Список гостей Шварцмана включал Колина Пауэлла и мэра Нью-Йорка Майкла Блумберга, Барбару Уолтерс[103] и Дональда Трампа. На входе в украшенную гирляндами из орхидей оружейную мастерскую духовой оркестр играл марш, гостей встречали улыбчивые дети в военной форме и ростовой портрет хозяина торжества, написанный английским художником Эндрю Фестингом, президентом Королевского общества портретистов. В меню были лобстеры, филе-миньон и торт-безе с мороженым, а из напитков — Louis Jadot Chassagne-Montrachet урожая 2004 года. Роль ведущего выполнял комик Мартин Шорт. Пел Род Стюарт. Патти ЛаБелль[104] и хор Абиссинской баптистской церкви возносили хвалу Шварцману и исполняли «Happy Birthday». На обложке журнала Fortune Шварцман был объявлен человеком дня на Уолл-стрит.

В высшем свете продолжали говорить о вечеринке и пару месяцев спустя, когда Шварцман сделал себе еще один невероятный подарок. В июне компания Blackstone заработала 4,6 миллиарда на IPO. Акции были оценены в 31 доллар за штуку. Шварцман, тративший по 3000 долларов только на еду по выходным, включая 400 долларов на крабов (40 долларов за клешню), положил в свой карман около миллиарда долларов. На тот момент его доля в компании оценивалась в 7,8 миллиарда долларов.

Гриффину до этого дела не было. Он ждал удачного момента для собственного IPO, чтобы сделать шаг навстречу своей мечте потягаться с Goldman Sachs.

Весна перетекла в лето, начался субстандартный ипотечный кризис.

Гриффин готовился к этому много лет. Он предусмотрел все на черный день, например блокировал средства инвесторов, чтобы не дать им убежать сломя голову в момент паники на рынке.

Гриффин управлял миллиардами легким мановением руки. Он прекрасно чувствовал, когда ему представлялся отличный шанс. Слабаков просто выбрасывало с рынка, а то, что от них оставалось, получали мускулистые крепыши вроде Citadel. По всему миру на Гриффина работало около 13 тысяч сотрудников. В AQR тогда трудилось 200 человек, а в Renaissance — около 90, сплошь доктора наук.

В июле 2007 года Гриффину выпал шанс нанести первый удар. Sowood Capital Management, бостонский хедж-фонд с 3 миллиардами долларов под управлением, которым руководил Джеффри Ларсон, бывшая звезда курса по управлению эндаументами в Гарвардском университете, был в безнадежном положении. Ранее в этом году Ларсон начал волноваться насчет экономической ситуации и понял, что многие рискованные долговые обязательства обесценятся. Чтобы заработать на потерях, он стал играть на понижение более поздних долгов, на которые должен был прийтись первый удар, как только другие инвесторы начнут паниковать. Чтобы хеджировать эти позиции, Ларсон купил пакет более ранних долговых обязательств. Для пущей важности он занял крупные суммы денег, используя леверидж, чтобы максимально увеличить прибыль.

Первый удар пришелся по Sowood в июне, когда его инвестиции потеряли 5 %. Ларсон оставался верен изначальной стратегии и даже вложил в фонд дополнительные 5,7 миллиона долларов собственных сбережений. Он ожидал, что его позиции выправятся, и велел трейдерам увеличить леверидж, доведя соотношение до 12 к 1 (на каждый свой доллар они взяли в долг 12).

Ларсон, сам того не понимая, сунулся в змеиное гнездо в самый неподходящий момент. Рынок субстандартной ипотеки рушился, от него по всей финансовой системе расходилась ударная волна. В июне рейтинговое агентство Moody’s снизило рейтинг субстандартных ипотечных облигаций на 5 миллиардов долларов. 10 июля Standard & Poor’s, еще одно крупное рейтинговое агентство, предупредило, что может снизить рейтинг облигаций, обеспеченных высокорисковой ипотекой, на 12 миллиардов долларов. Это вызвало у многих держателей немедленное желание погасить их. Часть облигаций, рейтинг которых S&P собиралось понизить, была выпущена New Century Financial — ипотечным гигантом, расположенным в Южной Калифорнии и в апреле обратившимся за защитой от банкротства. Субстандартный карточный домик рушился на глазах.

Другие хедж-фонды, запустившие подобные сделки, тоже прогорели и начали выбрасывать на рынок все свое имущество, включая на первый взгляд безопасные облигации с высоким рейтингом, принадлежащие Sowood. К сожалению, мало кто из инвесторов хотел покупать. Кредитные рынки были завалены. «Действия S&P еще многих подведут под монастырь, — сказал Кристофер Уолен, аналитик из Institutional Risk Analytics, в интервью Bloomberg News. — Возможно, это один из сигналов, которых мы ждали».

Это было первым признаком большого падения, которое в следующем году практически разрушит мировую финансовую систему. Стоимость инвестиций Sowood стремительно снижалась, и Ларсону пришлось продавать, чтобы получить деньги, которых дружно требовали его кредиторы. Плюс полная неразбериха на рынке. Ларсон обратился к руководству эндаумент-фонда Гарвардского университета с просьбой о деньгах, которые помогли бы ему продержаться на рынке, пока царит необъяснимая неразбериха. Руководство догадалось отказать ему. Скорость, с которой фонд Sowood катился в пропасть, впечатляла. В пятницу 27 июля он упал на 10 %. К концу выходных — уже на 40 %. Ларсон набрал номер единственного инвестора, который мог ему помочь: Кена Гриффина.

Гриффин, отдыхавший в тот момент с женой во Франции, позвонил членам команды из тридцати трейдеров Citadel домой и велел им немедленно собраться в офисе и изучить отчеты Sowood, пытаясь определить стоимость компании. Увиденное им понравилось. В понедельник Citadel выкупил большую часть оставшихся позиций Sowood на сумму 1,4 миллиарда долларов. Это было больше половины стоимости фонда пару месяцев назад. В письме, разосланном клиентам неделей раньше, Гриффин предположил, что рынки ведут себя иррационально и крепкая экономика США и мировая экономика вскоре поднимутся на новые высоты. Следовательно, самое время заключить сделки, чтобы заработать на тех неразумных инвесторах, которые не понимают, что ситуация выправится. Sowood идеально подходил для этой цели.

Citadel набросился на терпящий бедствие фонд и обобрал его до нитки, существенно выиграв, когда многие позиции вновь выросли, как и предполагал Ларсон. Точно так же, как и ранее с Amaranth, Гриффин потряс Уолл-стрит своим умением молниеносно оценивать и вкладывать. К началу августа 2007 года казалось, что Citadel ждут новые триумфы. У него было 15,8 миллиарда долларов в управлении — огромный скачок по сравнению с теми 4,6 миллиона, с которых Гриффин начинал в 1990-м.

Он и представить себе не мог, что через год Citadel окажется на грани краха.