Мизес и внутренняя противоречивость прогнозов

Мизес и внутренняя противоречивость прогнозов

Если бы консервативный инвестор еще в 1924 г. поверил в предсказание Мизесом о «большом крахе», он не принял бы участие ни в буме, ни в крахе (допустим, что он обладал достаточной силой воли, чтобы год за годом стоять в стороне от оптимистичных воплей)250. Несмотря на свой «пророческий дар», из всех экономистов австрийской школы Мизес был, без сомнения, самым откровенным противником эффективности прогнозирования. Конечно, Мизесу было известно о желании деловых людей и инвесторов знать точное время для действий. Хотя он знал о неизбежных последствиях инфляции, регулирования цен и других форм государственного вмешательства, он оставался непреклонным в том, что никто не может предсказать конкретную дату какого-либо события или наступления кризиса. «Экономист знает, что такой бум должен привести к депрессии. Но он не знает и не может знать, когда кризис случится… Не существует правил, в соответствии с которыми можно высчитать продолжительность бума или последующей депрессии»251. Мизес предупреждал деловых людей и инвесторов, что «количественной экономической теории не существует», и поэтому «прогнозы хода экономических событий нельзя рассматривать как научные». Он разоблачал использование «диаграмм и кривых», которые относятся к прошлому, а не будущему. «Если будущее представляло бы собой просто продолжение трендов, существовавших в прошлом, то оно не было бы неопределенным и не было бы никакой нужды в прогнозах»252.

Мизес закончил свою статью глубоким выводом о том, что точное предсказание со стороны значительного большинства деловых людей и инвесторов априори невозможно и внутренне противоречиво! «Сам факт того, что люди поверят в предсказание краха, приведет к аннулированию предсказания: оно мгновенно вызовет крах». Точная информация о будущем экономическом потрясении может быть полезна для спекулянта только в единственном случае: если «он один ею располагает, а все остальные находятся во власти "бычьих" настроений»253. Бэбсон говорил практически то же самое: «Прогнозы имеют тенденцию наносить вред своей точности»254. Конечно, лишь в тех случаях, когда им следуют, - и разумеется, на прогнозы Бэбсона не обращали внимания до самого конца.

Глубокое замечание Мизеса объясняет, почему крах 1929 г. и последовавшее за ним экономическое сжатие были неожиданными почти для всех, особенно для правящих кругов. Только так называемые денежные «чудаки» и инвесторы, придерживавшиеся неортодоксальных взглядов - одинокое меньшинство - смогли эффективно предсказать крах. Короче говоря, теория прогнозирования Мизеса является крайне субъективной, основанной на ожиданиях публики относительно будущего. Во многих отношениях она удивительно похожа на «противоходный» стиль инвестирования, против господствующих ожиданий, хотя Мизес, без сомнения, отверг бы крайнюю форму концепции противохода, заключающуюся в том, что «большинство всегда ошибается»255.

Классическое произведение Хамфри Нейлла The Art of Contrary Thinking очень близко воспроизводит мизесианскую концепцию. Вот некоторые примеры:

Когда все думают одинаково, то вероятнее всего все заблуждаются… Теория противохода является способом мышления… представляющим собой в большей степени противоядие от общепринятого прогнозирования, чем систему для прогнозирования. Одним словом, это инструмент мышления, а не магический кристалл [прорицателей]… Графики можно интерпретировать как угодно… не существует никакого известного метода привязки ко времени событий или трендов… более мудрым было бы сделать что-либо преждевременно, чем опоздать… «противоходное» мнение обычно опережает время… Привычка мыслить «противоходом» (против течения) дала бы результат, если б научила нас хотя бы развивать наши духовные способности и любить иногда оказываться в одиночестве… Именно поэтому опубликованные предсказания экономистов оказываются ошибочными, тогда как, если бы они держали их в секрете, предсказания могли бы сбываться с. чрезвычайной точностью… Нонконформиста… мало волнуют точные значения «минимумов» и «максимумов» - он не пытается точно измерить величину подъемов и спадов, потому что знает, что не существует надежной мерки 256 .

Мизес и Хайек смогли предсказать кризис 1929-1933 гг. за много лет до того, как он случился. Это заняло много времени, потому что люди не знали ни их предсказания, ни их экономической теории. Если бы общая масса и люди, формирующие мнения, были последователями Мизеса и Хайека, крах случился бы раньше - или не случился бы вовсе (так как Федеральный резерв раньше прекратил бы инфляцию и фондовый рынок никогда не поднялся бы до таких высот).

Но мало кто знал австрийцев или обращал внимание на предсказателей судного дня. Хайек понял, что обвал неминуем, как только Федеральный резерв прекратил инфляцию в конце 1928 г., и заявил об этом в малозаметной публикации - она не появилась на первой странице New York Times. Точно так же до самого конца не пользовались широкой известностью люди типа Бэбсона и Харвуда. После начала действия фундаментальных экономических факторов - таких, как прекращение роста денежной массы или повышение учетной ставки, время, которое понадобится для изменения тренда, часто определяется психологией людей: когда люди почувствуют изменения? Мизес писал: «Не наша задача исследовать эту проблему», но для спекулянта это является определяющим фактором257. Хамфри Нейлл подчеркивает: «Мне кажется, что долгая история экономического прогнозирования ясно демонстрирует, что "психология" и есть тот самый недостающий ключ»258. В наши дни «противоходное» инвестирование является модным психологическим инструментом прогнозирования, по его очень трудно применять на практике, с чем столкнулись многие его приверженцы. И разумеется, если все скажут, «теперь мы все мыслим "против течения"», это будет просто-напросто внутренне противоречиво. Как отмечает Нейлл, простую идею о том, что следует «покупать, когда все продают», или наоборот, легче высказать, чем осуществить - она работает только в моменты слишком высокого курса ценных бумаг из-за масштабных покупок или слишком низкого курса из-за масштабных продаж. «Публика нрава во время тенденции, но не права на обоих ее концах!»259

Тем не менее до тех пор пока те, кто понимает внутренне устройство экономики, остаются вне основного течения общественного мнения, рациональная программа точного прогнозирования осуществима. Ханек и Харвуд в конце 1920-х годов это показали. Они не отделывались общими фразами, а сосредоточили свое внимание на конкретных факторах рынка, указывающих па то, что достигнута высшая точка: чистый экспорт золота, прекращение денежной экспансии в конце 1928 г., повышение учетной ставки летом 1929 г. и бешеный интерес широких кругов населения к Уолл-стрит в конце 1929 г., отражавшийся в высоких ставках по онкольным ссудам [high call rate on margin loans). Разумеется, никто не в силах предсказать точную дату, но можно было сказать, что «в течение нескольких следующих месяцев» должно случиться что-то грандиозное. Как в случае с рождением ребенка, вы приблизительно знаете время, но не точно день или час.

С недавних пор, особенно после стравливания инфляционного пара в конце 1970-х годов, взгляды публики па денежные тенденции изменились. «Все мы теперь монетаристы!» - боевой клич наших дней. Кажется, что все следят за денежной массой - она стала новостью первых полос. В этом смысле, возможно, Мизес прав, и рынки быстрее реагируют на денежные изменения. Составители прогнозов должны ловить момент, когда перемены начинают носиться в воздухе и изменяются общие ожидания.

Было время, когда денежный взгляд на экономические события в целом игнорировался большей частью публики. Так, в 1920-х годах австрийским экономистам или приверженцам «здоровых денег» было относительно несложно предсказать катастрофическую депрессию тридцатых. Нетрудно было в эпоху инфляции и кейнсианства в 1960 - 1970-х годах горстке экономистов, придерживавшихся нетрадиционных взглядов на денежные проблемы, или сторонникам твердых денег предсказывать более высокие цены на золото и девальвацию доллара. Каковы перспективы краха калибра 1929 г. сейчас, когда книга, дающая такой прогноз, находится в списке бестселлеров New York Times? Финансовый консультант Джозеф Грэнвил пишет о «реинкарнации Роджера Бэбсона» в наше время260. Но что произойдет, если в ток-шоу по телевидению начнут выступать десятки Роджеров Бэбсонов, предсказывающих экономический апокалипсис в ближайшем будущем?

Мы еще не достигли той точки, когда экономисты говорят: «Теперь мы все "австрийцы"!», но нежданно-негаданно по всей стране появляется все больше и больше последователей Мизеса и Хайека. Однако я сомневаюсь, что кто-либо из них победит в каком-нибудь кейнсианском конкурсе красоты. Политические взгляды «австрийцев» и сторонников твердых денег никогда не будут популярны. Но это не значит, что их экономический анализ будет игнорироваться. Поэтому трудно предсказывать коллапс западной цивилизации в будущем. В данных обстоятельствах мы должны помнить гипотезу Мизеса, что события не происходят так, как мы ожидали. Если все прочитают алармистский трактат пофессора Батры «Депрессия 1990-го года» и последуют его совету, то «крах» вполне может наступить много раньше 1990 г., если прав Мизес261. Тогда мы можем согласиться со словами Ньютона: «Я могу рассчитать движение небесных тел, но не безумие людей»262.