4. ПЕРЕХОДНЫЙ РЕЖИМ ЧИНОВНО–ПОЛИЦЕЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ

4. ПЕРЕХОДНЫЙ РЕЖИМ ЧИНОВНО–ПОЛИЦЕЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ

После дефолта в августе 1998 года проводить политику либерального космополитизма стало невозможно. Самые ценные объекты советской государственной собственности и кредитные финансы были в основном расхищены, и за их обладание нарастала борьба, так называемая борьба за передел собственности, которая приобретала характер разбойничьих войн всех против всех. А среди подавляющего большинства населения росло разочарование в либерализме и в политике либеральных реформ, и оно перерастало в открытые выступления протеста под флагами народного патриотизма. Но в России уже появился крупный спекулятивно–коммерческий капитал. Его накопили самые асоциальные группировки с преступными связями, имеющие непосредственный выход на правительственную бюрократию и местные власти, группировки, которые не брезговали ничем для обогащения. Войны за передел собственности, дефолт и подъём народно–патриотических настроений протеста против основ режима напугали владельцев такого капитала и коррумпированных высокопоставленных чиновников, вынудили их объединяться и менять представления о способах дальнейшего роста частных капиталов и личных состояний. Они приходили к выводу, что необходимо перенести упор с расхищения бывшей советской собственности и финансов на расширение коммерческой эксплуатации страны и её населения, чтобы такая эксплуатация превратилась в главное средство дальнейшего роста капиталов и состояний. Подталкиваемый и поддержанный ими ползучий конституционный переворот к 2001 году преобразовал режим диктатуры либеральных коммерческих интересов в режим диктатуры крупного коммерческого капитала, тесно связанного с правительственной бюрократией. Изменение режима происходило за счёт резкого усиления феодально–бюрократического регламентирования, которое достигалось посредством повышения роли и значения силовых учреждений власти и чиновно–олигархических партий власти, и отказа от принципиальной идеологии либерализма ради беспринципной и невнятной, цинично определяемой текущими обстоятельствами идеологической смеси либерализма и народного патриотизма.

Переход к политике наращивания коммерческой эксплуатации страны и населения крупным спекулятивным и воровским капиталом запускал рынок труда и оживлял то производство, которое было способно без инвестиционных затрат выпускать потребительские товары для внутреннего и внешнего рынка. Он давал надежды на некоторое улучшение жизни доведённого до грани нищеты большинства связанного с производством городского населения и поэтому получил значительную поддержку снизу. Частично смягчая внутренние политические противоречия, он на время снимал вопрос о сущностном кризисе режима господства спекулятивно–коммерческих интересов. Однако, в действительности, переживающее упадок производство восстанавливалось не везде и лишь теми, кто становились владельцами предприятий не ради производства, а для получения коммерческой сверхприбыли. Захваченное или купленное выразителями крупных коммерческих интересов производство акционировалось, для налаживания его работы нанимались управленцы, и, если управление оказывалось удачным и начинался выпуск товарной продукции, возникали две возможности. Либо новоявленные хозяева занимались посредническим сбытом товарной продукции, заставляя производственное оборудование, наёмных работников работать на износ, увеличивая свою сиюминутную коммерческую прибыль отказом заботиться о социальной, производственной инфраструктуре. Либо они пользовались быстрым ростом цены активов, земли, на которой находилось предприятие, и продавали их новым хозяевам, часто иностранцам, наживаясь на перепродаже, сознавая, что предприятие могли просто снести ради земельного участка или уничтожения с целью ослабления военного производства в России, то есть подрыва геополитического положения страны. Для запуска производства в коммерческий оборот, для увеличения цены активов надо было, чтобы центральная чиновно–полицейская власть усиливалась и упорядочивала рыночные отношения. Поэтому выразители крупного спекулятивно–коммерческого капитала соглашались с определёнными мерами правительства, которые укрепляли центральную власть, давали ей необходимые для такого укрепления доходы. Они поневоле смирялись с упорядочением бюджета правительства, налогового и юридического администрирования, сбора пошлин и контроля над перемещением товаров.

Вследствие усиления феодально–бюрократического регламентирования стало возможным использовать опыт организационной деятельности советских отраслевых министерств, ведомств и объединять созданные в советское время предприятия по добыче, первичной переработке и транспортировке сырья в крупные отраслевые монополии. Эти монополии напрямую выходили на внешние рынки сбыта и получения валюты, превращались в единственный источник устойчивого получения валюты, а потому приобретали огромное самостоятельное влияние на правительство. Монополии не допускали внутри подконтрольной им части экономики никакого денежно–кредитного регулирования и либерального монетаризма, а потому смогли налаживать восстановление добычи ценного на внешних рынках сырья, средств его транспортировки, возрождать производственную деятельность на предприятиях первичной переработки сырья, в металлургии, в химическом производстве. Вследствие монополизации ВПК возрастали и межправительственные заказы на изготовление военной техники.

С налаживанием деятельности монополий был запущен рост их активов на фондовом рынке, что привлекло в активы монополий значительный мировой спекулятивный капитал, вырвало фондовой рынок России из жалкого состояния и многолетней стагнации. Под воздействием существенных изменений в экономической политике, отказа от догм либерального монетаризма, год за годом быстро возрастали внутренние и внешние торговые обороты, а с ними увеличивался сбор налогов и пошлин. Казна правительства и резервы центрального банка стали наполняться, что позволяло расширять чиновно–полицейские учреждения власти, завлекать в них специалистов, деятельных управленцев, ставить под контроль чиновников центральные и местные СМИ. Ключевое значение центральных учреждений власти для наращивания коммерческой эксплуатации страны и трудовых навыков населения, для роста коммерческих капиталов и олигархических состояний доказывалось столь наглядно, у правительства накапливались такие большие доходы, что центральная исполнительная власть стала всё откровеннее проявлять собственное, чиновно–полицейское видение целей политики. Увлекаясь представлениями о правительственном олигархическом капитализме и стремлениями к собственному корпоративному контролю над самой крупной посреднической коммерческой прибылью, она принялась скупать или насильно, с помощью прокуратуры и силовых ведомств изымать самые доходные сырьевые отрасли, в основном, связанные с торговлей углеводородами, как у частных, так и иностранных владельцев. В связи с этим наметился опережающий рост состояний семей чиновников высшего и среднего звена исполнительной власти.

Для защиты доходов, от которых зависела устойчивость чиновно–полицейской власти, положение российских чиновников в стране и в мире; и для экспансии монопольного коммерческого капитала в богатые ценным сырьём страны – понадобилось заняться усилением и военно–техническим оснащением армии, доведённой за предшествующее десятилетие до жалкого состояния. В 2002 году президент Путин заявил, что геополитическое отступление России закончилось. Но оказалось, что для действительного прекращения геополитического отступления надо спасать промышленное производство от окончательного краха. Поскольку крупные коммерческие спекулянты не интересовались развитием промышленного, в том числе военного производства, постольку этим пришлось заняться чиновникам правительства. Правительство режима принялось спасать влияющее на геополитическое положение страны промышленное производство мерами всевозможного регламентирования, правительственными заказами. Поэтому собственно промышленное производство в России стало восстанавливаться не на основе рыночной конкуренции, не из?за внутренних побудительных мотивов капиталистических собственников, а вопреки коренным спекулятивно–коммерческим интересам господствующего имущественного слоя, слоя федеральных и местных олигархов, основной массы коррумпированных чиновников. Так между верхами чиновно–полицейской власти режима и всем слоем крупных коммерческих собственников стали накапливаться серьёзные противоречия. Временным разрешением таких противоречий, к которому стремились обе стороны ради общего сохранения основ режима, было предложение кремлёвских чиновников использовать правительственные доходы от стремительного роста цен на энергоносители для налаживания «партнёрства государства и частных собственников». Однако это партнёрство крупные коммерческие спекулянты сразу превратили в новую кормушку, обогащающую их самих и коррумпированных чиновников. Следствием такого положения вещей является то, что при огромном притоке в страну нефтедолларов и газодолларов рост промышленного производства с 2000 года в годовом исчислении составляет 4–5%. И почти весь этот рост вызван увеличением правительственных заказов. За счёт этих заказов восстанавливаются некоторые индустриальные производственные мощности из тех, что были созданы ещё советским государством. Но осуществляемое правительством восстановление производственной экономики идёт с очень низкой отдачей. Ибо феодально–бюрократическое регламентирование советской власти было системным, мировоззренческим, тогда как феодально–бюрократическое регламентирование режима диктатуры крупных коммерческих интересов не системное, определяемое давлением текущих обстоятельств на верхи исполнительной власти. Оно зависит от личных побуждений одного или нескольких людей во главе вертикали власти, а потому не находит понимания или самостоятельной поддержки со стороны большинства чиновников, редко и плохо доводится до конечного воплощения в жизнь, в действительность. Для сравнения, в Китае всё последнее десятилетие, на основе разработанной в России геополитической стратегии опережающего промышленного и социального развития и политического господства интересов производителей товарной продукции, рост промышленного производства при феодально–бюрократическом регламентировании достигает около 10–15% в год. И не за счёт восстановления уже созданного производства, а вследствие создания и запуска всё новых мощностей, что требует огромных капитальных вложений и организационных усилий.

На настоящий момент совокупное промышленное производство в России по разным оценкам приблизилось к половине того уровня, что был в 1990 году. Однако дальнейший рост производства наталкивается на серьёзные препятствия. Упадок промышленного производства после прихода к политической власти либералов вызвал массовый отток из промышленных производственных отношений всевозможных специалистов, и по всей стране численность высококвалифицированных рабочих, служащих, инженеров неуклонно сокращается. Уничтожено большинство советских учебных заведений, где велась подготовка специалистов для производства и научно–технологических исследований. При резком сокращении рождаемости государствообразующего этноса выросло целое поколение русской молодёжи, которое рассматривает производство, как вид деятельности для неудачников, не нашедших себя в той или иной коммерческой спекуляции, в отрасли посреднических услуг. Быть участником производственных отношений стало для молодёжи не престижно и не выгодно. У новых поколений молодёжи исчезла традиция общественно–производственной этики и морали, социального сознания, разумного аскетизма, напряжённого и продолжительного личного и корпоративного труда, без чего нельзя учиться производственной деятельности и достигать в ней успехов. Нынешняя русская молодёжь в своём подавляющем большинстве развращена стремлениями к лёгким деньгам, к потребительскому индивидуализму и паразитизму, у неё укореняются люмпенские настроения и соответствующее отношение к жизни, она живёт сиюминутными побуждениями, желаниями «хлеба и зрелищ», лёгких, ни к чему не обязывающих связей и удовольствий. Значительная её часть вследствие оправдываемого либерализмом нездорового образа жизни неизлечимо больна и не пригодна к производству. А те русские специалисты, которые несмотря ни на что становятся таковыми, попадают в поле зрения иностранных агентов по найму, переманиваются на Запад большими заработками, большим социальным престижем, большими возможностями для самовыражения. Уже сейчас главная проблема на рынке труда: острая и огромная нехватка производственных специалистов. Это делает инвестирование в долгосрочное развитие промышленного производства в России малопривлекательным, не выгодным занятием.

Одновременно проявляются признаки исчерпания возможностей подъёма коммерчески прибыльного производства за счёт восстановления производственной деятельности на бывших советских предприятиях. Как следствие, у крупных внутренних и иностранных коммерческих спекулянтов, у которых сосредоточены почти все частные капиталы России, устойчиво падает интерес к коммерческой эксплуатации производства. Отражением такого состояния дел является наметившийся застой фондового рынка, на котором с мая 2006 года наблюдается тревожное прекращение роста основных показателей, до этого времени очень высокого. В ближайшие два–три года экономисты режима ожидают сокращение профицита бюджета правительства до нуля, а затем, при сохраняющемся росте импорта иностранных промышленных и продовольственных товаров будет происходить увеличение дефицитов бюджета, которые существенно уменьшат возможности правительства поддерживать внутреннее производство и социальную инфраструктуру связанными заказами. Вступление в ВТО только обострит вызревающий кризис рыночного производства в России до предела, создаст предпосылки для окончательного распада промышленных производительных сил и традиций производственных отношений.

При подобных обстоятельствах нельзя всерьёз поставить цель достичь даже уровня промышленного производства 1990 года. А потому нельзя рассчитывать на устойчивость геополитического положения России и целостность её территории в окружении ЕС, США и Китая, которые полтора десятилетия быстро наращивали и наращивают промышленную, организационную и военную мощь.