4. ДВА ПУТИ ДОСТИЖЕНИЯ ГЛОБАЛЬНОГО ПРЕВОСХОДСТВА
4. ДВА ПУТИ ДОСТИЖЕНИЯ ГЛОБАЛЬНОГО ПРЕВОСХОДСТВА
Поставленные ещё в древности глобальные цели иудаизма стали первопричиной того, что евреи сохранили свою этническую и расовую идентичность, своё этническое самосознание почти четыре тысячелетия. Ибо только к ХХ-ому столетию в Европе развились политические и экономические предпосылки появления собственно глобальных империй, и евреи получили возможность осуществления того, к чему их предопределила и вела их духовная традиция. Они получили возможность принять самое непосредственное участие в становлении мирового рынка и занялись этим с чрезвычайной моральной организованностью и действенностью. Как бы с облегчением они стали высвобождаться от накопленных за тысячелетия мучительных сомнений, наконец-то, получив возможность убеждаться, что жертвенная вера их предков в духовные основы иудаизма была не напрасной.
Евреи в своём историческом самосознании пережили множество государств и привыкли обслуживать государственные интересы какой-то страны постольку, поскольку они отвечали их интересам. А их интересы со времени Вавилонского пленения сосредотачивались на торговле и ростовщичестве, так как торговля и ростовщичество в условиях цивилизаций превращались в мощнейшее средство воздействия на власть господствующих кругов любых государств. Благодаря накоплению у себя торговых капиталов и ростовщических средств евреи могли входить в связи с господствующими кругами, влиять на их решения и даже соучаствовать во власти крупных держав, ведущих завоевания и поощряющих спекулятивно-коммерческие, ненасильственные способы изъятия у населения денег, частью которых можно быстро пополнять казну и карманы чиновников. Но отношение к державам у них оставалось циничным, как к ступеням в достижении собственной цели, заключающейся в стремлении к абсолютному мировому господству. Держава, которая теряла силу и волю к дальнейшему наращиванию мировой торговой экспансии, теряла их привязанность и поддержку, и они перестраивались для обслуживания новой державы, выказывающей наибольшие способности к созданию мирового рынка товарообмена и заявляющей о готовности бороться за это любыми средствами.
Евреи приняли живейшее соучастие в создании первых в мировой истории собственно глобальных империй, которые возникали в XIX и ХХ веках. В первой половине девятнадцатого столетия обозначилось бурной строительство континентальных сетей железных дорог, а затем появился автомобиль, и рынки товарно-денежного обмена стали проникать вглубь континентов, где проживало большинство человечества, впервые преобразуя весь мир в единый мировой рынок. Капиталистическая прибыльность товарооборота при доставках товаров сухопутным транспортом сначала догнала прибыльности доставок морскими судами, а затем стала превосходить её. Заведомое преимущество морских держав прошлых столетий постепенно стало сходить на нет. Становилось очевидным, что возникают новые балансы сил, и мировые империи двадцатого столетия будут выстраиваться на основе глобальной политики только тех государств, которые в силу исторической судьбы имели геополитическое положение, позволяющее ставить подобные цели.
Осуществление стратегических целей достижения глобального имперского могущества оказывалось возможным лишь двумя путями. Либо, самая мощная морская держава приобретала территориальные и экономические, политические средства, необходимые тому, чтобы постепенно устанавливать военно-политический стратегический контроль над всеми странами всех континентов, над их важнейшим сырьём со стороны прибрежных зон морей и океанов. Либо, самая могучая сухопутная держава устанавливала контроль над средиземьем крупнейшего из континентов, а именно Евразии, чтобы постепенно подчинять интересы других государств Евразии задачам внутреннего ускоренного социально-экономического развития, одновременно или после этого захватывая контроль над побережьями, мировой морской торговлей, мировым океаном и другими континентами.
К началу ХХ века Соединённые Североамериканские Штаты вырвались к положению самой развитой индустриальной и морской державы мира, и у элиты страны стали проявляться тенденции к появлению глобальных политических интересов. Тогда же огромная Российская империя буквально из года в год упрочивала и упорядочивала контроль за средиземьем Евразии, что оказывалось особенно очевидным после завершения строительства Транссибирской железной дороги, развертывания планов строительства железных дорог в средней Азии, в Персии. Захватив и присоединив за предыдущие десятилетия XIX века Среднюю Азию, Россия, словно по инерции, подчиняла своему влиянию Персию, втягивалась в экспансию в Монголию и в Манчжурию. Но если Соединённые Штаты имели духовную основу, англосаксонскую протестантскую, пуританскую идеологию для становления страны в качестве глобальной морской империи. То у значительно отставшей от них в развитии производительных сил и социально-производственных отношений Российской империи идеологической опорой оказывалась унаследованная от Византии православная субконтинентальная имперская традиция.
Византийская православная традиция внушала русскому народу идею о Третьем Риме, как главном целеполагании для государственного развития Российской империи. Экспансия в южном направлении, поглощение огромных территорий с многовековым, глубоко укоренившимся господством идеологий обоснования субконтинентальных исламской и буддийской имперских традиций, не желающих признавать господство православного субконтинентального же идеологического насилия, застала русскую государственную власть почти что врасплох. Эта экспансия заставляла феодально-бюрократические учреждения власти Российской империи с лихорадочной поспешностью творчески искать идеи обоснования становлению евразийской, затем с неизбежностью глобальной сухопутной империи, какой прежняя история человечества ещё не знала.
Острейший кризис несоответствия того, чем волей истории становилась по своему геополитическому положению главная держава Евразии – Россия, и того, на какой идеологический фундамент она при этом опиралась, привёл страну и традиционную политическую систему власти к полному духовному, моральному тупику. Государственная власть начала разлагаться, запутываясь в антагонистических противоречиях, так как не имела в своей тысячестолетней истории ни одной духовной традиции, от которой могла бы оттолкнуться для обоснования преемственности системы власти и эволюционного обновления господствующего класса феодальной бюрократии. С одной стороны, государственная власть политической действительностью вынуждена была осознавать себя в качестве обречённой бороться за право стать глобальной империей. А с другой стороны, её идеологический стержень был субконтинентально византийским, и на него нельзя было опереться при выстраивании и налаживании глобальных имперских отношений. Кризис идеологического насилия государственной власти приводил к тяжёлым последствиям. Ибо главной опорой власти в освоении южных территорий становился слой крупных коммерческих спекулянтов, торговцев и ростовщиков, которые требовали полной свободы торговли, то есть полной свободы вести спекулятивно-коммерческую эксплуатацию, как южных земель, так и всей страны. Либеральные реформы тесно связанной с данным слоем общими эгоистическими интересами бюрократии правительства были проведены, узаконены, и скоро породили пропасть между богатством и паразитической роскошью немногих и бедностью подавляющего большинства населения. Чтобы сдерживать взрывоопасные настроения, царская Россия вынужденно превращалась в полицейское государство с деморализуемым и погрязающим во взяточничество, в зависимость от олигархических интересов чиновничеством. Тогда как осознаваемая многими необходимость ускоренной индустриализации и первоначального накопления промышленных капиталов для того, чтобы начать действительное освоение других стран и континентов посредством развития производительных сил, требовали городской социологизации общественных отношений при ослаблении зависимости личной жизни людей и экономической деятельности от чиновно-полицейского произвола. Система царской власти раздиралась этими противоречиями, слабела, теряла способность к управлению страной. В России надвигался общегосударственный кризис, и страна становилась зависящей от игры обстоятельств и всевозможных случайностей.
Для укрепления царской власти Россия либо должна была отказаться от приобретённых среднеазиатских территорий, в испуге отшатнуться от них, жёстко, на уровне государственного целеполагания ограничив себя в качестве только субконтинентально, региональной империи, тем самым, обречённой, в конце концов, оказаться в политическом подчинении у другой евразийской державы с глобальным целеполаганием. Либо она должна была в кровавых муках родить совершенно новую идеологию своего дальнейшего бытия, евразийскую, а следовательно, собственно мировую идеологию, то есть пройти через революционную Реформацию православия, решительно отрицающую православие, и через неизбежную при этом кровопролитнейшую Гражданскую войну со сменой всего господствующего класса.
Поэтому появление большевистской, коммунистической идеологии, как идеологии глобальной, было лишь отражением того, что исторически молодая страна не могла не выбрать второй вариант дальнейшего развития своей государственности. Другой сухопутной державы в Евразии, которая по уровню развития, по уровню культурной восприимчивости европейской промышленной цивилизации способна была бы осуществить революционную трансформацию своего идеологического насилия, тогда не было. Россия неизбежно, самими обстоятельствами становления единого мирового рынка, пошла по пути коммунистической Реформации православия, которая в принципе мало чем отличалась от протестантской Реформации католицизма, но по содержанию и форме отразила новую эпоху, новый уровень достигнутых промышленной цивилизацией Запада производительных сил и соответствующих им общественно-производственных отношений.
Удивительно ли, что именно евреи в России оказались наиболее готовыми воспринять глобальность коммунистической идеологии и стали главной опорой проведения этой идеологии в жизнь? Подобное же массовое участие евреев проявилось и в протестантской Реформации в Западной Европе, серьёзно помогало той Реформации достигнуть политической победы над католицизмом.
Благодаря поддержке евреев большевики пришли к власти, создали коммунистический режим правления и управления, и русская государственность приобрела ясную цель дальнейшего развития. В стране быстро набирали влияние учреждения, пропагандирующие и подготавливающие глобальную идеологическую и военно-политическую экспансию, которая могла завершиться лишь с победой над всеми прочими империями, с установлением всемирной коммунистической империи. Таким образом, коммунистический режим в ХХ веке заложил в общую традицию русской государственности традицию нацеленности на глобальную политическую экспансию. В этом главная историческая заслуга этого режима.
Принципиальной особенностью идеологии в основании этой традиции, отличающей её от иудаизма и протестантизма, было следующее положение. Всякий религиозный монотеизм отражал детерминизм природного развития эмпирическим наитием, облачаясь в одежды метафизического мистицизма, якобы по воле Божественного Абсолюта провидением предсказывая судьбу мира и человечества в нём. Тогда как коммунизм пытался строить новый миропорядок на доктринальном освящении точных знаний о закономерностях развития природы и высокопроизводительного общества, на учении Маркса о научном социализме и на научно-диалектическом детерминизме, как тот понимался в начале ХХ века.
За десятилетия господства коммунистического режима Советская Россия действительно превратилась в глобальную Сверхдержаву, но достичь окончательной победы на могучей морской Сверхдержавой, которой стали США, ей не удалось из-за кризиса влияния коммунистической идеологии. Этот кризис разразился по причине вырождения творческих подходов к оценкам и анализу объективной действительности, из-за навязывания научно-объективному детерминизму косной субъективности коммунистической номенклатуры, сектантски ненавидящей интеллектуальное творчество. Номенклатура намертво вцепились в доступную её пониманию псевдоматериалистическую догматику значения классовой борьбы в историческом процессе, в механицизм построения общественных и государственных отношений, вследствие чего зашла в идеологический тупик принципиального отрицания диалектического характера развития производственных отношений. И, наконец, превратилась в страшно реакционную политическую силу, обречённую на революционное отрицание её новыми, отвечающими духу времени, зарождающимися через творческое осмысление действительности политическими организациями.
Длившееся более полувека могущество Советского Союза было связано с научно-методологической обоснованностью коммунистической идеологии, которая отталкивалась от политэкономического учения Маркса. В своём учении о научном социализме Маркс поставил во главу угла стратегии построения нового здания мировой политики проблему неумолимо приближающейся глобальной экологической катастрофы от хозяйственно-экономической эксплуатации мира империалистическим капитализмом и предложил совершенно новый план гармонизации антагонистических противоречий, вызываемых протестантским принципом предопределения, принципом избранности достойных царства божьего на земле. Слабым местом этой стратегии оказалась её опора на социальную среду индустриального пролетариата, который, в действительности, представлял собой первое поколение крестьян на городском рынке труда и был временным явлением в истории каждой переживающей индустриализацию и раскрестьянивание страны. СССР и весь план построения глобального коммунистического общежития человечества рухнул тогда, когда русский пролетариат как таковой стал социально вымирать и исчезать из реальной жизни страны. Но традиция мессианского поиска нового мировоззрения, преодолевающего ограниченность кальвинизма, пуританизма, – мировоззрения, способного учесть задачи экономического освоения России и мира с учётом неумолимо надвигающихся реальностей глобального кризиса экосферы, среды существования человечества, обязательно выльется в России в новую мировую систему идеологического насилия, в новую идеологию дальнейшего бытия промышленной цивилизации. И это вновь вернёт русское государство в лидеры мирового прогресса, вытесняющего с исторической сцены США, в которых англосаксонский национальный пуританизм теряет приверженцев, постепенно подменяется мессианским космополитизмом и иудаизмом.
Русский политический национализм обязан будет опереться на возникшую при коммунистическом режиме традицию глобального целеполагания дальнейшему развитию государства. Успеха он добьётся лишь в том случае, если оттолкнётся от данной традиции в разработке идеологического мировоззрения и духовного, культурного стиля жизни постиндустриальной русской нации. Но сделать это он сможет только и только через восстановление в своей идеологии роли научно-диалектического детерминизма, то есть через творческую модернизацию государственнического ленинизма, диалектически отрицая политический ленинизм, ленинский механицизм в подходах к выявлению доминанты общественных политических интересов, который приводил его к выводу о прогрессивности диктатуры пролетариата. Единственно так понимаемый научно-диалектический детерминизм позволит сторонникам русского национализма создать философское идеологическое мировоззрение, способное победить в идеологической борьбе ныне господствующие в мире американские иудаизм и протестантизм, а русской нации обеспечить победу в организации глобальной империи в следующем XXI веке.