2. НАЦИОНАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО БОЛЬШЕ РОССИИ

2. НАЦИОНАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО БОЛЬШЕ РОССИИ

Когда мы, русские националисты, говорим о геополитически целесообразных границах, мы неизбежно должны затрагивать важнейшую тему стратегического целеполагания государственному развитию. Ибо то, какое стратегическое целепологание государст­венному развитию на обозримую историческую перспективу будет заложено в программу русского национализма, самым непосредственным образом определит понимание национализмом геополитической целесообразности границ государства.

Ключевым в выборе глобального стратегического целеполагания окажется отношение к Украине и Белоруссии.

Вопрос стоит следующим образом.

Либо русский национализм отступает к позициям великорусского народного патриотизма. Тем самым, de facto, а затем и de jure признаётся отказ от унаследованной от Византии традиции державной политики в Евразии, происходит разрыв с этой традицией в пользу перенесения тяжести внешней политики в Азию. Ибо в таком случае государство теряет средства серьёзного геополитического влияния на европейскую политику (что уже яснее ясного показывается открытым, почти презрительным пренебрежением лидеров Запада мнением всех официозных политических сил нынешней России в связи с решением США и НАТО о расширении структур этой военно-политической организации на Центральную и отчасти Восточную Европу). И тогда, как следствие, византийская имперская традиция в действительной международной политике возвращается в Стамбул (Константинополь), в Турцию.

Либо русский национализм осознаёт себя собственно русским, то есть нацеленным на борьбу за экономическое и политическое объединение России, Украины и Белоруссии в единый государственный организм под лозунгом – Одна страна, одно государство, одна нация! И тогда у нового Русского государства появляется возможность осуществлять планирование наступательной политической активности в Европе, тогда только оно вновь укрепит позиции законного политического наследования традиции византийской державности, без чего рассуждать о перспективе становления евразийской державности, о глобальной державности не имеет никакого практического смысла.

Либо-либо! Другого России её геополитическим положением не дано.

Революционный русский национализм есть в неизбежности радикальный национализм, архетипический национализм, а потому национализм этнический и расовый. Никакое иное видение русского национализма не позволит произвести решительного изменения мировоззрения государствообразующего народа, добиться наивысшей корпоративности русского городского общественного сознания, не позволит осуществить прорыв к самым высокоразвитым производственным отношениям, к самой высокой культуре современного цивилизационного поведения подавляющего большинства населения страны. А такой национализм, воздействующий на бессознательное этническое и расовое умозрение для зарождения и развития у русской молодёжи городского общественного мировосприятия, неизбежно начнёт изменять отношение к России множества людей во всём мире. Он вызовет консолидацию всех сил, обеспокоенных становлением русской постиндустриальной нации и связанных с мировым коммерческим политическим интересом, и ему предстоит бороться за право существования с могучими и объединёнными силами мировой реакции, которые начнут объединяться вокруг правящего класса Соединённых Штатов. Ибо русский национализм не может быть по своей сути ручным и удобным, приемлемым мировому коммерческому космополитизму, а так же соседним странам.

Для политического выживания и стратегической победы ему нужна материальная опора на могущество крупной державы, способной вести наступательную межгосударственную политику, мировую политику, пропагандистскую войну по всему миру. Такой державой собственно Россия стать не сможет. Вне отчётливо заявлен­ной программной цели всеохватного единения России с Белоруссией и Украиной революционный русский национализм не имеет шансов стать глобальной политической силой. Но соответствующую программную цель нельзя заявить без сопутствующей цели создания из великорусского, белорусского и украинского народов, а так же ряда расово, культурно и духовно родственных народностей единой русской нации,

Революционный русский национализм тем и отличается от прочих политических сил России, что единственный понимает – нация есть этнократичес­кое общество, что национального общества никогда не было, и нет ни в России, ни на Украине, ни в Белоруссии, что такое общество ещё только предстоит создать. И создавать его надо из имеющих единое этническое происхождение великороссов, украинцев и белорусов, у которых вследствие раскрестьянивания и индустриализации начался и углубляется распад народно-патриотического мировосприятия, народно-патриотической субкультуры. Ради чего надо создавать именно единую русскую нацию?

Ради спасения производительных сил, как России, так и Украины и Белоруссии от удушающих объятий неуклонно углубляющегося в них общегосударст­венного кризиса, от экономической и политической катастрофы;

ради спасения тысяче столетней русской традиции державной государственности от гибели;

ради достижения русским государством в ХХI столетии положения постиндустриальной промышленно развитой и военно-политической Сверхдержавы.

Только русский революционный национализм отдаёт себе отчёт в единственности предлагаемого историческими закономерностями для нынешней России политического выбора целеполагания государственному развитию. Это целеполагание безусловно объединительное. Оно имеет прочную опору в традиции изначальной древнерусской государственности, необходимой и достаточной для объединения русских, украинцев и белорусов на прочнейшем основании обращения к единому этническому и древнерусскому прошлому. Этническое единство трёх переживающих сейчас историческое отмирание народов определённо проявилось при зарождении единого Древнерусского государства, и сейчас вызревают исторические условия для его пробуждения в поведении и самосознании горожан и в России, и на Украине, и в Белоруссии.

Однако в настоящем положении дел тактические шаги в направлении действительного объединения затрудняются серьёзны­ми препятствиями политического характера, обусловленными распадом бывшего советского политического пространства таким образом, что ныне собственно буржуазно-демократическая революция происходит только в России.

Препятствия эти вызваны следующими обстоятельствами.

Приватизация того, что связано с продажей нефти и газа, цветных металлов, бесконтрольный доступ к нефтедолларам и газодолларам обеспечили в России быстрое становление больших частных капиталов и организованных общими интересами очень влиятельных кругов олигархических собственников и правительственных бюрократов, которые стали ударным отрядом ускоренного внедрения в стране либерально-капиталистических отношений. Они прочно утвердились во всех ветвях российской власти, установили частный контроль над крупнейшими средствами массовой информации, повернув их на службу своим корыстным целям. Вследствие их силы диктатура коммерческого космополитизма в России установилась несколько лет назад, в результате государственного переворота ещё в октябре 1993 года. Вследствие их силы она проявилась в своих характерных чертах политически резко и решительно, беспощадно космополитическим образом, существенно отличая политическую борьбу в России от происходящего на Украине и в Белоруссии. А их текущее господство приняло вид столь откровенного и циничного отчуждения своих интересов от нужд прочего населения России при растущей враждебности к нему, какое невозможно ни на Украине, ни в Белоруссии.

Как на Украине, так и в Белоруссии частные капиталы значительно слабее во всех смыслах, в том числе и в политической организованности, в политическом влиянии владеющих ими кругов. Поэтому там достаточно сильны пережитки коммунистических отношений, а буржуазно-рыночные преобразования замедленны, полностью зависят от внешней поддержки, от вливаний иностранной валюты. В то же время Россия уже сама по себе переживает глубокий кризис либерального устройства власти, когда диктатура коммерческого космополитизма исчерпала кредит доверия полностью и из исторически прогрессивной становится всё определённее реакционной, когда среда её поддержки сокращается месяц за месяцем. С точки зрения сложившегося в России господствующего слоя олигархов и бюрократов, в столь опасном положении дел нельзя осложнять экономическую и внутриполитическую ситуацию союзной интеграцией даже с относительно небольшой Белоруссией.

Такой вывод подтверждается самим политическим развитием событий. Ожесточённая кампания российских частных СМИ против подписания 2 апреля текущего года устава Союза России и  Белоруссии показала, как велики опасения от последствий такого шага у господствующих кругов режима диктатуры коммерческого космополитизма. Метания Президента Ельцина, позиция которого была неясной до последнего дня, бесконечные хаотические правки основных положений то устава, то договора, то опять устава, тоже говорят о том, насколько вынуждено совершалась эта политическая акция. Клика власти пошла на данный отчаянный поступок вопреки себе, под давлением явного роста русского государствен­нического самосознания, встревоженного приближением военных подразделений НАТО к границам страны.

Режим диктатуры коммерческого космополитизма полностью запутался среди трёх сосен именно в вопросе отношений с откровенно тянущейся к союзному единству Белоруссией, показывая, что не имеет какого-либо осмысленного видения государственных интересов России. Его господствующие силы беспокоят только вопросы сиюминутного политического выживания, ибо символ веры выразителей интересов коммерческого космополитизма всегда и везде заключался в выражении: "Apres nous le deluge!" – "После нас хоть потоп!" Наиглавнейшей, животрепещущей проблемой для режима пока остаётся политическая борьба с коммунизмом. Не столько даже с парламентскими коммунистами, сколько с общероссийскими настроениями коммунистического реваншизма, которые может объединить и возглавить президент Белоруссии Лукашенко. Проблема эта подсказывает режиму только один приемлемый путь сближения с Белоруссией – её полное поглощение, как политическое, так и экономическое. В таком случае возможной стала бы быстрая скупка частными российскими банками лакомых кусков в экономике Белоруссии, ускоренное разгосударствление, превращение в товар остальных экономических предприятий подобно тому, как это совершается в России.

Умозрительно такое поглощение Белоруссии политически не представляет особых сложностей. Однако для его осуществления требуется дорогостоящий и требующий времени для подготовки референдум. Но как раз поэтому референдум невыгоден коммунистам. И они борются с такой идеей, и борются успешно. Им помогают распад производительных сил и промышленного производства в самой России и порождённое этими обстоятельствами разрастание морального, политичес­кого паралича правительственной и всей исполнительной власти, и подтверждаемое раз за разом опросами общественного мнения и результатами местных выборов сужение среды поддержки либеральной власти как таковой.

Верхи режима больше не в состоянии опираться в схватке с региональным коммунизмом на идеологию либерализма, на либеральных демократов, что было возможным в России осенью 1993-го года. Сейчас неуклонное падение доверия к либеральной демократии и к проводимым в угоду требованиям коммерческого политического интереса рыночным реформам заставляет российскую клику власти загнанно лавировать ради собственного политического выживания. И она вынуждена растягивать процессы  сближения с Белоруссией на этапы, не в силах больше забалтывать и тормозить их.

Она вынуждена сначала пойти на подписание устава выгодной коммунистам конфедерации, в которой небольшая Белоруссия будет иметь равные политические права с Россией. Это позволяет коммунистам строить планы, де, завоевав подступы к власти в Белоруссии, взять реванш за поражение в 1993 году, влияя на внутреннюю политику России в обход Президента и Конституции. В случае успеха такой тактики, по прошествии времени, они, коммунисты, намереваются, – во всяком случае декларативно, –   провести осуществление преобразования конфедерации в федерацию.

Но именно такая ступенчатая последовательность объединительных шагов чрезвычайно пугает очень влиятельные финансовые круги банковского частного капитала и связанных с ними правительственных чиновников. Слишком неустойчивым становится режим, чтобы быть способным хоть как-то проводить дальнейшее реформирование страны, а стагнация в проведении реформ делает режим обречённым. Он нынче подобен старому локомотиву, который из последних сил тащит эшелон в гору, – ему нужна помощь другого локомотива, а вместо этого к нему сзади прицепляют ещё один тяжёлый вагон, способный надорвать двигатель, потащить эшелон назад и опрокинуть.

Если противоречия на пути сближения настолько сложны в отношениях с Белоруссией, то ещё запутаннее они в отношениях с Украиной. И только революционный русский национализм способен разрубить данный гордиев узел.

Революционный русский национализм не имеет оснований бояться конфедерации России, Украины и Белоруссии. Наоборот. Его наиважнейшей целью является спасение промышленных производительных сил России, которые глубоким разделением труда, которое осуществлялось при советской власти, зависят от промышленных производительных сил Украины и Белоруссии, тоже находящихся в настоящее время в отчаянном положении и требующих спасения, возможное только в едином экономическом и политическом пространстве. Поэтому русский национализм видит в конфедерации с этими республиками шаг к созданию политических предпосылок Национальной революции, но шаг короткий, за которым должно последовать федеративное объединение.

Как раз в этом принципиальное различие отношения революционных националистов, с одной стороны, и коммунистов – с другой: к ступенчатости объединительных процессов. Думские деятели коммунистической оппозиции боятся союзной конфедерации снизу, которая имеет силу перерасти в федеративное объединение, выгодное прогрессивному общерусскому национализму, и они требуют конфедерации сверху, чтобы таким путём вернуть себе, захватить для себя привилегии власти. Они не в состоянии даже выдвинуть лозунг спасения производительных сил – эта проблема для них вторична. Ибо воздействие коммунистической идеологии на прогрессивное развитие производственных отношений полностью исчерпалось уже в семидесятые годы. С того времени коммунистическая идеология стала исторически реакционной, разлагающей производственные отношения и, соответственно, производительные силы страны.

Для коммунистов конфедеративное экономическое и политическое объединение с Белоруссией есть лишь некая ступень в цели осуществления подобного же объединения со всеми государственными образованиями СНГ. А для русских националистов объединение России со всеми странами СНГ представляется гибелью для России, неприемлемо ни в коем случае, ни под каким политическим соусом. Спасение России только в историческом движении вперёд, к качественно новым производственным отношениям, какие возможны единственно в русской национальном обществе. В большинстве же бывших советских республик пережитки феодализма, чуждого, враждебного идее русских городских национально-общественных отношений, самой промышленной европейской цивилизованности, очень сильны и разрушительны для производительных сил России, что было явным уже в последнее десятилетие Советского Союза.

Русская Культурная революция должна будет ставить целью духовное объединение русских, украинцев и белорусов, а так же расово и исторически близким им этносов в единую нацию с единой национальной культурой глобальной Сверхдержавы. А не пытаться внедрить в городское русское самосознание обновлённое советское имперское мировосприятие, которое не станет никаким иным, кроме субконтинентального и провинциального для современного миропорядка, – что с таким иррациональным упорством предлагают все национал-патриоты и народные патриоты.