Глава 11. Знание, правда и ложь

Глава 11. Знание, правда и ложь

Наша теория прав собственности может быть использована для того, чтобы разобраться с запутанным узлом комплексных проблем, поднятых вокруг вопросов знания, лжи и правды и распространения этих знаний. Имеет ли Смит право (и опять же, напомним, речь идет о праве, а не моральности или эстетичности реализации этого права) напечатать и распространять утверждение, что “Джонс – лжец” или “Джонс – осужденный преступник”, или “Джонс – педераст”? Здесь существует три логических возможности: (а) что утверждение относительно Джонса – правда; (б) что это ложь и Смит знает, что это ложь; или (в) как чаще всего и бывает, что истинность или ложность утверждения находится в неопределенной области и ее нельзя точно выяснить (т.е. например, в указанном случае то, является ли кто-либо “лжецом” зависит от того, как много и насколько намеренно индивид говорил; в связи с этим осуждение его как “лжеца” - это область, в которой индивидуальные суждения будут существенно различаться).

Представим себе, что утверждение Смита определенно истинно. Очевидно в таком случае, что Смит имеет безусловное право печатать и распространять утверждение, так как в его праве собственности делать это. Естественно, что в праве собственности Джонса, в свою очередь, попытаться опровергнуть утверждение. Однако нынешние законы о клевете признают действия Смита незаконными, если они предприняты “злонамеренно”, даже если информация правдива. Но ведь очевидно, что законность или незаконность действия должна зависеть не от намерений действовавшего, а только от объективной природы действия. Если действие объективно не направлено на агрессию, то оно должно быть признано законным независимо от благожелательных или, напротив, злонамеренных мотивов действовавшего (хотя последнее, несомненно, может повлиять на оценку моральности действия). И это утверждение избавляет нас от объективных трудностей в определении индивидуальных субъективных мотивов каждого действия.

Тем не менее, может быть выдвинуто суждение о том, что Смит не имеет права печатать такие утверждения потому, что Джонс имеет “право на частную жизнь” (его “право человека”), которое не имеет права нарушать Смит. Но существует ли такое право на частную жизнь? Как оно может существовать? Как может существовать право силой запретить Смиту распространять знание, которым он владеет? Конечно же, такого права не может быть. Смит владеет своим телом и имеет право собственности на знание внутри собственной головы, включая его знание о Джонсе. И, следовательно, он имеет производное право печатать и распространять это знание. Как и в случае с “правом человека” на свободу слова, не существует права, как “право на частную жизнь”, кроме права на защиту собственности от вторжения. Единственное право на “частную жизнь” - это право защиты своей собственности от других. Иными словами, никто не имеет права взламывать дом другого человека или прослушивать чужие телефонные разговоры. Прослушивание телефонных разговоров определенно является преступлением, но не из-за нарушения неопределенного и запутанного “права на частную жизнь”, а из-за нарушения прав собственности лица, которое прослушивают.

В настоящее время суды делают различие между “публичными лицами”, которые не могут ссылаться на “право на частную жизнь” при упоминании в масс-медиа и “частными лицами”, в отношении которых такое право подразумевается. Очевидно, что такое различение ошибочно. Для либертарианца каждый имеет одинаковые права на свою личность и блага, которые он находит, наследует или покупает – а какое-либо отличие в правах прав собственности одной группы относительно другой, напротив, считается нелегитимным. Если бы существовало некое “право на частную жизнь”, то простое широкое упоминание в прессе (т.е. предыдущая потеря “права”) едва ли привело бы к полному лишению такого права. Нет, единственным правильным курсом будет заявить, что никто не имеет этого иллюзорного “права на частную жизнь” или права не упоминаться в прессе; но что каждый имеет право на защиту своей собственности от вторжения. Никто не может иметь прав собственности на знание в голове другого человека.

В последние годы дела связанные с документами Пентагона и Уотергейтским делом вывели на первый план такие частные вопросы, как «привилегии» журналистов и «право публики на знание». Должен ли, к примеру, журналист иметь право «защиты источников информации» в суде? Многие люди утверждают, что журналисты имеют такое право, базируя свою точку зрения на: (а) специальных «привилегиях» конфиденциальности, предположительно относящихся к журналистам, юристам, врачам, священникам и психоаналитикам; и/или на (б) «право публики на знание» и, соответственно, на необходимость распространения максимально возможного знания через прессу. Однако оба эти аргумента очевидно ложны. Что касается второго, то ни один индивид или группа (и, следовательно "публика") не имеет права знать что-либо. Они не имеют прав на знание, которое имеют другие люди и которое они отказываются распространять. Если человек имеет абсолютные права на распространение своих знаний, то он имеет производное право и не распространять это знание. Не существует «права публики на знание», существует лишь право знающего распространять или не распространять свое знание. Так же и ни одна профессия, будь то журналисты или врачи, не может требовать специальных прав конфиденциальности, которых ни у кого более нет. Права на свободу и собственность должны быть универсальными.

Решение проблемы источников информации журналиста, на самом деле лежит в праве лица обладающего информацией – любого лица – сохранять молчание, не распространять свое знание, если оно само того не желает. Поэтому не только журналисты и врачи, но каждый должен иметь право защищать свои источники информации или сохранять молчание – в суде или где-либо еще. И это, конечно же, дополнение нашей жесткой критики обязательной явки в суд по повестке. Никто не должен принуждаться к свидетельству, не только против себя (согласно Первой Поправке), но и против или за кого-либо другого. Обязательное свидетельство само по себе – главное зло во всей этой проблеме.

Есть, однако, исключение из права использования и распространения знания, которым владеет человек: а именно, если собственность на это знание была ему дана кем-либо как условная, а не абсолютная. Так, представим себе, что Браун разрешает Грину войти в свой дом и показывает ему свое изобретение, которое держит в секрете, но показывает только при условии, что тот сохранит информацию в тайне. В таком случае Браун дал Грину не абсолютное право на знание о своем изобретении, а только условное - право распространения информации об изобретении Браун оставил за собой. Если Грин все равно разгласит информацию, то нарушит зарезервированные Брауном за собой права на распространение информации и, следовательно, может быть признан вором.

Нарушение прав изобретателя (в обычном праве) эквивалентно нарушению контракта и краже собственности. Предположим, Браун изобретает улучшенную мышеловку и продает ее широкой публике, но ставит на каждую мышеловку клеймо «изобретение Брауна». В таком случае он продает не полное право собственности на мышеловку, а право делать все что угодно с мышеловкой, кроме изготовления и продажи мышеловок идентичной конструкции. Право продажи мышеловок Брауна на неограниченный срок зарезервировано за Брауном. Таким образом, если покупатель мышеловки Грин зайдет дальше и станет продавать идентичные мышеловки, то он нарушит свой контракт, а также право собственности Брауна и теперь подлежит наказанию как вор. Таким образом, наша теория прав собственности включает контрактную защиту прав изобретателя.

Частое замечание звучит так: хорошо, пусть для Грина преступно производить и продавать мышеловку Брауна; но давайте предположим, что кто-то еще, Блэк, кто не заключал контракта с Брауном, случайно видит у Грина мышеловку и затем начинает производить и продавать ее копии? За что он может быть наказан? Ответ состоит в том, что, как и в нашей критике торгуемых инструментов, никто не может получить большего титула собственности на что-либо, чем было продано или передано иным способом. Грин не владел полным правом собственности на свою мышеловку согласно контракту с Брауном – по этому контракту он не владел правом изготовления ее копий. Следовательно, и права Блэка на владение идеями в его голове, не могут быть большими, чем права Грина и поэтому он тоже станет нарушителем прав собственности Брауна, даже если сам и не заключал прямого контракта.

Конечно же, могут проявиться некоторые трудности в реальном применении Брауном права собственности. А именно в том, что во всех случаях предполагаемой кражи или другого преступления, ответчик считается невиновным, пока не доказано обратное. Брауну будет необходимо доказать, что Блэк (в случае с Грином это не представляет трудности) имел доступ к мышеловке Брауна и не изобрел аналогичную конструкцию самостоятельно и независимо. По самой природе вещей, уникальность и принадлежность конкретному уму одних продуктов (книг, картин и т.д.) проще доказать, чем других (например, тех же мышеловок) [критику подхода Ротбарда читайте в работе Стефана Кинселлы «Против интеллектуальной собственности»: http://libertynews.ru/node/176. Прим. ред.]. [1]

Мы установили, что Смит имеет абсолютное право распространять знание о Джонсе (мы все еще предполагаем, что знание истинно) и имеет производное право хранить молчание о своем знании, то с тем большим основанием он, конечно же, имеет право прийти к Джонсу и взимать плату в обмен на свое молчание. Иными словами, Смит имеет право “шантажировать” Джонса. Как и во всех случаях добровольного обмена, обе стороны выигрывают от сделки: Смит получает деньги, а Джонс приобретает молчание Смита относительно той информации, которую не желал бы делать достоянием публики. Право на шантаж напрямую дедуктивно выводится из общего права собственности индивида на себя и свое знание и из его права распространять или не распространять это знание. Как может быть отвергнуто право на шантаж? [2]

Более того, как язвительно заметил профессор Уолтер Блок: исходя из утилитаристских позиций следствием запрещения шантажа (т.е. запрещения Смиту продавать Джонсу свое молчание) будет мотивация Смита к распространению этого знания – так как он насильственно лишен права извлечь пользу из своего молчания. Результатом станет рост распространения компрометирующей информации, при этом Джонс при запрете шантажа окажется в худшем положении, чем при его разрешении.

Блок пишет:

«Что такое по своей сути шантаж? Шантаж это предложение сделки; это предложение продать что-либо, обычно молчание, за другое благо, обычно деньги. Если предложение принимается, то шантажист сохраняет молчание, а шантажируемый уплачивает оговоренное количество денег. Если сделка отвергается, то шантажист может реализовать свое право на свободу слова и, возможно, опубликовать свой секрет...

Единственная разница между сплетником или трепачом и шантажистом состоит в том, что шантажист удержится от разглашения – за свою цену. В этом смысле трепач или сплетник куда хуже, чем шантажист, потому что шантажист хотя бы дает вам возможность добиться его молчания. Сплетник или трепач просто-напросто выболтают этот секрет. Для лица, желающего сохранить секрет куда лучше, если им завладевает шантажист. В случае с шантажистом есть шанс сохранить тайну, в случае трепача или сплетника - все потеряно. Если секретом завладел шантажист, индивид может выиграть, или, в худшем случае, не проиграть. Если цена, запрошенная шантажистом за молчание, меньше ценности секрета, владелец тайны заплатит и выберет меньшее из двух зол. Он выиграет разницу между ценностью секрета и ценой, уплаченной шантажисту. И только в том случае, если шантажист запрашивает больше, чем стоит секрет, информация публикуется. Но и в этом случае лицу, пытавшемуся сохранить тайну, не становится хуже по отношению к случаю, когда тайна попала в руки заядлого сплетника, который разгласил ее просто так. ... И, конечно сложно оценить ущерб, который понесет в результате разглашения информации сам шантажист, но он как минимум попадет в положение сравнимое со статусом сплетника, к которому всегда относятся с легким презрением». [3]

Есть и другие, хотя и менее важные проблемы, связанные с запрещением контрактов о шантаже. Представим, например, что вместо Смита приходящего к Джонсу с предложением о молчании, сам Джонс, каким-то образом узнав, что Смиту стала известна его тайна и о его намерении опубликовать ее, приходит к Смиту с предложением купить его молчание? Должен ли такой контракт считаться незаконным? И если да, то почему? Но если предложение Джонса считается законным, а предложение Смита – нет, то будет ли для Смита незаконным в описанном нами случае отвергнуть предложение Джонса и затем запросить больше денег за молчание? И далее, будет ли для Смита незаконным тайно дать Джонсу знать, что Смит имеет информацию и позволить Джонсу самому сделать предложение? Как в этом случае простое информирование Джонса может быть нелегальным? Не может ли оно быть истолковано как простая любезность по отношению к Джонсу? Проблемы все больше запутываются и поддержка незаконности шантажа - особенно для либертарианцев, которые уважают права собственности – становится менее основательной.

Очевидно, что если Смит и Джонс заключают контракт о шантаже и Смит затем нарушает его, все равно разглашая информацию, то Смит украл собственность Джонса (его деньги) и может преследоваться как любой другой вор, посягнувший на чужую собственность путем нарушения контракта. Но никаких особенностей в этом плане контракт шантажа не имеет.

Поэтому при обсуждении законов свободного общества, либертарианец должен рассматривать людей, действующих на общем фоне абсолютных прав собственности и условий мира, окружающего их в заданный момент. В любой сделке, любом контракте, который они заключают, они верят в то, что их состояние после совершения обмена окажется лучше, чем было до него. Следовательно, все контракты являются «производительными», их заключение принесет выгоду, по крайней мере, в будущем. И, конечно же, все эти добровольные контракты в свободном обществе законны и не запрещены. [4]

Мы, таким образом, подтвердили законность (право) Смита распространять знание о Джонсе, умалчивать об этом знании или заключать контракты о продаже своего молчания. Мы до сих пор также предполагали, что это знание истинно. Предположим теперь, что информация ложна и Смит знает, что она ложна («наихудший» случай). Имеет ли Смит право распространять ложную информацию о Джонсе? Иными словами, будут ли «клевета» и «злословие» незаконными в свободном обществе?

И еще раз спросим – почему? Смит имеет права собственности на идеи и мнения в собственной голове; он также имеет право публиковать и распространять все что угодно. Он имеет право говорить, что Джонс «вор», даже если знает, что это не так, и печатать и продавать это утверждение. Противоположная точка зрения, которая составляет основу нынешних взглядов на клевету и злословие (особенно распространение ложных сведений) считает их незаконными. Она основана на мнении, что индивид имеет «право собственности» на свою репутацию и ложные утверждения Смита наносят ей ущерб и что поэтому клевета Смита – это посягательство на частную собственность Джонса и должно считаться незаконным. И вновь, при тщательном анализе эта точка зрения оказывается ошибочной. Так как каждый, как мы установили, владеет своим телом; он имеет права на свою собственную голову и мысли в ней. Но так как каждый имеет право собственности на свой разум, он не может, следовательно, владеть разумом других. «Репутация» Джонса не является ни физическим объектом, ни чем-то, содержащимся внутри его. «Репутация» - это просто функция субъективных отношений и убеждений относительно человека, содержащаяся в разуме других людей. Но именно потому, что отношение и убеждения находятся в разуме других, Джонс не может иметь ни права собственности на них, ни инструментов их контроля.

Действительно, рассмотрим следствия теории прав собственности на «репутацию». Представьте себе, что Браун производит свою мышеловку, а затем Робинсон выходит на рынок с изобретенным им лучшим вариантом. «Репутация» Брауна как производителя наилучших мышеловок теперь определенно пострадает, так как потребители сменят предпочтения и покупки, отныне приобретая мышеловки Робинсона. Теперь, не можем ли мы утверждать, основываясь на принципах теории собственности на "репутацию", что Робинсон нанес вред репутации Брауна и не следует ли нам теперь объявить его конкурентные действия незаконным? Если нет, то почему нет? Или, например, будет ли незаконным для Робинсона говорить в своей рекламе, что его мышеловка лучше? [5] На самом же деле субъективное отношение и идеи потребителей будут колебаться постоянно и Браун не сможет стабилизировать их насильственным путем; более того, это будет аморальным и агрессивным действием по отношению к праву каждого человека пробовать новое. Агрессивным и преступным будет как ограничивать конкуренцию на этом основании, так и объявлять незаконным распространение ложной информации (клеветы) о ком-либо или его продукте.

Мы с готовностью признаем серьезную аморальность распространения клеветы о другом человеке. Но, тем не менее, мы должны признать и законное право каждого делать это. Рассматривая эту ситуацию прагматично, можно легко обнаружить, что она позитивна и для тех, о ком распространяется клевета. В текущих условиях запрета клеветы, средний человек имеет склонность верить любым распространяемым порочащим слухам о людях или предметах - так как «иначе их бы судили за клевету». Эта ситуация дискриминирует бедные слои населения, так как у них гораздо меньше возможностей и желания подавать на клеветников в суд. Поэтому репутация бедных слоев населения сейчас, при запрете клеветы, страдает в среднем больше, чем, если бы клевета была разрешена. Так как в либертарианском обществе все будут знать, что распространение ложных слухов разрешено, публика будет с куда большим скептицизмом относиться к порочащим историям, требовать больших доказательств и верить им куда меньше, чем теперь.

Более того, нынешняя система дискриминирует более бедных и другим способом - их собственная свобода слова ограничена, так как они со значительно меньшей вероятностью станут распространять правдивые, но порочащие сведения о богатых, опасаясь дорогостоящих судебных разбирательств. Таким образом, запрет клеветы ущемляет права людей, ограниченных в средствах даже двумя способами: делая их более легкой жертвой клеветы и ограничивая их собственную возможность распространения информации о богатых.

И, наконец, коль скоро мы убедились, что каждый имеет право распространять даже ложные слухи о любом другом человеке, то с тем большим основанием он, конечно же, имеет право распространять информацию, о которой достоверно не известно, ложна она или истинна.

Примечания.

1. О важных законных и философских различиях между патентами и авторскими правами см. Murray N. Rothbard, Man, Economy, and State (Princeton, N.J.: D. Van Nostrand, 1962), vol. 2, pp. 652-60. Also see Murray N. Rothbard, Power and Market (Kansas City: Sheed Andrews and McMeel, 1977), pp. 71-75. О примерах независимого аналогичного изобретения, см. S. Colum Gilfillan, The Sociology of Invention (Chicago: Follett Press, 1935), p. 75.

2. Когда я впервые кратко обрисовал право на шантаж в Man, Economy, and State, vol. 1, p. 443, n. 49, я встретил целый вал неконструктивной критики от тех, кто по-видимому подумал, что я доказываю моральность шантажа. И вновь должен напомнить им о том, что они просто не могут провести границу между законностью права и моральностью или эстетичностью применения этого права.

3. Walter Block, "The Blackmailer as Hero," Libertarian Forum (December 1972): 3. См также версию в Block, Defending the Undefendable (New York: Fleet Press, 1976), pp. 53-54.

4. Критику аргументов профессора Роберта Нозика за запрещение (или ограничение) шантажа см. ниже на стр. 248-50.

5. Или возьмем другой пример. Предположим, что Робинсон публикует выпуск экспертного инвестиционного бюллетеня, где высказывает мнение о том, что акции некоей корпорации ненадежны и вероятно упадут. Как результат этого мнения акции упали в цене. Мнение Робинсона нанесло «ущерб репутации» этой корпорации и «вред» держателям ее акций из-за падения их в цене и падения доверия инвесторов на рынке. Должен ли Робинсон быть наказан? Или еще пример. А написал книгу; Б пишет ее обзор в котором плохо о ней отзывается, результатом чего становится «вред» репутации А и падение продаж книги и, соответственно, доходов А. Должны ли все отрицательные отзывы о книгах считаться незаконными? Но таковы логические следствия теории права собственности на «репутацию». Я признателен за пример с фондовым рынком Вильямсону М. Эверсу.