10.14. Пути выхода из кризиса финансовых рынков

За отдельными причинами кризиса финансовых рынков стоят тенденции и цель современной экономики – функционирование на пределе производственных возможностей и достижение максимальных показателей социального продукта на основе оптимального распределения капитала. Финансовая сфера играет здесь важную роль благодаря своей функции финансового посредничества при реализации этих целей. Выполняя определенную роль на кредитном рынке и в своей посреднической функции на рынке капитала и деривативов, она служит оптимальному распределению капитала и тем самым эффективности всей экономики.

Инвестиционный кредит создает новые возможности экономического роста, поэтому потребность в финансовой сфере сохранится и в будущем. Правда, кризис показал, что банкротство финансовых институтов является точно таким же негативным мультипликатором, как их функционирование – позитивным. Финансовые кризисы с их неэффективным распределением капитала приводят к сжатию реальной экономики, поэтому необходимо предотвращать дефолт или плохое функционирование финансовой сферы. Даже если финансовая сфера не всегда достигает пределов своего потенциала эффективности в оказании финансовых услуг, для реальной экономики предпочтительнее незначительное субоптимальное распределение капитала в результате кризиса финансовых рынков, которое следует за чрезмерным рискованным распределением капитала при чрезмерной выдаче кредитов и исчерпании минимальных обязательных резервов. Потеря темпов роста всей экономики на 0,5 % из-за недостаточно продуманных и рискованных финансовых инструментов предпочтительнее кризиса финансовых рынков со значительной потерей капитала и 5 % потерей темпов роста. При частоте финансовых кризисов, происходящих каждые 30 лет, и ежегодной потере темпов роста на 0,5 % через 30 лет расчет будет выглядеть по-иному. Из него следует, что лучше смириться с финансовыми кризисами каждые 30 лет. При этом можно было бы говорить о рациональных финансовых кризисах, с которыми разумнее мириться, чем отказываться от стремления к оптимальному распределению капитала[231]. Разница между рискованными распределениями капитала и возможными финансовыми кризисами не так однозначна, если через несколько лет существенным потерям темпов роста из-за менее продуманных финансовых инструментов будет противостоять весьма скромный и редко проявляющийся кризис. Решающей является частота финансовых кризисов.

Учитывая взаимосвязь между эффективностью распределения капитала, эффективностью финансовой сферы и ростом реальной экономики, можно убедиться в том, что оценка риска финансовых инструментов сложна, и вряд ли достижим консенсус в вопросе, с какими рисками финансовая система должна согласиться в отношении финансовых инструментов. Финансовой этике при этом очень сложно определить, следует отказаться от использования инструментов как таковых или считать их этически проблемными. Что касается оценки рискованных финансовых инструментов, то этика здесь действует не в качестве абстрактного принципа против реальности финансовой сферы, а из цели финансовой сферы и сопутствующих условий прав человека формирует этическую нормативность природы вещей финансовой сферы. Из принципа полезности или необходимости соответствия природе вещей определяются нормативные обязанности, даже если они, возможно, не так масштабны и строги, как те, что содержатся в рекомендациях с целью возмещения ущерба от кризиса финансовых рынков. Руководствуясь этическим принципом возникновения обязанностей из порядка вещей, следует отказаться от сугубо инфляционных инструментов, бесполезных с точки зрения клиентов, или от возможных решений, которые оказывают не общеэкономический, а лишь узкоэкономический эффект на финансовые институты.

Определяемые этим принципом формы секьюритизации тоже являются проблемными с точки зрения этики. Если Познер пишет: «Непрозрачность комплекса секьюритизированных инструментов для инвестора представляет лишь одну сторону, связанную с ненадлежащей секьюритизацией долгов, – трансформацию долгов в секьюритизованные долги»[232], то это противоречивое высказывание. Непрозрачность комплексных секьюритизированных ценных бумаг не может игнорироваться. Она является основной экономической и этической проблемой секьюритизации. С точки зрения этической экономии неприемлема секьюритизация, которую нельзя понять и которая из-за этого приводит к слишком большим потерям. Ведь нельзя разрешить эксплуатацию автомобиля, если многие водители не овладели им, хотя имеются водители, которые в состоянии это сделать. Условия секьюритизации должны быть заменены и ужесточены[233]. И банки должны задаться вопросом, в чем, собственно говоря, заключается экономический эффект распределения капитала в таких секьюритизированных кредитах, как обеспеченные долговые обязательства. Ведь они придуманы и продаются лишь для того, чтобы уйти от создания минимальных обязательных резервов банков, тем самым повышая народно-хозяйственный или системный риск и вызывая кризисы.

Вопрос ограничения деривативных пари уже обсуждался. В отношении деривативов стоит тот же вопрос, что и в отношении секьюритизации. В чем именно состоит функциональный эффект большого числа деривативов, кроме того, что это позволяет финансовым институтам зарабатывать комиссионное вознаграждение. Этично также потребовать, чтобы количество деривативных контрактов не провоцировало инфляцию, не отменяло функцию хеджирования и арбитража и не вело к спекуляции, наносящей вред экономике. Цель предотвращения гиперспекуляции требует, чтобы деривативные контракты путем их регистрации и обеспечения капиталом стали более ответственными и прозрачными, чем это было до сих пор. Что касается спекуляции на финансовых рынках в целом, то с точки зрения этики необходимо, чтобы спекуляция удерживалась в определенных рамках и не превышала требуемый уровень рыночной ликвидности.

Самым реальным путем выхода из кризиса является формирование у участников финансовых институтов и финансовых рынков понимания того, что финансовая сфера является не только инструментом для игр «финансовых гениев» и спекулянтов, но представленная банками, биржами и финансовыми консультантами должна выполнять функцию оказания услуг. Она служит реальной экономике, повышая степень распределения капитала, который в свою очередь необходим для обеспечения эффективности всей экономики.

Специфика финансовой сферы как сферы услуг касается и учета доверительных обязанностей банка в отношении клиентов. Они являются не только внешней правовой обязанностью, но и внутренней, этической или осознанной обязанностью. Понимание того, что финансовая сфера имеет и собственные, а не только внешне регулируемые обязанности, является основным способом преодоления последствий кризиса финансовых рынков. Финансовый сектор должен усвоить, что он функционирует в этически очень чувствительной сфере. Собственная этическая обязанность финансовых консультантов и финансовых институтов в этой связи тоже безусловна, так как государство не может стоять за каждой консультацией. Банкиры должны понимать, что они оказывают финансовые услуги, т. е. услуги клиентам, и что они каждый раз должны ощущать себя некомфортно, если продали или посоветовали кому-то так, что это нанесло ему ущерб. Они обязаны действовать в интересах клиентов, выполнять доверительные обязанности перед ними. Однако создается ощущение, что многие финансовые посредники думают, что если что-то складывается не так, то это является следствием общего риска или рыночной ситуации, но не результатом их ошибочных консультаций.

В отличие от врачей финансовые посредники не застрахованы от непреднамеренных ошибок, однако делают их при консультировании. Финансовые посредники не обладают таким особым статусом, как врачи, которые обязаны постоянно заботиться о пациентах и поэтому отличаются более высоким правовым положением, чем представители других профессий. Врачи, руководствуясь своей статусной этикой, должны понимать, что если пациенту после осмотра становится хуже, значит, они сделали что-то не так. А финансовые посредники охотно перекладывают вину за потери на рынок, который сыграл против клиентов. В этом смысле профессиональная этика финансовых посредников еще слишком слаба.

Финансовый кризис, как и все глубокие исторические кризисы, имеет не одну, а несколько причин. Не все они оцениваются с позиции хозяйственной этики, что подтверждает слабость экономической и предпринимательской этики. Однако некоторые кризисные феномены вызваны именно недостаточным уровнем этической мотивации и готовности финансовых игроков к этическим действиям, как и слабым вниманием финансовых компаний к своей институциональной этике.

Сами по себе названные выше причины связаны не только с банками. Все – политики и клиенты банков – требовали от них проведения политики легких денег и возможности их получения, а также обеспечения доступа любого желающего к дешевому кредиту. В этом смысле все в той или иной мере содействовали расширению и чрезмерному развитию финансового сектора, поэтому нельзя вину за это возлагать исключительно на рыночную экономику, и в частности на банки и на финансовую сферу. Финансовая сфера допустила огромную ошибку, однако чрезмерное удешевление кредитов произошло не только по ее вине. Эта политика прежде всего расширила возможности для всех – для масштабных инвестиций крупных компаний, для жилищного строительство для богатых и не очень богатых людей и для осуществления государством расходов рестрикцией сбалансированного бюджета сверх государственного долга на финансовом рынке. Сюда следует добавить и драматическое повышение цены на нефть, которое уменьшило имеющиеся доходы бюджета, и внезапно ощутившую угрозу американскую автомобильную промышленность с ее жаждой бензина SUV, внезапно оказавшегося никому не нужным[234].

То, что довольно бедные люди, переоценившие свою обычную кредитоспособность, оказались в состоянии купить собственный дом, отражало чаяния социальной политики. Удешевление финансирования собственных жилых домов, и прежде всего в США, придумали не банки, а политики. Нельзя сказать, что упрощение доступа к ипотечным кредитам было плохой идеей. Более того, такое удешевление ипотечных кредитов было частью требований социальной реформы XIX в., поддержанных кооперативными банками.

Политика дешевых денег вынуждена была финансировать и такую сверхзатратную программу Германии, как объединение немецких государств, или такую затратную программу Америки, как война в Ираке. Никто не смог заставить население Германии или США умерить потребление из-за увеличения государственных расходов, что потребовалось бы сделать в результате финансирования экстраординарных расходов только за счет налогов. Пришлось прибегнуть к кредитному финансированию, к государственному долгу, что привело к значительной нагрузке на кредитный рынок. Драматичный рост государственного долга в Германии выразился в том, что он в течение десятилетия после объединения немецких государств вырос почти в 4 раза[235]. Такие темпы роста способны привести к реальному разрушению финансового сектора.

Масштабы современного кризиса при этом нельзя полностью объяснить только алчностью участников в финансовых институтах. Они вызваны действиями налогового и социального государства, которое во все большей степени вынуждено финансировать задачи и расходы, но не может больше завинчивать налоговый пресс из-за международной конкуренции и наличия налоговых оазисов, а поэтому вынуждено обращаться к государственному долгу и использованию кредитного рынка.

После краха крупных банков с давней историей все заговорили о необходимости дополнительного контроля. Однако наряду с экстремальностью ситуации полностью дерегулированного капитализма, с одной стороны, и государственным контролем финансового сектора, с другой стороны, следует в качестве третьей альтернативы назвать собственные этические обязанности и самоконтроль в рамках одного рыночного порядка, положенного в основу модели социального рыночного хозяйства.

Идея самоограничения и самоконтроля финансового сектора была утеряна в период с 1997 по 2007 г. и заменена идеей эффективного рынка, который благодаря конкуренции извне сделал самоограничение участников рынка излишним. Контроль посредством эффективных рынков тоже был основой Вашингтонского консенсуса, который обязаны были соблюдать все страны и весь мировой финансовый рынок. Теория социального рыночного хозяйства фрайбургской Школы национальной экономики, Фрайбургский консенсус, подкреплялась такой догмой непогрешимости рынка, что постоянно исключалась из рациональной дискуссии.

Социальное рыночное хозяйство не навязывает тот тезис, что рынки поставляют абсолютно правильную информацию, хотя она действительно самая лучшая, однако они иногда функционируют неэффективно и несовершенно. Социальное рыночное хозяйство воспринимается как предел человеческой рациональности. Смысл атрибута «социальный» в социальном рыночном хозяйстве следует понимать не как «распределительный» или «нивелирующий», а как «сглаживающий нестабильность»[236]. Влияние ограниченности человеческой рациональности на рынке, а также чрезмерный эгоизм на рынке вызвали нестабильность, что проявилось в кризисе финансовых рынков. Сглаживание таких нестабильностей является целью социального рыночного хозяйства. В своем понимании, что сглаживание нестабильностей на рынке всегда необходимо, социальное рыночное хозяйство предполагает интеллектуально гармоничную веру в акционерный капитализм и находит в этом поддержку теории и практики рыночного хозяйства. При этом остаются как англо-американские, так и континентально-европейские угрозы в отношении рыночного хозяйства, хотя они иногда зеркально противоположны.

К теории социального рыночного хозяйства относится и осознание того, что нестабильности рынка объясняются трудностями, с которыми сталкивается человек в своем стремлении к правильной оценке риска. На рынке люди могут действовать с очень большим риском. А социальное рыночное хозяйство придает наибольшее значение строгому соблюдению банками обязанности создания минимальных обязательных резервов, которое было введено с 1980 г.

Вместе с тем социальное рыночное хозяйство точно так же не одо – бряет того, что люди не привержены минимальным рискам, поскольку слишком боятся рисков. В связи с этим нельзя со ссылкой на социальную окраску стратегии немецкой финансовой сферы с ее низкой готовностью к рискам требовать, чтобы она противостояла высокорискованной стратегии англо-американской финансовой сферы; это было бы асоциально, поскольку такая стратегия финансовой системы усиливала бы потенциал роста народного хозяйства не на пользу всему населению[237]. Удорожание финансирования в Германии стоило бы возможного экономического роста, и в этой ситуации Германия и другие страны континентальной Европы могли бы отстать от других государств.

Существенное различие между США и Европой заключается в большем реализме и в известной осторожности модели социального рыночного хозяйства, которые продиктованы опытом тяжелых кризисов немецкого экономического порядка и используются для более реалистичной оценки рыночного хозяйства как исторической перспективы американского капитализма. Рыночное хозяйство является наилучшей из всех возможных экономических систем, но оно тоже не лишено недостатков и требует ограничений на основе осознания несовершенства человека и человеческих институтов. Континентальная Европа, и прежде всего Германия – с учетом своей истории, катастроф регресса национал-социализма, Второй мировой войны и двух дополнительных биржевых крахов – отличается большей степенью пессимизма и осторожности, чем США и Великобритания.

Тотальный валютный и биржевой крах начала 1920-х гг., особо проявившийся в 1923 г., не в последнюю очередь из-за репараций по Версальскому договору[238], курс марки тогда упал до соотношения 400 млрд рейхсмарок за 1 дол. США, и валютный кризис после Второй мировой войны очень сильно затронули Германию, тогда как только второй биржевой крах затронул все страны Запада. В связи с этим понятно, почему в Германии к нынешнему кризису отнеслись с большей тревогой и придают денежной стабилизации, включая и современный кризисный менеджмент, большее значение, чем в денежной политике американцев.

В сравнении с валютным крахом 1923 г. нынешний кризис финансовых рынков можно считать более спокойным, чем в 1923 г. В сравнении с масштабом того финансового кризиса в Германии современный кризис отличается существенно меньшим калибром.

Социальное рыночное хозяйство требует создания минимальных обязательных резервов финансовых институтов не только от банковских учреждений, но и от всей финансовой системы. В прошлом это уже приводило к конфликту интересов с интересами компаний среднего уровня в отношении приемлемых ставок по кредитам. Уже в июне 2009 г. представители этих компаний снова потребовали восстановить рынок секьюритизации для кредитов, чтобы удешевить свои кредиты. В результате критики секьюритизации кредитов, и прежде всего обеспеченных долговых обязательств, произошло удорожание кредита для компаний среднего уровня[239]. При этом пришлось оценивать риски таким образом, чтобы соответственно уравновесить интерес в более благоприятном финансировании компаний с интересом общественности в стабильности минимальных обязательных резервах финансового сектора. Такое требование легких денег еще во время кризиса показало, как сложно сформулировать и соблюдать финансовую дисциплину. Не успев отреагировать на прошедший кризис, она уже вынуждена готовиться к следующему.