10.2. Чрезмерная заинтересованность и неумеренность финансовых менеджеров

Чрезмерная заинтересованность финансовых менеджеров сформировала стимулы таким образом, что они перестали совпадать с целью финансовой индустрии (finis operis) и, поощряемые большими доходами, стали причиной серьезных ошибок. Системы материального поощрения банков искусственно поощряли достижение постоянно высокой долговой нагрузки[171], так как работники банков и акционеры теоретически могли бесконечно долго зарабатывать на неограниченно высоком уровне задолженности своих клиентов и банков-конкурентов. Организационные структуры, ориентированные на получение быстрой прибыли, притупили чутье брокеров при оценке связи риска и ответственности. Повышенные бонусы угрожают финансовой стабильности при принятии управленческих решений в пользу расширения теневых операций. Бонус следовало бы заменить бонусом (малусом), чтобы сотрудник участвовал и в убытках от принятых им завышенных рисков и встраивался в механизм наказания в случае принятия им на себя риска потерь. Стоило бы поинтересоваться, насколько система оплаты труда и используемые стимулы в финансовой сфере учитывают эффективность деятельности ее сотрудников. Согласно Франке, доля материального поощрения, формально зависящего от эффективности деятельности, в совокупном заработке сотрудников финансовой отрасли в Японии составляет менее 70 %, в то время как в США и Европе – свыше 85 %[172].

Если заработки экстремально высоки, возникает подозрение в том, что допустимы и экстремально высокие риски. Чрезмерные заработки спровоцировали готовность к риску. Если же акционеры в первую очередь ориентированы на быстрые деньги и согласны с высокими рисками, то они привлекают к руководству компанией людей, ищущих эти риски. И акционеры, и менеджеры мечтают о постоянном росте курса акций, думая при этом: «Если что не так, мы быстро выйдем» – инвестор из акции, менеджер из компании. Акционеры, ориентированные на быстрые деньги, предпочитают менеджеров, тоже ориентированных на быстрые деньги.

В результате формируются слишком высокие риски. Финансовые брокеры и менеджеры берут их на себя потому, что они, руководствуясь принципом «Схватить деньги – и прочь!», могут уйти из компании, которую они разрушают, с бонусом в кармане, не нанося вред себе. В связи с этим заработки менеджеров следует ограничить и пересмотреть систему бонусов из-за чрезмерной расположенности к риску высокооплачиваемых менеджеров. Несмотря на это, реализуется принцип, согласно которому компания имеет право и обязанность самостоятельно устанавливать размер заработка своих менеджеров. В соответствии с этим такой порядок считается нормальным на том основании, что компания никогда не дарит деньги[173]. Под впечатлением кризиса финансовых рынков слишком простым кажется утверждение о том, что финансовую отрасль не испортили заработки трейдеров и финансовых брокеров, так как эти заработки и бонусы относятся на ее издержки.

Аргументация, оперирующая издержками, потому слишком упрощена, что бонусы, несмотря на их большие суммы, часто не учитываются при сопоставлении с оборотом и возможной прибылью. Примером этого может послужить случай, вероятно, самого большого убытка, нанесенного одним из трейдеров, случай с Жеромом Кервилем из банка «Сосьете Женераль». Он до кризиса в 2007 г. заработал для своего банка прибыль в размере 43 млн евро. В том году он рассчитывал, что банк заплатит ему бонус в размере 600 тыс. евро. Однако банк разрешил выплатить ему лишь половину требуемой суммы – бонус в размере 300 тыс. евро. Этот требуемый бонус, равный 1,395 %, и разрешенный – 0,697 % от заработанной сотрудником прибыли не был комиссией, которая могла бы что-то стимулировать[174]. Кервиль сделал всего лишь то, что предусмотрено его трудовым контрактом, только достаточно успешно – то, что трудовые контракты, в принципе, требуют в других отраслях и без выплаты бонуса. В следующем году Кервиль нанес банку убытки в размере 4,9 млрд евро. Прессе он заявил, что сделал это не из жадности, а в интересах банка. Он хотел быть хорошим: «Честно говоря, моей задачей был объективный рост объема операций»[175]. С учетом больших оборотов и сумм в банковском деле единственной возможностью предупреждения таких случаев мог бы быть отказ от выплат бонусов вообще и ограничение выплат размером оклада, зафиксированным в контракте.

Завышенные бонусы являются искаженным содержанием системы стимулирования, позволяющей финансовым менеджерам в отличие от представителей других профессий эффективно работать лишь тогда, когда каждая хорошая идея поощряется многотысячным вознаграждением. Экономика не должна соглашаться с тем, чтобы в ней действовали совершенно иные правила, чем в других сферах общества. Ведь канцлер Германии не вправе в конце своего срока деятельности сказать кому-то: «Я была хорошей, вела страну вперед – мне следует доплатить пять миллионов евро». Завышенные бонусы формируют ущербное мышление, сформулированное фразой: «Если я не получу дополнительно миллион, я перестану думать». Это условие не содержится в трудовом контракте, указывающем на выполнение работы за фиксированную плату. Оно не обосновывается принципом рыночной стоимости, потому что неверно сформулированные стимулы не увеличивают ее. Менеджер, излишне заинтересованный в бонусе, в первую очередь думает о нем и о финансовых рынках, но не о компании. То есть такой стимул контрпродуктивен, отвлекает от выполнения непосредственной задачи.

Государство не вправе сокращать оклады менеджерам. Однако, если банковские менеджеры довели свои банки до банкротства и государству пришлось спасать эти банки, менеджеров надо оценивать так, словно обанкротились они сами. Для государства предпочтительнее было бы формальное банкротство спасаемых им банков, т. е. сначала следовало бы признать их неплатежеспособными, а затем вывести из состояния банкротства. Из-за того, что государство, в принципе, предотвратило банкротство банка и тем самым завуалировало его несостоятельность, выплаты бонусов, согласно контрактам, были приостановлены, поэтому неудивительно, что менеджеры стали оспаривать эти решения. И это тогда, когда государство, используя возможность отсрочки несостоятельности, взяло на себя вину за спасенные банки, спасло их от банкротства.

Ориентация на курс акций и рыночную стоимость привела к поощрению чрезмерных рисков, которые стимулировались чрезмерными окладами. Если чрезмерные оклады выплачивались, то это в первую очередь вызывало разрушение рыночного механизма, конкуренции. Здесь следовало бы внедрять долгосрочную, отвечающую рынку политику снижения денежного содержания менеджеров в финансовой сфере. Возникает решающий вопрос: достаточна ли конкуренция в банковском секторе? И если это так, то почему тогда лишь очень немногие воспользовались возможностью заработать чрезвычайно большие деньги? Почему не все «летуны» штурмовали банковский и брокерский рынок – понимали, что уровень заработка на этом рынке снизится?

Достаточно верно предположение, что банкиры, и в первую очередь инвестиционные банкиры, одновременно расширяли свои операции и искусственно создавали дефицит, а также создали модель олигополистического поведения и финансовой олигополии. Кроме того, принцип рыночной стоимости превратил менеджеров в спекулянтов, которые должны были поддерживать спекулятивное руководство собственной компании спекулятивным «ростом капитала» своей компании и участием в нем. Если финансисты на длительное время не откажутся от завышенных доходов, т. е. от доходов, превышающих средний уровень успешных отраслей реальной экономики, и от права на завышенные бонусы, законодателю придется изменить налоговое законодательство и облагать доходы и прибыли в финансовой сфере ставками, более высокими по сравнению с остальными отраслями экономики. Здесь не будет нарушен принцип справедливости, так как финансовая сфера его тоже не признает, но как отрасль требует особого права на доходы и прибыли, недостижимые в условиях рыночной конкуренции. Если такое особое право фактически будет одобрено государством, его следует облагать специальными ставками налогов.

Банки обязаны «служить» экономике и людям. Идея обслуживания в капиталистических обществах фактически утрачена. Однако она всегда имела свой здравый смысл. Он присущ идее капитализма, в соответствии с которой производитель служит потребителю. Финальным элементом экономики является потребитель, а не финансовый посредник. Необходимо при этом иметь в виду, что мотивация производителя совершенно иная: он хочет получать прибыль. Если же банковский менеджер ориентируется на рыночную стоимость и при этом совершенно теряет из виду необходимость служения компании как таковой, он ошибается в понимании своей работы и травмирует «невидимую руку рынка». В его обязанности, перечисленные в трудовом контракте, входит намного больше задач, чем удовлетворение потребностей акционеров. В определенных обстоятельствах он должен даже ставить интересы компании выше интересов акционеров.

Для того чтобы «невидимая рука рынка» могла функционировать, идеи обслуживания и прибыльности (finis operis и finis operantis) должны совпадать, как две стороны одной и той же медали. Смысл «невидимой руки рынка» или капитализма заключается в том, что предприниматель может получать только прибыль, хотя он служит потребителю, и между ним и потребителем возникает форма заранее определенной гармонии. Если ее нет, не существует и функционирующий рынок. Идея обслуживания придает смысл, если она совпадает с выгодой для потребителя и лица, его обслуживающего. В условиях экономического кризиса нельзя заблуждаться в том, что все люди озабочены исключительно максимизацией своей прибыли. Банки при создании денег выполняют публичную второстепенную функцию. При этом они не могут нацеливаться только на максимизацию своей доходности. К примеру, врачи тоже не могут ориентироваться на максимизацию своей выгоды, если занимаются пациентом.

Человек во многом мотивирован. У него есть свои сокровенные и возвышенные мотивы. Ни в одной из профессий нельзя состояться, если всегда думать только о прибыли. Это относится и к банкам. Менеджер, который видит смысл только в прибыли, не может быть хорошим менеджером, потому что он недостаточно ориентирован на природу вещей. Ничто не мешает заявить ему, что мотив прибыльности в экономике выражен сильнее, чем на кухне. Однако в экономике трудовой контракт менеджера обязывает его действовать в интересах компании, а не в своих личных интересах. Трудовой контракт «покупает» лояльность и доверительность (fiduciary duty) менеджера по отношению к компании, так же как консультационный контракт приобретает лояльность и доверительность консультанта по отношению к его клиенту. При покупке консультации приобретается не только время для разговора, но и лояльность консультанта к клиенту.

В своем узком подходе принцип рыночной стоимости доводит до абсурда, так как вынуждает менеджера действовать непосредственно в интересах акционера, а не так, как зафиксировано в его трудовом контракте с компанией, в интересах компании. Этот принцип все время подвергается угрозе конфликта интересов, который постоянно и скрытно существует между интересами компании и интересами акционера, который, возможно, обладает акциями в течение всего лишь нескольких часов или месяцев, но явно намерен использовать их в свою пользу, хотя задача менеджера заключается в предотвращении такого конфликта и в его достойном разрешении. Следует добавить, что сам менеджер вообще не может на каждом этапе своей деятельности, даже при разработке продукта, так оценивать влияние своего отдельно принятого решения на рыночную стоимость компании, чтобы фактически максимизировать ее по сравнению с альтернативами решений. Если менеджер намерен сделать что-то хорошо, он должен прежде всего ориентироваться на вещь и потом задаться вопросом, рентабельна ли эта вещь и для акционеров.

Непосредственная цель компании заключается не в получении прибыли, а в производстве качественных продуктов. Для компаний «Даймлер», «Сименс» или «Майкрософт» характерно то, что эти компании представляли и представляют собой существенно больше, чем свободное объединение людей, максимизирующих свою выгоду, как утверждает финансовая теория фирмы. Все крупные компании концентрируют свое внимание на продукте, поэтому рыночная стоимость является лишь условием, дополняющим эту цель. Компания появилась на свет не для того, чтобы давать акционерам прибыль, даже если они ей это разрешают. Цель компании (finis operis) заключается в создании оптимального продукта для потребителя – при двойном дополнительном условии, что при этом будет достигнута и цель действующего лица (finis operantis). Целью акционеров является получение хороших дивидендов на свои вложения, а целью сотрудников компании – получение хорошей заработной платы. Компания должна генерировать, но не максимизировать прибыль. Принцип рыночной стоимости в качестве контрольной функции оправдан как средство, используемое акционерами для формулирования своих интересов. Рыночная стоимость как конечная цель является заблуждением.

Руководитель «Дойче банк» Йозеф Аккерманн обосновал значение рыночной стоимости, ссылаясь прежде всего на давление конкуренции в банковской сфере. Конкуренция с другими крупными банками заставляет выплачивать больше дивидендов. После кризиса финансовых рынков этот аргумент не столь убедителен, так как конкуренция между крупными банками в значительной степени ослабла вопреки или даже из-за приверженности принципу рыночной стоимости, а вместе с ней утратила свое доминирующее значение и сама рыночная стоимость.

Из этого можно сделать вывод, что очевидной ошибкой было стремление к получению в течение трех лет 20 % прибыли в год вместо того, чтобы в течение 30 лет получать прибыль в размере от 5 до 10 % годовых. Банкам непозволительно копировать жизненную концепцию наркоманов: «Я буду потреблять в течение трех лет героин, получу максимум удовольствия, половину времени буду весел, а затем умру». Такая краткосрочная стратегия исключается также законом: в немецком Законе об акционерных обществах записано, что должен проявляться интерес в стабильности компании. Частный спекулянт должен понимать, что ему удастся на рынке добиться быстрых успехов и при этом подвергнуться риску банкротства. Менеджер крупного банка так поступать не должен.

В финансовом секторе, использующем существующую систему стимулов, несмотря на действующее акционерное право, фактически были приняты такие высокорискованные стратегии, нацеленные на получение максимальных дивидендов, которые в конце концов неизбежно привели к банкротству. Они были приняты потому, что принцип рыночной стоимости привил им иммунитет против критики. Их реализация обосновывалась тем, что, если акционеры берут всю ответственность на себя, то все идет самым лучшим образом. Однако этот алогичный, необоснованный вывод, связанный только с отстаиванием иллюзии совершенного рынка, на котором у всех остальных групп влияния дела идут лучше, если менеджеры максимизируют стоимость акций, потому что стоимость акций полностью соответствует рыночной стоимости и ее реально отражает. Однако при этом, как показал кризис финансовых рынков, не существует заранее запрограммированной гармонии между интересами акционеров и интересами всех остальных участников компании, поскольку нет и не может быть такой гармонии или даже идентичности между биржевой стоимостью и фактической стоимостью компании в каждый конкретный момент, каждый биржевой день. После многих лет высокой прибыли большинству крупнейших банков мира грозило банкротство, из которого им удалось спастись только с помощью государственных средств, а значит, с помощью денег налогоплательщиков. Обрушение рыночной капитализации этих компаний отчасти было драматичным. И куда же подевалась совершенная рациональность рынка, согласившегося с завышенной оценкой компаний[176]?

Учет собственного интереса при «невидимой руке рынка» лишь тогда приводит к эффективному решению, когда оно не в полной мере теряет из виду и интерес других участников. Вопрос о том, можно ли назвать алчностью исключительное следование собственному интересу в банковском секторе, который на основе своей эмиссионной функции при выдаче кредитов выполняет еще и публичную или по меньшей мере посредническую функцию, необходимо оставить без ответа. Но связь между алчностью и завышенными претензиями на бонусы просто отрицается или, как у В. Познера[177], слишком упрощается. Познер защищает финансовую сферу, приводя такой довод: «Мы содействуем народу (бизнесменам) в максимизации прибыли»[178]. Естественно, стремление к максимизации прибыли, но не такой, при которой максимизируется собственная выгода вместо прибыли компании, и несколько лет достижения максимальной собственной выгоды завершаются банкротством института. Здесь тоже недопустимо упрощено сложное взаимоотношение между собственным интересом акционера и собственным интересом компании.

При этом целесообразно описывать неудачную структуру мотивации многих участников финансовой сферы до кризиса не качествами алчности, а категорией неумеренности[179]. Неумеренность – это комплексная конфигурация поведения и установок повышенной гордости с утратой реального восприятия внешнего мира, в которой не последнюю роль играют чрезмерное преклонение и внешнее обожание возвышенной личности, склонной к гордыне, завышенной самооценке и к соответствующим чрезмерно рискованным действиям, включая утрату ощущения реальности. Чрезмерное преклонение и похвала, как и отсутствие критики извне, в свою очередь формируются из склонности к нарциссизму и обожания поклонников в той же мере, как восхищаются собой сотрудники так называемой суперфирмы. Поклонники сами могут в своем преклонении руководствоваться гордыней и самовосхвалением. Разумеется, неумеренность не ограничивается профессиональной группой. Очень часто она затрагивает политиков и кинозвезд, которые становятся объектом чрезмерного преклонения и внимания со стороны окружения.

Неумеренность приводит к ощущению абсолютного превосходства над другими в течение длительного периода времени[180]. Чем дольше длится этот период, тем сильнее неумеренность и тем меньше шансов у тех, кто ею охвачен, снова вернуть себе возможность познания реальности, преодолевая возникшую в результате восхищения ослепленность. Неумеренность приводит к снижению эффективности не только из-за ослепления, но также из-за вытекающей из высокомерия неспособности к сотрудничеству и к совместному поиску ответов на новые вызовы, которые необходимы организации при изменениях ее окружающей среды, например компании по отношению к менеджеру, государства по отношению к политику. Похвала извне усиливает неумеренность. Бонусы финансовых менеджеров тоже оказывают ложный эффект, поскольку они усиливают неумеренность, самоуверенность и самовозвеличивание, но уменьшают реализм в восприятии внешнего.