Глава 4. Соответствие — I

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 4. Соответствие — I

Как человек познает окружающий мир? «Знание требует органа, соответствующего объекту», — говорит Плотин (ум. 270 г.). Познание невозможно без соответствующего «инструмента» в познающем мир человеке. Это Великая Истина «соответствия»: знание определяется как adaequatio rei et intellectus — понимание познающего должно соответствовать (то есть быть адекватным) познаваемому предмету.

Еще одно высказывание Плотина: «Глаз никогда не увидит солнца, если сам прежде не уподобится солнцу, и душа никогда не узрит Изначальную Красоту, если сама не станет красивой». Джон Смит Платоник (1618–1652) говорил: «Только имея живой источник святости в самих себе, мы можем узнать и правильно понять творения Бога». Добавим высказывание Святого Фомы Аквинского: «Знание возможно лишь настолько, насколько познаваемый объект находится внутри познающего».

Мы говорили, что человек как бы включает в себя четыре великие Уровня Бытия, поэтому строение человека и строение мира в некоторой степени «однородны» и соответствуют друг другу. Эту очень древнюю мысль обычно выражали, называя человека «микрокосмом», который как-то «соотносится» с «макрокосмом», то есть с миром. Как и весь окружающий мир, человек является физико-химической системой, но кроме того он обладает невидимыми и таинственными силами жизни, сознания, и осознанности, которые он замечает и в других существах вокруг себя.

Человек с его пятью органами чувств соответствует низшему Уровню Бытия — неодушевленной материи. Но органы чувств способны лишь снабдить нас массой чувственной информации, разобраться в которой мы можем только при наличии способностей и возможностей совсем иного порядка. Назовем их «органами разума». Без них невозможно узнать форму, закономерность, упорядоченность, гармонию, ритм и смысл, не говоря уже о жизни, сознании и осознанности. В то время как телесные органы чувств можно описать как относительно пассивные, просто передающие все происходящее вокруг и в большой степени управляемые умом, органы разума — это ум в действии, и их острота и широта — качества самого ума. Что до физических органов чувств, то все здоровые люди обладают очень схожими способностями, чего не скажешь о способностях умственных: ни для кого не секрет, что сила и широта ума у людей очень различна.

Поэтому совершенно нереально определить границы умственных способностей «человека» как такового, как будто человеческие существа все одинаковы, словно животные одного вида. Несмотря на свою глухоту, Бетховен обладал несравнимо большими музыкальными способностями, чем большинство слышащих людей, и разница заключается не в органах слуха, но в уме. Некоторые люди не способны услышать и оценить то или иное музыкальное произведение не потому, что страдают глухотой, а из-за недостаточного умственного соответствия. Одни обладают настолько сильными умственными способностями, что могут усвоить и запомнить целую симфонию, единожды ее прослушав или просто прочитав партитуру; способности же других настолько слабы, что они вообще не могут ни понять, ни запомнить ее, как бы часто и внимательно ни слушали. Для первых симфония так же реальна, как и для написавшего ее композитора; для последних симфонии вообще не существует — есть лишь последовательность более или менее приятных, но совершенно бессмысленных шумов. Ум первых соответствует симфонии; ум последних не соответствует, и поэтому не способен распознать существование симфонии.

То же относится и ко всему разнообразию существующего и потенциального опыта человека. Для каждого из нас «существуют» только те факты и феномены, которым мы соответствуем, а поскольку мы никак не можем полагать, что непременно соответствуем всему, всегда и в любом состоянии, мы не вправе однозначно отрицать существование чего-то, недоступного нам, и выдавать это за плод воображения других людей.

Органы чувств способны фиксировать часть физических явлений, но есть еще и не физические явления, что остаются незамеченными, если только работа органов чувств не управляется и не дополняется определенными «более высокими» способностями ума. Некоторые из этих нефизических явлений представляют «степени значимости», если использовать термин, введенный Г. Н. М. Тиррелом. Он приводит следующий пример:

Возьмем книгу. Для животного она — просто предмет определенного цвета и формы. Любое более высокое значение книги не доступно его уровню мышления. И животное не ошибается: книга действительно предмет определенного цвета и формы. Поднимемся на ступень выше: необразованный дикарь может рассматривать книгу как набор знаков на бумаге. Так выглядит книга на уровне значения большем, чем у животного, соответствующем уровню мышления дикаря. Опять же такой взгляд верен, но книга может иметь и большее значение. Она может означать набор букв, расставленных по определенным правилам. Это книга на уровне значения более высоком, чем у дикаря… Наконец, на еще более высоком уровне, книга может нести смысл[130]…

Во всех этих случаях «чувственные данные» одни и те же; глаз видит одни и те же явления. Но не глаз, а ум может определить «степень значимости». Люди говорят: «Пусть факты говорят сами за себя», — забывая, что изложение фактов реально только тогда, когда их не только слышат, но и понимают. Считается, что не сложно отличить факт от теории, восприятие от интерпретации. На самом деле это чрезвычайно трудно. Когда мы видим полную луну прямо над горизонтом за силуэтами деревьев и зданий, ее диск нам кажется столь же большим, как и у солнца; полная же луна прямо у нас над головой кажется совсем маленькой. Каковы истинные размеры диска луны, воспринимаемого нашим глазом? Абсолютно одинаковые в обоих случаях. Но даже когда вы знаете, что это так, ум не даст вам так просто увидеть два диска одинакового размера. «Восприятие определяется не только воспринимаемым объектом, — пишет Р. Л. Грегори в книге „Глаз и мозг“, — скорее это поиск наилучшей интерпретации имеющихся данных»[131]. В этом поиске используется не только информация, доставляемая органами чувств, но и другие знания и опыт, хотя, по мнению Грегори, сложно сказать, насколько сильно восприятие зависит от опыта. Короче говоря, мы «видим» не просто глазами, но, кроме того, и большей частью наших умственных способностей. Но поскольку эти умственные способности очень различаются от человека к человеку, многие вещи неизбежно «видимы» некоторым людям, но невидимы другим. Или попросту говоря, одни люди соответствуют этим вещам, а другие нет.

Когда уровень познающего не соответствует уровню (или степени значимости) познаваемого объекта, имеет место не фактическая ошибка, но что-то куда более серьезное: неадекватное и ущербное восприятие реальности. Тиррел развивает свой пример таким образом:

Предположим, книга попала в руки разумных существ, которые ровно ничего не знают о значении письма и книгопечатания, но привыкли распознавать внешние связи между предметами. Пытаясь понять «суть» книги, они будут искать правила, по которым расставлены буквы на ее страницах… Они сформулируют определенные законы внешней взаимосвязи букв и будут думать, что нашли суть книги. Им даже не придет в голову, что каждое слово и предложение выражает смысл, ибо их мышление составлено из понятий, касающихся только внешних взаимосвязей, а «объяснить» для них значит разгадать загадку этих внешних отношений… Их методы никогда не достигнут уровня значимости, содержащего понятие смысла[132].

Мир имеет иерархическую структуру, где необходимо различать «высшее» и «низшее». Также и органы чувств, способности и другие «инструменты», при помощи которых человек воспринимает и познает мир, являются иерархической структурой «высшего» к «низшего». «Что вверху, то и внизу», — говорили в древности. Это значит, что окружающий мир каким-то образом соотносится с нашим внутренним миром. Высшие уровни в мире более редки и исключительны, чем низшие: минералы вездесущи, жизнь — лишь тонкая пленка на поверхности Земли; сознание относительно редко; а осознанность — величайшее исключение. То же относится и к человеческим способностям. Низшими способностями, такими как зрение и умение считать, обладают все нормальные люди, в то время как более высокие способности, необходимые для восприятия и уяснения более тонких аспектов реальности, встречаются тем реже, чем выше мы поднимаемся.

Одни люди «от природы» наделены большими способностями, чем другие, но эти различия, скорее всего, имеют куда меньшее значение, чем разница в интересах и в том, что Тиррел называет «стереотипами мышления». Разумные существа из его аллегории не соответствовали книге, так как основывались на предположении, что имеют значение только «внешние связи между буквами». Их следует назвать научными материалистами, верящими в то, что объективная реальность ограничена тем, что поддается непосредственному наблюдению, и движимыми неизменным нежеланием признать более высокие уровни или степени значимости.

Уровень значимости, на который пытается настроится наблюдатель или исследователь, выбирается не умом, но верой. На наблюдаемых фактах не висят ярлыки с указанием того, на каком уровне их должно рассматривать. Однако выбор несоответствующего уровня не приводит ум к фактической ошибке или логическому противоречию. Все уровни значимости вплоть до соответствующего уровня, то есть до уровня смысла в примере с книгой, одинаково достоверны, одинаково логичны, одинаково объективны, но не одинаково реальны.

Выбор уровня исследования — дело именно веры. Отсюда афоризм «Crede ut intelligam» — вера наделяет меня способностью к пониманию. Если мне не хватает веры и, следовательно, я выбираю неподобающий уровень значимости для своих исследований, никакая дальнейшая «объективность» исследования не спасет меня от непонимания сути всего этого предприятия, и я лишаю себя самой возможности понимания. Тогда я буду одним из тех, о ком было сказано: «Они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют»[133].

Одним словом, имея дело с предметами более высокой степени значимости или Уровня Бытия, чем неодушевленная материя, наблюдатель зависит не только от соответствия собственных высоких качеств, быть может, «развитых» учением и тренировкой, но также от соответствия своей «веры» или, проще говоря, от своей системы ценностей. В этом отношении человек чаще всего заложник своего времени и культурных традиций, в которых он вырос, ведь человеческий ум оперирует мыслями, большинство из которых он просто перенял и усвоил от окружающего общества.

Критически осознать предпосылки собственного мышления чрезвычайно трудно. Глазами можно увидеть все окружающее, однако глаз, которыми мы смотрим, увидеть невозможно. Можно напрямую изучить любую мысль, кроме мысли, посредством которой мы изучаем. Требуется особое усилие, усилие осознанности — почти невозможный подвиг замыкания мысли на самой себе — почти невозможный… Это и есть сила, которая делает человека человеком и открывает для него возможности идти дальше, за пределы человеческого. Эта сила лежит в том, что Библия называет «внутренностью» человека. Как мы уже отметили, «внутреннее» соответствует «высшему», а «внешнее» — «низшему». Органы чувств — самые внешние инструменты человека; когда «они видя не видят, и слыша не слышат», проблема не в органах чувств, а во внутренности, «ибо огрубело сердце людей сих… и не уразумеют сердцем»[134]. Только через «сердце» можно соприкоснуться с более высокими степенями значимости и Уровнями Бытия.

Тот, кто погряз в современном материалистическом наукообразии, не сможет понять, что это значит. Он не верит ни во что выше человека, который, по его мнению, лишь высокоразвитое животное. Он утверждает, что истину можно обнаружить только мозгом, который в голове, а не в сердце. Поэтому «уразуметь сердцем» для него бессмысленное словосочетание. И он по-своему совершенно прав: мозга, расположенного в голове и снабжаемого информацией от органов чувств, совершенно достаточно, чтобы заниматься неодушевленной материей, низшим из четырех Уровней Бытия. И в самом деле, всяческое вмешательство «сердца» только мешало бы, а, может, и искажало бы его работу. Как ученый-материалист он верит, что жизнь, сознание и осознанность — всего лишь свойства сложных соединений неодушевленных частиц. С такой «верой» совершенно разумно полностью полагаться на органы чувств и интеллект и противостоять любому вмешательству «сил» сердца. Другими словами, более высокие уровни Реальности для него просто не существуют, потому что его вера исключает возможность их существования. Он похож на человека, который, имея радиоприемник, не хочет его включать, потому что убедил себя, что из него ничего, кроме шума помех не слышно.

Вера не противоречит разуму и не заменяет его. Вера выбирает степень значимости и Уровень Бытия, на который будет направлен поиск знания и понимания. Вера бывает как разумной, так и нет. Поиск значения и смысла на уровне неодушевленной материи — проявление веры неразумной. То же самое относится и к попыткам «объяснить» шедевры человеческого гения стремлением заработать денег или дать выражение своим сексуальным проблемам. Вера агностика (если она не напускная), пожалуй, самая неразумная из всех, потому как вопрос значения для него вообще незначим. Это все равно что сказать (возвращаясь к примеру Тиррела): «Мне безразлично, чем является книга: просто предметом определенной формы и цвета, набором знаков на бумаге, набором букв, расставленных по определенным правилам, или выражением смысла». Не удивительно, что в религиозных традициях к агностикам всегда относились с явным презрением: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих»[135].

Вряд ли можно считать неразумной веру людей, принимающих свидетельства пророков, мудрецов и святых, что на разных языках, но практически в один голос заверяли, что книга этого мира не просто цветная форма, но выражение смысла, что есть Уровни Бытия выше человеческого, и что человек может достигнуть этих высших уровней, если позволит вере стать проводником разума. Никто не описал возможное путешествие человека к истине более ясно, чем епископ гиппонский, Святой Августин (354–430):

Первый шаг вперед — это позаботиться о том, чтобы внимание было сосредоточено на истине. Конечно же, вера не видит истину со всей ясностью, но у веры есть на истину чутье, подсказывающее ей, что верно, а что нет. Вера еще не может видеть то, во что верит, но хотя бы уже с уверенностью знает, что это, тем не менее, истинно. Именно вера поможет овладеть скрытой, но несомненной истиной, побудит ум проникнуть в нее. Тогда формула «Поверь, чтобы смочь понять» (Crede ut intelligam) обретет свой полный смысл[136].

В свете разума можно видеть вещи, скрытые от органов чувств. Никто не отрицает, что именно так мы постигаем истинность математических и геометрических заключений. Доказать утверждение означает придать ему посредством анализа, упрощения или преобразования вид, в котором становится видима истина. Как только ум узрел истину, не нужны никакие другие доказательства, да и найти их не представляется возможным.

Можно ли при помощи разума видеть вещи, выходящие за пределы математики и геометрии? Опять же никто не отрицает, что мы видим смысл высказываний другого человека, даже когда он не очень ясно изъясняется. Наша повседневная речь — проявление способности видеть смысл и улавливать мысли, а это вовсе не то же самое, что мыслить и составлять мнения о чем-либо. Способность улавливать смысл ведет к проблескам понимания.

Для Святого Августина самое главное — это вера. Вера подсказывает нам, что нужно понять; она очищает сердце и тем самым делает рассуждения разума полезными; она позволяет разуму достичь понимания откровений Бога. Короче говоря, говоря о понимании, Святой Августин всегда имеет в виду плод размышления, которому вера проложила путь[137].

Как говорят буддисты, вера открывает «глаз истины», также называемый «Глазом Сердца» или «Глазом Души». Святой Августин утверждал, что «жизнь нам дана для того, чтобы вылечить глаз сердца, которым можно зреть Бога». Величайший суфийский поэт Персии, Руми (1207–1273), говорит о «глазе сердца, которому наши два глаза в подметки не годятся»[138]. Джон Смит Платоник утверждает: «Нам следует закрыть наши чувственные глаза и открыть ярчайший глаз понимания, глаз души. Так философ зовет силу нашего разума, что есть у каждого, но которой мало кто пользуется»[139]. Шотландский теолог, Ричард Сэйнт-Виктор (ум. 1173), говорит: «Только внешние органы чувств воспринимают видимое, и один лишь глаз сердца видит невидимое»[140].

Сила «Глаза Сердца» рождает прозрение и значительно превосходит силу мысли, что порождает мнения. «Осознав ущербность философских мнений, — говорит Будда, — не принимая ни одно из них, добиваясь истины, я стал видеть»[141]. Процесс постепенной и как бы естественной мобилизации разных присущих человеку способностей описан в одном буддийском тексте:

Человек не может сразу обрести высочайшее знание. Только постепенными тренировками, постепенным действием, постепенным раскрытием можно достичь совершенного знания. Но как? Ведомый доверием, человек приходит; придя, присоединяется; присоединившись, слушает; слушая, получает наставление; получив наставление, запоминает его; затем исследует смысл того, что запомнил; исследуя смысл, принимает; он принял, и рождается стремление; он размышляет; размышляя, он упорно работает над собой; и, упорно работая над собой, разумом познает саму высшую истину и, проникнув в нее посредством мудрости, видит[142].

Это процесс наработки соответствия, развития инструмента, способного видеть и таким образом понимать истину, что не просто информирует ум, но освобождает душу. «И познаете истину, и истина сделает вас свободными»[143].

Поскольку эти материи стали незнакомыми современному миру, может быть небесполезным процитировать современного автора, Мориса Николь:

Тогда начинает открываться мир внутреннего восприятия, отличный от внешнего восприятия. Появляется внутреннее пространство. Творение мира начинается в самом человеке. Сначала все во мраке; затем появляется свет, отдельный от мрака. В этом свете мы познаем форму сознания, по сравнению с которой наше обычное сознание — мрак. Этот свет всегда отождествлялся с истиной и свободой. Внутреннее восприятие себя, своей невидимой составляющей — это начало света. Это восприятие истины не имеет отношения к чувственному восприятию, но к восприятию истинности «идей», посредством которого, конечно же, наше чувственное восприятие очень возрастает. Путь самопознания ведет именно к этой цели, ибо невозможно познать себя, не обратившись вовнутрь… Эта борьба означает начало внутреннего роста человека, о котором по-разному (и в то же время всегда одинаково) писали на протяжении той небольшой части Истории, литература которой дошла до нас, и которую мы принимаем за всю историю человечества[144].

Процесс «обращения внутрь» мы подробнее рассмотрим в одной из последующих глав. Здесь же необходимо просто признать, что одна только чувственная информация не ведет ни к какому прозрению или пониманию. К прозрению и пониманию приводят мысли, а мир мыслей — в нас. В истинности идей не разобраться при помощи органов чувств, но только при помощи органа, который иногда называют «Глазом Сердца», обладающим таинственной способностью узнавать истину при встрече с нею. Если назвать плоды этой способности прозрением, а плоды ощущений опытом, можно сказать, что:

1. О существовании, внешнем виде и изменениях предметов, воспринимаемых органами чувств, таких как камни, растения, животные и люди мы узнаем через опыт.

2. О значении этих предметов, о том, чем они могли бы быть и чем, возможно, им должно быть, мы узнаем через прозрение.

Наше чувственное восприятие, порождающее опыт, не дает нам соприкоснуться с более высокими степенями значимости и Уровнями Бытия, существующими в окружающем нас мире: оно не соответствует такой цели, ибо было создано только для восприятия внешних различий между существующими предметами, а не их внутреннего смысла.

Есть такая история: два монаха, заядлых курильщика, спорили, дозволительно ли курить, совершая молитву. Прийти к общему заключению им не удавалось, и они решили спросить об этом у своих настоятелей. Один монах сильно прогневал своего аббата, а другого монаха его аббат похвалил. При следующей встрече первый с некоторым подозрением спросил у второго: «Ну и что же ты спросил у своего настоятеля?» «Я спросил, можно ли молиться во время курения», — был ответ. Хотя наши внутренние чувства безотказно отметят глубокую разницу между «молитвой во время курения» и «курением во время молитвы», внешние чувства вообще не видят никакой разницы.

Высшие степени значимости и Уровни Бытия невозможно постичь без веры и без помощи высших способностей внутреннего человека. Когда этими высшими способностями не пользуются по причине их отсутствия, либо потому, что неверие не позволяет ими воспользоваться, познающему не хватает соответствия, и в результате все, что принадлежит высшим степеням значения и Уровням Бытия, от него сокрыто.