Полпроцента для пани Ванды

Тем не менее кое-чего удалось достигнуть. Молодой бизнесмен стал государственным снабженцем и начал учиться переговорному процессу, необходимому для того, чтобы сблизить стороны, имеющие различные взгляды на некую проблему. Мастерство переговорщика стало третьей, наряду с фритредерством и склонностью к администрированию, чертой Монне, проложившей дорогу Общему рынку.

К весне 1918 г. был создан комитет, взявший под свой контроль большую часть морских перевозок, необходимых для снабжения армии. Каковы функции этой странной конторы, плохо понимали даже лидеры Антанты.

Как-то раз молодого снабженца вызвал на ковер сам Клемансо. Дело почти накрылось, но сказались навыки переговорщика. Когда Монне покидал кабинет премьера, старый тигр лично подал ему пальто: «Ладно, ладно. В нашем доме прислуги нет».

Тут бы, казалось, и развернуться… Но в самый благоприятный для сотрудничества момент кончилась война.

Поскольку теперь нельзя было работать на войну, пришлось трудиться ради мира. Монне стал помощником генерального секретаря Лиги Наций.

Удивительным образом все разнородные посты, которые на протяжении своей жизни занимал Монне, обогащали его знаниями и навыками, пригодившимися ему уже на седьмом десятке лет, когда он приступил к реализации цели всей своей жизни. А пока — всего лишь на четвертом десятке — Монне знакомился с горячими точками Европы, попавшими под опеку Лиги Наций.

Проблема Силезии — ставшей очагом раздора между Германией и Польшей; проблема Саара, интересовавшего как немцев, так и французов; проблема Австрии, потерявшей жизнеспособность после распада Габсбургской империи, и ее огромного внутреннего рынка… Нетрудно заметить, что идеи Общего рынка и наднационального контроля за углем и сталью вырастали из всего этого клубка проблем, так и не распутанного политиками межвоенной эпохи.

В тот момент даже лучшие умы Европы мыслили в терминах национализма, а не глобализма. Когда Монне сказал Бенешу, что именно экономически мощная Чехословакия должна была бы стать движущей силой новой Дунайской федерации, тот в ответ отрезал: «Никогда. Я предпочел бы, чтоб Австрия исчезла».

А когда Монне вслед за Кейнсом стал предлагать сделать хоть сколько-нибудь реалистичным бремя немецких репараций, то услышал от Пуанкаре, ставшего красным от гнева: «Немецкий долг — дело политическое, и я намерен пользоваться им как средством давления».

Лига Наций была не слишком удачливой организацией и заслуживала того, чтобы ее покинуть. Повод нашелся в 1923 г., когда пожилой отец перестал справляться с семейным бизнесом. Хотя Монне всячески отрицал свое разочарование в Лиге, думается, он бы так просто не вернулся в Коньяк, если бы видел реальные перспективы своей административной работы.

На родине Монне не задержался. Королевство было мало, разгуляться негде. За пару лет реорганизовав фирму (суть реорганизации состояла в отказе от ориентации на элитарный спрос и в распродаже слабо выдержанного коньяка по ценам, устраивающим широкий круг потребителей), Монне ушел в большой бизнес, став вице-президентом крупной франко-американской финансовой компании.

Самой масштабной операцией в Европе стало размещение польского государственного займа. Дело чуть было не провалилось из-за того, что Пилсудский не хотел брать заем под 7,5%. Когда финансисты уже собирались уходить, маршал улыбнулся и сказал: «Ну скиньте полпроцента ради Ванды». Это была его дочь. Отказать поляку в такой «мелочи» галантный француз не мог. И договор был подписан.

Вслед за Польшей из финансового кризиса вытягивали Румынию. Мало оставалось в Европе мест, которые Монне лично не изучил бы. Но затем основные дела были переведены в США, и там его постигла первая крупная неудача.

Монне вступил в общий бизнес с Амадео Джаннини, а затем, когда кризис ударил по финансовой империи основателя Bank of America, принял участие во внутреннем перевороте и отстранении старого буйвола от реальной власти. Монне стал вице-президентом гигантского холдинга Transamerica и основным финансовым мозгом его реструктуризации. Однако маленькому французу оказалось не под силу тягаться с американским верзилой. Джаннини с треском вышиб захватчиков из своего дома.

Утешился француз тем, что отбил молодую супругу у итальянского бизнесмена, которого сам пригласил в гости. Сильвия была на 20 лет моложе Жана и к тому же не могла получить развод по итальянским законам. Но это не смутило Монне. Как истинный глобалист, он отправился в Москву, где запросто зарегистрировали еще одну «молодую советскую семью», тут же перебравшуюся для ведения бизнеса в Шанхай. Китай ведь тоже нуждался в международных займах.

Китайцев Монне не понимал, хотя генералиссимус Чан Кайши любил француза и уверял, что в нем есть что-то китайское. Тем не менее Монне трудно было привыкнуть к тому, что для создания финансовой корпорации нужно минимум трижды посетить некоего старого хрена, возглавлявшего китайский Центробанк. Причем не из-за сложности вопроса, а просто для того, чтобы зафиксировать тому свое почтение. В 1936 г. Монне предпочел завершить строительство капитализма с китайской спецификой и вернулся в США.