1.3. Садовый шланг, объединяющий союзников

По поручению президента заниматься вплотную разработкой законопроекта о ленд-лизе предстояло министерству финансов. Эта работа велась при участии Генри Моргентау, возглавлявшего министерство с 1933 по 1945 г., главного консультанта Эдуарда Фоли и его помощников юристов Оскара Кокса и Филиппа Янга. Впоследствии Кокс стал главным консультантом по реализации закона о ленд-лизе и одним из помощников Гарри Гопкинса[37]. Важную часть подготовительной работы в оформлении всех финансовых обязательств Великобритании проделал другой юрист министерства финансов – Герман Олифант.

Напомним, что юридические консультанты министерства финансов разыскали в архивах США законодательный акт, принятый еще при президенте Б. Гаррисоне, допускающий арендные отношения с военной техникой на срок не более пяти лет. Благодаря этому само действие принятой вскоре ленд-лизовской программы уложилось даже в меньший срок, чем устанавливал старый закон, принятый на исходе XIX в.

Параллельно с командой министерства финансов над законопроектом работали сотрудники военного министерства, а также министерства юстиции и верховного суда. В работе приняли участие Генри Стимсон (бывший госсекретарь в правительстве Гувера), начальник Генерального штаба Джордж К. Маршалл, полковник Фрэнк Нокс – глава военно-морского министерства (республиканский кандидат на пост вице-президента в.1936 г.). В первую очередь они прорабатывали вопросы, связанные с национальной безопасностью США.

Однако для принятия окончательного решения о представлении Рузвельтом законопроекта в Конгресс потребовалось дополнительное время, необходимое, во-первых, для достижения успеха

на предстоявших 5 ноября 1940 г. президентских выборах, во-вторых, для создания дипломатически выгодной ситуации, когда просьба о помощи могла бы исходить от Великобритании, и, наконец, в-третьих, для подготовки и согласования текста закона.

В том, что помощь Великобритании стала отвечать «общественным интересам» Соединенных Штатов, уже мало кто в Америке сомневался. Дискуссии, проведенные в средствах массовой информации, показали выгоду сдачи вооружения в аренду по сравнению с предоставлением кредитов. Такая форма отношений позволяла не только открывать в США новые рабочие места, но и оказывать серьезное влияние на политику государств – получателей помощи. Помощь странам, ведшим войну с Германией, активно обыгрывалась и в предвыборной кампании за президентское кресло между демократом Франклином Рузвельтом и республиканцем Уэнделлом Уилки. Материальная помощь союзникам не означала участия американских вооруженных сил в войне. Только при этом условии можно было рассчитывать на поддержку избирателей.

Выступая в Кливленде за четыре дня до выборов, Рузвельт заявил: «Наша политика состоит в том, чтобы оказывать всю возможную помощь странам, продолжающим сопротивление агрессии по ту сторону Атлантического и Тихого океанов». Его соперник Уилки заявил на следующий день в Мэдисон-Сквер-Гардене: «Все мы, республиканцы, демократы и независимые, верим в необходимость оказания помощи героическому английскому народу. Мы должны предоставить в его распоряжение продукцию нашей промышленности»[38].

Президентские выборы состоялись 5 ноября, а результат стал известен в ночь на 6 ноября 1940 г. За Рузвельта отдали свои голоса более 27 млн. граждан, за Уилки свыше 22 млн. Черчилль был чрезвычайно обрадован очередной победой Рузвельта на выборах и сразу же послал ему приветственную телеграмму, в которой подчеркнул, что «обе наши страны должны выполнить свой долг»[39].

Через три дня после выборов Рузвельт публично объявил «главнейшее правило» о разделе американской военной продукции. Вооружение производилось поточным способом, по 50 % поставок получали вооруженные силы США и Британии с доминионами. Управление приоритетов, которое занималось распределением ленд-лизовских материалов между странами-союзницами, одобрило запрос Великобритании о предоставлении ей дополнительного количества самолетов. Обещание американской помощи трансформировалось в определенный план, но механизм его выполнения еще предстояло создать.

Экономическая и политическая ситуация в США начиная с 1939 г. складывалась таким образом, что далеко не все американские промышленники желали наращивать военное производство. Государственная программа «национальной обороны»[40] осуществлялась медленно и неполно. Из 184 тыс. американских промышленных фирм военным производством были заняты не более 150 тыс.[41]Предприняв первую попытку в марте 1941 г. суммировать оборонные потребности, Управление производством военных материалов доказало, что необходимо существенное приращение действующих производственных мощностей. С целью ускорения перестройки экономики 30 июля 1941 г. было образовано Управление экономической обороны во главе с вице-президентом Г. Уоллесома, 28 августа возникло Управление по очередности снабжения и размещения заказов, в которое наряду с главами правительственных ведомств вошли представители крупного капитала – Д. Нельсон, У. Надсен, Н. Рокфеллер.

Результаты очередного анализа причин отставания американских оборонных мероприятий от все более разраставшихся задач появились в меморандуме руководства вооруженных сил от 11 сентября 1941 г., подписанном генералом Дж. Маршаллом и адмиралом Г. Старком. На базе данного документа разрабатывалась «Программа победы», принятая уже после вступления США в войну.

Расширение государственного регулирования экономики ускорило перестройку промышленности. Однако недостаточный рост военных заказов заставлял предпринимателей воздерживаться от новых капиталовложений. Так, ярый изоляционист Генри Форд отказывался выполнять заказы на оружие для англичан. Кроме того, многие американские компании имели действовавшие контракты с немецкими концернами. Например, рокфеллеровская «Standard Oil Company of New Jersey» имела соглашение с германским концерном «EG Farbenindustry»; концерн «General Electric» выполнял соглашение с концерном Круппа. Тогда правительство решило приостановить действие законов против трестов. Путем распространения государственных субсидий, займов и налоговых льгот в пользу промышлен-никор оно поощряло строительство частных предприятий. Заводы военного назначения, строившиеся самим государством, затем передавались корпорациям, которые и эксплуатировали их в годы войны.

У части предпринимателей возникали сомнения в том, что война продлится долго, поскольку на них сильное впечатление производили непрерывные победы немцев. Американская пресса отмечала странную картину в промышленности: правительство ассигновывало огромные средства, а производство развертывалось крайне медленно, совсем не американскими темпами. Например, производственные возможности авиапромышленности в августе 1940 г. использовались только на 40 %, и это при наличии платежеспособности спроса и при подталкивании Вашингтона[42].

Сдержанность большого бизнеса объяснялась неуверенностью промышленников и предпринимателей в масштабности и серьезности развязанных гитлеровцами военных действий. Конечно, нельзя было ожидать, что частная промышленность сама осуществит все капитальные вложения в связи с резким наращиванием производственных мощностей и соответствующим увеличением численности работающих. Всегда есть вероятность того, что через какой-то промежуток времени изменение международной обстановки приведет к сильному сокращению или полной отмене заказов. Но и к осени 1940 г., когда под угрозой оказалась независимость Великобритании и стало ясно, что война будет длительной и наращивание производственных мощностей – дело прибыльное и беспроигрышное, бизнес не торопился и в этих условиях начинать «работать на войну».

Одна из причин медлительности – высокий спрос на потребительские товары. Например, автомобильная промышленность США к 1941 г. побила все рекорды по продаже автомобилей для гражданского населения[43]. Правительство обращалось к промышленникам с готовностью авансировать необходимые средства для расширения действующих заводов и открытия новых, набора дополнительно тысяч работников, освоения альтернативных источников сотен видов нового сырья и создания системы транспортировки для срочных массовых поставок. Однако и это не помогло заставить их переводить производство на военные рельсы. Некоторые промышленники продолжали делать ставку на возможное повышение деловой активности, на рост платежеспособного спроса при увеличении производства гражданской продукции и на приумножение доходов от расширения продаж.

Тогда государство предприняло ряд стимулирующих шагов. Ассигновав в октябре 1940 г. 15 млрд. долл, на «национальную оборону», оно не просто дало корпорациям поле для производственной деятельности. Приняв закон об ускоренной амортизации капитала[44], государство поставило тем самым крупные корпорации в тепличные условия. Если раньше срок амортизации равнялся 20–30 годам, то по новому закону срок амортизации снизился до пяти лет, что существенно понижало размеры налогов на корпорации. По этой же системе компании могли списывать в амортизационный фонд значительную часть прибыли. Корпорации с разрешения государства стали сокращать амортизационный срок и существенно повышать свои прибыли. Военное производство ускорило темпы развития. Большой бизнес наконец уверовал в длительную и благоприятную военную конъюнктуру.

Огромным стимулом как для внутренней, так и для внешней политики страны послужили два радиообращения Ф. Рузвельта: от 29 декабря 1940 г., в котором он призывал превратить США в «арсенал демократии» для оказания помощи странам, боровшимся «против держав оси, за свободу и нашу безопасность»; и от 6 января 1941 г., где отстаивалась важность защиты и сохранения свободного мира, основанного на четырех свободах – «свободе слова и самовыражения, свободе каждого исповедовать веру в Бога своим путем, свободе от нужды и свободе от страха»[45].

К началу 1941 г. федеральные закупки товаров и услуг возросли с 6,2 до 13,4 % валового национального продукта США. Государство взяло на себя значительные расходы по наращиванию производственных мощностей. При этом большое внимание уделялось расширению производства сталелитейной и алюминиевой отраслей промышленности, а также производству дефицитных материалов, таких, например, как синтетический каучук.

Однако несмотря на принятые меры, накануне Перл-Харбора военная готовность США к нападению оставляла желать лучшего. Американская экономика была по преимуществу гражданской: на производство вооружения переключилось только 15 % промышленности; доля военного производства в общем объеме промышленного производства составляла лишь 22 %, а в валовом национальном продукте – 6,3 %. На Соединенные Штаты приходилось в то время не более 12 % мирового производства вооружения[46].

После вступления США в войну в декабре 1941 г. многие деловые люди из бывших изоляционистов перешли работать в правительственные органы в Вашингтоне. Государственные военные контракты стали подкрепляться удовлетворительными долгосрочными гарантиями. В качестве гаранта перед промышленниками и государством выступала Государственная реконструктивная финансовая корпорация, которая входила в состав Федерального займового агентства. Главой этой государственной корпорации, ведавшей всеми кредитно-займовыми операциями, являлся министр торговли Дж. Джонс. Этот факт очень важен, поскольку со времени германского нападения отдельные крупные фирмы начали предъявлять к советскому «Амторгу», выполнявшему на начальных этапах функции закупочной комиссии, совершенно невыполнимые требования немедленных уплат, аргументируя это изменчивостью военного времени, когда «за будущее никто не поручится»[47].

Уже с конца 1941 г. менеджеры крупных концернов вошли в производственные управленческие ведомства. Одним из виднейших промышленников, пришедших на государственную службу в 1941 г., был Джеймс Нельсон, республиканец из Чикаго, председатель правления корпорации «Warner Stuart Corporation». Бизнес стал извлекать прибыли из вооружения. Государство старалось устранить все возможности большого риска из сотрудничества частных корпораций с вооруженными силами, которые становились самым большим заказчиком. Начинал ускоренно развиваться военно-промышленный комплекс.

Во главе всей военно-промышленной программы правительства встали руководители наиболее крупных корпораций США. Ведущее место в этой промышленной программе заняло Управление военного производства. Возглавил его вице-президент крупнейшей торговой компании Д. Нельсон. В совет вошли военный министр, министры военно-морского флота и сельского хозяйства, глава Реконструктивной финансовой корпорации, президент «General Motors» У. Нудсен, глава Комиссии по установлению цен Конгресса Л. Гендерсон и др. Управление имело свои филиалы во всех крупных промышленных центрах. В его компетенцию входили размещение военных контрактов, организация военного производства, контроль за выполнением правительственных заказов, оно ведало строительством новых заводов, переводом гражданских предприятий на военное производство, распределением ресурсов для нужд промышленности.

Необходимо отметить, что не будь военной угрозы одновременно Соединенным Штатам и Великобритании, речь пошла бы скорее всего не о ленд-лизе, а о кредитах. Стороны обсуждали бы основные условия кредита, сроки, проценты и, что очень важно, предоставление кредитору необходимых гарантий. В качестве гарантий могли бы рассматриваться, к примеру, доходы, которые появятся у заемщика благодаря полученным по кредиту средствам. Однако в экстремальной ситуации, в которой оказалась Великобритания, эта традиционная схема финансирования военных действий была не подходящей ни экономически, ни, что еще важнее, нравственно.

Появление на свет закона о ленд-лизе обусловлено, во-первых, необходимостью организации эффективной обороны США, и уже во-вторых – политическим и экономическим состоянием Великобритании. С началом военных действий она размещала все свои заказы на вооружение в Соединенных Штатах, причем независимо от американского военного руководства, хотя и постоянно консультируясь с ним. Война вынудила британское правительство проводить сложнейшие мероприятия по экономии средств. Был создан административный аппарат, который мобилизовал на нужды обороны золотой запас и наличные доллары США даже у частных владельцев, тем самым ограничив импорт и другие расходы. Эти мероприятия завершились к весне 1940 г. и, по словам Уинстона Черчилля, «принесли нам большое удовлетворение»[48].

Британский посол в США Ф. Лотиан, убежденный, что президент и его советники серьезно занимаются изысканием наилучшего способа помочь его стране, рекомендовал Черчиллю действовать. До выборов президента США усиливать нажим на американских политиков было невозможно. Теперь же Черчилль не колеблясь написал такое письмо (от 8 декабря 1940 г.)[49], дав в нем общую оценку положению Великобритании, с которой согласились все руководящие деятели в Лондоне. Говорилось в письме и о планах на 1941 г. Поскольку это послание сыграло заметную роль в судьбе Великобритании, его следует рассмотреть подробнее.

Как считал Черчилль, предстоящий год необходимо использовать для того, чтобы путем наращивания производства в самой Великобритании и с помощью поставок из США создать запас вооружений, особенно самолетов, который заложил бы основу для победы. В этом письме Черчилль возвратился к теме аренды американской техники. Он считал, что для сохранения атлантического торгового пути совершенно необходимы «безвозмездная передача, аренда (курсив мой. – Н.Б.) или поставки большого числа американских военных кораблей, и прежде всего эсминцев»[50].

В отношении же военно-технического и экономического положения своей страны премьер-министр писал: «Торговые суда, а не люди, вот лимитирующий фактор, и перевозка вооружения и материалов для нас гораздо важнее, чем переброска по морю большого числа солдат»[51]. Черчилль призывал Рузвельта в полной мере оценить серьезность этой задачи. Внушительные цифры британских потерь на море должны были убедить американского президента в объективной необходимости передачи Великобритании значительного количества американских военных кораблей[52]. Платить за них наличными стало невозможно, а растущая стоимость заказов, которые уже размещены или о которых велись переговоры, во много раз превосходили все валютные запасы Англии. «Мы сделаем все возможное и пойдем на все необходимые жертвы для того, чтобы рассчитаться валютой, – писал Черчилль – но, я полагаю, Вы согласитесь, что в принципе будет несправедливо и по существу взаимно невыгодно, если в самый разгар этой борьбы Англия лишится всех своих активов». После того, как Британия своей кровью спасет цивилизацию, США вооружатся до зубов, «а мы окажемся раздетыми донага. Подобный курс не будет соответствовать ни моральным, ни экономическим интересам наших двух стран»[53].

В конце своего послания Черчилль отметил, что речь идет лишь о самых необходимых шагах, которые предстоит сделать. «Если, как я полагаю, Вы, г-н президент, уверены, что разгром нацистской и фашистской тирании – дело первостепенной важности для народа Соединенных Штатов и для Западного полушария, то Вы отнесетесь к этому письму не как к призыву о помощи, а как к изложению минимума действий, необходимых для достижения нашей общей цели»[54].

Таким образом, президенту Рузвельту, по существу, предлагалось рассмотреть три варианта взаимодействия США и Великобритании по поводу поставок военной техники: безвозмездная передача; лизинговые отношения или аренда; осуществление поставок на прежних условиях оплаты наличными.

Что касается первого варианта, то, конечно, он был для англичан предпочтительнее всего. Однако Черчилль не строил особых иллюзий насчет желания американцев передавать корабли на основе дарения. Осуществление поставок на условиях оплаты наличными также не могло быть реализовано, поскольку Великобритания к тому времени оказалась на грани банкротства. Победивший на президентских выборах Рузвельт, как, впрочем, и проигравший Уилки, не могли до 5 ноября 1940 г. сообщить народу, что, предлагая союзническую помощь Англии, они прекрасно знали о неплатежеспособности этой страны.

Оставался второй вариант, который фактически начал осуществляться годом раньше. Этим вариантом являлась так называемая уступка «cash & carry». Она разрешала иностранным государствам покупать в США все товары, кроме оружия, если они, перед тем как покинуть американские гавани, расплачивались сполна наличными и становились собственниками товара, который и перевозили на своих кораблях. Следует отметить, что этим преимуществом могли воспользоваться как Великобритания, так и Германия.

В табл. 1.1 представлены золотовалютные ресурсы и другие активы Великобритании, с помощью которых эта страна могла практически воспользоваться уступкой «cash & carry».

Таблица 1.1

Золотые резервы и средства Великобритании в США накануне войны, млн. долл. 

Источник: Промышленность Англии, Германии и США в условиях войны. М., 1941. С. 16.

Кроме того, следует учесть золото, добывавшееся в странах Британской империи, – на 750 млн. долл, в год.

Таким образом, с начала войны и до ноября 1940 г. Великобритания платила за все, что получала из США на основе уступки «cash & carry». Она продала Соединенным Штатам на 335 млн. долл, американских акций, выкупленных за фунты стерлингов у частных держателей в Англии. В стране осталось совсем мало американской валюты, всего 2 млрд, долл., причем большей частью в инвестициях, многие из которых нельзя было быстро реализовать[55]. Эти средства, выражаясь языком финансистов, были малоликвидны.

Платежные возможности Великобритании становились все более ограниченными. За год войны долг Британской империи Соединенным Штатам увеличился на 1740 млн. долл., т. е. почти втрое[56]. Положение усугубили бомбардировки германской авиацией Лондона, Ковентри, Бирмингема и других промышленных центров. Для англичан сложилась критическая ситуация[57].

В письме от 8 декабря 1940 г. Черчилль сообщал Рузвельту, что стоимость заказов, которые уже размещены или о которых ведутся переговоры, включая произведенные и предстоящие платежи в связи со строительством военных заводов в Соединенных Штатах, во многом превосходят все валютные запасы Англии. «Приближается время, когда мы не сможем платить наличными за корабли и другие поставки»[58]. В свою очередь Рузвельт информировал государственного секретаря К. Хэлла, что у англичан остался примерно 1 млрд. долл, наличными, дополнительные 8–9 млрд, можно найти в Канаде, Южной Америке, Африке и на Дальнем Востоке, но «откачка» этих средств означала бы критическое ослабление Британской империи[59].

Министр финансов Г. Моргентау 1 декабря 1940 г. доложил президенту, что у англичан нет необходимых средств для оплаты военных закупок, сделанных ими в октябре, а в январе 1941 г. министром финансов было сделано официальное заявление, в соответствии с которым за последние 16 месяцев войны английские запасы золота и долларовые активы уменьшились на 2316 млн. долл. По словам Моргентау, английские обязательства по закупкам в США на январь 1941 г. достигли 1400 млн. долл., причем британское правительство имело в США золотом и валютой 1811 млн. долл., которые, по словам министра финансов, Англия «считает возможным истратить на свои закупки в США»[60].

Перед Рузвельтом было два пути: можно было позволить «владычице морей» ослабеть до крайних пределов, стимулировать распад Британской империи, а потом взять ее наследство под свою опеку. Но это был опасный путь, так как Германия могла первой захватить контроль над распадающейся Британской империей. Поэтому президент избрал путь изменения законодательства о военных поставках. Именно вариант аренды (лизинга) представлялся наиболее приемлемым для Рузвельта[61].

За семь тяжелых и трагичных месяцев войны – с мая до декабря 1940 г. – Черчиллю удалось подвести Рузвельта к стратегически и тактически правильному решению запустить в действие механизм ленд-лиза.

Письмо Черчилля от 8 декабря 1940 г. попало в руки Рузвельту, когда он совершал плавание на американском военном корабле «Тускалуза» по Карибскому морю. По воспоминаниям Гарри Гопкинса, Рузвельт вновь и вновь перечитывал это послание, сидя в одиночестве в своем кресле на палубе, и в течение двух дней казалось, что он не принял никакого определенного решения. Он был сосредоточен и молча размышлял.

Отвечая Черчиллю, Рузвельт написал, что надеется на его понимание, что такая помощь может быть предоставлена, если американский народ и Конгресс ясно поймут, что в обмен на это будут приняты меры по усилению национальной обороны и безопасности Соединенных Штатов[62]. Данный принцип стал впоследствии определяющим при реализации договоров ленд-лиза с Великобританией и Советским Союзом.

По мнению многих современников Рузвельта, президент всегда знал, чего он хочет. Проблема, стоявшая перед ним, заключалась в том, как повести за собой страну и как убедить Конгресс последовать его совету. Военный министр США Стимсон однажды сказал, что следовать за интуитивным мыслительным процессом Рузвельта – «это все равно что охотиться за мелькающим лучом солнца на стене пустой комнаты». Но такой независимый полет мысли давал яркие, убедительные результаты. Один из них – идея ленд-лиза.

Когда Рузвельт 16 декабря 1940 г. возвратился с Карибского моря, он доходчиво объяснил свое решение членам администрации. «По мере того, как будут производиться самолеты, корабли, пушки и снаряды, правительство, исходя из рекомендаций своих военных экспертов, сможет определить, как их лучше всего использовать, чтобы обеспечить оборону нашего полушария. Вопрос о том, какую часть вооружений послать за границу, а какую оставить дома, мы должны решать исходя из общих военных потребностей»[63]. Это значило, что американские заводы производят боеприпасы. Британцы покупают некоторые из них; американское государство покупает остальное, при этом правительство США должно разместить все контракты на боеприпасы.

Президент подчеркнул, что они будут полезнее для обороны США, если использовать их в Великобритании, а не хранить на американских складах. «Соединенные Штаты должны стать военным арсеналом для всей мировой демократии. Для нас это неотложная и важная задача. Мы должны взяться за дело так же решительно и активно, с таким же патриотизмом и самопожертвованием, как если бы сами были в состоянии войны… Оборона США, а не доллары, должна впредь определять, где должно размещаться американское оружие»[64]. На ланче с министром финансов Моргентау Рузвельт сказал, что главное сейчас – увеличить в Соединенных Штатах производство оружия. Он просил передать англичанам, что Америка даст пушки и корабли, в которых они нуждаются.

Можно заключить, что окончательный выбор Рузвельта в пользу сотрудничества на основе ленд-лиза был сделан в середине декабря 1940 г. Он был уверен, что у подавляющего большинства американцев нет абсолютно никаких сомнений в том, что наилучшей непосредственной обороной Соединенных Штатов являются успехи Британии в деле ее самообороны[65].

Чтобы объяснить, как лучше достичь этой цели, Рузвельт употребил вошедшее в историю понятное любому простому американцу бытовое сравнение с соседом: «Представьте себе, что загорелся дом моего соседа, а у меня на расстоянии 400–500 футов от него есть садовый шланг. Если он сможет взять мой шланг и присоединить к своему насосу, то я смогу помочь ему потушить пожар. Что же я делаю? Я не говорю ему перед этой операцией: “Сосед, этот шланг стоил мне 15 долларов и тебе нужно заплатить за него 15 долларов.” Конечно, нет! Мне не нужны 15 долларов, мне нужно, чтобы он возвратил мой шланг после того, как справится с пожаром. Шланг может быть востребован только после тушения пожара»[66]. Несомненно, под горящим домом президент подразумевал Европу. Пожарным шлангом в данном сравнении была американская помощь по ленд-лизу. Правда, как комментировал Роберт Шервуд – знаменитый журналист и в то время спичрайтер (составитель речей), лишь очень немногие предполагали, что США когда-либо получит обратно свой «садовый шланг»[67].

Столь доходчивое объяснение сыграло свою роль в признании закона населением страны. Проведенный в феврале 1941 г. опрос общественного мнения выявил, что свыше 2/3 опрошенных американцев высказались в поддержку билля о ленд-лизе[68].

Впоследствии Шервуд заметил, что сравнение с домом соседа помогло Рузвельту выиграть борьбу за закон о ленд-лизе. Ни идея займа, ни передача военной помощи в дар не имели никаких шансов на успех, однако Рузвельт упомянул о них, чтобы показать, что он фактически занимает умеренную, среднюю позицию. Предстояли два месяца самых ожесточенных дебатов в Конгрессе, какие когда-либо знала история Америки, но американский народ в целом поверил в то, что нет ничего слишком радикального или слишком опасного в предложении президента одолжить свой «садовый шланг» англичанам, столь героически сопротивлявшимся немцам.

После Рождества, 29 декабря 1940 г. Рузвельт выступил по радио в «беседе у камина» и произнес знаменитую фразу: «Мы должны быть великим арсеналом демократии». Позднее Сэмюэл Розенман[69] отмечал, что президент впервые изложил долгосрочный план действий для Соединенных Штатов. Раньше помощь предоставлялась от случая к случаю, в силу каких-то чрезвычайных обстоятельств. Но сейчас это был уже не тот президент, чей срок пребывания у власти близился к концу, как в июне 1940 г., когда капитулировала Франция. Раз его снова избрали на четыре года, он мог снова заняться долгосрочным планированием[70].

Рузвельт готовился выступить с посланием к Конгрессу. То, что Конгресс его поддержит, у Рузвельта сомнений не вызывало. Ради этого он провел большую и плодотворную подготовительную работу. 6 января 1941 г. президент выступил с ежегодным посланием, в котором сформулировал «четыре свободы»: «свобода слова и самовыражения», «свобода каждого исповедовать свою веру в Бога своим путем, повсюду во всем мире», «свобода от нужды» и «свобода от страха»[71]. В своем послании Рузвельт подчеркнул: «Я считаю необходимым сообщить, что будущее и безопасность нашей страны зависят от действий за пределами наших границ». Затем он сделал запрос Конгрессу относительно тех компаний, которым надо произвести дополнительные объемы вооружения, чтобы обеспечить всем необходимым страны, которые уже вступили в борьбу с нацистами»[72].

Когда Моргентау вручил президенту законопроект, он изучал его медленно и тщательно. После прочтения Рузвельт заявил, что этот документ предусматривает помощь, которую американцы решили давать прямо и по возможности всем воюющим с Германией и ее сателлитами. На последней стадии разработка законопроекта велась по решению президента непосредственно Стимсоном, Ноксом, Нудсеном и Моргентау.

Двумя днями позже состоялась заключительная конференция в Белом доме с членами кабинета и лидерами Конгресса. Зачитав законопроект, президент сделал небольшое пояснение. Объем помощи иностранным государствам не определялся и не ограничивался никаким минимумом, поскольку ход войны и запросы Великобритании оставались тогда неопределенными. Законопроект уполномочил президента «продавать, передавать право собственности по сертификату от одного лица другому, обменивать, сдавать в аренду, предоставлять или как-то иначе распоряжаться любой продукцией для обороны» любой нации, чью защиту он посчитает жизненно важной для обороны США. Все виды расчетов между Соединенными Штатами и иностранными государствами должны были производиться только если президент посчитает это необходимым и на основе обоюдной выгоды. Самая же большая выгода для США состояла в использовании ленд-лизовского договора против агрессоров.

Президенту было предоставлено достаточно властных полномочий для того, чтобы оперативно реагировать но военные заказы. Он должен был самостоятельно назвать страны, защита которых жизненно важна для обороны США, и в пределах выделенных Конгрессом ассигнований решать, какой вид оружия и порядок поставок следует принять и на каких условиях.

Они почти не касались помощи другим странам, а вращались вокруг стратегии обеспечения американской безопасности. Мнения высказывались разные. Так, «Группа века», объединившая известных и влиятельных сторонников вступления Америки в войну, и «Комитет в защиту Америки путем оказания помощи союзникам» начали публичную кампанию за расширение помощи Великобритании. Последний комитет возглавлял известный республиканец Уайт из штата Канзас. В его составе работали представители Республиканской и Демократической партий. Комитет стал первой всеамериканской организацией по борьбе с изоляционизмом. Комитет Уайта открыл свои филиалы, энергично работавшие во всех штатах.

По данным Р. Шервуда, в стране имелось немало твердых изоляционистов, т. е. тех, кто не желал иметь никакого дела с воевавшими против Гитлера странами. Их было почти 30 %, и эта цифра оставалась практически постоянной в ходе опросов общественного мнения[73]. Изоляционисты, стремившиеся провалить закон о ленд-лизе, усматривали в нем капитуляцию перед «британским империализмом». Они организовались в хорошо финансируемый и влиятельный комитет «Америка прежде всего» под председательством генерала Роберта Э. Вуда, который был главой правления фирмы «Sears, Roebuck & Company». Его поддерживали сенаторы Р. Тафт и Дж. Ф. Маккормик, летчик Чарлз А. Линдберг, Генри Форд и дочь Теодора Рузвельта миссис Лонгворт.

Опасения, лежавшие в основе изоляционистской оппозиции ленд-лизу, лучше всего, по мнению Г. Киссинджера, выразил сенатор Артур Ванденберг, один из наиболее дальновидных ее представителей, претендент на выдвижение кандидатом от Республиканской партии на президентских выборах 1940 г.: «Мы выбросили, как мусор, “Прощальное обращение” Дж. Вашингтона. Мы кинулись прямо в пучину силовой политики и войн в Европе, Азии и Африке. Мы сделали первый шаг в направлении, откуда не будет пути назад»[74]. Послевоенный критик внешней политики Рузвельта, Киссинджер вслед за изоляционистами утверждал, что Рузвельт покушался на принципы мирного и компромиссного курса на разрешение внешних конфликтов, исключающие использование силовых методов при возникновении кризисных ситуаций. Киссинджер явно симпатизировал позиции Ванденберга, и более того, считал, что вывод сенатора был верен. Вместе с тем Киссинджер признавал, что необходимость подобного поведения диктовала угрожающая обстановка в мире, и заслугой Рузвельта является то, что он разглядел и признал эту необходимость.

10 января 1941 г. сенатор Баркли представил законопроект Сенату. Конгрессмен Маккорнак предъявил его Палате представителей, а клерк Палаты представителей зарегистрировал документ.

Законопроект о ленд-лизе получил символический номер – 1776, что подчеркивало существенное единение этого закона с годом принятия независимости Соединенных Штатов Америки.

В тот же день в Сенате и Палате представителей началось слушание билля о ленд-лизе, продолжавшееся почти два месяца.

Формальные слушания по законопроекту договора о ленд-лизе проводились Комитетом иностранных дел Конгресса и сенатской Комиссией по иностранным делам.

По просьбе президента дебаты в Палате представителей открыл госсекретарь К. Хэлл, который должен был курировать прохождение билля через Конгресс. Жаркие споры велись практически по всей стране. Обсуждение вопроса о принятии закона можно было услышать по радио, на улицах, в магазинах, в колледжах, церквях, клубах, на профсоюзных митингах.

В Конгресс поступали тысячи обращений, писем и телеграмм. По подсчетам газеты «Нью-Йорк тайме», законопроект о ленд-лизе поддерживали свыше 27 млн. взрослых американцев, а против выступали не более 11 млн. По данным института Гэллапа, за ленд-лиз высказались 70 % демократов и 61 % республиканцев[75].

Так, при обсуждении законопроекта сенатор Бэртон К. Уилер, только что переизбранный, а потому, как полагал Шервуд, спокойный за свою карьеру в течение ближайших шести лет (он проиграл последующие выборы в 1946 г.), стал доказывать, что этот закон означает «свежевырытую могилу для каждого четвертого американского парня». В свою очередь Рузвельт оценил такое заявление как «самое лживое, подлое и антипатриотическое из всего, что было сказано публично за время жизни моего поколения»[76].

В ходе дискуссий в Конгрессе в проект внесли четыре существенные поправки, ограничивавшие возможности президента. Они касались контроля Конгресса за ассигнованиями по ленд-лизу, отчетности президента о ходе выполнения закона, ограничения срока действия президентских полномочий по ленд-лизу и запрещения конвоирования торговых судов военно-морскими силами США. Эти ограничения во многом объясняют затруднения, возникавшие время от времени в организации поставок. Данные проблемы, не вполне понятные советскому руководству, не раз приводили к весьма сложным ситуациям в отношениях между СССР и его союзниками во Второй мировой войне.

Конгресс принял закон о ленд-лизе. При голосовании в Палате представителей 260 ее членов были за (из них 24 республиканца) и 165 против (из них 135 республиканцев). В Сенате закон был утвержден шестьюдесятью голосами против тридцати одного[77].

Через три дня после прохождения билля через Сенат и Палату представителей, 11 марта 1941 г. Рузвельт утвердил закон о ленд-лизе, и, как он писал потом, «уже через несколько минут после этого боевая техника для армии и флота находилась на пути в Великобританию и Грецию»[78]. В преамбуле закона оборона государства, получающего помощь, провозглашалась жизненно важной для обороны Соединенных Штатов Америки[79].

В чем заключались основные разногласия с оппозицией? Рассмотрим точку зрения Шервуда. Хотя официальное название закона о ленд-лизе – «Закон о содействии обороне США»[80], в разделе 3(a), подраздел 1 говорится, что «президент может время от времени, когда он посчитает это важным для национальной обороны, поручать военному министру, военно-морскому министру или руководителю какого-либо другого департамента или агентства правительства производить и иметь в арсеналах, на заводах и судоверфях… какую-либо военную продукцию для правительства другой страны, чью оборону президент посчитает жизненно важной для обороны США». Шервуд выделяет ту часть, которая касается неограниченных полномочий президента выбирать, кому оказывать помощь, и делает вывод, что именно этого изоляционисты боялись больше всего. «Даже те из них, кто с неохотой признавал необходимость помочь Великобритании, приходили в ужас при мысли, что американских налогоплательщиков могут заставить оплачивать поставки для Красной Армии. По этому вопросу и шло решительное сражение, и некоторые из более робких друзей Рузвельта призывали его согласиться на компромиссное решение, которое иоключало бы Советский Союз»[81].

По моему мнению, причина споров коренилась глубже. Та часть текста закона, которая не привлекла внимания Шервуда (во всяком случае, он об этом не говорил), касалась предоставления президенту широчайших возможностей для выделения и финансирования государственных заказов, связанных с изготовлением и поставкой имущества по ленд-лизу. Именно эта норма законодательного акта является средоточием колоссальных экономических интересов многих конкурирующих между собой сторон. Это обстоятельство я оцениваю как самое главное в противоборстве президента и оппозиции.

Следует иметь в виду, что несмотря на всю свою прогрессивность, закон о ленд-лизе был и средством экономического давления на государства-лизингополучатели. Так, в конце войны Великобритании пришлось отменить введенные ею торговые барьеры. Кроме того, за счет специальных бюджетных ассигнований на проведение ленд-лиза и средств, отпускавшихся военным и морским департаментами, у крупных компаний закупались вооружение, боеприпасы и другие материалы по высоким ценам, поскольку в основе этих цен лежали фактические затраты. Это вызвало значительный рост государственных расходов.