3.3. Выполнение Московского (I) протокола

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

После вступления США в войну в Московский (I) протокол была включена фраза о том, что «любая такая программа в конечном итоге носит только предварительный характер и может быть изменена в связи с вступлением США в войну». Это касалось объема поставок и транспортных возможностей[196].

Во второй половине мая 1942 г. В.М. Молотов отправился в Лондон. Предложенный британской стороной проект договора предполагал привлечение СССР к вопросам послевоенного устройства Европы. Советскому правительству дали понять о возможном положительном решении проблемы западных границ СССР. Министры иностранных дел СССР и Великобритании 26 мая 1942 г. подписали договор о военном союзе, а также о сотрудничестве и взаимной помощи после войны.

По первой части договора Великобритания и СССР обязались не вступать в сепаратные переговоры не только с гитлеровским, но и любым другим правительством в Германии. Вторая часть определяла взаимоотношения Советского Союза и Великобритании на последующие двадцать лет. Вопросы же о втором фронте и о поставках, которые тоже рассматривались в соглашении, можно было решить только с участием США. Для этого Молотов 28 мая 1942 г. отбыл в Вашингтон. После окончания переговоров госсекретарь К. Хэлп и посол СССР в США М. Литвинов 11 июня 1942 г. подписали соглашение «О принципах, применимых к взаимной помощи в ведении войны против агрессии». По этому соглашению Соединенные Штаты должны были снабжать СССР оборонной продукцией, информацией и услугами. СССР также должен был содействовать обороне США в меру своих возможностей.

Правительство нашей страны обязалось не предоставлять никому и не допускать никем использования полученных материалов и информации. Впоследствии, основываясь на этой норме соглашения, закрепленной в статье III, американцы длительное время настаивали и даже требовали доступа своих наблюдателей на советско-германский фронт, а также в Приморье и Забайкалье для наблюдения за использованием своей техники, материалов, что вовсе не устраивало советскую сторону. И все же после долгих проволочек военный атташе американского посольства в Москве майор Эйтон был допущен на восточный театр военных действий.

Согласно статье V этого же соглашения Правительство СССР по окончании войны обязалось вернуть США уцелевшие технику и оборонные материалы американского происхождения, которые смогут пригодиться для обороны Соединенных Штатов, Западного полушария или для других целей. В реальности процесс возврата американского имущества затянулся на многие годы и даже десятилетия.

В начале 1942 г. экономические советники Белого дома сообщили Рузвельту о том, что в феврале стоимость поставок в СССР должна превысить ранее отпущенный 1 млрд, долл., следовательно, требовалось разрешение президента на предоставление дополнительных источников финансирования американских поставок. Ф.Д. Рузвельт распорядился открыть под советские закупки новый кредит на ту же сумму и на тех же условиях[197]. Но подобные условия уже не могли удовлетворить советских представителей, знавших о бескредитной основе помощи Великобритании. Поэтому 23 февраля 1942 г. между США и СССР было подписано соглашение, по которому все поставки осуществлялись на условиях, близких к ленд-лизу.

Обратным ленд-лизом Советского Союза формально становилось все, что могло быть полезным для союзника. Объемы его были невелики, но наша страна выполняла требования статьи II соглашения и вносила свой вклад в укрепление обороны Соединенных Штатов Америки, предоставляя материалы, услуги и информацию в меру своих возможностей.

Соглашение СССР и США об экономической взаимопомощи опиралось на ленд-лизовскую основу, и это способствовало развитию экономического сотрудничества стран.

В.М. Молотов поставил вопрос об увеличении помощи СССР и о ее оплате в Лондоне. Такой документ под названием «О финансировании военных поставок и другой военной помощи», определявший взаимоотношения между СССР и Великобританией, был подписан 27 июня 1942 г. По нему Советскому правительству предоставлялся очередной кредит уже на 25 млн. ф. ст.[198]

Рузвельт, отдавая себе отчет в решающей роли СССР в войне с Германией, неоднократно требовал от своей администрации ускорения и полного выполнения поставок по Московскому (I) протоколу. В одном из своих посланий Сталину в марте 1942 г. (получено 12 марта) Черчилль заверял, что он и Рузвельт дали специальное указание, чтобы обещанные ими «поставки никоим образом не прерывались и не поступали с опозданием»[199]. Однако, по данным военного министра Г. Стимсона, выполнить это оказалось возможным только к 1 июня 1942 г. Для скорейшего решения этой проблемы президент в ежегодном послании Конгрессу 6 января 1942 г. заявил о значительном расширении «программы Победа». Производство самолетов должно было в 1943 г. возрасти до 100 тыс. в год, танков – до 75 тыс.[200] В целом же работы по ускорению поставок велись не так быстро, как хотелось бы руководству нашей страны.

В феврале 1942 г. была создана Советская правительственная закупочная комиссия (СЗК), которая обладала более широкими полномочиями, чем торгпредство и способствовала своевременной отправке техники. Чуть раньше, в октябре 1941 г. в США стал работать президентский советский протокольный комитет во главе с Г. Гопкинсом с целью курирования и оказания помощи СССР по ленд-лизу.

По инициативе сотрудников СЗК состоялись конференции, на которых по «Московскому списку» были выработаны новые, более высокие (свыше 30 % от стоимости) нормы комплектации техники боеприпасами и запасными частями. Были выработаны и новые схемы доставки, по которым материалы отправлялись не в порты, как ранее, а на специально созданные базы. Там детали сортировались и снабжались соответствующими документами, переведенными на русский язык. В результате ежемесячный объем поставок в СССР достиг в марте 214 тыс., а в апреле – более 440 тыс. тонн. После 19 транспортов, отправленных в феврале, в Советский Союз ушли еще 43 парохода в марте, а в апреле – 79[201].

Военные поставки начиная с 1942 г. претерпели некоторые изменения. В феврале 1942 г. они были переведены на бескредитную основу, а с июля 1942 г. стали поступать в соответствии с ленд-лизовскими условиями. Такие перемены основывались на получении финансовых льгот или компенсации за невыполненные по каким-либо причинам условия Московского (I) протокола.

Невыполнение обязательств по поставкам в 1942 г. обусловливалось военными событиями: сначала нападением Японии на Соединенные Штаты, а затем германским наступлением в Северной Африке. Существенную роль играла нехватка как транспортных средств, так и запрашиваемых материалов[202]. Недопоставка отдельных видов стратегических грузов, а главное, срыв графика завоза вооружений вызывали естественное недовольство советского руководства. Тем не менее Московский (I) протокол был признан выполненным – из 3600 обещанных самолетов в СССР были отправлены 3296, из 4500 танков – 4697, из 1800 танкеток – 1853 [203].

Следует учитывать и потери в пути отдельных грузов, которые, по подсчетам, достигали 30 %. Так, из 1822 отправленных Британией самолетов 288 погибли вместе с пароходами, их доставлявшими. Из 2443 танков – 470[204]. Учитывая эти потери, а также возможные в дальнейшем, союзники посчитали необходимым или допоставить заказанные ранее материалы, или восполнить их другими материалами на ту же сумму.

Значительная часть поставок шла вне протокола из-за невозможности рассчитать, каких материалов потребуется больше, а каких меньше. В результате вне протокола поступили броневездеходы, радары, радиостанции, средства противохимической защиты, железнодорожное оборудование, сопутствующие технике детали и приборы, составлявшие до 10 % их веса и стоимости. Вероятная возможность применения Германией ядовитых газов против СССР привела к тому, что Черчилль выразил готовность поставить по 1 тыс. тонн иприта, хлора, иплохлора кальция и хлорамина[205].

Конечно, ленд-лизовские поставки в целом составляли незначительный процент в общем объеме промышленного производства СССР. Если же говорить о наиболее необходимых видах вооружения, сырья и материалов, то их доля была, наоборот, весьма велика. Основные виды поставок, шедших в СССР в ходе выполнения Московского (I) протокола, необходимы были прежде всего для организации собственного производства товаров в нашей стране. Для этого требовались цветные металлы, химические вещества, нефтепродукты, промышленное оборудование. Поэтому военная техника по Московскому (I) протоколу составляла лишь пятую часть ввезенных грузов. Всего в этот период только из США было завезено 1389 тыс. англо-тонн грузов на сумму 730 тыс. долл. Из них на военные поставки приходилось 279 тыс. тонн (в том числе 14 тыс. тонн – самолеты, 51 тыс. тонн – бронетехника, 30 тыс. тонн – боеприпасы, 161 тыс. тонн – автомобили). Продовольствие составляло 321 тыс. тонн, а 763 тыс. тонн – металлы, химические вещества и нефтепродукты. Некоторые виды ленд-лизовских материалов имели просто неоценимое значение. Например, пока в стране не был налажен выпуск метизов – пружин, стальных канатов, лент холодной прокатки, специальной проволоки, стальной катаной проволоки, болтов, гаек, заклепок, и проволочных гвоздей и труб – танковая и авиационная отрасли до лета 1942 г. в основном работали на американских метизовых поставках[206].

Военное производство в нашей стране с начала 1942 г. стало быстро возрастать, но самолетов все еще не хватало. Сталин написал 7 октября 1942 г. Рузвельту: «Мы готовы временно отказаться полностью от поставок танков, артиллерии, боеприпасов, пистолетов и т. п. Но вместе с тем мы крайне нуждаемся в увеличении поставок самолетов-истребителей современного типа (например, “Аэрокобра”)»[207]. Следует отметить, что зарубежная авиатехника осваивалась нашими летчиками очень быстро. Так, в сентябре 1941 г. на советские аэродромы прибыли английские военные самолеты, а спустя 7 месяцев, в марте 1942 г., четверо летчиков, летавших на истребителях «Харрикейн», были награждены английскими орденами главой военной миссии в СССР генерал-лейтенантом Макферланом[208].

Большое значение для обороны имели поставки высокооктанового авиабензина и компонентов для его производства, поскольку вплоть до 1944 г. Советский Союз зависел от американской технологии и переработки нефти в бензин, на котором только и могли летать поставленные импортные самолеты, а в стране это топливо не производилось. Так, на поставленном для нефтеперегонных заводов оборудовании в 1941 г. было выработано 110 тыс. метрических тонн бензина[209]. Не следует недооценивать и поставки военной техники. К июлю 1942 г. из 13,5 тыс. танков в составе Красной армии 2,2 тыс. составляли импортные машины, т. е. 16 %. В ходе операций первого года войны безвозвратные потери Красной армии составили 17134 танка и САУ, в том числе в первой половине 1942 г. – 1533. Поставки самолетов не превышали 15 %. Тем не менее ленд-лизовская авиатехника, поставлявшаяся по Московскому (I) протоколу, позволяла на 40 % восполнять потери Красной армии с начала войны[210].

Общая нехватка самолетов, вызванная огромными потерями летом и осенью 1941 г., заставляла бросать на фронт все, что было. По сравнению с И-5, И-15, И-153 и И-16, составлявших большую часть парка советских истребителей в 1941 г., «Харрикейн» считался серьезной боевой машиной. Конечно, можно привести пример откровенно неудачной модели авиационного разведчика-корректировщика, это – «Curtiss 0-52», который США направили в СССР. В целом же технические характеристики поставленных самолетов не уступали советским, а в отдельных случаях и превышали их.

Специфика войны на советско-германском фронте была иной, чем на западном фронте. Боевые действия осуществлялись авиацией в основном над сушей и почти исключительно в прифронтовой зоне. Воздушные бои велись на высоте 5000 м, подавляющее большинство поражаемых целей были точечными или небольшими площадями. Поэтому основными типами машин в советской авиации стали легкие и маневренные истребители, штурмовики и средние бомбардировщики. Аналогов штурмовику Ил-2 у США и Великобритании не было. Однако в поставке истребителей и бомбардировщиков помощь союзников была неоценима.

Американские истребители имели лучшие, чем у советских машин, характеристики на высотах 6000–8000 м. Яркий пример – «Спитфайр» (VB): высотность мотора «Мерлин», установленного на этой машине, советские летчики считали просто излишней. Американские истребители обладали крупными размерами и значительным весом, что ухудшало их маневренность, в то время как на более легких советских самолетах зачастую не было не только радиопередатчика, но и приемника.

Лучше показали себя те машины, которые по своей конструкции были ближе к советским: «Аэрокобры» (Р-39) и «Бостоны» (А-20) – машины чисто тактического назначения. А-20 успешно применялся в морской авиации, где стал одним из основных видов бомбардировщиков-торпедоносцев. Однако эта же характеристика не была признана весомой в вооруженных силах Англии и США. В СССР и на Западе существовали разные критерии оценки самолетов. Например, Р-39, не признанный в США и Великобритании, прекрасно показал себя в СССР.

Давая краткую характеристику американским самолетам, поступившим на вооружение, заместитель командующего ВВС, генерал-лейтенант авиации Никитин указывал, что отличительными характри-стиками импортных истребителей были «мощное вооружение, отличная маневренность и непривычный для истребителя полный обзор». Отрицательным же свойством являлось «некоторое отставание в горизонтальной скорости и скороподъемности по сравнению с германскими истребителями»[211].

Из бомбардировщиков широко распространены были «Дуглас» и «Митчел». Эти типы самолетов отличали «устойчивость на всех режимах полета, хорошая приспособляемость для действия в сложных метеорологических условиях и ночью, довольно большая высота, отличная маневренность, внушительная грузоподъемность». В то же время они были слабо вооружены и требовали доукомплектации[212].

Снижала эффективность применения иностранных самолетов и их чувствительность к качеству эксплуатации. На Западе авиамоторы работали на бензине с октановым числом от 87 до 100; у нас в начале войны – на бензине с числом 70, а в конце – с 78[213].

Таким образом, ленд-лизовские поставки серьезно поддержали советскую авиационную промышленность и позволили заполнить «бреши» в производстве, особенно в 1941 г. В своих воспоминаниях нарком снабжения А.И. Микоян высказал такую мысль: «…Осенью 1941 года мы все потеряли, и если бы не ленд-лиз, не оружие, продовольствие, теплые вещи для армии и другое снабжение, еще вопрос, как обернулось бы дело»[214].