Слишком малое вознаграждение

Слишком малое вознаграждение

Некоторые структурные проблемы в экономике заставили бизнес-сообщество Долины отчасти коммерциализироваться и сосредоточиться на краткосрочных целях. После скандалов 2000 годов американское правительство с целью достижения большей прозрачности и ответственности за ведение бизнеса приняло акт Сарбейнса — Оксли с рядом новых правил для акционерных компаний. Документ включал положения о проведении более глубокого аудита компаний, вменял в обязанность CEO и членам совета директоров лично подписывать финансовую отчетность, чтобы исключить возможность их уклонения от ответственности в случае повторения ситуации Enron, то есть откровенного мошенничества. Тем не менее, как и большинство законодательных инициатив, принятых в ответ на какие-либо события, акт Сарбейнса — Оксли повлек ряд неожиданных последствий. В частности, некоторые наиболее компетентные бизнесмены стали отказываться входить в состав советов директоров акционерных компаний, поскольку это грозило им персональной ответственностью в случае финансовых нарушений. Внезапно оказалось, что акционирование влечет за собой издержки, на миллионы долларов превышающие прежние. Это негативно отразилось в первую очередь на возможностях акционирования быстрорастущих, но испытывающих временные трудности с наличными средствами компаний. Зато дополнительную выгоду получили страховщики, бухгалтеры и юристы. Банки с Уолл-стрит тоже разработали серию правил и процедур, усложнивших акционирование компаний с малой капитализацией. Были установлены более жесткие границы между услугами финансовых аналитиков и банкингом. Все это делалось из лучших побуждений. В конце 1990-х годов благоприятное заключение аналитика по ценным бумагам зачастую являлось необходимым условием для акционирования компании. Но эксперты обращали преимущественное внимание на крупные корпорации, малые же венчурные компании не попадали в круг анализируемых, что резко сократило интерес к их акциям со стороны потенциальных инвесторов. Не сумев продать достаточно акций, такая компания, по форме акционерная, по существу продолжала оставаться частной. Нереализованные акции нельзя было использовать в качестве оплаты за приобретения; компания не могла повторно выходить на фондовый рынок, чтобы получить дополнительное финансирование для расширения бизнеса.

Наконец, осталось очень немного специализированных банков, занимавшихся проведением подписки на акции небольших компаний. В первые десятилетия существования Кремниевой долины там насчитывалось всего четыре инвестиционных банка, специализировавшихся на поиске перспективных венчурных компаний, проведении их акционирования и обеспечении сверхприбылей для акционеров. В частности, это были Alex Brown, Robertson Stephens, Montgomery Securities и Hambrecht & Quist. В период бурного акционирования высокотехнологичных компаний в 1990-х годах их поглотили крупные финансовые учреждения с Уолл-стрит. Когда Долина попала в полосу кризиса, банки Уолл-стрит уволили большинство своих представителей в Сан-Франциско. Несколько инвестиционных банков пытались начать все сначала — во главе некоторых из них даже стояли те же люди, которые возглавляли вышеперечисленные четыре компании. Однако наступила полоса структурных проблем в экономике, объем акционирования резко сократился, поэтому прежнего успеха они так и не добились.

Поскольку ранее индекс NASDAQ поддерживался за счет новых инновационных компаний, сокращение возможностей их акционирования негативно отразилось на фондовом рынке в целом.

Кстати говоря, если все увольняемые устраиваются на работу в рамках одного и того же пула крупных компаний, подобных Microsoft или Google, остается не так уж много шансов на появление новой силы, способной завоевать рынок и сделать хорошие деньги. Без инвестирования в ценные бумаги, обращающиеся на публичном рынке, ситуация в Кремниевой долине обстояла бы именно так. Кто-то возразит, что именно перемены на Уолл-стрит стали причиной многих проблем с неприятием риска и краткосрочным мышлением в Долине. Иными словами, большой риск не привлекает, если нет соответствующего вознаграждения. Зачем инвесторам или предпринимателям тратить время и деньги на создание крупного бизнеса, если единственным приемлемым путем его построения считаются поглощения?

В 2009 году Grant Thornton опубликовал исследование под названием «А Wake-up Call for America», посвященное структурным проблемам публичного рынка ценных бумаг[14]. Аналитики подчеркивали, что сегодня единственный способ сделать деньги — это высокочастотный трейдинг (HFT)[15]. Только этого и не хватало венчурным компаниям: рынок, и без того излишне озабоченный краткосрочными результатами, еще больше концентрируется на них. «Наша универсальная структура рынка добавляет ликвидности компаниям с крупной капитализацией и при этом создает буквально черную дыру для компаний с невысокой капитализацией, включенных в биржевые листинги, — говорит бывший вице-президент NASDAQ, консультант по ценным бумагам из Grant Thornton Дэвид Вайлд. — Сама суть Уолл-стрит существенно изменилась». Именно массовое акционирование компаний Долины сформировало ее нынешний вид, оно же навсегда изменило ее суть. С 1991 года количество американских компаний, включенных в листинги фондовых бирж, сократилось на 22 процента. В исследовании доказывалось, что США необходимы как минимум 360 впервые включаемых в листинг компаний ежегодно — причем только для того, чтобы восполнить потери в результате слияний и поглощений, преобразования в частные компании, банкротства. Но такого количества не наблюдалось с 2000 года.

Инвестор из Levensohn Venture Partners и член совета директоров Национальной ассоциации венчурных предпринимателей Паскаль Левенсон не склонен приукрашивать перспективы развития американского бизнеса. «Такое положение вещей препятствует созданию новых рабочих мест и вредит американским предпринимателям больше, чем кому-либо еще, — считает он. — Если мы не проложим инновационным компаниям путь на американский фондовый рынок, их следующее поколение, столкнувшись с нехваткой долгосрочного венчурного капитала внутри страны, просто переместится за рубеж в новые центры венчурного капитала. Ведь там предлагают более привлекательные условия финансирования».

Венчурный предприниматель Боб Акерман высказывается еще более откровенно: «В Америке забыли о достойном вознаграждении за риск. Венчурные компании больше не могут получать сверхприбыль. Но мы найдем другие пути. Я могу инвестировать в Индии и Китае. Талант и капитал — наиболее мобильные активы в мире. Они придут туда, где им рады и готовы достойно вознаграждать. А США столкнется с неизбежным спадом инновационной активности».

Даже президент Обама в своем ежегодном докладе о положении в стране на время отошел от обычной риторики в стиле «США — лучшая страна в мире», подчеркнув, что самоуспокоенность мешает дальнейшему развитию. Он заявил: «Китай спешит модернизировать свою экономику, то же делают Германия и Индия. Эти нации не стоят на месте. Они не собираются оставаться на вторых ролях и уделяют все больше внимания развитию математики и других наук. Реформируют свою инфраструктуру. Инвестируют в чистые энергии, поскольку хотят оставить рабочие места в этой отрасли в своих странах». Ему вторит Джуди Эстрин: «Уверовав в свою неуязвимость, великие компании часто терпят крах. То же может случиться и с обществом»[16].

Следует отметить, что всевозрастающее стремление инвесторов и предпринимателей действовать с наименьшим риском становится темой бурных дебатов среди топ-менеджеров Долины. Но разговор идет не о том, действительно ли таковое имеет место, а о том, всегда ли это плохо. По мнению некоторых, нет ничего плохого в намерении создать компанию с оборотом в 100 миллионов долларов или разработать продукт стоимостью 20 миллионов. Они доказывают, что не каждый хочет и может построить огромную бизнес-империю, особенно учитывая те колоссальные затраты сил и времени, необходимых для управления ею. Быть предпринимателем значит стремиться к своей мечте, и если вы не мечтаете любой ценой создать вторую Google, то и не надо. Но в таком случае не надейтесь получить солидное венчурное финансирование или появиться на обложках деловых журналов.

Если поискать аналогию Кремниевой долине среди крупных компаний, то такой, конечно же, назовете Microsoft. Подобно тому как Microsoft остается крупнейшим разработчиком программного обеспечения в мире, Google по-прежнему считается крупнейшим центром современного венчурного предпринимательства и финансирования. Нет оснований полагать, что в ближайшее время что-то изменится. Microsoft может потерпеть неудачу в интернет-рекламе, производстве мобильных телефонов, индустрии развлечений и видеоигр, но, несмотря на это, ее основной бизнес генерирует выручку около 60 миллиардов долларов в год.

Если в лидерстве Microsoft никто не сомневается, то ее влияние в отрасли медленно, но верно уменьшается. В сегменте программ для Интернета и мобильных устройств конкуренция идет не между Microsoft и другой компанией, а между Google и Apple. Даже в областях традиционного доминирования Microsoft то там, то тут конкуренты отвоевывают свою долю рынка — будь то Google, Salesforce.com или Firefox. Microsoft по-прежнему гребет деньги лопатой, но постепенно теряет позитивную динамику роста. Потребители уже не так взволнованы выпуском очередной новинки компании, многие топ-менеджеры ушли к конкурентам типа Google или Facebook, а курс акций застыл почти на той же отметке, что и десять лет назад.

В Кремниевой долине, как и в Microsoft, пока не наблюдается сокращения абсолютных показателей количества стартапов или инвестиций в них, да и в следующем десятилетии большинство компаний с миллиардным оборотом будут созданы именно здесь. Однако динамика развития постепенно утрачивается. В высокотехнологичных отраслях никто не может оставаться на вершине вечно, особенно в эпоху Интернета. Будучи родиной давидов, всегда побивающих голиафов, Кремниевая долина знает это лучше, чем кто-либо. Короче говоря, современное предпринимательство потрудилось для Долины даже слишком хорошо. Место, где статус-кво когда-то был неприемлем, теперь стремится к нему — средоточие талантов, денег и центр внимания всего мира, Кремниевая долина внезапно обнаружила, что ей есть что терять.

Венчурные компании постепенно расползаются из Долины поближе к местам вложения своих капиталов. Десять лет назад крупнейшие из них отказывались инвестировать в стартапы, расположенные далее чем в тридцати минутах езды или в часе полета от Долины. Мир должен был приходить к ним сам. Сегодня почти каждая венчурная фирма Долины инвестирует в Китае, Индии, Израиле — разительные перемены! Вследствие чего наиболее авторитетные партнеры и топ-менеджеры проводят много недель в году в поездках по развивающимся странам в поиске выгодных сделок. У компаний Долины есть единственный способ по-прежнему оставаться центром инновационного инвестирования — выйти на те рынки, которые растут быстрее всех. Не все руководители венчурных фирм обязаны быть гениями инвестирования, но если из региона начинает постепенно уходить жизнь, это говорит о многом. Инвестирование на рынках развивающихся стран — тяжелое испытание для отрасли, замкнутой на небольшой территории, где все друг друга знают. Компании не могут надеяться на репутацию или связи при заключении выгодной сделки. Приходится за нее бороться. Сообразительные местные предприниматели вроде Джина ди Дью Кагабо из Руанды имеют преимущество «игры на своем поле». У них есть выбор — получить финансирование на Западе, привлечь местных инвесторов или попытаться пробиться самостоятельно; чем не могло похвастать первое поколение американских предпринимателей. В результате такие бизнесмены, как Кагабо, представляют собой смесь предпринимателей старого и нового типа. Несмотря на активный рост рынков развивающихся стран, большинство венчурных фирм продолжали бы работать дома, если бы в Долине можно было получить достойную прибыль. Но поскольку впервые в истории доходность венчурного капитала в США упала до уровня среднеотраслевой, а то и ниже, пришло время им самим решиться рискнуть, как они того требуют от стартапов. Пора искать новую «зеленую лужайку».