Глава 12

Сверкающий черный лимузин проехал мимо главного офиса Prudential-Bache в Южном Манхэттене, миновал еще квартал и остановился перед домом 170 на Джон-стрит. Десятки лет назад в этом здании из серого гранита был корабельный склад, который снабжал мелочным товаром шхуны, барки и трансатлантические почтово-пассажирские суда, которые проходили через пролив Ист-Ривер и стояли в его доках. Но после того, как движение судов пошло на убыль, порт превратился в заброшенный полутрущобный район. Лишь в 1980-е годы это место было реконструировано и стало популярной туристской достопримечательностью. Оно превратилось в торгово-ресторанную зону, названную Морской порт у Саут-стрит, излюбленное место сборищ тех, кто работал на Уолл-стрит. Теперь в здании на Джон-стрит разместился ресторан Yankee Clipper. Если когда-то при виде роскошного лимузина на узких улочках порта работа в доках могла остановиться, то весной 1986 года это была рядовая картина.

Подъехав к остановке, водитель заглушил мотор и стал ждать. Машина компании Smith Limousine была прислана за одним из корпоративных клиентов. Если клиентам не приходится платить за лимузин из собственного кармана, они с удовольствием пользуются этой возможностью.

В конце концов дверь ресторана открылась, и водитель увидел, что к лимузину приближается тот, кого он ждал. Он вышел из машины и открыл заднюю дверь с пассажирской стороны. Джим Дарр кивнул ему и уселся в машину. Водитель сел за руль и поехал к дому Дарра в Гринвиче.

Дарр любил лимузины. Он любил хвастаться тем, что часто ездит на лимузине, перед своими коллегами — судя по всему, для него такие поездки были мерой успеха. Prudential-Bache не несла расходов за эти поездки. Здесь Дарр рассчитывал на генеральных партнеров товариществ, которые он продавал. Те же заставляли расплачиваться за прихоти Дарра своих инвесторов.

На этот раз поездку Дарра оплачивал Клифтон Харрисон. Дарр и раньше брал за его счет лимузин с водителем, который доставлял его из дома в офис. Иногда он вызывал лимузин, чтобы проехать ничтожное расстояние от Prudential-Bache до кафе River у Бруклинского моста. Дарр не желал вызывать такси, хотя такая поездка стоила бы не более 15 долл. Но поскольку за лимузин платил не он, он заставлял машину ждать его у ресторана. И в этом случае счет за три с четвертью часа составлял 136 с половиной долларов.

Поездка домой из Yankee Clipper обходилась еще дороже. Вместе с ожиданием у ресторана она продолжалась семь часов. Это стоило 297 долл. 50 центов, при этом счет до последнего цента оплачивался инвесторами, которые вели дела с Клифтоном Харрисоном.

Это был один из последних случаев, когда Дарр мог насладиться щедростью своих друзей. Харрисон бесконтрольно тратил деньги товариществ — на Дарра, на брокеров и на самого себя, но этим тратам вот-вот должен был прийти конец. Однако впереди была еще одна последняя вакханалия.

Величественный пассажирский лайнер Queen Elizabeth 2, самое знаменитое судно класса люкс в мире, встал на якорь у причала Уэст-Сайда в Манхэттене. 20 апреля 1986 года тысячи людей толпились у пирса, наблюдая, как гордость судоходной компании Cunard готовится принять на борт своих состоятельных радостно-возбужденных пассажиров.

В этой толпе терпеливо ожидали около десятка брокеров Prudential-Bache. Брокеры весело обсуждали со своими женами предстоящее пятидневное путешествие. До начала трансатлантического круиза в Саутгемптон, Англия, оставалось совсем немного. По пути они планировали заняться шопингом в Harrods — филиал этого фешенебельного лондонского магазина находился прямо на борту судна, — поразвлечься в казино Players Club и насладиться разнообразными водными процедурами в SPA-комплексе. Затем после посещения Лондона они вернутся в Америку на самолете Concorde. Это роскошное путешествие будет для них совершенно бесплатным. Счет оплатит Клифтон Харрисон.

Ожидая в очереди, несколько брокеров заметили, что с Харрисоном что-то не так. Его обычная жизнерадостность улетучилась без следа, сменившись тревогой и озабоченностью. Они знали, что Дарр должен был тоже плыть на этом судне, но по какой-то причине в последнюю минуту передумал. Вместо него Харрисон привез с собой Говарда Файнсанда. Уже одно это показалось брокерам довольно странным.

Во время круиза поведение Харрисона день ото дня все больше беспокоило брокеров. Он почти не общался с ними. Вместо этого он беспрерывно обсуждал что-то с Файнсандом. Брокеры чувствовали, что происходит нечто весьма серьезное.

Они не знали, что у Харрисона начались нелады с законом. Несколько месяцев назад инвестор из Миннеаполиса Джон Макналти возбудил судебное дело против него и фирмы Prudential-Bache. Макналти, который сам был юристом, приобрел долю в товариществе Archives в 1982 году. Когда товарищество развалилось, он связался с Харрисоном, который заявил, что в случившемся виноваты банки. Но после проведения расследования Макналти понял, что Харрисон допускал нарушения при управлении товариществом. Теперь его адвокат Чарльз Кокс пытался заставить Харрисона свидетельствовать под присягой, и эта идея Харрисону совсем не нравилась.

Трения Харрисона с инвестором не удивили брокеров, которым он оплатил путешествие. Ибо, даже наслаждаясь отличной кухней и периодически заказывая дорогие блюда, которых не было в щедром и разнообразном судовом меню, они весьма резко высказывались о своем спонсоре. Хотя Дарр и отдел прямых инвестиций превозносили Харрисона на все лады, его сделки неизменно оборачивались катастрофой. Почти все они были бесперспективными. Лучшие клиенты брокеров беспрерывно звонили, предъявляя свои претензии. Брокеры старались при любой возможности уклониться от участия в этих сделках.

«Вот что я тебе скажу, — сказал Агостино Цолецци, один из лучших брокеров Prudential-Bache, своему коллеге, удобно устроившись в шезлонге. — Я никогда больше не стану участвовать в делах Клифтона. Они всегда заканчиваются полным провалом».

Наконец спустя несколько дней Харрисон решил пообщаться с брокерами. Он хотел устроить небольшое совещание на 20–30 минут, чтобы обсудить результаты продаж и дальнейшие планы. В тот день они собрались в одной из комнат отдыха. На совещание явились почти все брокеры, которые были на борту судна. Без обычного подъема и многословия Харрисон изложил свои планы создания новых бизнес-структур в связи с растущим интересом правительства к налоговой реформе.

«Мы не можем игнорировать то, что происходит в Вашингтоне, — сказал Харрисон. — Я планирую отказаться от работы с налоговыми схемами. Движущей силой моих будущих сделок будет экономика частной собственности».

Брокеры не желали это слушать.

«Забудьте о следующей сделке, Клифтон, — проворчал один из них. — Что пошло не так с вашими планами относительно Madison Plaza?»

Его перебил другой брокер:

«Похоже, дела с отелем Brazilian Court тоже идут не лучшим образом. Что происходит?»

Колкие, язвительные вопросы сыпались один за другим. Было видно, что еще немного, и рассерженные брокеры станут неуправляемыми. Харрисон стоял перед ними с усталым видом. Тусклым голосом он вяло отвечал на вопросы, давая туманные обещания.

«Безусловно, у нас были кое-какие проблемы, все мы знаем об этом, — сказал он. — Но все мои будущие сделки будут учитывать происходящее в экономике, а это совсем иная ситуация. Думаю, нам следует сосредоточиться на этом».

Харрисон, запинаясь, изложил кое-какие подробности, касающиеся сделок, которые он намерен предложить в ближайшем будущем, но присутствующим было безразлично, что он говорит. Если у кого-то из брокеров Pru-Bache еще оставались сомнения, планировать ли продажи будущих сделок Харрисона, их сомнения развеялись в этой комнате отдыха, где Харрисон был не в состоянии просто и ясно объяснить, что идет не так. Они чувствовали, что их одурачили. Как могут руководители в Нью-Йорке быть столь уверенными в товариществах Харрисона? Проводил ли кто-нибудь из них соответствующую юридическую и финансовую экспертизу?

Однако задавать эти вопросы было слишком поздно. Брокеры не знали, что сделок больше не будет. Харрисон погряз в финансовых проблемах. Его империя недвижимости была на грани краха. У него в запасе не было никаких сделок, которые могли бы произвести впечатление на руководителей Prudential-Bache. Все его друзья из финансово-инвестиционной сферы были изгнаны из бизнеса. В первый раз с тех пор, как он начал продавать ценные бумаги товариществ через Pru-Bache, Харрисон мог рассчитывать только на себя. Он был не в состоянии даже позволить себе этот круиз, и ему придется вести переговоры о том, чтобы расплатиться за него в рассрочку.

Чтобы все рассыпалось в прах, оставалось нанести ему последний удар.

И две недели спустя этот удар был нанесен.

Все началось 15 мая в маленькой деревушке Массинг-Ротт, Западная Германия, в офисе уважаемого врача Герберта Шиффера. Просматривая свои бумаги, Шиффер обнаружил документ, который получил шесть лет назад, когда биржевой брокер убеждал его вложить сумму, эквивалентную 20 000 долл., в одно товарищество. Суть сделки состояла в том, чтобы объединить средства инвесторов и приобрести два торговых центра, расположенные в Бессемере, штат Алабама, и Ки-Уэсте, штат Флорида. Подобно остальным инвесторам, Шиффер не знал почти ничего ни о том ни о другом и поначалу сомневался, стоит ли вкладывать средства в это дело.

Затем Шиффер получил поразительный документ от Клифтона Харрисона, предполагаемого генерального партнера сделки. В письме, отправленном в 1981 году, Харрисон гарантировал, что в 1986 году выкупит у него ценные бумаги товарищества за 150 % от первоначальной суммы капиталовложений, иначе говоря, за 30 000 долл. Если Шиффер не захочет продавать свою долю, он может сохранить ее за собой. Письмо было написано на фирменном бланке Bache. Шиффер поверил этим обещаниям.

Теперь был 1986 год, и Шиффер твердо знал, что хочет продать свою долю. Дела товарищества шли неважно, и он был очень рад, что сохранил гарантийное письмо Харрисона. Найдя этот документ, он поставил внизу свою подпись, подтверждая, что хочет вернуть свои деньги. Все, что ему остается сделать, думал он, — это отправить письмо Харрисону, и через пару недель он получит свои деньги.

В течение следующих трех недель по всей Западной Германии — в Штутгарте, Зауэрлахе, Оффенбурге, — а также в Австрии и Греции десятки инвесторов Харрисона сделали то же самое, что и Шиффер, — отыскав гарантийные письма Харрисона, они заверили их своей подписью и отправили их в Даллас.

Письма хлынули в офис Харрисона. Клифтон Харрисон, который нуждался в рассрочке, чтобы оплатить недавнее путешествие на круизном лайнере, внезапно обнаружил, что задолжал больше 1,9 млн долл. И у него не было никакой возможности расплатиться с долгами.

Тилли Тиллман, один из крупнейших продавцов товариществ Харрисона, был в панике. В тот день летом 1986 года один из его коллег из подразделения Prudential-Bache в Лонг-Бич, Калифорния, рассказал о невероятных слухах про Харрисона. Тиллман, который только в 1985 году продал ценные бумаги товариществ Харрисона почти на 1,5 млн долл., хотел, чтобы кто-то — желательно из Prudential-Bache — подсказал ему, правдивы ли эти слухи. А впрочем, у него нет времени ждать. Он хотел немедленно разобраться, в чем дело. Он позвонил в Harrison Freedman Associates в Далласе и попросил позвать к телефону Майка Уолтерса, главного менеджера по маркетингу.

«Майк, мне нужно с тобой поговорить, — торопливо произнес Тиллман. — Скажи, Клифтон и в самом деле осужден за уголовное преступление?»

Уолтерс пробормотал что-то невнятное. Он явно был не в своей тарелке.

«Это не телефонный разговор, Тилли, — сказал он. — Ты можешь подъехать ко мне в офис?»

«Вылетаю ближайшим рейсом».

Наспех собравшись, Тиллман ринулся в аэропорт. Голова у него шла кругом. На протяжении всего времени, которое он проработал в Prudential-Bache, он склонял своих клиентов заключать сделки с Харрисоном. Он многократно ручался за этого человека, полагаясь на заверения своих боссов. А теперь он обнаружил, что Харрисон — обыкновенный преступник, пусть исправившийся, но все же преступник.

Он купил билет на ближайший рейс в Даллас. Во время полета он не мог усидеть на месте. Смятение, вызванное тем, что он узнал, продолжало расти. Как могла Prudential-Bache рассчитывать на то, что подобные вещи удастся сохранить в тайне? Какого черта они ведут дела с человеком, который побывал за решеткой?

Когда Тиллман прибыл в Международный аэропорт Далласа, приближался вечер. Он взял такси до Harrison Freedman Associates. Добравшись до места, он торопливо скользнул внутрь, спеша увидеть Майка Уолтерса. Прежде чем Тиллман успел открыть рот, плотный, коренастый Уолтерс опередил его.

«Да, Тилли, это правда».

Эти слова, как кинжал, вонзились в сердце Тиллмана. Почувствовав дурноту, он опустился в кресло в кабинете Уолтерса. У него в душе поднималась волна гнева.

«Как могло случиться, что мы до сих пор не знали об этом?» — воскликнул он.

Уолтерс поспешил к двери кабинет и плотно закрыл ее. Было видно, что он переживает, что не сделал этого раньше. Вернувшись, он грузно опустился в кресло за своим столом и вздохнул.

«Все это время мы скрывали это, — сказал он. — Иначе нас ждали бы крупные неприятности».

«Уж это точно! — зло бросил Тиллман. — Кому захочется связываться с уголовником?»

Уолтерс невозмутимо ждал, пока к Тиллману вернется самообладание. Наконец Тиллман поднял на него вопросительный взгляд: «Майк, скажи, что произошло?»

«Это случилось очень давно, Тилли, — сказал Уолтерс. — Можно сказать, в самом начале».

Уолтерс рассказал Тиллману, что несколько лет назад он был свидетелем того, как Джим Дарр спорил с консультантами по вопросам права о том, следует ли фирме продавать сделки Харрисона. Он сказал, что, по мнению юристов, затея была безумной. Но Дарр настоял на том, чтобы Харрисон получил одобрение, утверждая, что президентское помилование аннулирует его судимость.

Тиллман слушал его, потеряв дар речи. Ему хотелось кричать и стучать кулаками. Недавно он решил, что больше не будет продавать сделки Харрисона, поскольку они не приносят прибыли. Но он понимал, что теперь уже слишком поздно. Его клиенты не могут избавиться от долей этих неликвидных товариществ. До него дошло, что их одурачили. Они вложили миллионы долларов в сделки с человеком, за которого он никогда бы не поручился, если бы знал правду.

«Боже мой, Майк, — сказал Тиллман. — Я втянул в эти сделки своих самых близких друзей. Что я им скажу? Как я смогу оправдаться?»

У Тиллмана запершило в горле. Хотя он не знал, что сказать клиентам, он знал, что скажет своим коллегам. Он был готов поднять такой шум, что к тому времени, когда с ним разделаются, брокеры по всей Prudential-Bache — включая крупнейших продавцов сделок Харрисона, — узнают правду. У него в голове продолжали вертеться одни и те же вопросы. Как можно было держать подобную информацию в тайне? И где были те, кто должен следить за отделом прямых инвестиций?

Утром 9 июля 1986 года Кристи Мандт, брокер офиса Prudential-Bache в Сиэтле, медленно очнулась ото сна. Голова у нее побаливала, во рту пересохло. Еще не открыв глаза, Мандт поняла, что накануне выпила лишнего. Это было плохо. Мандт боролась с алкоголизмом с 1983 года. Она знала, что, если не бросит пить, может лишиться работы.

Мандт осторожно открыла глаза. Она была в номере отеля. Она обвела взглядом свою постель и в ужасе отпрянула. Рядом с ней лежал Боб Шерман, глава отдела розничных продаж Prudential-Bache. Она заглянула под простыню. Они оба были обнажены. Так, значит, она занималась сексом с Шерманом?

Мандт встала и собрала свою одежду, разбросанную по комнате. Ей нужно одеться и уйти. Мало-помалу она вспомнила, что произошло. Она была в Денвере, штат Колорадо, на конференции по продажам. Несколько недель назад Кэррингтон Кларк, глава офиса, в котором она работала, сказал Мандт, что из-за тяги к спиртному она может лишиться работы. Кларк добавил, что ему удалось отстоять ее перед руководством и воспротивиться увольнению. Теперь она была в долгу перед ним. Он мог уволить ее в любой момент. Его слова напугали ее. Ей нужна была эта работа.

Затем Кларк сказал Мандт, что хочет, чтобы она полетела в Денвер на конференцию по продажам и встретилась там с ним и Шерманом. Мандт сделала то, что ей было сказано. Накануне вечером Кларк и Шерман повели ее в бар. Там все они изрядно выпили. Они не занимались ничем, что имело отношение к бизнесу. Остальное Мандт помнила смутно. Ей было стыдно. Шерман, а может быть, и Кларк занимались с ней сексом, когда она напилась до бесчувствия, подумала она.[19]

Собирая вещи, Мандт увидела свой авиабилет и подобрала его. Он ей еще пригодится. Приказав ей отправиться в Денвер, Кларк сказал, что все расходы будут компенсированы. Ей нужно лишь отправить ему билет, и ей возместят стоимость перелета. Собирая вещи перед уходом, она вспомнила, что сказал Кларк про счет: «Мы просто снимем эти деньги со счета одного из товариществ, которыми занимается Prudential-Bache».

Гарнетт Кейт, заместитель председателя Prudential Insurance Company, промокнул рот салфеткой. Он впервые обедал вдвоем с Джимом Дарром. За последние годы на долю отдела прямых инвестиций Дарра приходилась такая значительная часть доходов Prudential-Bache — в фирме это подразделение было одним из немногих, которые приносили прибыль, — что высшие должностные лица Prudential Insurance не могли не заметить этого. Сам Джордж Болл превозносил Дарра на все лады и часто отмечал заслуги отдела прямых инвестиций, выступая в совете директоров Prudential Insurance. Неоспоримые успехи Дарра открывали перед ним путь на вершину организационной иерархии Prudential. Поэтому осенью 1986 года Кейт был счастлив пригласить Дарра отобедать.

Однако беседа сразу не заладилась. Хорошо знакомый с Уолл-стрит, Кейт привык иметь дело с руководителями страховых компаний и искушенными менеджерами инвестиционных банков. Дарр был человеком совсем иного сорта, он был всего лишь продавцом, и никем более, да еще при этом весьма неуклюже занимался саморекламой.

Кейт слушал, как Дарр разглагольствует о том, каких успехов достигло его подразделение, продавая доли в товариществах, и о блестящих перспективах, которые ждут его в будущем. Неприкрытые амбиции Дарра были слишком очевидны. От его топорных попыток показать себя человеком, который должен возглавить отдел розничных продаж Prudential-Bache и в один прекрасный дел стать преемником Болла, Кейту стало не по себе. Для Дарра это был шанс показать себя с наилучшей стороны представителю Prudential Insurance, но он сам нанес сокрушительный удар своей репутации. Когда обед подошел к концу, Кейт чувствовал к нему стойкое отвращение.

«Что ж, Джим, — сказал Кейт, поднимаясь из-за стола. — Мы прекрасно провели время. Нам непременно нужно при случае отобедать вместе еще раз».

Улыбаясь, Кейт направился к выходу вместе с Дарром. Он изо всех сил старался изобразить воодушевление, но был рад, что встреча позади. Дарр выбил его из колеи. Но Кейт так и не поделился своими сомнениями насчет Дарра с Джорджем Боллом, человеком, который отвечал за бизнес Prudential-Bache.

Во Франкфурте, Западная Германия, Гюнтер Хоффштедтер, руководитель местного представительства Prudential-Bache, подготовил телеграмму для отправки Клифтону Харрисону. За годы работы у Хоффштедтера сложились довольно тесные отношения с Харрисоном, хотя по большей части они общались по телефону. Хоффштедтер верил в Харрисона, зная, что этот техасец пользуется поддержкой нью-йоркского офиса компании. Именно поэтому Хоффштедтер так настойчиво продвигал в Германии Бессемер — крупнейшую западную сделку.

Однако в последние годы клиенты все чаще были недовольны своими инвестициями. Прежде всего они перестали получать прибыль. Хоффштедтер умолял Харрисона найти способ, который позволил бы обеспечить выплату дивидендов, но это было бесполезно. Он не знал, что Харрисон удерживает все деньги, которые могли бы пойти на выплату дивидендов, в качестве комиссионных. Теперь почти все клиенты требовали возврата вложенных средств плюс 50 %. Они приходили, размахивая письмами с подписью Харрисона, который обязался выплатить им огромное вознаграждение. Хоффштедтер знал, что у Харрисона нет денег, чтобы выкупить их капиталовложения. Хуже того, он знал, что никому в Нью-Йорке Харрисон не сказал об этом ни слова. Беспокойство Хоффштедтера росло с каждым новым клиентом, который предъявлял претензии. Он должен был проинформировать о происходящем своих американских боссов.

Вечером, в четверть седьмого по местному времени Хоффштедтер отправил телеграмму, сообщив Харрисону о том, что еще несколько клиентов хотят вернуть свои деньги, и подытожил общую сумму долга с учетом новых претензий. В конце своего послания он деликатно намекнул, что игры с Нью-Йорком окончены.

«Клифтон, прошу, не забывай — что бы ни случилось, я обязан доложить об этом своему начальству в Нью-Йорке, — написал он. — Я надеюсь, что это понятно и не огорчит тебя».

Однако эти новости до глубины души огорчили руководителей Prudential-Bache в Нью-Йорке.

«Что ж, поделом ему. Это проблема Харрисона. Мы не собираемся платить его долги».

Разговаривая с руководителями представительства фирмы во Франкфурте, консультант юридического отдела был чрезвычайно резок. Почти сразу после того, как Хоффштедтер проинформировал своих боссов в Нью-Йорке, вопрос был передан на рассмотрение юристов фирмы. После беглого изучения ситуации они поняли, что у Харрисона нет средств, чтобы выплатить почти 2 млн долл. своим инвесторам. Он по уши увяз в долгах, и найти банк, который мог бы решить его проблемы, было практически невозможным делом.

Однако юристы заняли твердую позицию. В разговорах с руководителями подразделения во Франкфурте они неоднократно подчеркивали, что Prudential-Bache не выплатит ни цента ни одному из клиентов в Германии. Письменные обязательства были скреплены подписью Харрисона. Bache была всего лишь посредником. Она не несла ответственности за случившееся.

И все же на такой позиции они продержались недолго. Некоторые из немецких инвесторов пришли в ярость из-за того, что Харрисон и фирма упорно отказывались выполнить свои обязательства. Согласно обещаниям Харрисона они должны были получить свои деньги к 30 сентября, но наступил октябрь, а дело не сдвинулось с места. Некоторые из них связались с регулирующими органами Германии. Через несколько дней немецкие правительственные чиновники позвонили в центральный офис Pru-Bache в Нью-Йорке, требуя объяснить, почему компания не выполняет свои обязательства.

Когда юристы возразили, что эти обязательства взял на себя Харрисон, а не компания, это не произвело впечатления на немецких чиновников. Как-никак Харрисон писал письма на фирменном бланке компании под названием Bache-Harrison Associates. Этого, утверждали чиновники, вполне достаточно, чтобы призвать Prudential-Bache к ответу. Немцы не знали и не желали знать, что компания Bache-Harrison была всего-навсего хитроумной уловкой, средством для сбора комиссионных.

После такой пикировки чиновники недвусмысленно дали понять, что, если Prudential-Bache не намерена отвечать за взятые на себя обязательства, ее ждут неприятности. Возможно, она даже лишится права продавать ценные бумаги в Западной Германии.

Это заставило юристов изменить позицию. Они поняли, что фирме не удастся остаться в стороне. Prudential-Bache придется вновь выручать Харрисона из беды.

Ровно в 11 утра 22 октября 1986 года оркестр Корпуса морской пехоты США на южной лужайке перед Белым домом заиграл президентский гимн «Салют Командиру». Президент Рональд Рейган в легком коричневом костюме быстро шагал от Белого дома к специально установленной трибуне. Был чудесный осенний день. Балкон Трумэна за спиной Рейгана был украшен гирляндами желтых хризантем. Рейган легко взбежал на трибуну и улыбнулся собравшимся. Его аудитория составляла более полутора тысяч человек. Никогда еще в период администрации Рейгана для подписания законодательного акта не собиралось так много людей. Впрочем, федеральный налоговый кодекс подвергается полному пересмотру не каждый день.

Толпа зааплодировала. Пройдя мимо стола, Рейган направился к специальному возвышению, чтобы взять президентскую печать.

«Спасибо и добро пожаловать в Белый дом, — сказал Рейган. — Минуту спустя я сяду за этот стол, возьму ручку и подпишу документ о самой радикальной реформе налогового законодательства в истории нашего народа. Всем, кто долго и напряженно трудился, чтобы приблизить наступление этого дня, и сегодня собрался здесь, я выражаю благодарность от своего имени и от имени всего народа».

К этому дню вел долгий путь. Он начался в 1982 году, когда сенатор Билл Брэдли и член палаты представителей Ричард Герхард предложили демократическую версию налоговой реформы. В 1984 году Дональд Риган, министр финансов, обнародовал свою версию, и в 1985 году Рейган во время своего второго срока принял налоговую реформу, коренным образом изменив центральную часть внутреннего законодательства.

Закон был ошеломляюще прост. Более десятка налоговых категорий, ставка которых варьировалась от 11 до 50 %, были заменены на две базовые категории. Для высшей категории ставка налогообложения составляла всего 28 %. Взамен были аннулированы сотни скидок и льгот, которые позволяли сократить сумму уплачиваемого налога. Новое законодательство почти полностью уничтожило налоговые укрытия, использованию которых благоприятствовали нормы первого налогового законопроекта Рейгана.

«У меня такое ощущение, что мы только что провели чемпионат страны по налоговой реформе, — сказал Рейган, и толпа засмеялась. — И американский народ выиграл».

«Налоговая реформа — вздор, — сказал Дарр исполнительному комитету Prudential-Bache. — Она никак не повлияет на продажи товариществ».

Болл невозмутимо слушал выступление Дарра. Несколько месяцев высшее руководство Pru-Bache с тревогой наблюдало за движением закона о налоговой реформе в конгрессе. Кое-кто чувствовал облегчение каждый раз, когда казалось, что реформа вот-вот провалится, и приходил в смятение, когда законопроекту удавалось еще на один шаг приблизиться к статусу закона. Летом 1986 года, когда стало понятно, что налоговая реформа — это реальность, Болл начал спрашивать Дарра, сможет ли отдел прямых инвестиций выжить. Дарр убежденно заверял его, что группа не просто выживет, но будет процветать. И теперь, когда законопроект стал законом, Дарр излагал свою оптимистическую точку зрения исполнительному комитету фирмы.

В значительной мере выживание подразделения было эпитафией планам Болла и Дарра.

Переключившись в 1982 году со сделок, ориентированных на налоговые льготы, на сделки по приобретению собственности, подобные товариществам по инвестициям в энергетические компании, они заняли особую нишу в данной сфере. Они были убеждены, что этому бизнесу не страшны никакие изменения налогового законодательства, которые намерен осуществить Вашингтон.

Разумеется, потенциальные налоговые скидки на такие активы, как недвижимость, являются составляющей его цены и стимулируют желание покупателя приобрести их. Собственность, не предполагающая налоговых скидок, будет стоить меньше, чем та, что подпадает под льготы такого рода. Но Дарр заявил комитету, что отмена налоговых льгот Вашингтоном не играет никакой роли для будущего отдела прямых инвестиций.

«Здание, которое в прошлом месяце стоило 20 млн долл., сегодня будет стоить 12 млн, — сказал он. — Цена изменится мгновенно. Это рынок с высоким уровнем конкуренции. Мы просто покупаем по более низкой цене и извлекаем из этого прибыль».

То, что он говорил, было абсурдом чистой воды, — любой лоббист Национальной ассоциации торговцев недвижимостью или специалист по строительству мог без труда доказать, что проект налоговой реформы отправит недвижимость в длительную рецессию.

Жилое здание — это не акции, котировки которых меняются мгновенно. В подобной ситуации цены на неликвидную недвижимость начинают медленно падать, и этот процесс растягивается на годы, пока покупатели и продавцы пытаются понять подлинную цену данного имущества. Через этот процесс не проходил еще никто в сфере недвижимости.

Но заверения Дарра успокоили Болла. Подразделения, которые занимались товариществами на Уолл-стрит, закрывались, но Болл не обращал на это внимания, считая, что причиной тому — их неумение планировать. Он был уверен, что у него работают лучшие специалисты по товариществам. На их суждения можно положиться. Не зря в рекламе Prudential-Bache говорится о «мудрой рыночной стратегии». Отдел прямых инвестиций будет крепнуть и дальше. Сейчас, когда так много фирм выбывает из бизнеса, надо постараться поднять уровень продаж Prudential-Bache и начать извлекать прибыль из своего опыта.

«Хорошо, Джим, — сказал Болл с улыбкой. — Давай попробуем».

Клифтон Харрисон стоял у себя дома в Далласе, держа телефонную трубку на некотором отдалении от уха. Даже так он слышал, как на другом конце линии Джоэл Дэвидсон, юрист из Prudential-Bache, кричит на него.

«Сэр, я искренне не понимаю, почему это мои обязательства, — сказал Харрисон. — Возможно, я не понял что-то из того, что мистер Хоффштедтер сказал немецким инвесторам. Я не говорю по-немецки».

Дэвидсон был в бешенстве. Обязательства перед инвесторами из Германии были изложены по-английски. Они были подписаны рукою Харрисона. Это были обязательства Харрисона. Он должен выполнить свои обещания. Ставки слишком высоки.

Наконец после переговоров, которые продолжались несколько дней, Харрисон согласился на требования Prudential-Bache. Он возьмет на себя ответственность за возвращение инвесторам, которые вкладывали средства в Бессемер и Ки-Уэст, их денег, но фирма предоставит ему ссуды для выплаты долгов.

В начале ноября 1986 года Дэвидсон составил описание сделки между Харрисоном и Prudential-Bache. По данному соглашению Pru-Bache должна была выделить Харрисону ссуду на сумму около 1,9 млн долл. в обмен на два прямых векселя с его стороны. Выплата процентов по векселям должна осуществляться ежеквартально. В качестве обеспечения Харрисон должен взять ипотечный кредит под торговый центр в Бессемере, штат Алабама, в пользу Prudential-Bache. Харрисону не разрешается продавать недвижимость в Бессемере, и все поступающие от нее средства должны идти на выплату процентов по ипотечному кредиту.

Харрисон принял эти условия. В соответствии с ограничительным договором он отказывался от всех прав на собственность в Бессемере до тех пор, пока не вернет Prudential-Bache 1,9 млн долл. Фактически собственность в Бессемере теперь принадлежала Pru-Bache.

Юристы Prudential-Bache были довольны, что им удалось отстоять интересы фирмы. Вместе с тем оставалась одна серьезная проблема. Сведения об ипотечном кредите подлежали раскрытию. Если они появятся в документе, доступном инвесторам и юристам товариществ Харрисона, это станет прямым доказательством финансовых проблем Харрисона. Кроме того, это приведет к раскрытию обязательств Харрисона перед инвесторами Бессемера и Ки-Уэста. Продав доли в товариществах Харрисона на сумму более 250 млн долл., фирма ни в одном документе не раскрыла его обязательств перед инвесторами Германии. Любой инвестор, который узнает об этом, может подать в суд.

Prudential-Bache уклонилась от решения этой проблемы, и сведения об ипотечном кредите не были отражены ни в одном документе. Инвесторов так и не уведомили об этом финансовом кризисе.

Теперь Prudential-Bache, по сути, превратилась в тайного инвестора Клифтона Харрисона. Вскоре ей придется испытать неприятные последствия этого шага: несмотря на письменные обещания, Харрисон изменит своему слову и нарушит все условия договора. Прошло несколько месяцев, а он так и не перечислил квартальные проценты, которые обязан был платить в обмен на выделенную ему ссуду. Вскоре его объявили должником, отказавшимся от исполнения обязательств.

Юристы Prudential-Bache угрожали Харрисону судебным процессом, однако эти угрозы так и остались пустым звуком. Они сами вручили Харрисону оружие: если возбудить против Харрисона иск, фирме придется составить публично-правовой документ, где будет раскрыта вся информация, которую утаили от инвесторов. Харрисон связал их по рукам и ногам.

Контроль Харрисона над ситуацией был столь полным, что позднее, когда он продал недвижимость в Бессемере и прикарманил вырученные деньги, Prudential-Bache не высказала никаких возражений. Годы спустя на вопрос, почему Харрисону позволили уйти с миллионами долларов, которые принадлежали фирме, Лорен Шехтер ответит:

«Это было административное упущение».

«Мистер Харрисон, поднимите правую руку и повторяйте за мной».

Харрисон, который сидел в приемной своего адвоката на 52-й Ист-стрит в Манхеттене, поднял руку и поклялся, что говорит правду. Было 10 утра 23 марта 1987 года. Иск, поданный Джоном Макналти, разгневанным инвестором товарищества Archives, в конце концов, настиг Харрисона. Чарльз Кокс, любезный, но напористый адвокат Макналти из Миннеаполиса, был готов к взятию показаний под присягой. Впервые инвестор Харрисона получил возможность задавать ему вопросы под присягой.

Для Харрисона это было чревато весьма серьезными последствиями. Практически все показания под присягой начинаются с вопросов о прошлом свидетеля. Вопросы Кокса могли вынудить Харрисона признаться в своем криминальном прошлом, которое так долго пытались скрыть он сам и Prudential-Bache.

Кокс полистал свои записи. Попросив Харрисона назвать свое имя и место жительства, он начал с широко поставленного вопроса.

«Я заметил, что в меморандуме о предложении ваше прошлое описано достаточно подробно, — сказал Кокс. — Не считаете ли вы нужным дополнить сведения, которые там содержатся?»

Скрестив руки на груди, Харрисон спокойно посмотрел на Кокса.

«Я не помню, какая информация изложена в меморандуме».

«Что ж, попробуем пойти иным путем, — сказал Кокс и начал один за другим задавать вопросы о прошлом Харрисона. Он поинтересовался его образованием и спросил, каким было первое место его работы. Харрисон сказал, что работал в банке и ушел оттуда в 1966 году.

«Чем вы занимались после 1966 года, когда ушли из банка?»

Харрисон перевел глаза на своего адвоката, а затем вновь на Кокса.

«Могу я переговорить со своим адвокатом?»

«Разумеется», — пожал плечами Кокс.

Кокс озадаченно наблюдал, как Харрисон шепчется со своим адвокатом, Стивеном Капланом. Через несколько секунд они закончили, и Каплан посмотрел на Кокса.

«Чарли, — сказал Каплан, — мистер Харрисон ответит на вопросы об образовании и опыте работы. Ты ведь об этом спрашиваешь».

Кокс не понял, что происходит.

«Ты имеешь в виду, что он не станет отвечать?»

«Нет, он ответит».

«Ну и прекрасно».

«Ты ведь хотел знать, в каком порядке он получал образование и каков опыт его работы?»

Кокс напрягся. Каплан хотел, чтобы он ограничил круг вопросов. Его адвокатское чутье подсказывало, что он вплотную подошел к чему-то важному. Он не собирался соглашаться на ограничение расследования.

Кокс вновь спросил, чем занимался Харрисон после того, как в 1966 году ушел из банка. Сначала Харрисон заявил, что в 1967 году он посещал Южный методистский университет. Кокс поднял бровь. Харрисон пропустил отрезок времени между банком и колледжем.

«Вы занимались чем-то в этот период?» — спросил Кокс.

«Я работал плотником», — без запинки ответил Харрисон. При этом он умолчал о том, что этой работой он занимался, будучи заключенным.

«Это было ваше первое знакомство со строительством?»

«К сожалению, да».

Кокс пожал плечами. Он не мог понять, зачем так волноваться из-за пустяков.

«Хорошее место для начала, — сказал он. — Быть плотником непросто».

Кокс вновь заглянул в свои записи. Там было кое-что, что он упустил. Он решил попробовать еще раз.

«Почему вы ушли из банка?»

«У нас были крупные разногласия».

«Говоря “мы”, вы имеете в виду себя и…»

«Моего непосредственного начальника».

Кокс задал несколько вопросов о непосредственном начальнике Харрисона и понял, что ничего не добился. Он перешел к вопросам про обучение в Южном методистском университете. Больше он не возвращался к периоду жизни Харрисона, проведенному в тюрьме.

Его криминальное прошлое может и дальше оставаться тайной. Все, что потребовалось от Харрисона, — не говорить всю правду под присягой. И все это происходило на глазах адвоката Prudential-Bache.

Тилли Тиллман вновь бушевал, обращаясь к менеджеру своего подразделения Дэйву Дистелу.

«Вся эта чушь, которую они несли! Дарра и всю его свору нужно расстрелять!»

Когда Тиллман рассказал своему другу Дистелу о том, что Харрисон совершил уголовное преступление, тот был ошеломлен. Они говорили об этом беспрерывно. Даже теперь, в начале 1987 года никто из них не мог объяснить, как Дарр и его команда обманули доверие собственных брокеров. Что бы ни заставило Дарра пойти на это, оба считали этот поступок самой циничной ложью.

То, что узнал о Харрисоне Тиллман, быстро стало известно всей фирме. Мощные телекоммуникационные системы и тысячи телефонов, по которым поддерживают связь брокеры, позволяют любой новости мгновенно облететь фирму. Подробности перебранки в офисе Сан-Диего через час становятся известны в Бангоре, штат Мэн. Тиллман был первым человеком, который стал открыто возмущаться уголовным прошлым Харрисона. Его не волновало, кто его слышит, — на самом деле ему хотелось, чтобы об этом узнало как можно больше людей.

Почти каждый день эту новость слышал кто-то из брокеров. «Фирма заключала сделки от имени уголовного преступника!» Кое-кто из брокеров, узнавая об этом, испытывал подлинные муки.

Остальные были счастливы, словно им удалось избежать столкновения с приближающимся поездом. Их клиенты в свое время не проявили интереса к налоговым схемам, которыми торговал Харрисон, и они не принимали участия в его сделках. Большинство из них в основном продавали доли в товариществах, которые могли принести реальный доход, в том числе в товариществах по инвестициям в энергетические компании. Брокеры были убеждены, что эти сделки законны. Они видели, что их клиенты каждый квартал получают солидные дивиденды. Поэтому, услышав, что Graham Resources готовится к созданию товарищества нового типа, брокеры Prudential-Bache стали с нетерпением ждать этого события.