Глава 2. Двоевластие

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 2. Двоевластие

Политическое двоевластие наступает тогда, когда, по образному замечанию В.Ленина, верхи больше не в состоянии управлять страной по-старому, а низы больше не хотят мириться с жизнью по-старому. Признаки двоевластия проявляются при предреволюционной ситуации, на пороге социальной революции, когда возникают два политических центра принятия значимых решений, определяющих внутриполитическую борьбу экономических интересов. Пассивный центр действующей власти оказывается неспособным больше вырабатывать прогрессивную политику. Он всё очевиднее только тащится за событиями, лишь неуклюже отвечает на них, балансируя в усложняющихся обстоятельствах разрастающегося вширь и вглубь политического кризиса. Тогда как активный политический центр постепенно набирает силу в среде региональных производственных интересов, привлекая сторонников требованиями революционного изменения производственных отношений для восстановления общественных связей на новом уровне их социологизации, то есть требованиями коренной смены отношений собственности и обновления общественных отношений в государстве, смены власти и правящего класса.

Пассивный, однако удерживающий главные рычаги воздействия на исполнительные учреждения и ведомства, центр политической власти добровольно на коренную смену отношений собственности не идёт и не может пойти, так как он сам является выразителем старых отношений, призван бдительным псом стоять на страже этих отношений, подпираемых сложившимся правящим классом. Он пытается лишь подправить, реформировать их в интересах правящего класса, раз за разом “с мрачным предчувствием проигранной игры” наталкиваясь на политические провалы этих попыток. Поэтому двоевластие всегда и везде приводило к выходу политической борьбы за рамки законности, установленной старым режимом власти, и вооружало противоборствующие силы сознанием необходимости военного насилия над противником, посредством военного насилия удержания или установления собственной диктатуры. Примирить порождающие двоевластие противоречия невозможно, так как они становятся следствием антагонистической борьбы принципиально разных представлений о долженствующих быть отношениях собственности, полярно противоположных политических интересов. Достигаемые при двоевластии компромиссы между столицей и регионами дают лишь тактические передышки, во время которых осуществляется перегруппировка сил и подготовка к решающим схваткам, в том числе и подготовка вооружённых средств решения политического противоборства.

Как же возникло нынешнее двоевластие в России? В чём его суть?

К концу Перестройки в России из-за всеохватного кризиса коммунистической социал-феодальной системы власти сложилось формационное политическое двоевластие. Действующий центр власти коммунистического режима хотел лишь реформировать социал-феодальный способ управления страной, который был последней ступенью совершенствования системы управления феодальной формации. А организующийся вокруг сторонников утверждения господства в стране рыночных отношений собственности и политического либерализма оппозиционный центр власти всё воинственнее требовал смены способа управления, замены старого способа на новый, либерально-представительный, то есть замены социал-феодальной формации на буржуазно-капиталистическую формацию. Вследствие ожесточения между ними политического противоборства в 1989 году в России началась буржуазно-демократическая революция. Постепенно в стране стал выделяться слой тех, кто так или иначе накапливал коммерческий капитал, с его помощью скупал, захватывал собственность, и он-то, этот слой, после политического переворота 3-4 октября 1993 года установил свою политическую диктатуру, покончив с формационным двоевластием. С этого времени в России победили буржуазные отношения собственности. На первый взгляд в стране как бы все отношения между людьми определяет либеральная Конституция. На деле же правящий класс выразителей коммерческого интереса поставил себя над собственными же законами, не скрывая, что они обязательны для остальных, но не для него, и даже обосновывает такое положение дел политической целесообразностью выхода за рамки законов из-за реваншистских настроений неокоммунистов.

Слабость власти нынешнего режима вызвана тем, что коммерческим интересом могут жить только 2-3% населения страны. Ещё пару лет назад, в разгар либеральных преобразований в России, куплей-продажей и перепродажами краденого и припрятанного жило значительно большее число людей, чем сейчас. Именно на спекуляциях всякого рода, на казнокрадстве, на не скрываемом ростовщичестве, на бандитских грабежах делались крупные и мелкие капиталы, – но никак не в производственных отраслях. Производство быстро стало вроде падчерицы для деморализованного народного общественного сознания и для имеющих дело с новыми собственниками чиновников. Это создало питательную почву для прорастания коммерческого политического умозрения в руководстве учреждений центральной исполнительной власти Верховного Совета страны и для политического переворота 3-4 октября 1993 года.

Когда всё, имеющее рыночную ценность, оказалось разграбленным, всё, что было возможно продать и перепродать за валюту, продано, а производство пришло в упадок, нынешний режим стал жить в долг у западных кредиторов, как государственных, так и частных, получая ссуды под залог сырьевых ресурсов страны. Взамен он прочно привязывал Россию к колесницам чуждых государственных интересов, по сути отдавая страну в кабалу западным государствам на десятилетия вперёд. Долго такое положение дел продолжаться не могло. Начались кризисы банковской системы, коммерческих учреждений, ожесточились войны порождённых режимом и тесно с ним связанных бандитских объединений за теневую и не теневую экономику. Сейчас на наших глазах происходит сокращение числа мелких и средних коммерческих и обслуживавших их банковских учреждений всякого рода и значения, их поглощение крупными акулами российского, так называемого, бизнеса, которым покровительствуют влиятельные круги представителей исполнительной власти режима, в том числе силовых ведомств.

Укрупнение коммерческого капитала при дальнейшем развитии событий, в конце концов, приведёт к сокращению численности того слоя горожан, который научился жить коммерческим интересом, приблизительно до 2-3% от общей численности населения стран. И вот эти-то 2-3% в перспективе ближайших лет составят в итоге собственно политическую опору режима, который сейчас диктует России свою политику! Причём, надо отметить, что в среде главных собственников и управленцев режима оказалось очень много евреев, армян, грузин, чеченцев и прочих расово чуждых русским, часто полудиких, а то и просто диких южных инородцев. Может ли столь политически шаткий, балансирующий режим не ценить поддержку этих инородцев? Очевидно, что нет. Мало того, что режим неуклонно превращается в противогосударственный, так как отчуждается от главных целей власти, которые сложились при историческом развитии государственности России, и разрушает промышленные регионы и производство вообще, он становится ещё и антирусским по своей политической опоре. Ибо на русских опираться он не может, так как собственно русские вследствие расовых особенностей североевропейского Архетипа и особого естественного отбора в условиях развития собственной государственности предрасположены к производственной и производительной деятельности, к социологизации труда и производственных отношений, и выказывают слабый интерес к коммерческому и ростовщическому паразитизму. Из этого начинают складываться предпосылки появления, как нового политического двоевластия, так и наполнения политического содержания этого двоевластия представлениями об антагонизме расового и этнического противоборства между государствообразующим этносом, объединяемым идеями передового городского национал-демократизма, и асоциальными, прорвавшимися в правящий класс режима диктатуры коммерческого интереса инородцами.

Показывая противогосударственную суть режима диктатуры коммерческого космополитизма, обнажая его политэкономическую сущность и подчёркивая его объективную политическую слабость, предметную неспособность вывести страну из общегосударственного кризиса, русский национал-демократизм становится напрямую враждебным режиму, самим основаниям его власти. Политически он смыкается с коренными интересами промышленных регионов, вооружая идейным оружием складывающиеся там центры недовольных режимом. Центры эти пока виртуальные и неформальные, не объединённые в один, а потому неуничтожимы полицейскими мерами и ускользают от нападок организаторов информационного произвола, так как трудно вести информационную войну против того, что не имеет обозначения и места нахождения.

Когда режим не в состоянии влиять на общественное сознание посредством передовых идей и идеалов, он начинает всё в большей мере опираться на чиновников и полицейские силовые подразделения. Использование деморализованной армии, но, главным образом, внутренних милицейских войск становится в России практически единственным способом хоть как-то поддерживать политический порядок, подталкивая сползание режима к чиновно-полицейскому тоталитаризму.

Все социальные слои промышленных и сельскохозяйственных регионов постепенно выходят из-под контроля власти, так как не видят в ней тех, кто действительно проявляет заинтересованность в преодолении промышленного упадка, в преодолении политического кризиса. И всё очевиднее для многих, сам политический кризис оказывается прямым следствием неспособности режима осуществлять перевод экономики на рельсы собственно промышленного развития. Растущие безнадёжность и отчаяние рано или поздно толкали в других странах, толкают вообще, и будут толкать у нас, в частности, молодёжь промышленных регионов и низовые части офицерского корпуса армии к осознанию неизбежности создания отрядов или дружин прямого действия для решительного неприятия режима в любом его проявлении. Принципиальное отличие таких отрядов от бандитских группировок в политической направленности их устремлений, в поиске политической идеологии, которая дала бы им осознание собственной исторической значимости, оправдала бы тотальное революционное насилие, которое им придётся совершить ради будущего страны. Самой жизнью они вынуждаются к нацеленности на борьбу с внутренне присущим диктатуре коммерческого капитала космополитизмом, который не позволяет стране выстраивать общественно-политические и социально-корпоративные отношения, необходимые для развития промышленного производства. А потому они оказываются на стороне тех представителей военных подразделений, которые требуют возрождения и укрепления традиций независимого от внешних влияний могущества государства и особых, сословных прав военных в управлении страной.

Историческое значение появления отрядов прямого политического действия очень велико. Именно они становятся провозвестниками собственно роста политической культуры, политического самосознания горожан, как самосознания национального, самосознания социал-капиталистического, то есть самосознания исторически прогрессивного для данного конкретного общества. Именно они первыми решительно выметают остатки феодального рабского преклонения провинции перед столичной бюрократией, провозглашают региональные требования установления безусловного политического надзора всей страны над столичным чиновничьим эгоцентризмом, то есть осуществляют революционный прорыв к социально-политической культуре капиталистического общества, как общества национального, с национальным политическим самоуправлением.

Появление таких отрядов действенного неприятия буржуазно-коммерческого, буржуазно-ростовщического паразитизма столицы в отношении остальной страны укрепляет предпосылки коренного переворота в общественном развитии государствообразующего этноса. Ибо конечная цель Национальной Реформации, с точки зрения изменения общественного сознания, в окончательном уничтожении пережитков феодализма, – или, как в случае с нынешней Россией, пережитков коммунистического социал-феодализма. И она достигается разрушением разделения страны на столицу и провинции (а такое разделение является в известном смысле сутью феодализма и социал-феодализма), и становлением единого национального общественного самосознания государствообразующего этноса, корпоративного и эгоцентричного. Остановиться на полпути при осуществлении Национальной Реформации политически нельзя. Без национального самосознания, воспринимающего остальной, внешний мир лишь как условие роста внутреннего промышленного производства и устойчивости внутреннего экономического развития, немыслимо и невозможно появление регулируемого общественными потребностями национального рынка, только и ведущего к цивилизованному процветанию и к политической устойчивости страны.

Такие, исторического порядка коренные изменения общественных отношений и социальной культуры не осуществимы без социальной революции, без той её разновидности, которая получила название Национальной революции. Они не осуществимы без насильственного ниспровержения враждебно настроенного к Национальной революции паразитарного правящего класса собственников коммерческого капитала, кровные интересы которых столичная и административно-колониальная по существу вопроса диктатура коммерческого интереса яростно защищает, и без насильственного же подавления отживших народных общественных отношений.

Не следует наивно верить заверениям новоявленных частных собственников и бюрократов режима об их желании следовать законам и подчиняться воле избирателей. Режим диктатуры коммерческого политического интереса, то есть диктатуры 2-3% всякого рода дельцов, связанных с наращиванием коммерческого капитала, – этот режим дельцов, уже совершивших антиобщественные преступления ради своего обогащения. И свою аморально приобретённую собственность они добровольно не подчинят цели промышленного развития страны. А потому режим неотвратимо ведёт страну к самой, что ни на есть, Гражданской войне. В таких же войнах побеждают не парламентская болтовня, не компромиссы всякого рода болтунов от политики и политиканов, а только и только согласованность действий военизированных отрядов и дружин, вдохновляемых передовыми идеалами и руководимых политическими организациями.

В двадцатые годы текущего столетия вооружённые отряды прямого действия, которые возникали в промышленных городах Веймарской Германии, получили очень верное название – штурмовиков. В соответствии с закономерным ходом истории они готовились к штурму режима диктатуры коммерческого космополитизма, чтобы раздавить его центр обслуживающей олигархов власти в самом гнезде заговора ростовщиков и спекулянтов против промышленных регионов, в столице страны, в Берлине. Однако и все прочие Национальные революции прошлого завершали политические Гражданские войны, политическое двоевластие подобного рода по единому, в общем и целом, сценарию. Когда военизированные отряды прямого действия достигали определённого уровня согласованности выступлений по всей стране, они захватывали контроль над промышленными регионами, создавали там второй центр политической власти и предпринимали решительный поход на столицу. Захватив её, они производили широчайшую чистку обслуживающих режим учреждений власти, в том числе этническую, расовую, осуществляли самую решительную смену класса собственников и делали это при беспощадном подавлении любых мер сопротивления представителей коммерческого капитала.

Лишь после насильственного свержения режима диктатуры коммерческого интереса исторически прогрессивный характер деяний таких военизированных отрядов прямого действия исчерпывался. Они, так или иначе, рассасывались в учреждениях новой власти, создаваемой политической силой, которая возглавляла осуществление Национальной революции, в силовых ведомствах режима военно-политической диктатуры промышленного политического интереса. И уже эта политическая сила посредством опоры на силовые учреждения национального государства насильно подчиняла капитал интересам рождающейся нации и направляла его на ускоренное восстановление промышленного производства

Таков объективно неизбежный ход развития буржуазной революции, порождаемых ею капиталистических интересов, борьбы их непримиримых противоречий. Однако согласно мировому опыту, он немыслим теоретически и невозможен практически без возникновения субъективного фактора организации двоевластия. А именно без появления политической организации или партии революционеров, без той идеологии, которая ими создаётся либо сознательно, либо вследствие обострённой политической интуиции партийных вождей для осуществления захвата власти и последующей самой действенной революционной организации средств и мер управления страной, предметно нацеливаемых на решение задач Национальной Реформации.