Глава 9. Национальная революция и культура

Глава 9.

Национальная революция и культура

Но что есть содержательное наполнение общественного сознания, в чем оно проявляется? Одним из важнейших его составляющих является культура, в которой общественное сознание обретает и познает себя. Но что есть в концентрированном выражении культура, национальная культура? Почему она возникает и развивается, почему гибнет?

Единственная материальная причина, по которой она возникает и развивается, есть потребность воспитать человека подготовленным к выживанию в окружающем мире. Появление культуры есть следствие инстинкта самосохранения человека. Человек сам по себе слаб, он не может выжить без других людей, не может стать сильным и непобедимым без объединения с другими людьми, без духовного взаимодействия с ними, потому и возникает культура сообществ, племен, этнических групп племен, народов, наций, цивилизаций. Благодаря культуре человек может жить и даже процветать в сообществе других людей с минимальным числом конфликтов, опасных для его жизни, с минимальным числом препятствий своим интересам.

Поэтому культура по своей сути не может быть замкнутой и раз навсегда заданной, она зависит и от природного окружения, и от враждебных или союзных племен, народов и так далее. Изменяются внешние, внутренние общинные, общественные и материальные, экономические обстоятельства, изменяется образ жизни, — обязательно должна измениться и культура, обязана измениться, иначе человек в этих новых обстоятельствах без культурного приспособления к ним имеет высокие шансы вступать в конфликты и погибнуть; в лучшем случае потерять, что имеет.

Чем сложнее становится мир вокруг человека, тем сложнее и многограннее должна стать культура. Культура изначально развивается, если так можно выразиться, в рыночных условиях. Иначе она уже становится не культурой, а средством, используемым для обработки сознания людей, усиливает конфликт подверженного ее влиянию человека с собственным жизненным опытом, приводя его к раздвоению сознания, когда такая “культура” задает ему одни стереотипы поведения, а условия окружающего мира требуют от него иного поведения, что делает человека менее приспособленным к выживанию в этих реальных условиях, по сути ведет его к гибели. (Что, к примеру, и произошло с русскими за последние десятилетия; они оказались в наибольшей мере отравленными коммунистическим лозунгом о пролетарском “интернационализме”.) Даже разные слои одного общества создают собственные культуры. У элит общества одни ценности, одни принципы социального выживания, потому и возникает культура элит; у широких масс иные проблемы, иные правила борьбы за выживание, потому и возникает потребность в массовой культуре.

Если другой народ, другое сообщество достигли более высокого уровня социально-экономической и политической самоорганизации, процветания, и мы узнали об этом, хотим достичь такого же уровня процветания, мы просто вынуждены взять лучшее из культуры этого народа, — лучшее в смысле наиболее подготавливающего нас к реалиям жизни, ее подлинным, а не надуманным проблемам и интересам. Мы просто вынуждены взять это лучшее из цивилизационно более зрелой культуры, усвоить, ассимилировать, иначе наш человек не приспособится к новым условиям существования, не будет готов к ним, будет обречен в этих новых условиях, новых обстоятельствах на постоянные конфликты с собой и с окружающим миром, — реальным, а не виртуальным миром. И в способности перенимать все лучшее в культуре самых передовых цивилизаций, на данном историческом этапе оказавшихся более развитыми, более социально организованными, — в этом и заложен ключ к выживанию культуры собственной. Если национальная культура потеряла способность изменяться, усложняться, она неизбежно будет вытеснена оказавшейся более приспособленной к саморазвитию культурой.

Интеграция в мировую экономику есть отныне единственное условие выживания русской государственности и нашей традиции общественного развития. Психологически мы боимся этой интеграции, потому что чувствуем, что коммунистическая, советская культура, русская традиционная культура девятнадцатого, начала двадцатого века нас не подготовили к борьбе за выживание, не говоря уже о процветании, в условиях реального мирового капиталистического рынка, сложившейся там жесточайшей конкуренции товаропроизводителей. Мы недостаточно энергичны, недостаточно подтянуты, недостаточно требовательны к себе, недостаточно организованны в отстаивании собственных интересов, прикрывая духовную, моральную и поведенческую расхлябанность идейками насчет доброты, гуманности к дебилам, бесконечной помощи бедным и пр. Однако от жизни, от ее реальностей никуда не спрячешься, надо как-то приспосабливаться выживать в мире новых отношений. Именно этим и объясняется такой жадный интерес в нынешней России к американской культуре, в наибольшей мере воспитывающей, готовящей к напряженной жизни в условиях рыночной борьбы, к борьбе за благополучное существование в современном рыночном капиталистическом мире. И особенно эта тяга, эта готовность жадно поглощать американскую культуру проявляется у молодежи, которой неизбежно приходится заботиться о своем будущем, о своем выживании в завтрашнем и послезавтрашнем мире. А потому любые попытки запретительных, ограничительных мер в потреблении, в усвоении американской культуры есть высшая глупость, заранее обреченная на провал. Пока наша отечественная культура не изменится внутренне, не станет принципиально иной по мировоззренческим позициям, не окажется на позициях большей жесткости, большей предприимчивости героев, большей их духовной и физической подтянутости, пока она не превратится из народной культуры в национальную культуру, то есть пока не предстанет принципиально иной по внутреннему и внешнему качеству, по форме и по содержанию, она не вернет себе нашего потребителя, потому что она погрязла во лжи и фальши из-за попыток примирить непримиримое, в расхлябанности, в проповедях всеобщей доброты и прочего духовного хлама исторически полностью отжившего интеллигентски-феодального восприятия мира.

Однако одной лишь культурой США, развивавшейся при иных жизненных и природно-географических условиях, отражающей иной уровень цивилизационного развития, которого мы не достигли, новое качество индивидуального и социального поведения русского человека не воспитаешь, не разовьешь. Мы не первые сталкиваемся с такой проблемой. Как внутренняя потребность в выживании многочисленной прослойки горожан при интеграции в мировую экономику в условиях царящей там жестокой конкуренции товаропроизводителей, и приходит к власти национализм, ставя целью подготовить поколения городской молодежи к этой интеграции, в том числе и соответствующей культурной политикой.

Каждый, кто хоть немного знаком с культурно-политической жизнью Германии до прихода к власти Гитлера и национал-социалистов, — кстати демократического прихода к власти, — каждый ищущий ответы на мучительные вопросы нашей действительности, каждый максимально непредвзятый наблюдатель истории Веймарской республики, с одной стороны, и буржуазной революции в нынешней России, с другой стороны, не может не заметить, не почувствовать поразительного сходства, подобия поведения тех немцев, их внешнего вида, морали, их отношений, их политических споров и проблем, — поразительного подобия того их поведения и мировосприятия с поведением и мировосприятием наших людей сейчас. Расовое же сходство, принадлежность к северо-европейскому культурно-психологическому типу делает это подобие более, чем каким-то странно знакомым, — почти современным нам.

Приведем один из примеров схожести наших проблем с их проблемами того времени, который позволяет сделать важные заключения.

В 1931 году во внутриполитической борьбе Веймарской республики стали потихоньку, но неуклонно, шаг за шагом набирать влияние и силу националистические и национал-патриотические партии и движения, — а их было множество, отнюдь не только национал-социалистическая партия Гитлера. В известном смысле, поворотным пунктом в этом обращении немцев к национализму стал скандал вокруг американского фильма по роману Ремарка “На Западном фронте без перемен”.

5 декабря 1930 года фашиствующая организация национал-социалистического движения сорвала показ этого фильма в берлинском “Моцартзаале”. Под руководством доктора Йозефа Гебельса боевики движения бросали в просмотровый зал бомбы со слезоточивым газом и пускали мышей, а в громкоговорители оглушительно заявляли: “Этот фильм — позор для Германии!”, — разъясняя, что он антинемецкий и создан жидовским капиталом. И вдруг государственная машина гнилой Веймарской республики, управляемой людьми, вроде наших либеральных “демократов”, — вдруг она запрещает этот фильм для показа в Германии. В парламенте разразился скандал. Левые и либералы вопили, что это уступка грязным инстинктам толпы, что это антидемократическая цензура и пр. В ответ им весьма характерное замечание сделал депутат от Народной партии фон Кардорфф; он сказал то, что было очевидным для многих: “Слишком далеко идущий пацифизм уже способен убить наши жалкие, последние остатки воли к защите интересов страны”. И такое заявление было сказано в Германии, которая еще помнила мощь своих армий в Первой мировой войне! Столь трагическое состояние страны стало следствием продолжительного морального, нравственного, духовного разложения немцев после буржуазной революции 1918 года, упадка у них социальной культуры поведения. Сложившееся положение дел стало угрожать самим основам германской государственности, поэтому правящие круги пошли на запрет кинокартины “На Западном фронте без перемен”, несмотря на все связанные с таким шагом последствия. В конце концов республиканский парламент в марте 1931 года все же утвердил запрет на показ фильма, что стало первой политической победой национал-социалистов на общегерманском уровне.

Разве не подобное разложение духа и морали мы наблюдаем в нынешней России, которая всего десятилетие назад была второй Сверхдержавой?

После же нескольких лет правления Гитлера, после предпринятых режимом национал-социалистов революционных мер по принципиальному изменению мировоззрения немцев, немецкая культура совершенно преобразовалась по содержанию и по форме, отражая то, что Германия стала совсем иной, изменилась абсолютно! Изменился человек, особенно молодой человек, изменилось качество общества, общественных отношений, социального поведения, внешнего вида людей. Это уже была национальная цивилизация, городская цивилизация, готовая к любой самой жесткой конкурентной борьбе на мировых капиталистических рынках. То же самое было во Франции после режима Наполеона I; то же самое было в Италии, в Японии и других проходивших через те или иные формы национальной революции странах.

Гитлер в своем завещании отметил главное, что сделал режим национал-социалистов — воспитал в молодежи национальное самосознание; можно проиграть войну, но этого факта изменить уже нельзя. И Гитлер подчеркнул, что это будет основой будущего возрождения могущества и процветания Германии. Фактически, справедливость этого вывода признал в 1988 году председатель бундестага ФРГ в своем скандальном заявлении, мол, не будь Гитлера, немцы не жили бы сейчас так хорошо и не были так уверены за свое экономическое благополучие.

Как бы не пугали обывателя русским фашизмом определенные силы, явно эгоистические силы, с явными групповыми интересами, но России, Украине, Белоруссии, объединенным в единый политико-экономический организм, предстоит пройти через ту или иную форму русского радикального национализма, то есть революционного террора городского национализма, призванного творить городскую цивилизационную культуру индивидуального и социального поведения. Потому что только русский национализм способен политически пробудить самые духовно здоровые силы народа, преодолеть сползание населения России, Украины и Белоруссии к моральной и социальной деградации, ставя целью не возрождение старых, отживших традиций народной культуры, а пробуждение творчества в деле создания традиций новой, национальной культуры, с помощью которой будет осуществляться воспитание безусловно наиболее эффективных социальных отношений городской жизни, собственно цивилизованных общественных отношений, необходимых высокотехнологичному промышленному производству. А без решения такой задачи нас ждет экономическая, политическая, моральная и духовная катастрофа, абсолютный исторический тупик. Хотелось бы в этой связи напомнить, что Гитлера еще до прихода к власти назвали Спасителем нации. Так же называли и Наполеона I во Франции.

Почему же русский обыватель так боится русского фашизма? Почему наши патриоты так шарахаются от одного слова фашизм? По тем же трусливо-обывательским причинам, по которым ужасались деяниям Петра I его современники. Тогда ведь тоже многие видели — что-то не так, нет никакой идеи дальнейшего развития страны на прежних мировоззренческих основаниях и нужны перемены, иначе России не выдержать нарастающего давления Западной Европы. Значительное число здравомыслящих людей понимало, что России для выхода из исторического тупика надо полностью изменить самое себя. Но огромное большинство при этом надеялось, что все дело в царе, де, вот придет к власти новый молодой царь Петр Алексеевич, издаст хорошие указы и сразу все станут жить и богаче, и лучше, не хуже немцев, и можно будет при этом не напрягать умственных усилий, не слезать с печи, не стричь бороды, не рисковать жизнью, быть православно добренькими и с чистенькой совестью. А царь Петр потребовал учиться борьбе, учиться напряжению общенародных сил и воли к военному противостоянию, потребовал нового качества служения государству, потребовал решительного изменения образа жизни боярской аристократии и дворянства, решительного поворота к иной культуре общественного сознания всего правящего класса.

Радикальный национализм, фашизм приходит к власти только вследствие провалов либеральных и патриотических политических движений решить задачи ускоренного социально-экономического развития в новой общественно-экономической формации — рыночном капитализме. Он приходит к власти в качестве силы радикальной и решительной для модернизации общества, без чего оказывается невозможной интеграция в мировую рыночную экономику и одновременно конкурентоспособное производство товаров, то есть для страны невозможным оказывается экономическое и политическое выживание в мировом рынке.

Поскольку основой основ жизнеспособного при интеграции в мировой рынок общества является развитый, предприимчивый, трудолюбивый, деятельный, физически здоровый и выносливый человек, постольку политические проблемы политического национализма связаны в первую очередь с воспитанием такого человека, с подготовкой соответствующего молодого поколения. Поскольку такое общество должно быть обществом высокой самодисциплины, высокой организованности, постольку политические проблемы национализма связаны с решительным созданием самого дисциплинированного общества, какое можно создать на данный исторический момент мирового промышленного развития в демократической самоорганизации — общества национального, с воспитанием в нем глубокого историзма городского и государственнического самосознания, цивилизованного самосознания. То есть человек этого общества должен быть в высшей степени социальным субъектом, с высокой культурой социальной ответственности и глубокой верой в собственные моральные силы, в свои способности, возможности, ибо без такой моральной силы невозможно прорваться и утвердиться на мировом рынке, где уже и без новой буржуазно-капиталистической нации слишком тесно. Это должен быть Сверхчеловек, причем ни в коем случае не одиночка, но один из многих и многих. Он должен быть уверен, убежден в своем праве быть лучше представителей других наций, жить лучше других, добиваться успехов больших, чем способны добиваться другие. В известном смысле, русский национализм за пятнадцать-двадцать лет своего режима должен из безвольной и вырождающейся народной среды русских выделить молодежь и создать из нее нацию-спортсмена экстра-класса, морально и физически готовую, жаждущую побеждать при любой конкуренции, при любом соперничестве. Без такой нации, без такого Сверхчеловека говорить в современном мире об интеграции в мировую экономику возможно постольку, поскольку привязываешь себя в ней в качестве сырьевого придатка, неравноправного партнера, партнера второго сорта, который обречен жить как страна второго сорта, приспосабливаясь и подлаживаясь под интересы государств и наций более сильных, более национально эгоцентричных.

Именно по этим причинам каждая промышленная нация создает социальный идеал Сверхчеловека — будь то Супермен в США, будь то ниньзя или самурай в Японии, будь то белокурая бестия в Германии и так далее. По этой же причине, как важнейший социальный заказ и политическая потребность, начинают развиваться национальные приключенческие направления культуры, авантюрные жанры. Все это создает культурный фон для воспитания молодежи в готовности вести борьбу за интересы национальной экономики на мировых рынках.

Поворот к такой культурной революции действительно тяжелая задача, но избегать говорить о том, что ее неизбежно придется разрешать, и при этом убеждать в преимуществах демократии и рынка могут только безответственные болтуны и политические невежды. Они только дискредитируют, опошляют идеи и того и другого. На новом историческом этапе развития нам жизненно необходимо городское национальное общество с духовными достоинствами принципиально нового качества по сравнению с земледельческим народным обществом, нужна энергичная и предприимчивая нация, воспитанная на принципиально иной культуре, чем культура коммунистического коллективизма и русская культура девятнадцатого века, начала века нынешнего, насквозь пораженная духом сомнений, нерешительности, заменой поступков переживаниями, культура, способная порождать лишь людей обреченных на экономическое и политическое поражение при рыночных капиталистических отношениях, всегда уступающих чужой воле, чужой энергии.

Создание собственно жизнеспособной нации в условиях интеграции в мировую экономику, нации с принципиально новой русской культурой и будет важнейшей внутриполитической задачей русского национализма, когда он придет к власти. И не следует русским националистам бояться, стыдиться того, что осуществление такой задачи потребует радикальных политических форм государственной власти. История не знает ни одной великой капиталистической нации, ни одной интегрирующей созидательной цивилизации, которая бы не прошла через ту или иную государственно-политическую форму крайнего этнического шовинизма, национализма, фашизма. Ни одной!

Хотелось бы напомнить, что концентрационные лагеря за колючей проволокой изобрела и создала великая британская демо-кратия, в самый расцвет этой демократии, во время англо-бурской войны конца девятнадцатого столетия. Можно было бы упомянуть и первый известный автору пример применения демократией принципа чистоты крови. Согласно Плутарху это имело место в Древней Греции, в Афинах, в самый расцвет афинской демократии при Перикле. А именно, когда напуганные дестабилизацией общественно-политической жизни афиняне большинством голосов приняли закон, согласно которому каждый, кто не мог представить доказательств, что является гражданином Афин в третьем поколении по обеим линиям, лишался прав гражданства. На основании этого закона почти треть афинян была лишена всяких прав и продана в рабство, а их имущество перешло в государственную казну. Подобные примеры можно приводить и приводить.

Другое дело, что русским националистам в России следует подходить к этому вопросу достаточно разумно, то есть как к неизбежности, но не как к самоцели, а потому построить такую политическую партийную структуру и государственную власть, которые были бы способны подобно английским и американским политическим и государственным институтам уметь быть гибкими, решив требующие радикальных мер задачи, вовремя реформироваться. Ни в коем случае нельзя создавать ничего подобного Третьему Рейху, коммунистическому режиму, которые изнутри оказывались неспособными к здравомыслию, к реформаторству, создавали какие-то вечные истины и вечные ценности, и на этом строили вечные политические режимы в нашем изначально невечном и меняющемся мире. Главной остается задача создать социально-корпоративное общество, способное энергично прорваться на мировые рынки в качестве общества промышленного, демократически самоуправляемого, эффективного при решении любых проблем научно-технологического развития. И ни в коем случае не идти на конфронтацию с цивилизациями, с которыми у нас не возникает непримиримых противоречий. Из современных великих созидательных цивилизаций у России ни с одной не может быть таких противоречий на обозримую перспективу. По своему географическому положению, по своему историческому предназначению Россия выступает как стремящееся к соединению экономических и политических интересов великих созидательных цивилизаций государство, ибо в этом наш главный экономический интерес, наш государственный и общественный эгоизм. Непримиримые антагонистические противоречия у нас возникнут только с теми воинственно отсталыми силами внутри страны и в окружающем мире, которые мешают становлению евразийской сухопутной торговли, мешают нам получать доходы на решение насущнейших проблем создания современной транспортной, социальной инфраструктуры, мешают нашему промышленному развитию, нашему широкому выходу на крупнейшие и самые перспективные рынки. Только и только с ними!

В готовности обуздать, сокрушить эти силы, смести их, только с этой готовностью должен выступить националистический режим в России, формируя национальное общество, национальное общественное сознание, то есть, создавая нацию, ее культуру. Надо ясно понимать, если будут сокрушены основные разрушительные силы, сам ход экономического развития субконтинентальных евразийских цивилизаций, сам ход развития трансконтинентальных интересов выведет нас к величию и процветанию. В этом смысле русские выступают как избранная на историческое величие в новом тысячелетии нация.

Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что силы разрушения находятся не только вне тела русского народного организма. Поясним это на примере. Когда в начале тридцатых годов в Германии разворачивалась борьба за влияние на избирателей, борьба национал-социалистов с главными политическими противниками — коммунистами, фашистские молодежные организации высмеивали коммунистические за их низкую дисциплинированность, за внешнюю неопрятность, расхлябанность. То есть в самой коммунистической идеологии заложена внутренняя болезнь, внутренняя зараза, отравляющая дисциплину общественного сознания, общественную подтянутость. Но этим такая зараза и притягательна для люмпенов, дегенератов, лентяев, пьяниц и прочего сброда. Эта зараза эпидемией прокатилась по России, это уже внутренняя болезнь России, русских, которую надо выкорчевывать безжалостно, беспощадно.

При всех ссылках на примеры, бывшие в истории других ныне развитых стран, надо учитывать и принципиальные различия в проблемах, которые предстоит решать националистическому режиму в России. Современная экономика все шире вовлекает в производство образованные и квалифицированные социальные слои горожан, поэтому основой современного общества становится связанный с производством, так называемый, средний класс. В известном смысле это упрощает разрешение проблем формирования национально организованного общества, ибо сам по себе средний класс в своем восприятии мира, по своим материальным интересам тяготеет к национальной самоидентификации, к историзму своего сознания. Однако от содержания и формы городской культуры, которая формирует стереотипы его поведения, его социальной этики, во многом зависят динамизм общественного развития и темпы роста экономики, определяющей уровень материального благосостояния общества и влияющей на политическую стабильность в государстве. При советской власти стереотипы поведения образованных слоев горожан России формировались на традициях российской народной интеллигенции девятнадцатого и начала двадцатого веков. Русская интеллигентность считалась неким идеалом. Но буржуазная революция показала, что этот идеал в нынешних политических и экономических обстоятельствах потерял право на грядущее; он доказал полную свою неприспособленность к рыночным отношениям и собственническим интересам.

Когда интеллигенция, с ее склонностью к созерцательности, к нерешительности и неопределенности экономического и социального поведения, которое, к тому же, сильно зависит от эмоциональных переживаний, с ее уступчивостью силе и чужой деловитости, — когда интеллигенция была лишь небольшой прослойкой общества, она была терпима. Она не приносила особого вреда, ее можно было игнорировать в реальной политике, где шла борьба интересов и ценились умение твердо и жестко, даже жестоко отстаивать эти интересы. Но когда идеями и поведенческими установками интеллигенции заражается устойчиво растущий в численности и политическом влиянии средний класс, это страшно, это хуже, чем мировая война, потому что рвутся все балансы внутриполитических и международных интересов, вся мировая стабильность. Уже не говоря о том, что культура интеллигенции, перенесенная в политику, на уровень законодательного парламентаризма и принятия государственных решений, превратит обсуждение любого вопроса в говорильню, породит нестабильность и несбалансированность политической опоры исполнительной власти, сделает любую власть хронически недееспособной. Нет, народная интеллигенция, как социальная прослойка, должна отмереть, уйти в прошлое вместе с коммунистическим режимом. И, в общем, неосознанно, этот процесс идет, упорно подталкиваемый новыми требованиями самой жизни. А русский национализм будет призван, в том числе и для того, чтобы политически ускорить этот процесс, политически уничтожить интеллигенцию как таковую и постепенно заменить ее социальной прослойкой рационально мыслящих интеллектуалов, обслуживающих цели и задачи промышленного капиталистического интереса государства. В том числе, используя культурную политику.

Но перед ним встанет острейшая проблема поиска исторически влиятельных сил внутри русского народа, не связанных с интеллигенцией прослоек прошлых общественных структур России, традиции которых могли бы быть отобраны для мифологизации в качестве ориентиров при формировании социальной культуры рыночного по экономическому мышлению, демократически ответственного за судьбу страны и общества интеллектуального среднего класса. В конце Перестройки у нас уже предпринималась попытка использовать для этой цели традиции русского купечества, приспособить его лучшие качества, в первую очередь мифологизированные деятельность, деловитость и верность слову, обязательствам, — попытка неосознанная, никем не понятая, проявленная скорее как социальный инстинкт. Однако эта попытка была обречена на провал, ибо купечество так или иначе обслуживало коммерческий интерес внутри феодализма, никогда у нас не выступало в качестве ответственной за государственную политику силы.

Единственной исторической прослойкой, которая пригодна быть идеалом для интеллектуального среднего класса в России и которая неизбежно будет мифологизирована, является русское дворянство. (В сущности, какие-то особые достоинства интеллигенции были тоже социально необходимой для определенного времени мифологизацией, как являются продуктом буржуазной мифологизации и формирующие социальные отношения в англоязычных странах стереотипы джентльмена, в Японии — стереотипы самурая и т.д.) Лучшие качества дворянства — как то, безусловное служение Русскому государству, образованность, ясные и недвусмысленные понятия о русском общественном достоинстве, о личной чести, верности слову, клятве, обязательствам, его не в последнюю очередь шарм в отношении к женщинам, предприимчивость и широта кругозора, его динамизм и энергия, способность к быстрой самоорганизации и твердой дисциплине, — вот преобразованные творческой мифологизацией, и в первую очередь в культуре, качества, которые необходимы для нашего объективно идущего к политической ответственности за государство среднего класса, для формирования его стереотипов и социо-культурных этических установок в условиях современной рыночной экономики и современной демократии. Каждая из развитых ныне капиталистических держав проходила такой этап становления национального общества, когда городская общественность начинала мифологизацию своеобразно проявившегося в истории государствообразующего этноса дворянства, идеализируя и используя лучшие его сословные качества для развития культуры национального среднего класса. Теперь к подобному этапу подходит переживающая зарождение русского национального общества Россия. После русской национальной революции слово дворянин в городском общественном сознании и национальной культуре станет приобретать такой же социальный смысл, какой в англоязычных культурах имеет слово джентльмен, в японской — самурай и так далее.

Мировой опыт показывает, что определявшие и определяющие характер промышленного и цивилизационного капиталистического развития демократические общества смогли создать только те народы, которые при политической трансформации в нации могли воспользоваться особым историческим ресурсом — каждый из этих народов имел в исторической судьбе, в предшествующем феодальном строе собственное сословное дворянство, собственную поддающуюся политической мифологизации дворянскую культуру. То, что такой ресурс есть далеко не у всех народов, можно убедиться хотя бы на примере бывшего СССР, в котором сословное дворянство в исторической судьбе было лишь у русских. Поэтому и динамичный средний класс, динамичное цивилизованное общество имеют шансы создать только русские. У народов, у которых не было ни собственной аристократии, ни своего дворянства, вроде народов Украины, Прибалтики, всегда будет сильным влияние консервативных крестьянских традиций, питающих их неприязнь к собственно современной цивилизации, к собственно цивилизованной культуре, к собственно промышленному прогрессу. В регионах же, где коренное население помнит в своей истории только безраздельное властвование феодальных землевладельцев или дофеодальных вождей кланов, родоплеменных вождей, подобно тому, что было среди всех южных народов, народностей и племен прежнего Советского Союза, — там ни при каких обстоятельствах невозможна демократия в европейском понимании, там невозможна стабильность при высоких демократических свободах, ибо во всем их историческом сознании общество разделялось на вождей, ханов, с одной стороны, и, с другой стороны, на рабов и полурабов, — там нет места городскому национальному обществу и передовому производству, так как нет места независимому и самостоятельному среднему классу.

Однако реально привнести ресурс, обусловленный существованием в русской истории сословного дворянства, в государственную политику России, сделать его важным элементом формирования общественного сознания среднего класса, как основной предпосылки для развития подлинной политической демократии, подлинного рынка, — то есть реально воплотить его в политической практике может только русский национализм. Потому что национализм единственный имеет политическую волю без всяких двусмысленностей жестко встать на защиту крупной промышленности, ее непрерывной научно-технологической модернизации и тем самым повернуть страну к приоритетному развитию национальных государственных интересов, реализация которых напрямую зависит от появления многочисленного национального среднего класса и демократического самоуправления.

Есть несомненная связь между предельной мифологизацией сословного морального духа самурайства в Японии, этики джентльменства в англоязычных странах и особой организованностью национальных обществ этих стран, эффективностью работы сотрудников, служащих, управленцев сверхкрупных промышленных структур, крупных корпораций, компаний, банков, умением создавать которые эти страны выделяются в современном мире. А русский национализм, как часто подчеркивалось, является политическим инструментом спасения и ускоренного развития самой крупной промышленности, самых крупных финансовых и торгово-посреднических структур, необходимых для обслуживания международной, мировой торговли, и национализм прямо заинтересован в последующем выведении их на принципиально новый уровень, адекватный высшим требованиям ХХI века. Именно в таких структурах русский национализм видит основы основ экономической жизни страны, государства в обозримой перспективе. Для оправдания своего монопольного права на политическую власть, необходимого для радикального поворота России к промышленному капитализму, он обязан найти способы добиться максимально возможной эффективности таких крупных структур, что немыслимо ни без глубокого и цивилизованного историзма русского национального самосознания как такового, ни без культурной политики, нацеленной на воспитание и превращение в главную политическую силу дельного и энергичного, сознающего свою ответственность за государство национального среднего класса.

Максимальной эффективности крупной промышленности, крупных экономических структур вообще, невозможно добиться без самодовлеющего общественного сознания, без сильного общества, которое отторгало бы из себя все разрушительные элементы, любую форму безответственного индивидуализма и асоциального антиобщественного поведения. В известном смысле для решения тех проблем, которые России нужно решить, чтобы выжить, а затем догнать лидеров мировой экономики, — для решения этих проблем нам нужно еще более организованное и дисциплинированное общество, с еще большим социальным сознанием, чем общество японское, на сегодняшний день самое высокоорганизованное в мире. Ибо для максимальной эффективности, конкурентоспособности наукоемкой сложнейшей и чрезвычайно дорогой по капитальным вложениям крупной промышленности необходимо адекватно сложное и при этом чрезвычайно эффективное в своей организованности общество, способное в кратчайшие сроки превращать научные открытия в уникальные товары для мирового рынка, за счет этого определять цену на них и не только покрывать любые внутренние издержки, но и получать прибыль для наращивания темпов промышленного и социального развития. Индивидуализм американского пошиба, который нарастает в западных странах последнее время, индивидуализм, направленный на культ потребления, на расточительность, выгодные коммерческому интересу, укрепляющие коммерческие капиталы и их влияние на власть, нас погубит. Потому что у нас еще не созданы капиталистические средства производства, необходимые для экономического процветания, нет разветвленной транспортной инфраструктуры рыночного качества, не развита рыночная социальная инфраструктура. Мы значительно отстаем в этом от западных стран, и, чтобы преодолеть отставание, потребуются десятилетия чрезвычайной общественной сознательности, готовности нации вкладывать большие ресурсы в развитие инфраструктуры рыночной экономики, в создание капиталоемких производственных фондов, что немыслимо без жесткого подчинения индивидуализма общим интересам, без сильной координирующей роли национального государства, в том числе в соответствующей таким задачам культурной политике. А политически осуществить это в состоянии единственная сила, русский национализм. Ход событий в России обязательно докажет, что это так.

Русскому национализму предстоит создать такую систему политических и общественных отношений, при которой всячески поощрялось бы стремление человека к предпринимательству, к личному процветанию, безусловно жестко и недвусмысленно защищались бы права собственности, но при этом положение человека в обществе, его престиж, его самоуважение зависели бы в первую очередь от культуры его социального поведения, от его чувства ответственности перед обществом, от внутреннего преклонения перед социальными ценностями, перед социальным долгом, от готовности брать на себя общественно значимые обязанности. Опыт других промышленно развитых государств учит, что максимально социологизированные общественные отношения возможно развивать только у наций, которые духовно опираются на глубокую историю созидательной государственности, у которых есть культура исторического самосознания. Только и только на глубоком историзме русского общественного мышления, только на культивируемом историзме национального общественного самосознания (при открытости для восприятия идей будущего) мы сможем избежать разрушительного индивидуализма и догнать самые передовые капиталистические государства.

Насколько сейчас высока роль общественной национальной организованности в экономическом развитии, можно судить по заявлению японского писателя-мыслителя Кобо Абэ: “Если нынешние тенденции будут развиваться такими же темпами, то через какое-то время Япония сможет объявить США банкротом”. И это сказано о США, на которых наши либеральные “демократы” едва ли не молятся!!! Поэтому политическая борьба за прорыв к наивысшей социальной организованности национального общества, которую возглавит и поведет радикальный национализм, примет у нас чрезвычайно жесткие и при необходимости жестокие формы, вызовет к жизни меры чрезвычайные, ибо экономическая ситуация в России уже чрезвычайно тяжелая и нынешний режим либералов ее не только не выправит, но усугубит, растранжирит абсолютно все ресурсы, в том числе и ресурсы доверия к власти.

В вызревающих обстоятельствах, которые потребуют предельного напряжения русских сил для преодоления отставания от передовых промышленных держав, русским националистам следует быть ответственными реалистами, — ибо нельзя надорвать эти силы. У нас слишком много варварских народов и народцев, которые не способны иметь исторического государственного сознания, не способны к восприятию русского историзма и построенной на таком историзме национальной культуры, а потому они находятся, и будут находиться под гораздо большим воздействием внешней красивости западных обществ потребления. Мы сможем сохранить собственные социальные ценности, собственные задачи исторического развития лишь подавляя неискоренимый паразитизм варварства, как общественным мнением, так и мерами государственного наказания, беспощадно отторгая тех, кто не способны принять наши общественные идеалы, создавая вокруг них атмосферу дискомфорта или нетерпимости. И добиваться этого мы должны, в том числе всей мощью средств массовой информации, всей мощью культурной политики. Без этого никакая демократия, никакое рыночное развитие невозможны, без этого мы обречены не просто на вечную отсталость и нищенство, а на экономический и политический распад страны, на потерю будущего. Но мужество, политическую волю признать эти реальности имеет только русский национализм, готовый на цивилизованный революционный террор против всех сил, которые встанут на пути мобилизационного социально-политического и экономического развития России.

Еще раз вернемся к тому, о чем говорилось в других главах. Сама по себе президентская республика в России есть очередная благоглупость, имитация политической ответственности дорвавшихся до исполнительной власти, до связанных с нею привилегий либералов, которые на самом деле озабочены лишь одним: укреплением собственной безнаказанности при de facto узаконенном диктате спекуляции, воровства, бандитизма, казнокрадства, чиновничьего повсеместного взяточничества и произвола. Можно сколько угодно рассылать приказы из Кремля, сколько угодно заниматься президентским указотворчеством, но исполнять эти указы будут только те, кто в них заинтересованы. Если указы направлены на укрепление власти либералов, которые стремятся узаконить произвол спекулятивно-коммерческого интереса, то заинтересованными в их выполнении оказываются абсолютное меньшинство населения страны. Такая власть неизбежно будет слабой, сиюминутной, не сможет решать стратегические проблемы страны. Власть станет сильной тогда и только тогда, когда в России сложится русское национальное общественное сознание и когда указы будут отражать интересы этого общественного сознания. Без самодовлеющего национального общественного сознания почти все указы неизбежно повиснут в воздухе, как у нас было при коммунистах, — все опять погрязнет в лицемерии бюрократии и чиновничества, во лжи, в закулисных интригах и подкупах. Самое чудовищное, что совершил коммунистический режим за семь десятилетий — разрушая русское народное общественное сознание, тотально подавлял становление русского городского общественного сознания. У нас сейчас нет даже его проявлений, и это самая трагическая проблема современной политической жизни России.

Поскольку общественное сознание формируется единственно на базе собственности, на базе связанных с нею экономических и политических интересов наиболее динамичных социальных слоев, интересов, которые трансформируются в интересы общественные, в интересы политические, постольку требуется время, чтобы возникли предпосылки для зарождения нового, городского русского общественного сознания, предпосылки для роста политического влияния цивилизационного национализма. Главные российские экономические интересы есть интересы концентрации производственных капиталов крупными промышленно-финансовыми структурами и всеохватной евразийской торговли. Интерес евразийской торговли не является собственно русским, он нам был завещан византийской цивилизацией, византийской культурой, он имеет единую корневую основу для русского, украинского, белорусского культурного самосознания. Однако реализовать его может только Россия, объединяя и подчиняя стратегический экономический интерес Украины и Белоруссии к активному участию в эксплуатации паневразийских транспортных артерий трансконтинентальной торговли. Но промышленный интерес есть уже интерес только русский, который может быть воплощен только как русский общественный, русский национальный интерес, поглощающий и ассимилирующий украинский и белорусский интересы промышленного развития. На этом должна строиться культурная политика национализма.

Российское общество, как некое замыкающееся само на себя, полиэтническое общество, но при этом агрессивно отторгающее идею русского, украинского и белорусского единства, придуманное на кухнях российских либеральных “демократов”, отражает их групповые эгоистические интересы и видения своего выживания в элите некоей абстрактной, обязательно раболепной перед лозунгами абсолютных свобод и прав человека “демократической” России. Это российское общество, произвольно включающее в себя разрушительные для крупной промышленности и для финансовой стабильности, для евразийской торговли этнические, по большей части исламски феодальные и варварские племенные интересы, идущие в антагонистически непримиримое столкновение с интересами собственно национально-русскими, которые будут быстро вызревать в ближайшие годы, — это российское общество есть верх бессмысленности, есть политическая ложь, такая же ложь, какой была ложь о существовании некоего советского общества. Это российское общество боится глубокого историзма русского самосознания, связанного с зарождением государственности Древней Руси, а потому оно не в состоянии решать задачи социологизации общественного сознания и проведения направленной на это культурной политики. Оно не сможет запустить промышленное развитие и повернуться к созиданию паневразийских средств обеспечения трансконтинентальной торговли. То есть оно не сможет выразить государственный интерес России.

Уже упоминалось, что Гитлер в своем завещании полностью оправдал национал-социалистический режим тем фактом, что из германской молодежи была создана немецкая нация, у молодежи было воспитано национальное самосознание, разрушившее философию сепаратизма политических образований, из которых сложилась Германия ХХ столетия, и этот факт не может изменить никакое поражение в войне, и именно этот факт станет основой будущего могущества и процветания Германии и немцев.

Перед русским национализмом стоит аналогичная задача, и для ее решения потребуется творческое созидание новой, не российской, а русской национальной культуры. Такая культура должна помогать государству из русских, украинцев, белорусов создавать единую русскую нацию, формировать у них единое национально общественное самосознание, на основе исторических достижений прошлого и устремлений в цивилизационное будущее формировать понимание русских национальных экономических и политических интересов, как интересов, за которые надо вести напряженную и непрерывную борьбу. При этом способствовать интеграции в создаваемую русскую нацию тех здоровых созидательных сил в других народах, которые доказали способность раствориться в русском национальном интересе, каким он станет складываться под давлением государственных интересов России, толкающих ее к промышленному и социально-демократическому развитию.