Глава 11. Русский национализм и внешняя политика. Принципы национального выживания

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 11.

Русский национализм и внешняя политика.

Принципы национального выживания

Осуществление целей и задач радикального национализма очень серьезное дело даже для имеющего большие возможности по проведению самостоятельной политики, исторически великого и могучего государства. Он вынужден будет разрешать такие болезненные проблемы, в том числе затрагивающие интересы других стран, что без тщательнейшего дипломатического обеспечения поддержки или, по крайней мере, нейтралитета по отношению к его внутренней политике со стороны наиболее сильных экономических и политических величин в мировых делах, без этих условий внешних поддержки либо нейтралитета со стороны главных мировых держав, национализм, придя к власти, способен из великой созидающей и организующей силы стать силой разрушительной для государства, привести его к краху. Нельзя не учитывать и того, что радикальный национализм обязан с самого начала прихода к власти проявлять волю к целенаправленному действию, к логически обоснованным поступкам, то есть опираться на заранее продуманную стратегию. Если он такой воли не проявит с первых же шагов, если он не будет иметь ясного понимания последовательности своих шагов с учетом множества обстоятельств, он начнет совершать ошибки и деградировать, терять политические позиции, отвлекаться на второстепенные проблемы и терять ясность в видении национальных интересов страны, разъедаться внутренними противоречиями различных фракций, терять политическое лицо и может выродиться в истерическое пустозвонство. Что из этого следует? А то, что действовать и решать, эффективно решать текущие задачи, двигаться к своим стратегическим целям русский национализм сможет только и только при благоприятных, при созревших международных условиях, когда его политические цели сблизятся или совпадут с жизненными интересами политически влиятельных социальных прослоек наиболее мощных цивилизованных государств мира.

Говоря иначе, борьбу за власть русский национализм должен начать и энергично провести не раньше, но и не позже определенного срока, только вовремя, то есть, когда созреют и вызреют не только внутренние, но и внешнеполитические предпосылки, сложатся внешние интересы его поддержки. Но для этого надо представлять основные проблемы внешней политики, реально и трезво оценить мир, в котором нам предстоит жить в ближайшее десятилетие и в начале ХХI века, максимально трезво оценить направления и характер международной политической активности в той временной перспективе, которая отведена историей для русской национальной революции.

В последнее время на человечество грозовыми тучами надвигаются три глобальные кризиса, каких не было никогда прежде в его истории. Мировая политика не имеет опыта по преодолению кризисов такого масштаба, господствующие в ней силы не знают даже, как подступиться к их решению; вследствие чего руководители этих сил, предпочитают, подобно страусу, который при опасности прячет голову в песок, избегать задумываться и говорить о нарастающих угрозах мировой стабильности, не смеют готовиться к неизбежным глобальным политическим потрясениям. Экологический кризис, энергетический кризис и демографический кризис, — последний тесно связан и с экологическим, и с энергетическим кризисом, — вот три демона, которые пробуждаются и вторгаются в мировую политику на стыке тысячелетий.

Современный комфортный уровень жизни, которого достигли наиболее развитые промышленные страны, требует значительных расходов производимой энергии на душу населения. Но эта энергия, так или иначе выбрасываемая в окружающую среду, в совокупности физически возбуждает эту среду. На основании грубых предварительных оценок можно сделать вывод, что так же комфортно без разрушения окружающей среды смогут жить на Земле не больше четырех миллиардов человек, — при том условии, что других людей на планете не будет. Стоит обеспечиваемым современными комфортными условиями жизни по численности приблизиться к четырем миллиардам, как начнется разрушение перевозбужденной потребляемой ими энергией атмосферы, молекулы газовой оболочки воздуха начнут безвозвратно улетучиваться в космос. Поскольку газовая оболочка не возобновляема, постольку, в конечном итоге, все живое на Земле, в том числе и человек, погибнет и без ядерной войны. Больше четырех миллиардов людей смогут выжить только в том случае, если лишь меньшая часть человечества будет проживать в современных комфортных условиях, а остальные окажутся обреченными на примитивное, либо близкое к таковому существование, при минимальных энергетических затратах на это существование. И чем больше на Земле людей, тем меньший процент из них должны получать возможность жить цивилизованно комфортно. Причем уровень потребления энергии промышленно развитыми странами пока еще в целом продолжает расти, вследствие чего можно утверждать, что цифра в четыре миллиарда человек, которые смогут проживать комфортно и при этом не погубить биосферу, явно завышена. Это только одна из составляющих вызревающей экологической катастрофы, которая становится предпосылкой неотвратимости грядущих военно-политических катаклизмов за право жить цивилизованно, жить вообще.

Но возникают и возникают другие чрезвычайно тревожные проявления приближения экологической катастрофы. Среди них не последнюю роль играет генетическая деградация животного и растительного мира, за которой неизбежно последует деградация генофонда человечества, в структуре которого процент генетически здоровых людей начнет стремительно падать. К проявлениям подступающей генетической катастрофы, как элемента кризиса экологического, можно отнести и появление СПИДа.

До недавнего времени численность людей на Земле довольно жестко регулировала сама Природа. Как только она не успевала перерабатывать продукты метаболизма, продукты жизнедеятельности плотных сообществ людей, тут же следовала эпидемия, которая восстанавливала баланс между численностью сообществ и возможностями Природы содержать их, между совокупной численностью людей и собственными интересами Природы. Современная промышленная цивилизация победила древние, тысячи, а то и миллионы лет проверенные Природой, надежные эпидемические заболевания, и растерянная, не готовая к этому Природа, казалось, смирилась, навсегда потеряла важнейшее оружие в защите “собственного понимания” гармонии и блага на Земле. Но это трагическое заблуждение. Она лишь удалилась в свою лабораторию, начала разрабатывать новые болезни и напасти, которые человечество не сможет победить на данном уровне развития. СПИД есть лишь продукт эксперимента, есть лишь проверка Природой новой найденной ею заразы, которой она намерена вмешаться в разрушительную для нее размножаемость человеческого вида. Это диалектика. С точки зрения Природы, Бога людей на Земле уже слишком много, и их численность, продукты их метаболизма, их жизнедеятельности начинают отравлять, губить самую Природу, ее Дух, создавший определенную гармонию этого мира. Можно не сомневаться в том, что в скором времени нас ждут неизвестные еще эпидемические напасти, бороться с которыми окажется практически невозможно, потому что окажется невозможным своевременно побеждать даже часть из них. К примеру, только будут обнаруживаться средства борьбы с нынешней формой вируса СПИДа, как тут же появится ее модификация и опять придется годами искать препараты для эффективного излечения пораженных этой эпидемической болезнью.

Для целей книги ни к чему приводить другие проявления грядущего глобального экологического кризиса, наиболее известными из которых являются уменьшение кислорода в воздухе, утоньшение озонового слоя в атмосфере. Важно понять, что на наших глазах принципиально, качественно изменяются взаимоотношения человечества с Природой. У человечества появляются орудия, способные постепенно или в одночасье погубить жизнь на всей Земле. Поэтому Природа как бы одухотворяется, как бы приобретает некие политические качества субъекта, который требует от другого субъекта — человечества, если оно намерено выжить, учитывать особые условия сохранения биосферы. Природа становится не объектом жизнедеятельности человечества, как это было до сих пор, но важнейшим “Субъектом” мировой политики, политики выживания, причем уже не всех, но только той части человечества, которая признает приоритет Природы в политических проблемах, подчинится ей. Обусловленные этим противоречия нарастают очень быстро, и все рычаги поддерживания глобального политического равновесия, которые худо-бедно работали после Второй мировой войны, эти рычаги в ближайшие десятилетия превратятся в исторический хлам. Вся идеология этого равновесия строилась на теоретических предположениях, объявленных в ООН аксиомами, что все противоречия в мире, в конечном счете, разрешит промышленное развитие всех стран, что, благодаря такому развитию, в третьем мире будет достигнут уровень потребления и комфорта развитых стран Запада, а потому исчезнут основания для военно-политической конфронтации между государствами, народами, нациями и наступит вечный мир.

Советский Союз наиболее последовательно воплощал эту идеологию, ибо она была частью коммунистической идеологии. Но после развала СССР начался углубляющийся кризис этой идеологии, углубляющийся кризис всей системы международных, межгосударственных отношений, который в ближайшие годы порождаемыми им проблемами, как разбушевавшийся океан, захлестнет, потопит и ООН. Практически, это уже умирающая мировая организация, которую ожидает судьба Лиги Наций. Почему? Потому что в ее Совете Безопасности нет постоянного представительства, постоянного “Председательства” Природы. Наступившее могущество США, как лидера ООН, как единственной после развала СССР сверхдержавы с глобальной ответственностью, есть призрак, химера. США никогда в этом столетии не были так уязвимы, так слабы, как сейчас. Ибо их общество, их внутренняя политика, их способы обеспечения материального благополучия оказались неразрывно сросшимися с принципами выстраивания послевоенных мировых отношений, с идеологией выстраивания таких отношений на основаниях догм, которые сейчас оказываются ложными и гибельными. А потому американское общество не готово, не способно быстро подстраиваться к новым условиям бытия, к быстрому изменению мировоззрения. Оно не сможет успевать приспосабливаться к требованиям совершенно иного мира эпохи глобальных кризисов, к совершенно иным принципам международных отношений, в которых безусловным, неоспоримым лидером, единственной сверхдержавой станет Природа, а главной мировой конституцией окажутся положения, научно выводимые из ее Законов. Закон же видовой целесообразности имеет вполне определенный смысл. Если биологический вид, в силу исчезновения внешних врагов контроля его численности, размножился настолько, что Природа уже не в состоянии обеспечивать условия для выживания всем его членам, он должен начать внутривидовое эволюционное самоистребление, пока не вернется к равновесию с возможностями Природы в поддержании его существования. Этот Закон видовой целесообразности становится все более определяющим судьбу человечества в обозримой перспективе. Сейчас нет силы, нет ни одного международного или межгосударственного органа, способного удержать человечество от третьей мировой войны, которая сократит численность людей до приемлемого Природе уровня.

Для России и русских благо, истинное благо распад СССР. Он оказался очень своевременным. Ибо у нас появляется политическая возможность полностью очистить сознание от старых представлений о мире, отбросить все благоглупости всечеловеческого братства, все традиции российской и советской империй, весь хлам обязательств и представлений о мире уходящей в историческое прошлое системы международных отношений и начать вырабатывать новые представления, новое мировоззрение. Эти представления и мировоззрение должны быть нацелены на сверхзадачу борьбы за выживание в совершенно новом мире, в мире, в котором выживут только самые организованные цивилизованные национальные организмы.

В мировой политике уже приходится учитывать появление качественно нового, ранее не известного всемирной истории фактора, — фактора безусловного существования предела роста промышленного производства на Земле. Предел этот обусловлен не человеческими причинами, желаниями или не желаниями сообществ людей, но причинами чисто экологического, непреодолимого характера! Мировая политика следом за мировой экономикой приближается к необходимости появления принципа объективного запрета, безусловного экологического вето на глобальное расширение промышленного производства на Земле. Вето, ведущего к двум важнейшим политическим следствиям, которые антагонистически противоречат принципам ООН и идеологии послевоенного мирового развития, на которых удавалось сохранять относительную глобальную устойчивость.

Первое следствие. Вне зависимости от чьего-либо желания или нежелания, чьей-то субъективной воли, бедность, нищета в одних регионах мира и богатство, комфортное благополучие — в других становятся хроническим в своем враждебном антагонизме противоречием наступающего мира. Ибо развитые страны не в состоянии отказаться от достигнутого комфорта, политически не способны пойти на резкое ухудшение качества и уровня жизни в пользу стран отсталых и полуварварских. Тем более что неконтролируемая рождаемость в отсталых странах делает любые перераспределения доходов развитых государств в их пользу делом просто бессмысленным. Это противоречие в своей тенденции будет устойчиво углубляться, ожесточаться, вести к расширению военно-политической конфронтации двух систем мировосприятия, делая любые попытки поиска компромиссов между миром стран богатых и миром стран бедных делом бесполезным. Ибо при стабилизации рождаемости в странах богатых, рождаемость в бедных странах продолжает носить взрывной характер. При естественном объективном замедлении темпов мирового экономического развития под давлением экологического вето, которое обязательно должно происходить в ближайшие десятилетия, богатые страны вынуждены будут искать рычаги и средства для действенного замедления темпов роста экономики бедных стран, стран отсталых и развивающихся. А при таких обстоятельствах экономическое, политическое и культурное интеграционное сближение бедных стран с западными, с западной капиталистической цивилизацией, не успев развиться и стабилизироваться, начнет разваливаться под давлением страстей нарастающей численности человечества, делая все более и более проблематичной задачу сохранения социальной устойчивости политическими институтами во многих государствах, выполнения ими межгосударственных обязательств.

Подобное положение дел приведет к росту нелегальной иммиграции в богатые страны, остановить которую при нынешних законодательных и идеологических институтах власти в них невозможно. Это на каком-то этапе вызовет резкое изменение социально-политических структур в развитых государствах Запада, ухудшит современную культуру производства в них, породит постепенную деградацию промышленного производства и станет причиной хронической экономической нестабильности, которая окажется питательной почвой для обострения и неуклонного ухудшения межэтнических, межрасовых отношений. Такое ухудшение межэтнических и межрасовых отношений из внутренних проблем станет превращаться в глобальную проблему, разрушая сложившиеся механизмы влияния Запада, США на остальной мир.

Потеря перспектив быстрого экономического развития неизбежно приведет к возрастанию значимости в политической жизни отсталых и развивающихся стран религиозного и шаманского фанатизма, как единственных идеологических основ сохранению мало-мальски управляемых систем общественных отношений. Более того, этот фанатизм неизбежно должен (и будет!) приходить к власти, — неизбежно! Альтернативы этому просто не существует. Стоит мировой экономике в обозримой перспективе дать серьезный сбой, войти в застой, в глубокий кризис, и религиозно-мистический фанатизм окажется единственной силой, способной управлять потерявшей веру в свое будущее огромной массой людей в третьем мире. Режимы власти там неотвратимо будут испытывать давление озлобляющихся молодых поколений, — озлобляющихся тем, что они через визуальные средства информации увидели, узнали про процветание стран богатых.

При приближении к пределу роста промышленного производства на Земле и обусловленному этим стремлению развитых государств установить вето на мировое промышленное развитие на собственных условиях, с учетом в первую очередь их интересов (а они смогут это сделать в силу своего экономического и военно-стратегического могущества), для многих стран третьего мира все в большей мере будет становиться бессмыслицей получение современного образования, перенесения на свою почву европейских цивилизованных норм поведения, как условий достижения более высокого положения в своем обществе. Это растущее в среде молодежи ощущение бессмысленности подражания привнесенным Западом ценностям приведет к духовно-психологическому одичанию множества стран. Ненависть к современной западной промышленной цивилизации будет становиться основным мотивом поведения сотен и сотен миллионов, тем более оправдываемой в их восприятии, что все международные институты обслуживают интересы Запада, а Запад не захочет, да и не сможет использовать их для того, чтобы выплачивать дань требуемой бедным странам помощи добровольно. Запад во все большей мере будет рассматриваться не в качестве примера для подражания, но единственно в качестве средоточия мирового зла, против которого оправданы и террористическая война, и отношение к нему, как к добыче, которую нужно грабить любыми способами, в том числе наращиванием нелегальной продажи наркотиков.

Одновременно подступают глобальные энергетический кризис, нефтяной кризис, которые породят такие потрясения, в сравнении с которыми лихорадка всяческих конфликтов в мировой политике последних двадцати лет, дестабилизация международных отношений этого времени лишь на подступах к собственно энергетическому кризису, будут казаться легким ветром накануне бури. Последние двадцать лет фактически уже отняли надежду у многих стран, даже у таких великих историческим цивилизованным прошлым держав, как Индия и Китай, без многократного уменьшения своего населения когда-либо достичь западного уровня процветания. Что же говорить о народностях и племенах отсталых и не имеющих традиций государственности, но патриархально плодовитых, которые бесконтрольно размножаются в Африке, в Азии, в Латинской Америке.

На пороге третьего тысячелетия человечество действительно приближается к своему Апокалипсису, обусловленному экологическим, энергетическим вето на промышленное, экономическое развитие. Почему именно Апокалипсису, тотальному столкновению светлых сил созидания с черными силами дикости, непригодности к новому витку эволюции человечества, к цивилизационной эволюции? Потому что впервые в мировой истории у цивилизаций появился шанс выжить под натиском хищных орд, появился шанс не только выживания, но и победы над ними, после которой должно начаться становление великой глобальной цивилизации.

Современная западная цивилизация смогла выстоять против большевизма только и только через наращивание военно-технологического превосходства. И именно сохранение этого превосходства, обладание оружием массового поражения, психологическая готовность к беспощадному использованию этого оружия и спасет цивилизацию в предстоящем жесточайшем и бескомпромиссном противоборстве по линии Север-Юг. В противоборстве, которое будет выглядеть истинным Апокалипсисом. И лишь после победы Севера человечество совершит принципиальный скачок в своем эволюционном развитии. Ибо ради собственного выживания оно вынуждено будет вымести с Земли все, что неспособно стать составной частью мировой цивилизации, то есть составной частью осуществляющего контроль над собой, самоорганизующегося планетарного социального организма, который установит свою численность, свои отношения с Природой именно на таком уровне и в таком качестве, при которых только и окажется возможным выживание биологической системы Человек-Природа. Фактически лишь общечеловеческая цивилизация, основанная на отрицании нынешнего господства англосаксонской меркантильной, потребительской цивилизации способна к такому самоконтролю, к саморегулированию. Когда после эпохи тотальной конфронтации человечество совершит эволюционный скачок и придет к состоянию единой цивилизации на основаниях совершенно нового политического мировоззрения, тогда оно действительно войдет в свой Золотой Век.

Именно России предопределено объединить и возглавить Север, тем самым повести самую эволюционно здоровую часть человечества к Золотому веку. Но для этого русскому национализму предстоит создать самую социально организованную нацию, которая осознает, что вход в Золотой Век появится по ту сторону Апокалипсиса, когда навсегда будет побеждено варварство, нанесен сокрушительный, истребительный удар по неприспособленным к созиданию, к цивилизованности, к глобальной цивилизованности культурам, по носителям этих культур.

Второе следствие. Оно проявляется уже сейчас и приобретает характер необратимости. Происходит прогрессирующее замыкание цивилизованных стран, их экономических и политических интересов на самих себя. Мировой рынок товаров высоких технологий расширяется очень слабо, вяло. Ибо населению стран малоразвитых, за исключением малочисленных элит, такие товары непонятны, не по карману, у них другие жизненные проблемы, другие заботы. Товарные потоки во все большей мере становятся потоками между странами развитыми и небольшой группой быстро развивающихся стран третьего мира. Огромные регионы, где проживают огромные человеческие массы, оказываются исключенными из этих товарных потоков, отстают и отстают от интересов современного цивилизационного прогресса, они превращаются лишь в сырьевой придаток промышленно развитых государств. Происходит постепенное ослабление взаимозависимости стран развитых и отсталых. Развитые государства и небольшая группа быстро развивающихся стран как бы замыкаются на свои экономические и политические интересы и свое мировоззрение и становятся невосприимчивыми к проблемам остального мира, а остальной мир, то есть отсталые страны в ответ замыкаются на себя, на собственное мировосприятие. Граница между ними почти повсюду проходит по границе между субконтинентальными территориями с высокой рождаемостью и с рождаемостью сбалансированной, приблизившейся к разумной, управляемой. Это неотвратимо ведет к растущему пренебрежению стран развитых к странам неразвитым, к устремлениям промышленных государств укреплять торгово-экономические и политические отношения в первую очередь и в основном между собой. Поэтому при общем ослаблении роли ООН нарастает устойчивая тенденция становления действительно эффективной мировой политической величины — совещаний, консультаций и встреч в верхах руководителей семи промышленно развитых капиталистических держав, так называемой Семерки, все в большей мере независимых в своей политике от остального мира, мира отсталости или промышленной слабости. И в силу подступающего экологического вето на промышленное и энергетическое развитие такое принципиальное разъединение мировых интересов, качественно новое содержание межгосударственных отношений углубляется, приобретает опыт и традиции и постепенно консервируется на длительную перспективу.

Задача задач России, если она хочет выжить и достичь могущества в мире ближайшего будущего — расширить Семерку до Восьмерки, стать полноправным членом клуба стран промышленно развитых, современно цивилизованных, стран с самыми эффективными экономическими и общественными структурами. Но для этого ее экономика должна в кратчайший срок стать подлинно рыночной, со всеми основными опорами для рыночных капиталистических отношений, в том числе с безусловным правом собственности, правом частной и корпоративной собственности, что невозможно, немыслимо в складывающихся обстоятельствах без ускоренного создания русского национально организованного общества. Исторические обстоятельства требуют предельных ясности и конкретности в постановке политических целей для государственного развития страны. Сверхзадача формирующейся государственности капиталистической России — любой ценой успеть создать промышленную мощь, необходимую для равноправного партнерства с самыми развитыми державами. Однако реально, а не декларативно, спасти Россию в качестве промышленной державы, окончательно и бесповоротно уничтожить наследие коммунистического мировоззренческого и политического догматизма, ускоренно перевести интересы России, ее общественную культуру, общественное и экономическое сознание к смыканию с интересами современной промышленной цивилизации может только режим власти русского радикального национализма.

Только русский национализм способен политически окончательно порвать с советской традицией заигрывания с ООН и третьим миром и решительно повернуть страну к стратегическому сближению с самыми развитыми капиталистическими государствами. Только у него есть для этого необходимые политические ресурсы, возникающие на основаниях прогрессивности исторических задач, которые ему придется осуществить, то есть задач, которые объективно возникнут в деле построения самого высоко- организованного в мире национального общества, как единственного условия достижения стабильности в Евразии и эволюционного спасения человеческого рода.

Еще раз подчеркнем. Чтобы добиться внутри России широкой поддержки политического курса на разрыв с советской традицией постоянных уступок миру отсталости, которые делались ради привлечения слаборазвитых и развивающихся стран в союз против Запада, политический национализм перво-наперво вынужден будет целенаправленно внедрять в общественное, культурное сознание русских безусловное право частной и корпоративной собственности как право естественное и первичное, формирующее представление о жизненном пространстве своей нации. Только отношения собственности создают условия для появления националистических партий, которые политически организуют, сплачивают и отрывают социально здоровые слои населения страны от всевластия бюрократии, от зависимости перед ней и ее склонности скорее эксплуатировать собственный народ, чем защищать его интересы, его уровень жизни. Именно право частной и корпоративной собственности побуждает к объединению множество энергичных собственников, самые динамичные социальные слои страны в единый внешнеэкономический, внешнеполитический интерес, заставляет государство и политические движения следовать этому интересу. Именно право частной и корпоративной собственности, организуя эгоистическую волю множества членов общества в национальный интерес, заставляет государство и бюрократию переходить к активной и эгоистической внешней политике, придавая ей характер политики откровенно национальной. Но такая национальная внешняя экономическая политика, едва она проявится с ростом политического влияния русского национализма, неотвратимо приведет нас к столкновению с теми силами внутри России и вне ее, главным образом в республиках бывшего СССР, которые попытаются встать на пути нашего национального интереса, предпримут попытки по-прежнему развязно и нагло требовать от России жертв для покрытия их неспособности прокормить самих себя. Эта конфронтация вызревает объективно, вне зависимости от чьей-либо воли, она диктуется новыми историческими обстоятельствами развития буржуазно-капиталистических интересов собственности в России.

Основой основ подлинно националистического политического курса государства является курс на ускоренное становление самой передовой крупной промышленности, движение по этому курсу быстро увеличивает производительную собственность страны и число социально организованных владельцев этой собственности. Без крупной промышленности Россия не сможет иметь многочисленные и высокоорганизованные по всей огромной стране слои собственников и в полной мере отстаивать стратегические экономические, национальные интересы как таковые, не сможет стать солидным и влиятельным членом Восьмерки, будет в ней мальчиком на побегушках, будет обслуживать давление иных национальных интересов, более определенно выраженных в политике, чем свои собственные. И чем мощнее будут промышленные структуры страны, тем организованнее связанные с ними собственники будут выражать свои требования в общем национальном интересе, тем менее они будут склонны идти на компромиссы в отстаивании собственных частных, но потому и совокупных национально общественных интересов.

Собственники крупной промышленности из-за желания получать наибольшую прибыль ясно и определенно заинтересованы в создании сильного общественного сознания среднего класса, являющегося главной социальной средой, в которой происходит формирование национального сознания и понимания, что есть собственно национальный экономический и политический интерес. Именно главные интересы крупной промышленности побуждают средний класс и всякое демократическое государство, его средства массовой информации, законодательные и исполнительные органы проводить и поддерживать политику борьбы со всеми антиобщественными явлениями, с преступностью и безнравственностью. Но лишь тогда, когда крупная промышленность становится собственностью не плутократов абстрактно-общечеловеческой либеральной “демократии”, как это происходит сейчас в России, а социально ответственных предпринимателей и слоев с высокой общественной культурой поведения, представляющих не только и не столько чиновничью столицу, но все регионы страны, и органически заинтересованных в достижении лидерства, обеспечивающего монопольное производство наукоемкой товарной продукции, которую не могут производить в других странах, чтобы за счет этого покрывать издержки, связанные с климатическими условиями производства и высокими транспортными расходами. Только опора на общественную поддержку среднего класса по всей стране подталкивает собственников промышленности к непрерывной модернизации средств производства и постоянному стремлению вовлекать самые последние достижения науки и инженерной мысли для разработок совершенно новых товаров и налаживания их быстрого производства.

В настоящее время, при ожесточающейся конкуренции за право оказаться среди наиболее благополучных наций Золотого Миллиарда единственно интересы крупной промышленности способны мобилизовать все социально здоровые слои России на задачу прорыва к новому качеству общественной организованности с политическим национальным самосознанием. Поэтому их требования к власти по проведению внутренней и внешней политики обязательно станут императивными, самодовлеющими. Но сами по себе эти здоровые силы не смогут совершить радикального поворота к выгодной им политике, пока власть будет обслуживать экономическую и политическую диктатуру коммерческого интереса. Политически выразить экономические, собственнические интересы в крупной промышленности, повести борьбу за превращение их в главное основание государственной внутренней и внешней политики и организовать для победы в этой борьбе средний класс в силах только русский национализм, который поставит задачу политически свергнуть режим диктатуры спекулятивно-коммерческого капитализма.

Никакая иная идеология, кроме националистической, не в состоянии даже приблизительно выразить кровный интерес крупной промышленности в социальном порядке, в дисциплине на производстве, в институтах государства и в обществе, в неприятии проституции, преступности, наркомании, пьянства, местничества, взяточничества, аморальности, низкой культуры, низкой образованности, то есть всего того, что приводит к сбоям в работе цепочек промышленного производства, повышает издержки и страховые риски, приводит к вздорожанию себестоимости товаров, к падению их качества и конкурентоспособности, в конечном счете, приводит к падению прибыли отечественных предпринимателей и ослаблению промышленного капитала! Поэтому становление слоя частных и корпоративных собственников крупной промышленности, проявление их экономического интереса в мобилизационной модернизации промышленного производства и завоевании внутреннего и внешнего рынков потребует прихода к власти русского радикального национализма, единственной политической силы, которая будет способна обеспечить жесткие, но необходимые внутриполитические условия для практического превращения России в промышленно развитую державу и для борьбы за право исторически великой страны стать членом закрытого клуба самых развитых промышленных держав накануне грядущих и быстро приближающихся глобальных политических катаклизмов.

Но если это так, если русский национализм призван стать политическим инструментом в разрешении этой задачи, по сути реально создавая предпосылки подлинной интеграции России в мировую экономику, реально создавая возможности для развития рыночных отношений, максимально эффективных для движения товаров и капиталов, для высокодоходного вложения капиталов, то есть способствуя подлинному сближению интересов России с кровными интересами Запада, если это так, то почему, по каким принципиально антагонистическим причинам Запад может быть против режима русского радикального национализма, а режим русского национализма — против Запада? Почему режим русского национализма не сможет взять на себя значительную долю ответственности за защиту формирующихся общих интересов с Западом в стратегически важных, жизненно важных для этих интересов регионах, гораздо эффективнее защищаемых именно из России? Но если это так, зачем России столь обвальным образом разрушать военно-промышленный комплекс?

России потребуется два-три года, чтобы произошла приватизация крупной промышленности и начали вызревать ее интересы и политические требования, чтобы связанные с крупной промышленностью социальные слои смутно осознали свою настоятельную потребность перейти в политическое наступление на ростовщическую и торгово-спекулятивную стихию, на общий хаос в стране, на преступность, на коррупцию и другие проявления социального разложения, на низкую общественную дисциплину, на низкую социальную культуру. И лишь тогда среда социально здоровых слоев населения начнет созревать для понимания о сущности подлинно национальных капиталистических интересов. Только тогда этим слоям населения, на первых порах смутно, затем все определеннее потребуется политическая воля русского национализма, как единственной политической силы, способной бескомпромиссно и безусловно отстаивать эти национальные капиталистические интересы — сначала провести их в жизнь внутри страны и затем перейти в наступление в международных делах, устанавливая жизненно необходимые России новые балансы господствующих в мире экономических и политических отношений. И вопрос встанет о том, когда же, наконец, появится серьезная идеология, способная стать основой роста мощной политической организации националистов, готовой бороться за то, чтобы взять на себя бремя власти и вывести страну на столбовую дорогу промышленного капиталистического развития.

Какими будут международные, межгосударственные отношения к тому времени? Сможет ли русский национализм проводить свою политику реально, а не декларативно? На кого, на какие силы за рубежом он сможет безусловно рассчитывать в поддержке своей политики, с кем должен заранее устанавливать связи, искать взаимные интересы, формировать доверие для принятия общих обязательств?

У автора нет намерения рисовать политическую картину мира ближайшего будущего, он и не ставил себе такой цели в этой книге. Но важно представлять себе некоторые тенденции, чтобы быть к ним готовыми. Когда встает вопрос о возможных в обозримой перспективе взаимных капиталистических интересах России с другими государствами, в основном это касается поиска таких интересов с промышленно развитыми странами — Европой, Японией и с США.

Западная Европа, включая Германию, переживает весьма болезненный период становления своего западноевропейского политического единства, поиска своей субконтинентальной политики по отношению к остальному миру. Сейчас у нее, у промышленной Европы такой политики нет. По двум причинам. Во-первых, потому что после Второй мировой войны ей такую политику проводить не позволяли ни США, ни СССР. Проведение политики в защиту своих экономических интересов в послевоенном мире она привыкла передоверять этим двум сверхдержавам, растеряла интеллектуальные силы, политические центры, традиции в выработке такой политики. Во-вторых, вследствие отсутствия среди входящих в ЕЭС стран действительной взаимозависимости в промышленном производстве, которая позволила бы создавать современную, общеевропейскую транснациональную промышленность, свои транснациональные корпорации с их неизбежно глобальными интересами, активными и динамичными, которые трансформировались бы в надгосударственную, то есть собственно западноевропейскую политику в мировых делах.

Однако в восьмидесятых годах, когда стало ясно, что экономические и политические интересы США устойчиво смещаются к Японии, к Тихому океану, элиты Западной Европы занервничали, заволновались за свое будущее. Затем, с крахом коммунизма оказалось, что в мире ближайшего будущего и США и Россия станут проводить собственную, национально эгоистическую политику, которая будет проявлять все меньше интереса к Старой Европе, экономически пассивной, научно-технологически отстающей не только от Японии и США, но и от ряда стран Дальнего Востока и юго-восточной Азии. Оказалось, что западноевропейцы либо должны найти в себе волю экономически и политически объединиться с целью создания надгосударственных монополий, способных бросить вызов транснациональным корпорациям США и Японии, потенциально России, либо они будут обречены на прогрессирующее отставание в культуре менеджмента, культуре конкурентной борьбы, культуре перспективного планирования, то есть их экономики начнут “хиреть” и морально, и технологически, превращаться в колониальные придатки других промышленных сверхдержав, которые все менее будут склонны считаться с их интересами. Проще говоря, либо они начнут искать собственную экономическую стратегию развития, которая позволит им удержаться в лидерах научно-технологической модернизации экономики, либо им предстоит беднеть и смириться с тем, что их вклад в мировой прогресс остается достоянием истории.

Предоставленные сами себе страны Западной и Центральной Европы, в известном смысле брошенные сверхдержавами, должны срочно вырабатывать собственное видение современного мира, понимание собственной активной политики в нем. И первое, что им предстоит решать — где у них самые перспективные торговые интересы, которые дадут толчок к созданию единых научно-технологических корпораций. Перспективные же торговые интересы в складывающемся мире у промышленно развитых и стремящихся быть такими государств в обобщенном виде направлены в одну сторону: таким государствам нужен прорыв товарной продукции к самым динамичным рынкам стран дальневосточной и юго-восточной Азии, к рынкам Индии и Китая, к потенциально очень динамичному рынку России. Для Европы, в отличие от США, самый удачный путь к таким рынкам — сухопутный, и пролегает он через Россию. Но путь этот нужен не только Европе, а и России.

Всю свою историю Московское государство мучилось проблемой отсутствия торговых связей с Индией, с Китаем. Все лучшие представители русской политической мысли мечтали об этой торговле как основе основ здорового хозяйственного и общественного, духовного развития, как основе основ процветания государства. Об этом мечтали не только в России. После эпохи протестантской Реформации, в обстоятельствах хозяйственного подъема в ряде стран Европы о налаживании через Россию широкой торговли с Индией и Китаем хлопотали и ганзейские купцы, и купцы английские. Позже, с ростом значения и возможностей морской торговли, с появлением надежных морских средств передвижения на большие расстояния и после Великих географических открытий эти европейские мечтания поутихли. Однако вдруг, в самом начале ХIХ века, им придала качественно новое содержание разгоравшаяся со времени египетской экспедиции почти маниакальная мечта первого консула Франции Наполеона Бонапарта сухопутной войной вытеснить англичан из Индии и, минуя морские пути, установить тесные торгово-политические отношения своей буржуазной республики с этой богатейшей страной Азии и, когда представилась политическая возможность, именно через территорию России. За военное сближение Франции и России с целью совместного похода в Индию через Среднюю Азию и поплатился жизнью русский император Павел I, позволивший себе слишком горячо увлечься этими планами Бонапарта, чем напугал английскую аристократию и финансовых воротил Ост-Индской компании.

Мечтал о прорыве Германии через Россию к Персии и Индии и Гитлер, — то есть в концентрированном виде немецкий промышленно-торговый интерес, — подогреваемый как идеями об арийских корнях, так и национал-социалистической символикой одного происхождения с древнеиндийской свастикой. И этому была простая причина. Все богатство и могущество Великобритании были следствием той причины, что Англия установила на несколько столетий монопольный контроль над всей торговлей Индии с остальным миром, определяя характер этой торговли для получения наибольшей для себя выгоды. Нельзя было лишить Британию банковской и политической власти над миром, не вырвав у нее Индию. Все самые принципиальные военно-политические столкновения в Европе последних столетий, так или иначе, были порождены политическими идеями — уничтожить английскую монополию на торговые связи с ее индийской колонией. И, по сути, весь современный мир стал таким, каков он есть, из-за длившегося несколько веков английского колониального господства в Индии.

История учит, что Европа со времен Александра Македонского всей своей традиционной политической и экономической мыслью, духовной культурой стремилась и потенциально готова вновь загореться потребностью мощного устремления к широкомасштабным и объемным торговым сухопутным отношениям с самыми развитыми цивилизациями Азии, к торговле и общему сближению с ними через территорию России. Трудно даже представить, какие перспективы процветания и экономического развития для внутренних, малоразвитых и бедных областей России, Украины, Белоруссии, русского Казахстана открыли бы высокопропускные транспортные артерии для перемещения товаров из Европы в Индию, в Китай, к Дальнему Востоку — и обратно. Чудовищно, дико, в высшей степени преступно, что к концу двадцатого столетия мы не имеем даже подходов к осуществлению этой императивной потребности России! Трудно избавиться от впечатления, что коммунистический режим волей или неволей, сознательно или нет, но толкал Россию к экономическому невежеству, и ее развитие происходило вопреки политическим целям большевизма.

Интерес современной Европы, ее жизненный интерес есть в концентрированном виде интерес Германии — самой мощной промышленной силы, самой динамичной товаропроизводительной структуры европейской экономики. Как поймет этот интерес Германия, так вынуждена будет понять его и остальная Западная и Центральная Европа. Исторический же интерес Германии, ее государственный инстинкт всегда выражался краткой формулой: Drang nach Osten! Движение на Восток! Перенесение столицы объединенной Германии в Берлин, вернее сказать, возвращение столицы в Берлин есть лишь отражение этого инстинкта, этого исторического тяготения немецкой экономики и политики к европейскому Востоку с его поразительными перспективами, захватывающими дух возможностями. Экономические проблемы восточных земель Германии, которые невозможно разрешить без крутого поворота всей политики страны к приоритету направленных на восток хозяйственных и торговых интересов, только усилят этот могучий национальный инстинкт: Дранг нах Остен! Даже бывшая в исторически недавнем прошлом владычицей морей и океанов Англия, лишившись ко времени Второй мировой войны возможностей иметь военный и торговый флот мирового уровня, сможет вернуться к широкомасштабной торговле с Индией только через трансконтинентальные сухопутные средства доставки грузов, только вместе с остальной Западной Европой, в единой упряжке с другими европейскими странами, то есть только присоединясь к германскому экономическому инстинкту — Дранг нах Остен! Этому способствует и транспортный тоннель под Ла Маншем, который начнет формировать новые элементы британской культуры, британского видения мира, как видения мира из западной части континентальной Европы. Перспективы Британии в ХХI веке связаны единственно с европейскими интеграционными процессами, и ей придется мучительно изменять самое себя, приспосабливаться к тому, чтобы политически делать упор на зависимость внешнего товарооборота и внутренней экономической стабильности от сухопутных коммуникаций, при явном превращении морских коммуникаций во второстепенные.