Реформа ценообразования

Все же может показаться, что более ограниченные «технологические» реформы в области ценообразования и рынка — далекие от принятия принципов рыночной системы в целом — были, очевидно, возможны и без угрожающих последствий. Почему, должны мы спросить, сорвалось умеренное стремление к проведению технологической реформы и реформы ценообразования?

Часто говорится, что цены, используемые коммунистическими предприятиями, — особенно цены советских предприятий — устанавливаются произвольно, то есть не являются аппроксимациями эффективных цен или цен, определяемых редкостью ресурсов, которые являются следствием процессов свободной покупки и продажи, осуществляемых предприятиями в рамках рыночной экономики. Но если цены ни в малейшей степени не являются эффективными, а совершенно произвольны, для специалиста-плановика или руководителя они абсолютно бесполезны — ими никак нельзя воспользоваться ни для планирования, ни для руководства. Кроме того, этот специалист еще должен вести свой учет в тоннах или в каких-либо еще физических единицах и натуральных величинах, в которых измеряется выпуск продукции.

На самом деле цены, применяемые коммунистическими предприятиями, являются в первом приближении эффективными ценами. Хотя они и не связаны органически с нехваткой товаров или сырья в рыночных системах и, соответственно, чрезвычайно деформированы, они не являются абсолютно случайными или произвольными. Определенным специфическим образом они в слабой степени связаны с нехваткой соответствующих товаров*.

Свидетельством этого является то, что эти цены имеют хорошо заметное родственное сходство с ценами, превалирующими в рыночной экономике. Коммунистические цены унаследованы от рыночных цен, преобладавших до коммунизма. Более того, на ценообразование при коммунизме продолжает оказывать влияние ценообразование в странах с рыночной экономикой, хотя трудно сказать, насколько именно тесно и органично связаны цены различных систем. Сталин одобрительно упоминал, например, одно из высказанных членами ЦК мнений по поводу того, что «хлопок в общем и целом намного дороже зерна, как показывают цены на хлопок и зерно на мировом рынке»33. Кроме того, на цены огромное влияние оказывают, исходя из марксистской «трудовой» теории стоимости, соответствующие затраты труда. При прочих равных товар, произведенный с высокими затратами труда, имеет более высокую цену, чем товар, произведенный с меньшими затратами труда или с затратами низкоквалифицированного труда. Труд является основным дефицитным ресурсом в любой системе производства, поэтому затраты труда также являются важной детерминантой при эффективном ценообразовании. Цены, в основном исключенные из сферы эффективного ценообразования, — это цены на землю и капитал, поскольку марксистская доктрина запрещает ренту и процентные ставки за пользование капиталом. Но, по крайней мере, в Советском Союзе и Восточной Европе найдены не вызывающие идеологических возражений «заменители» для включения в состав цены различных издержек, замещающих — но не полностью и неадекватно — ренту и проценты за пользование капиталом.

Хотя коммунистические цены являются эффективными ценами только в первом приближении, необходимо подчеркнуть, насколько это грубые аппроксимации. В отношении Советского Союза цены охарактеризованы как «чудовищный абсурд». Китайские и кубинские цены являются такими же неполноценными34.

Поставим вопрос четко. Коммунистические системы используют цены — и используют их потому, что те являются хотя бы в самом грубом приближении эффективными ценами. Почему же потерпело неудачу весьма умеренное движение за совершенствование ценообразования?

Одной из причин является то, что большинство советских инженеров и плановиков не разбирается в ценообразовании. Экономисты настаивали на реформах ценообразования, основанных на усовершенствовании процесса оценки, замене более дефицитных ресурсов менее дефицитными, адаптации плановых показателей выпуска продукции к издержкам их достижения. Инженеров же восхищала технологическая изощренность сама по себе как искусство ради искусства, невзирая на издержки. Поэтому они ценили самый технологически совершенный метод производства выше, чем метод, наиболее разумный с точки зрения затрат. Этот конфликт был таким же, как тот, что в США в течение многих лет разделял военное руководство и экономистов, нанятых для работы в качестве советников этого руководства. Первые хотели получить вооружение на базе самых передовых технологий. Вторые же хотели вовсе не супердорогое вооружение, разработанное по последнему слову техники и технологий, а скорее «побольше грохота на каждый вложенный доллар».

Кроме того, реформа цен — большая и трудная работа. В Советском Союзе существует, вероятно, около 20 миллионов цен — по количеству наименований производимой продукции. И потом, реформа имеет разрушительное воздействие на экономику. Переход на новые цены представлял бы огромную проблему. Возможно, целый ряд отраслей промышленности был бы надолго обречен терпеть убытки. Когда сравнили предполагаемые проблемы с предполагаемыми выгодами в отношении роста производительности, первые показались слишком большими многим государственным деятелям, которые в любом случае не разбирались в эффективных ценах настолько хорошо, чтобы твердо верить в их важность и необходимость. Объяснения во многом те же, какими можно было бы объяснить продолжительное нежелание американского правительства пересмотреть произвольные цены, определяемые тарифами на многие импортные товары. В Соединенных Штатах доводы реформаторов сталкиваются с таким же безразличием государственных деятелей, которые либо не разбираются, либо не видят никакого проку в эффективных ценах; и предполагаемые убытки для ряда отраслей промышленности достаточно велики, чтобы охладить реформистский пыл.

Другим доводом против усовершенствований в области ценообразования является следующее: несмотря на то, что цель при введении эффективных цен — добиться того, чтобы наибольшее влияние при принятии решений о производстве, инвестициях, технологиях, географическом размещении отраслей и прочем приобрели категории ценности и редкости, — в реальности во всех этих решениях свой большой интерес имеют различные группы. Многие местные партийные руководители, например, предпочли сохранить систему, в которой, скажем, месторасположение предприятия определяется не в результате экономической экспертизы, а по политическим соображениям, важным для сохранения их места работы. Они немногим отличаются от американских сенаторов и конгрессменов, которые пренебрегают экономикой, когда занимаются дележом «казенного пирога»35. Военные отнеслись враждебно к реформе ценообразования потому, что опасались переориентации экономики на нужды потребителя, пренебрежения интересами тяжелой промышленности36.

Более того, в отношениях со странами Восточной Европы Советский Союз выражал желание защитить законный интерес всей советской системы в целом. В Восточной Европе рыночная реформа воспринималась как необходимая для обеспечения успеха стран Восточной Европы в торговле с Западной Европой. По этой же самой причине реформа ценообразования ставила под угрозу господство Советов над этими странами, а также торговые отношения каждой из них с Советским Союзом. Советское руководство понимало, что реформы в чистом виде в определенной степени разорвут зависимость этих стран от Советского Союза по мере роста их торгового оборота с Западной Европой. Советское руководство также знало, что некоторые из восточноевропейских правительств стремились развивать торговлю со своими западными соседями по одной только этой причине37.

В тенденции к эффективному ценообразованию подразумевается потенциальная возможность крупной реорганизации политико-экономической структуры и ролей в обществе. Коммунисты понимают это лучше, чем мы в нашем обществе, в котором всесторонние ценовые преобразования никогда не были острой проблемой. Еще в 1938 году, например, Молотов предупреждал, что «цены относятся к политике, а не экономике»38.

Следующим доводом против реформ ценообразования было то, что новые цены отражали бы потребительские предпочтения, а не приоритеты руководства. Здесь мы имеем дело с серьезным заблуждением, одинаково свойственным как советским руководителям, так и иностранным обозревателям39. Ценовые реформы не обязательно разрабатываются для того, чтобы отражать предпочтения потребителей. Мы ранее видели: можно заставить их отражать приоритеты руководства, как в модели суверенитета планирования в рыночной экономике*.

И все же остается одна проблема. Все существующие в мире рыночные системы построены вокруг стержня — покупок, совершаемых потребителями. В каждой из систем цены по большей части отражают предпочтения потребителей. Ни одно общество пока еще не разработало набора цен, отражающих предпочтения руководства. Понятно, таким образом, что ни у советского руководства, ни у кого-либо еще, включая западных экономистов, нет полной ясности по поводу того, как именно все-таки это должно делаться на практике.

Недостаточно того, что в Советском Союзе и странах Восточной Европы есть экономисты, которые усвоили концепцию суверенитета планирования в рыночной экономике, как и в Соединенных Штатах, оказалось недостаточно, чтобы экономисты вслед за Кейнсом поняли: теперь появилась возможность применять новые методы стабилизации экономики. Потребовалось 20-30 лет для того, чтобы кейнсианское понимание сути предотвращения экономической депрессии и регулирования инфляции — открытий, требовавших лишь весьма умеренных изменений в области государственной политики, — прошло путь от публикаций в специализированных экономических журналах до широкого признания и принятия конгрессом США.

Идея суверенитета планирования в рыночной экономике достаточно сложна для понимания. Она заключается в том, что путем замещения некоторого набора рынков, связанных с конечной продукций, плановыми заданиями, центральный орган власти может направлять всю экономику, не прибегая к использованию традиционных средств и методов административного управления. Осознать эту идею было тем более сложно, что коммунистические страны все вовлечены, в частности, в конфликт между контролем над предприятием со стороны властей и второстепенной системой управления, осуществляемого через финансовые механизмы. В Советском Союзе слабая проработанность действующего набора цен создает постоянное искушение для предприятий — в погоне за низкими ценами на исходные ресурсы производства и высокими ценами на конечную продукцию — принимать решения вопреки директивам и предписаниям вышестоящей администрации. Результат — все большее ужесточение средств управления со стороны вышестоящих органов власти с целью прикрыть все лазейки40. Неудивительно, что верховные власти начинают видеть в управлении посредством цен препятствие и помеху своей воле, а не потенциальный инструмент осуществления этой воли.

Еще один, последний довод против реформы ценообразования (для тех немногих, кто его понял), заключался в том, что единственный известный способ ввести эффективное ценообразование в соответствии либо с потребительскими предпочтениями, либо с плановыми предпочтениями — это создать реально действующие рынки*. Практическое значение реформы ценообразования в том, что реформаторы должны переварить не просто новый набор цен, но и целиком всю рыночную экономику. Они должны создавать полный набор рынков, соединяя окончательный спрос со стороны правительства — через промежуточные отрасли промышленности — с рынками труда и рынками полезных ископаемых и других природных богатств. Реформа ценообразования — это не мелкое изменение в организации экономики. Она затрагивает самую суть в распределении ролей, которые должны играть правительство и рынок.