ЛОЖНАЯ СТАБИЛЬНОСТЬ

ЛОЖНАЯ СТАБИЛЬНОСТЬ

С 1980-х, а особенно с 1990-х годов контроль над инфляцией во многих странах стоял среди важнейших задач на повестке дня. Странам настойчиво рекомендовалось ограничивать государственные расходы, чтобы дефицит бюджета не активизировал инфляцию. Также предлагали предоставить Центробанку политическую независимость, с тем, чтобы он мог достаточно высоко поднять процентные ставки — если необходимо, даже вопреки протестам общественности, чему политики сопротивляться не могли.

Борьба потребовала времени, но в последние годы в большинстве стран зверь по имени инфляция был укрощен. По данным ВМФ, с 1990 по 2008 г. средний уровень инфляции упал в 97 из 162 стран, по сравнению с показателями 1970-х и 1980-х. Особенно успешно битва с инфляцией шла в богатых странах. Во всех них инфляция упала. Средняя инфляция для стран Организации экономического сотрудничества и развития (большинство из которых богаты, хотя не все богатые страны принадлежат к ОЭСР) между 1970–1980-ми и 1990–2000 гг. упала с 7,9% до 2,6%. Мир, особенно если вы живете в богатой стране, стал более стабильным — но так ли это?

Суть в том, что мир стал стабильнее, только если рассматривать низкую инфляцию как единственный показатель экономической стабильности, но не стабильнее в том смысле, в каком стабильность понимают большинство из нас.

За последние три десятилетия господства свободного рынка и мощной антиинфляционной политики мир стал нестабильнее — в частности, увеличилась частота и масштабы экономических кризисов. Согласно исследованию Кеннета Рогоффа, бывшего главного экономиста ВМФ, а ныне профессора Гарвардского университета, и Кармен Райнхарт, профессора университета Мэриленда, с конца Второй мировой войны и до середины 1970-х гг., когда мир, если судить по инфляции, был намного нестабильнее, чем сегодня, фактически ни одна страна не переживала банковский кризис. С середины 1970-х до конца 1980-х годов, когда во многих странах инфляция стала набирать темп, доля стран, испытывающих банковский кризис, возросла до 5–10%, если считать их долю мирового дохода, что, на первый взгляд, подтверждает истинность картины мира, ставящей инфляцию во главу угла. Однако в середине 1990-х годов, когда мы, казалось бы, окончательно приручили зверя по имени инфляция и достигли постоянно ускользающей от нас цели — экономической стабильности, доля стран-жертв банковского кризиса взлетела до 20%. Затем, в середине 2000-х годов, их число на несколько лет упало до нуля, но снова поднялось до 35%, вслед за глобальным финансовым кризисом 2008 года (и, вероятно, к моменту завершения работы над книгой, то есть к началу 2010 года, поднимется еще выше){17}.

Еще один критерий, демонстрирующий, что мир за последние три десятилетия стал нестабильнее, — то, что для многих людей в этот период возросла гарантия занятости. Гарантированность рабочего места в развивающихся странах всегда была низка, но количество негарантированных мест в так называемом «неофициальном секторе» (совокупности незарегистрированных фирм, которые не платят налоги и не соблюдают законов, включая те, что обеспечивают гарантию занятости) за этот период во многих развивающихся странах увеличилось, по причине преждевременной либерализации торговли, уничтожившей множество гарантированных «официальных» рабочих мест в соответствующих отраслях. В богатых странах ненадежность рабочих мест за 1980-е годы также повысилась, по причине возрастающей (по сравнению с 1950–1970-ми годами) безработицы, которая во многом явилась результатом сдерживающих макроэкономических мер, которые сдерживание инфляции ставили превыше всего. С 1990-х уровень безработицы упал, но негарантированность рабочих мест, по сравнению с периодом до начала 1980-х, выросла еще больше.

Тому есть немало причин. Во-первых, доля краткосрочной занятости в большинстве богатых стран возросла, хотя не настолько радикально, как считают некоторые. Во-вторых, хотя те, кто сохраняют за собой рабочее место, порой продолжают работать на прежней работе почти так же долго, как их коллеги до начала 1980-х гг., стало больше случаев принудительного расторжения трудового договора, по крайней мере в ряде стран, особенно в США. В-третьих, и в особенности это касается Великобритании и США, должности, которые вплоть до начала 1980-х годов считались преимущественно надежными — административные, церковные и требующие высокой квалификации, — с 1990-х годов стали ненадежными. В-четвертых, даже если рабочее место осталось надежным, характер и интенсивность работы стали подвержены более частым и существенным изменениям — и зачастую к худшему. Например, согласно проведенному в 1999 году исследованию Фонда Джозефа Раунтри, британского благотворительного фонда социальных реформ, названного в честь известного бизнесмена, мецената и квакера, почти две трети британских рабочих ответили, что за предыдущие пять лет испытывали увеличение темпа или интенсивности работы. И последнее, по списку, но не по значимости: во многих (хотя и не во всех) богатых странах с 1980-х гг. отказались от модели «государства всеобщего благоденствия», поэтому люди чувствуют себя более незащищенными, хотя объективно вероятность потери работы осталась прежней.

Суть в том, что стабильность цены — лишь один из показателей экономической стабильности. Для большинства людей это даже не самый главный показатель. Наиболее дестабилизирующие события в жизни большинства людей связаны с потерей работы (или необходимостью радикально ее изменить) или дома из-за финансового кризиса, а не с неповышением цен, если только они не достигли гиперинфляционного размаха (положа руку на сердце, действительно ли вы в состоянии заметить разницу между инфляцией в 4% и в 2%?). Поэтому обуздание инфляции большинству людей не принесло полного ощущения стабильности, как обещали сторонники антиинфляционных мер.

Ценовая стабильность (то есть, низкая инфляция) и одновременный рост неценовых проявлений экономической нестабильности, таких как участившиеся банковские кризисы и увеличение негарантированности рабочих мест, — это не случайное совпадение. Все это результаты одного и того же комплекса рыночных мер.

В указанном выше исследовании Рогофф и Райнхарт отмечают, что число стран, подверженных банковским кризисам, тесно связано со степенью международной мобильности капитала. Рост международной мобильности — главная цель экономистов-рыночников, которые полагают, что достижение большей свободы движения капитала через границы увеличит эффективность его использования (см. Тайну 22). Поэтому они ратуют за распространение рынка капиталов на весь мир, хотя еще недавно они смягчали свою позицию в отношении развивающихся стран.

Аналогично, увеличившаяся негарантированность занятости — прямое следствие рыночной политики. Ненадежность занятости, проявившаяся в 1980-х гг. в богатых странах в виде высокой безработицы, была результатом жестких антиинфляционных макроэкономических мер. В период между 1990-ми годами и разразившимся в 2008 году кризисом, несмотря на упавший уровень безработицы, возросли шансы работника на принудительное увольнение, увеличилось количество краткосрочных контрактов, должностные инструкции переписывались чаще, и на многих позициях интенсивность работы стала выше — все это происходило в результате изменений в законодательстве о рынке труда, направленных на увеличение его гибкости и, тем самым, экономической эффективности.

Пакет рыночных реформ, часто называемый неолиберальным пакетом, особо обращает внимание на низкую инфляцию, большую мобильность капитала и большую незащищенность рабочих мест (скромно именуемую «повышением гибкости рынка труда»), главным образом потому, что этот пакет предложений защищает в основном интересы держателей финансовых активов. Важность сдерживания инфляции подчеркивается потому, что многие финансовые активы номинально имеют фиксированные ставки дохода, поэтому инфляция сокращает их фактическую доходность. Большая мобильность капитала пропагандируется потому, что для держателей финансовых активов основной источник получения более высокого дохода, по сравнению с держателями других (физических и человеческих) активов, — это возможность быстрее перемещать свои активы (см. Тайну 19). Большая гибкость рынка труда требуется потому, что, с точки зрения финансовых инвесторов, если облегчить прием на работу и увольнение сотрудников, то компании можно реструктурировать быстрее, демонстрируя более привлекательные цифры в краткосрочных балансовых отчетах, а значит, их легче продавать и покупать, получая более высокие доходы (см. Тайну 2).

Даже несмотря на то, что реформы, нацеленные на рост ценовой стабильности, увеличили финансовую нестабильность и ненадежность занятости, они могли быть отчасти оправданы, если бы увеличили инвестиции и, тем самым, экономический рост, как предсказывали ярые защитники жесткого курса по отношению к инфляции. Но за период низкой инфляции после 1980-х годов мировая экономика развивалась намного медленнее, чем в период высокой инфляции 1960–1970-х, не в последнюю очередь потому, что в большинстве стран упал объем инвестиций (см. Тайну 13). Даже в богатых странах, где инфляцию полностью обуздали, с 1990-х годов доход на душу населения упал с 3,2% в 1960–1970-х до 1,4% в 1990–2009 годах.

В целом, инфляция, на уровне от невысокого до умеренного, не так опасна, как ее подают экономисты-рыночники. Попытки снизить инфляцию до предельно низкого уровня уменьшили инвестиции и экономический рост, вопреки утверждению, что большая экономическая стабильность, которую приносит с собой низкая инфляция, будет стимулировать инвестиции и тем самым экономический рост. Более того, низкая инфляция большинству из нас не принесла и подлинной экономической стабильности. Либерализация капитала и рынков труда, составляющая неотъемлемую часть рыночного пакета мер, в котором контроль над инфляцией — ключевой элемент, увеличили финансовую нестабильность и неустойчивость занятости, отчего мир для большинства из нас стал более нестабильным. В качестве обидного довершения нерадостной картины, — ожидавшийся благотворный результат введения контроля над инфляцией так и не проявился.

С нашим нездоровым интересом к инфляции необходимо покончить. Инфляция стала жупелом, который используется для оправдания реформ, играющих на руку, главным образом, держателям финансовых активов, в ущерб прочной стабильности, экономическому росту и счастью людей.