ГОСУДАРСТВУ НИЧУТЬ НЕ ВИДНЕЕ

ГОСУДАРСТВУ НИЧУТЬ НЕ ВИДНЕЕ

Все это прекрасно, скажете вы, но что теория Саймона об избирательной рациональности говорит о регулировании?

Экономисты-рыночники возражают против государственного регулирования на тех (вполне резонных) основаниях, что государству отнюдь не «виднее», по сравнению с теми, чьи действия оно регулирует. По определению, государство не знает о ситуации отдельного человека или фирмы так же хорошо, как это известно им самим. Поэтому, говорят экономисты, государственные чиновники не имеют возможности улучшить решения, принимаемые участниками рынка.

Однако теория Саймона показывает, что многие установления работают вовсе не потому, что государство непременно понимает больше, чем те, чьи действия оно регламентирует (хотя бывает и так — см. Тайну 12), но потому, что установления ограничивают сложность действий, позволяя принимать более удачные решения. Мировой финансовый кризис 2008 года иллюстрирует это положение весьма показательно.

В преддверии кризиса 2008 года наша способность принимать хорошие решения оказалась «перегруженной», потому что ситуации позволили чересчур усложниться, из-за использования различных финансовых нововведений. Было создано так много сложных финансовых инструментов, что даже сами финансовые эксперты не вполне в них разбирались, если только не занимались ими специально (а иногда даже и в этом случае) (см. Тайну 22). Принимающие решения руководители финансовых компаний не осознавали многого из того, что делает возглавляемая ими организация. Регулирующие органы тоже не вполне понимали картину происходящего. И сегодня, как уже было сказано выше, мы слышим поток признаний — иногда добровольных, иногда вынужденных — от ключевых фигур бизнеса.

Если в будущем мы желаем избежать подобных финансовых кризисов, нужно строго ограничить свободу действий на финансовом рынке. Необходимо отказаться от финансовых инструментов, механизм действия которых и их влияние на остальную часть финансового сектора, а также на всю экономику в целом мы не до конца понимаем. Это будет означать запрет многих сложных производных финансовых инструментов, действие и результаты которых оказались вне пределов понимания даже тех, кто считался экспертом в этом вопросе.

Вам может показаться, что я слишком радикален. Но точно так же мы поступаем с другими продуктами — лекарствами, автомобилями, электроприборами и многим другим. Если, например, компания разработала новое лекарство, его нельзя немедленно пускать в продажу, ведь воздействие лекарства и реакция на него человеческого организма — очень непростой вопрос. Поэтому лекарство проходит тщательные испытания, пока мы не убедимся, что оно оказывает достаточно полезное воздействие, которое однозначно перекрывает побочные эффекты, и поэтому лекарство можно продавать. Нет ничего сверхъестественного в желании удостовериться в безопасности финансовых продуктов, прежде чем они будут допущены к продаже.

Если мы не будем целенаправленно ограничивать возможности нашего выбора, создавая ограничения и упрощая тем самым среду, с которой нам приходится общаться, наша избирательная рациональность не справится со сложным устройством мира. Ограничения необходимы не потому, что государство лучше понимает, что нам нужно. Они необходимы как робкое признание наших ограниченных интеллектуальных возможностей.