Глава 3 Поведение производителя

Существенные изменения от одного периода к другому претерпевает не состав предпринимателей и не природа преследуемых ими целей, но набор правил.

(Вильям Бомол. Предпринимательство)

Двойное назначение плановой экономики

В главе 1 мы представили общее описание плановой экономики, а в главе 2 построили теоретическую модель этой формы экономической организации в тоталитарном государстве, в котором происходят технологические новации. Рассмотрим теперь поведение основной хозяйственной единицы в плановой экономике — государственного предприятия. Наша цель состоит в том, чтобы лучше понять, каким образом процесс постепенной либерализации плановой системы, выразившийся в изменении стимулов и взаимоотношений между государственными предприятиями, их непосредственными вышестоящими контролирующими органами и высшей властью, отразился на поведении менеджеров государственных предприятий. Как мы уже отмечали, поведение управленческого персонала в посткоммунистических фирмах прямо воспроизводит многие черты его поведения на поздних этапах плановой экономики. Это сходство не является лишь результатом силы инерции. Оно имеет глубокие корни в системе стимулов экономики переходного периода.

Как следует из нашей теоретической модели (см. главу 2), плановая экономика была создана «Сталиным» с целью (1) скорейшего внедрения технологических новаций во всю экономику в целом и с целью (2) слежения и строгого контроля за всей экономической деятельностью, чтобы предупредить любую потенциальную угрозу иерархическим правам собственности, которая может возникнуть в результате деятельности независимых производителей в рыночных условиях. Главным образом по первой причине коммунистические руководители государства были вынуждены нести затраты на составление пятилетних и годовых планов, диктуя государственным предприятиям что и как (путем какой технологии) они должны производить и предписывая десятки других нормативов в отношении практически каждого аспекта их деятельности. Вторая причина скорее объясняет такие свойства плановой экономики, как жестко фиксированные цены, запрет на торговлю основным капиталом и на частный наем рабочей силы, необходимость получения одобрения вышестоящих органов в отношении практически каждого управленческого решения.

Хотя эти две стороны экономического планирования включались в один и тот же план и были тесно связаны в ходе практической реализации плана, в целях теоретического анализа их следует отделять друг от друга. Эти две стороны влекли за собой различные схемы стимулирования и служили для попыток регулирования двух различных видов экономической деятельности. Если говорить более конкретно, то первая сторона устанавливала правила игры для официальной части экономики. Ее целью было создание системы стимулов для следования указаниям руководства в отношении производства. Чуть ниже мы покажем, что эти стимулы, как в известной поговорке, были стимулами кнута и пряника. Задачей второй стороны экономического планирования было ограничение объема неофициальной экономической деятельности. Она должна была создать препятствия, достаточные для того, чтобы предотвратить превращение неофициальной экономической деятельности в полномасштабную параллельную экономику, которая могла размыть систему иерархических прав собственности и, в конечном итоге, основу власти диктатора. Таким образом, вторая составляющая часть планирования служила для попыток регулирования неофициальной экономики, с самого начала существовавшей внутри плановой экономики. Ясное представление об указанном отличии служит ключом к пониманию, на наш взгляд, важнейших сторон процесса перехода к рыночной экономике. В этой главе мы представим наше понимание того, как эти две стороны плановой системы взаимодействовали друг с другом, как они развивались от ранней до зрелой плановой экономики и как они в конечном итоге привели к ее крушению.

Задачи государственных предприятий при экономическом планировании

Система экономического планирования в годы правления Сталина характеризовалась ясным пониманием приоритетов (быстрое промышленное развитие с целью создания сильной военной машины), требовавших быстрого внедрения технологических новшеств. Соответственно, первая сторона планирования, то есть установление норм и назначение производственных заданий, служила не только для обеспечения того, чтобы государственные предприятия следовали общим правилам тоталитарной экономической системы, но также имела конкретную цель создания мотивации к использованию прогрессивных технологий в соответствии с задачами промышленного прогресса, устанавливаемыми планирующими органами. Самым отчетливым свидетельством того значения, которое власти придавали технологической стороне планирования, было введение «технологического промышленно-финансового плана» (технопромфинплан) в 1932 году, что придало окончательную форму сталинской плановой экономике. Существовавший до того времени «промышленно-финансовый план» (промфинплан), согласно авторитетному советскому источнику, «часто основывался на средних расчетах, не связанных с лежащим в основе реальным технологическим процессом» [48, 4:42]. Напротив, технопромфинплан воплощал ясные задачи технологического обновления, определенные центральными властями для каждого государственного предприятия, основывавшиеся на «прогрессивных технологических нормативах» (там же). Иными словами, начиная с 1932 года планирующие органы стали определять задачи по внедрению новых технологий на государственных предприятиях на основе своей оценки состояния современной технологии. Технологические показатели технопромфин-плана определялись не только для государственного предприятия в целом, но «были детализированы для каждого цеха, а внутри цеха — для каждой бригады» (там же).

Плановые же задания в денежном выражении не играли самостоятельной роли при этой системе. Все основные контрольные цифры по выпуску продукции задавались в физических единицах, а план закупок определял основные материалы и оборудование, которые предприятию разрешалось приобрести в течение года. План труда и заработной платы включал количество рабочих каждой категории, которые должны быть заняты в производстве, определял среднюю заработную плату для каждой категории рабочих и общий объем заработной платы. Таким образом, финансовая часть плана служила просто для перевода в денежное выражение остальных частей плана, и, соответственно, сама по себе имела небольшое значение70.

Стимулы к стремлению выполнить план включали как премирование, так и наказание. Берлинер [24, глава 4] подчеркивает важность премий как основной движущей силы поведения управленческого персонала во времена сталинской плановой экономики. В то же время важно понимать, что перспектива получения премий могла повлиять на действительное поведение управленцев только в том случае, если плановые задания действительно назначались сверху и их выполнение контролировалось в достаточной степени. Как указывал Демшетц [39, с. 27], «компенсационная премия не в силах изменить поведение управленческого персонала, если у него нет страха перед увольнением, а такого страха нет там, где нет контроля». Таким образом, эффективность системы материального стимулирования зависела от других черт ранней плановой экономики, особенно от ее относительно небольшого размера и непрекращающегося террора, которому безжалостный диктатор подверг все население, включая управленческий персонал государственных предприятий и их непосредственные вышестоящие органы. Только путем сочетания обещания премий и жесточайшей системы контроля диктатор мог побудить управленческий персонал государственных предприятий прилагать усилия к выполнению технологических задач, намеченных в плане.

Существует достаточно оснований полагать, что даже в те дни система была не такой простой, как это может показаться на первый взгляд. В частности, несмотря на формальный запрет, теневая экономика на самом деле играла большую роль в практическом функционировании плановой экономики с самого ее начала и существовала даже в самые страшные дни сталинского террора. Какова бы ни была их идеология, коммунистические руководители, включая Сталина, на практике понимали, что система, существующая в реальной жизни, никогда не будет слепо следовать инструкциям.

Механизм планирования был далек от того, чтобы полностью направляться сверху вниз даже во времена правления Сталина. На различных уровнях управления промышленностью велись переговоры и торги об условиях, так что существовал своего рода «бюрократический рынок», включавший взаимоотношения между цехами отдельного государственного предприятия и его руководством, между руководством группы государственных предприятий и вышестоящим контролирующим органом и, наконец, между высшей властью (Политбюро) и главными промышленными и местными руководителями. На всех уровнях таких переговоров их предметом была жесткость и трудность выполнения плановых заданий и нормативов, с одной стороны, и предоставление ресурсов (нормированных фондов и инвестиционных средств), с другой стороны. Конечно, эта система имела очень мало общего с рыночным механизмом, где окончательным судьей является потребитель со своими суверенными предпочтениями. На бюрократическом «рынке» плановой экономики, во всяком случае на ранних этапах ее развития, переговоры основывались на совершенно иных условиях, а именно на выполнении плановых заданий, установленных тоталитарным диктатором. Определенные потери в ходе этих переговоров были, во всяком случае вначале, более чем оправданны для руководителя государства снижением непомерно высоких затрат на детальное планирование сверху всех сторон промышленной деятельности, неизбежных в противном случае.

Таким образом, коммунистические руководители даже в годы правления Сталина смирились с некоторыми отклонениями от правил официальной игры и закрывали глаза на некоторые виды неофициальной экономической деятельности. В то же время существовали совершенно определенные границы такой терпимости.

Вторая сторона плановой экономики — контроль над неофициальной экономикой — была создана таким образом, чтобы сделать крайне дорогостоящим участие в неофициальной экономической деятельности, выходившей за рамки той, которую власти терпели, чтобы компенсировать недостатки централизованного планирования. Эта вторая сторона планирования могла стать эффективной только путем применения «кнута», так как всякий раз, когда государственное предприятие стремилось к неофициальной деятельности, это по определению означало, что к этому были экономические стимулы. Таким «кнутом» были суровые наказания за нарушение запрета на несанкционированные сделки между предприятиями (включая уголовное преследование вплоть до 1955 года), полный запрет на частный наем рабочей силы (под лозунгом «прекращения эксплуатации человека человеком» — то есть прекращение эксплуатации кем бы то ни было, кроме самого Сталина) и политика сурового наказания «спекулянтов» (под это понятие подпадал любой, кого ловили на продаже товаров по цене выше официальной фиксированной). Система контроля, как мы неоднократно подчеркивали, была детально продумана и включала не только представителей s нашей теоретической модели (менеджеры государственных предприятий и их непосредственные вышестоящие органы), но и многочисленные «охранные гарантии» для Сталина в виде «партийного контроля», «профсоюзного контроля», тайной полиции, сети «стукачей» и так далее. Эта система предоставляла механизм контроля, который, по крайней мере, был не менее эффективен, чем механизм, выработанный рыночными экономиками для контроля над менеджерами крупных корпораций (хотя он, безусловно, в большей степени был ориентирован на создание сковывающих, а не положительных стимулов).

Эволюция задач: дополнительные факты

Имея выбор между двумя возможными видами экономической деятельности (увеличение выпуска официальной продукции в соответствии с указаниями руководящих органов или вовлечение в неофициальную деятельность для извлечения личной прибыли), рациональный менеджер государственного предприятия сравнит доходы (пользу), которые он может получить от каждого из этих видов деятельности за вычетом цены возможного наказания. Этот баланс будет определять, насколько энергично менеджер будет работать над выполнением плана и в какой степени он будет действовать в параллельной экономике. Именно этот баланс претерпел важнейшие изменения с течением времени и привел к крушению плановой экономики71. Плановая экономика на ранних ее этапах по большому счету была в состоянии сохранять баланс между стимулами к официальной экономической деятельности и стимулами к неофициальной деятельности решительно в пользу первых. Важным выводом из проделанного до сих пор анализа является то, что этот баланс достигался не только путем материального стимулирования, но и (по большей части) угрозой сурового наказания, ожидавшего любого управленца, который был не способен выдержать давление, исходившее от Сталина.

Теневая экономика, первоначальная роль которой состояла в компенсировании жестких рамок плана, и тем самым в сокращении затрат Сталина на планирование, могла выйти на первый план в деятельности руководства предприятий с отменой террора, что в точности и произошло после смерти Сталина.

Мы уже привели некоторые факты, показывающие, как изменялась плановая система после того, как Хрущев приступил к первому этапу своих реформ в середине 1950-х годов (см. главу 1). В этой главе мы подведем итог тому, как эти изменения повлияли на баланс стимулов руководства государственных предприятий в принятии решений о том, какое внимание уделять официальной и какое параллельной экономике.

Плановая система

Часто говорится, что зрелая плановая экономика Советского Союза производила примерно 24 миллиона различных видов продукции. Теоретически задача координации производства этих 24 миллионов видов продукции лежала на Госплане, и эта задача неизбежно влекла за собой серьезные компромиссы. В реальности эти компромиссы были настолько серьезны, что побудили некоторых экономистов сравнить планирование с «ритуалом», дающим «иллюзию, что хаос, который мы видим вокруг нас, на самом деле является частью рационального порядка» (цитата из М. Элмана в работе Хью-эта, [53, с. 184]). Хотя такая оценка плановой системы, пожалуй, является крайностью, в ней есть зерно истины, особенно если говорить о последних десятилетиях плановой экономики.

Бюрократический диалог между государственными предприятиями и правительственной иерархией, включая партийную иерархию, зачатки которого, как мы только что показали, появились уже в годы правления Сталина, становился все более изощренным по мере того, как усложнялась плановая экономика. Хьюэт отмечает, что одно лишь течение времени делает такую бюрократическую игру

«бесконечно более сложной и богатой на возможности. Год за годом обе стороны участвуют в игре, используя накопленную информацию для получения преимущества в будущем. Прошлое является главным источником информации, доступным центру в его попытках самостоятельно проверить подлинность текущего потока информации, поступающей от отдельных хозяйственных единиц... Менеджеры предприятий знают об этом и изо всех сил стараются не предпринимать действий, которые слишком много открыли бы центру и создали для них трудности в будущем. Центр знает, что они об этом знают, и изо всех сил старается заставить их заговорить. Посередине всей этой системы находятся министерства, которые также стремятся вытянуть информацию из предприятий и контролировать их, выступая в то же время от имени этих хозяйственных единиц в отношениях с центром» [53, с. 137 — 138].

Из теории игр хорошо известно, что стратегические игры, содержащие метаинформацию «я знаю, что он знает, что я знаю...», могут иметь множество исходов, которые трудно про-следить аналитически. Тот факт, что мы имеем дело не с одноразовой игрой, а, скорее, с суперигрой, и что в ней участвуют не две, а, по крайней мере, три самостоятельные стороны (центр, министерство и государственное предприятие), еще более усложняет анализ. И все же представляется возможным проследить основную тенденцию эволюции.

Одним из довольно очевидных результатов возросшей сложности как процесса планирования, так и игры, которую предполагал этот процесс, явилось сокращение номенклатуры товаров, прямо контролировавшихся центральными планирующими органами. Как государственные предприятия, так и министерства были заинтересованы в таком сокращении, и Госплан перед лицом все возрастающих проблем в конечном итоге был вынужден ограничить свои указания примерно до двух тысяч основных видов товаров, оставив остальные в ведении нижестоящих органов. Эти нижестоящие планирующие органы, несмотря на значительное увеличение как их количества, так и сферы влияния, были восприимчивы к давлению со стороны государственных предприятий и часто молчаливо или негласно вступали в сговор с ними, отдавая предпочтение скорее достижению целей, которые были связаны с доходами от параллельной экономики, нежели решению задач, поставленных коммунистическим руководителем государства.

Столкнувшись с растущими информационными проблемами и растущей опасностью морального разложения, планирующие органы постепенно отказались (в период с середины 1950-х до конца 1960-х годов) от большинства аспектов жесткого планирования сверху деятельности каждого отдельного государственного предприятия. Количество показателей, закладываемых в промфинплан центральными планирующими органами, было существенно сокращено, и установление специфических плановых заданий было передано в ведение руководства государственных предприятий. Власти также прекратили практику установления плановых заданий для государственных предприятий с разбивкой по цехам. Вместо этого они стремились контролировать промышленность косвенными методами, в большей степени используя плановые задания по продажам и прибыли. При централизованных ценах это не дало ощутимых результатов с точки зрения общепринятой экономической эффективности. Однако последствия этих изменений применительно к стимулам, которыми руководствовался управленческий персонал государственных предприятий, оказались пагубными для тоталитарной плановой экономики.

Как уже отмечалось в предыдущей главе, громоздкая и дорогостоящая система экономического планирования была создана с целью содействия распространению новаций в форме промышленных «изменений». Премии и наказания при сталинской системе планирования были весьма тесно связаны с успехом или неудачей в достижении очень детализированных плановых показателей и во внедрении конкретных технологических процессов, предписанных властями. Как только планы стали менее детализированы и в меньшей степени конкретизированы в отношении применения технологий, что стало результатом роста размеров экономики и сложности планирования, контроль над важнейшей стороной системы экономического планирования был утерян. Вместо планирования натуральных конкретных показателей, необходимых для осуществления новаций и промышленного роста, система все больше склонялась к планированию прироста или к планированию «от достигнутого»72. Конечно, при подобном планировании от достигнутого уровня невозможно было провести границу между инновационной и рутинной деятельностью. Из-за этого стимулы к техническому прогрессу, которые и так-то были не очень сильны с самого начала, оказались полностью выхолощенными73. Путем использования приблизительного и более общего планирования властям, возможно, удалось в какой-то степени сдержать рост затрат на планирование и смягчить опасность полной утраты контроля, которой было чревато сохранение системы индивидуализированных планов, однако следствием этих изменений стало появление нового, потенциально еще более серьезного комплекса проблем.

Природа новой морально-нравственной опасности наиболее очевидно проявилась в распространившейся практике обширных «корректировок» планов после их принятия. Такие корректировки получили все более широкое распространение в 1970-х и 1980-х годах, когда государственные предприятия стали ставить планирующие органы перед фактом, что первоначально принятые планы могут оказаться невыполненными, а это подорвет пропагандистский миф о постоянно растущей социалистической экономике74. В отсутствие надежного источника информации о каждом отдельном государственном предприятии центральным планирующим органам было все труднее и труднее противостоять нажиму с требованиями о корректировке планов, когда он исходил от группы крупных промышленных предприятий, поддержанных соответствующим министерством75. Но если появляется возможность корректировки планов после их принятия, то можно получать премии и избегать наказаний иным путем, нежели путем стремленияк выполнению назначенных плановых заданий. Таким образом, ломается вся схема стимулирования, заложенная в первой стороне планирования76.

Такое положение усугублялось еще больше в силу того, что чем сложнее были составляемые планы, тем более несостоятельными они оказывались, так что даже те менеджеры, которые были согласны быть «честными», были вынуждены выбирать, какие части плана выполнять, а какие — нет. Процесс планирования снова стал принимать идиосинкразический характер для каждого отдельного предприятия, но, в противоположность ранним этапам развития плановой экономики, ведущую роль в своеобразных переговорах все чаще стали брать на себя сами предприятия77. Как мы увидим из последующих глав, положение стало разительно похоже на то, в котором находятся менеджеры предприятий на современном этапе перехода к рыночной экономике и которое характеризуется чрезвычайно сложными правилами игры в официальной экономике и обилием не имеющих аналогов переговоров в отношении таких вопросов, как налоговые льготы, преференциальные таможенные пошлины и т.д.

Закат эпохи контроля и планирования

К факторам, изменившим то, что мы назвали первой стороной планирования, можно добавить изменения, повлиявшие и на его вторую сторону.

Все реформы плановой системы, предпринятые с момента прихода к власти Хрущева, были направлены на то, чтобы облегчить бремя, лежавшее на плечах планирующих органов, путем предоставления некоторой ограниченной автономии руководителям государственных предприятий. Власти надеялись, что таким образом они смогут заменить исчезающие стимулы к выполнению централизованных планов стимулами к самостоятельным действиям. Конечно, они осознавали опасность, которую представляет для их прав собственности и власти чрезмерная самостоятельность. Отсюда и половинчатость, и ограниченность подхода. Несмотря на это, изменения, накапливавшиеся в течение десятилетий, имели большое значение.

Ослабление строгого контроля над любой деятельностью, кроме той, которая являлась результатом прямых указаний со стороны властей, развязало руки руководству государственных предприятий, которое теперь могло разрабатывать собственные детальные планы в пределах официально одобренных рамок не только де-факто, но и де-юре (реформа 1965 года). Прекращение детального централизованного планирования распространилось также на планирование распределения материальных ресурсов, где было введено «планирование на основе заказов» или «прямые связи» (то есть на основе спроса со стороны других государственных предприятий). Директора предприятий также получили большую свободу действий в отношении рабочей силы. Единственным показателем, который спускался сверху при новой системе, был общий фонд заработной платы, а такие показатели, как производительность труда, средняя заработная плата и количество работников, занятых на предприятии, уже не определялись вышестоящими органами.

Часто указывают на то, что многие из мер, предусмотренных реформой 1965 года, никогда не были осуществлены на деле. Тем не менее они стали важными разменными фишками для руководства государственных предприятий во все более индивидуализированных отношениях с министерствами и другими контролирующими инстанциями и дали возможность использовать уже существующую систему теневой экономики не только для компенсации жестких рамок планирования, но и для того, чтобы во все большей степени реализовывать собственные интересы.

Пожалуй, еще большее значение с точки зрения изменения системы стимулов плановой экономики имело ослабление политического террора. Хотя Советский Союз сохранял многие черты полицейского государства вплоть до его распада в 1991 году, полицейское государство значительно ослабило свою хватку начиная с середины 1950-х годов. Это относится как к основным правам человека (их нарушения при Хрущеве и Брежневе, не говоря уже о Горбачеве, не идут ни в какое сравнение с ужасами прошлого), так и (что более важно для нашего анализа) к контролю над неофициальной деятельностью государственных предприятий и их руководства.

В свете нашей теоретической модели (см. главу 2), ослабление террора в сочетании с изменениями в механизме планирования не могло не привести к серьезнейшим изменениям в правилах игры между диктатором (высшими органами власти в плановой экономике) и субъектами экономической деятельности (государственными предприятиями).

Как только плановые показатели стали назначаться главным образом «от достигнутого», что привело к потере прямой связи с «изменениями» в промышленности, и как только была снижена строгость санкций, которым мог подвергнуться любой руководитель государственного предприятия, пойманный на жульничестве, механизм стимулов, действовавший на ранних этапах плановой экономики, стал давать сбои (хотя на практике эти сбои проявлялись постепенно). Главной причиной является то, что прибыль, получаемая субъектами экономической деятельности s (контролерами, назначенными диктатором) в результате системы переговоров и торговли с властями, принципиально отличается от той, что он получает, просто выполнив функцию доклада о новаторском «изменении». Любое «изменение» идиосинкразично для конкретного субъекта т (например, для конкретного производственного коллектива государственного предприятия), и, таким образом, субъект s не может рассчитывать на то, что после ротации (перевода на другое предприятие) он по-прежнему сможет получать ренту с дохода, который он помог скрыть от властей. Сам производственный коллектив также имеет основания опасаться, что новый контролирующий представитель не потерпит сокрытия новшества.

Однако на поздних этапах развития системы процесс торга относительно плановых показателей становится общим для всех государственных предприятий, и это делает несущественным ротацию субъектов s, во всяком случае, если у них имеется достаточно времени для того, чтобы придти к общему пониманию новой ситуации, в которой они находятся в качестве социальной общности. Рано или поздно этот процесс приводит к накоплению внутренних доходов, о которых не докладывается, которые не передаются диктатору и выходят далеко за пределы простой предосторожности на случай сбоев механизма планирования (за пределы теневой экономики, негласно терпимой главным руководителем государства). Начинает развиваться полномасштабная параллельная экономика, обмен и извлечение прибыли из внутренних доходов, что сокращает расстояние между государственными предприятиями и вносит некоторые элементы топологии, характерной для рыночной экономики (см. главу 2), пусть и в очень искаженном виде из-за необходимости соблюдать секретность. Хьюэт [53] описывает возникновение параллельной экономики следующим образом:

«Так как у потребителей имеются деньги, которые они согласны потратить... на дефицитные товары и услуги, то любой человек, готовый пойти на нарушение законов о частной экономической деятельности, и любое предприятие, готовое заняться частной экономической деятельностью на стороне, могут извлечь существенные прибыли. В результате возникает то, что Гроссман назвал «второй экономикой», а именно совокупность произведенной продукции и обмена, которая используется исключительно в целях получения частной прибыли или осуществляется с известным нарушением существующих законов. Сюда входят разнообразные виды деятельности: ремесленничество без требуемой законом лицензии, производство незаконной продукции, частное производство на государственном рабочем месте (например, когда работник государственного гаража ремонтирует автомобиль за отдельную плату), параллельное производство на предприятии с использованием дополнительных материалов для выпуска неучтенной продукции и ее последующей реализации в государственной системе через взятки, частное организованное производство на государственном предприятии или в колхозе, частное подпольное производство, строительство, осуществляемое частными бригадами (шабашниками), посредничество и продажа информации.

Важным отличием второй экономики от теневой является то, что вторая экономика основана исключительно на поиске личной прибыли. Теневая экономика появляется в результате того, что директор предприятия ищет пути выполнения плана. Она является следствием стремления выполнить важнейшие плановые показатели, определенные официальной системой, за счет менее важных показателей и норм. Во второй экономике побуждением является желание заработать. Предприятия просто производят продукцию на стороне, за пределами плановой системы, и продают ее с прибылью для себя. Частные лица сознательно работают без лицензий и в некоторых случаях в стремлении получить прибыль подрывают государственную монополию на производство тех или иных товаров.

В некоторых областях эти два вида экономики накладываются один на другой. Руководители предприятий, осуществляющие инвестиции вне плана, для того чтобы добиться выполнения запланированных показателей, могут пойти на сделки с бригадами шабашников, предлагающих строительные услуги в нарушение закона. Ненужные запасы, накопленные предприятием, стремящимся обменять их на необходимые товары, отсутствующие в официальной системе, могут быть сбыты предприятиям, которым эти запасы нужны для параллельного производства. Отличие между этими двумя видами экономики лежит в мотивах покупателей и продавцов. В результате оба вида оказываются тесно переплетены.

Вне всякого сомнения, вторая экономика играет важную роль в Советском Союзе... По оценке двух советских авторов, только услуги, предлагаемые в рамках второй экономики, требуют затрат труда (необязательно в течение полного рабочего дня) 17 — 20 миллионов человек (самая высокая цифра составляет 15 % от всего трудоспособного населения в 1984 году)...

Техническое обслуживание автомобилей играет все возрастающую роль во второй экономике. В 1984 году около 4 % населения Советского Союза имели автомобили в личной собственности по сравнению с 0,5 % в 1970 году. Государственные станции технического обслуживания... согласно широко распространенному мнению, не отвечают необходимым требованиям ни с точки зрения качества и скорости предлагаемого обслуживания, ни с точки зрения имеющихся у них запасных частей. По итогам обследования, проведенного Минторгом, было сделано заключение, что к 1982 году только половина владельцев пользовались государственными станциями для технического обслуживания своих автомобилей. Остальная часть уповала на услуги, предоставлявшиеся в частном порядке. Эти услуги предоставляются быстрее, часто с лучшим качеством, а иногда и дешевле, чем на государственных станциях. Примерно половина всех приобретаемых запасных частей тоже покупается на частном рынке, причем цены на запасные части зачастую гораздо выше официальных. Запасные части, как правило, являются дефицитным товаром, а у тех, что пользуются повышенным спросом, есть «удивительная способность... таинственным образом исчезать со складов магазинов и станций технического обслуживания и появляться в руках спекулянтов» (с. 179 — 180).

Мы могли бы добавить еще множество примеров, в том числе из собственного опыта, но не видим в этом необходимости, так как в приведенной длинной цитате из Хьюэта параллельная экономика описана достаточно понятно. Важным обстоятельством является то, что с развитием полномасштабной параллельной экономики (теневой экономики плюс второй экономики) появляются и находят широкое распространение первые элементы частного накопления богатств, не контролируемых диктатором. Таким образом, богатые субъекты могут начать покупку и продажу ресурсов в параллельной экономике без риска быть обнаруженными (вознаграждение в игре, состоящей из одного периода, которое предлагает главный руководитель государства за сообщение о такой деятельности, теряет привлекательность, и экономическая основа полицейского государства рушится).

В новых обстоятельствах, если даже и сохраняются «нерациональные» субъекты s (или иные члены производственного коллектива), несмотря ни на что продолжающие энергично способствовать внедрению новой технологии или распространению уже имеющейся, это уже не имеет решающего значения для других субъектов. Смертная казнь (возможность бесконечных потерь в дилемме узника, описанной в главе 2) перестает быть вероятной угрозой. Таким образом, без особого риска появляется возможность пользоваться плодами сотрудничества в повторяющейся игре. Более того, по мере того как проходит время и среди номенклатурных работников усиливается понимание общности интересов, внутри отдельных сегментов этой замкнутой касты развивается целая система организованного обмана высшего руководства государства, и любой «новатор» немедленно становится изгоем в этой системе, так как другие опасаются, что новшества могут подорвать основу внутренних доходов, которыми они пользуются (включая внутренние доходы в виде «управленческого ничегонеделания» или «спокойной жизни»). Плановая система на поздних этапах ее развития, в противоположность ранним этапам, когда не было существенных внутренних доходов, которые могли быть присвоены менеджерами и когда они находились под постоянным и беспощадным давлением со стороны Сталина, определенно содержит очень серьезные тормозящие факторы для открытия и внедрения новшеств.

В конечном итоге плановая экономика приходит к такому же краху, как и тоталитарная экономика, сдающая в аренду основной капитал, которым владеет диктатор. Механизм планирования, хотя и представляет собой искусное изобретение для создания стимулов, не может сохраняться в течение долгого времени после того, как значительно усложняется экономика и отменяется правление, основанное на терроре.

В то же время необходимо отметить, особенно в интересах нашего последующего анализа, что здесь нельзя проводить прямых аналогий с конкурентной рыночной экономикой. Конкретно разница состоит в том, что внутренние доходы удерживаются субъектами s (менеджерами государственных предприятий и номенклатурой среднего звена) в течение неопределенного времени, в то время как в условиях конкурентной капиталистической среды они полностью рассеиваются в дополнительной выгоде для потребителя в конце каждого цикла распространения новшества. Они также не имеют аналогов в строго диктаторском общественном устройстве, представленном в нашей более ранней модели. Как мы увидим позднее, многие проблемы экономики переходного периода зависят от этой разницы.

Таким образом, плановая экономика на зрелой стадии своего развития дает сбой в обеих составляющих системы планирования. Постоянные компромиссы в составлении и осуществлении планов (сокращение списка видов деятельности, подлежащих прямому предписанию и контролю со стороны высших государственных органов, практика корректировок планов после их принятия и так далее) в сочетании с растущими упованиями на «планирование от достигнутого уровня» эффективно уничтожают стимулы к распространению новшеств и приводят к стагнации промышленного роста. Система, которая всегда испытывала трудности с порождением новшеств из-за относительной нехватки стимулов, к описываемому времени переживала серьезные трудности с распространением тех новшеств, которые продолжали появляться на свет (или которые были украдены на Западе). При новом, более либеральном режиме премии можно было получить просто в результате бюрократической игры с властями, а наказаний за невыполнение заданий, по большому счету, можно было избежать таким же образом. Ощущение давления сверху было почти полностью потеряно, а степень усилий, прикладываемых в официальной экономике, уже не имела того значения для благосостояния управленческого персонала, как раньше.

В противоположность этому значительно возрастает привлекательность параллельной экономики как из-за более высоких доходов, которые она стала приносить (по причине общего роста благосостояния потребителей), так и из-за (пожалуй, еще в большей степени) уменьшения угрозы наказания за участие в неофициальной экономической деятельности. Эта угроза, по большей части, становится чисто символической, несмотря на периодически проводившиеся кампании по «восстановлению дисциплины» и по «борьбе со спекулянтами». Таким образом, баланс стимулов решительно сместился в пользу параллельной, неофициальной экономики и в ущерб официальной.

Переведем теперь эти факты на язык простой модели, которая окажется полезной при обсуждении поведения производителей в условиях перехода к рыночной экономике во второй части книги. Как мы увидим, в условиях перехода к рыночной экономике главный выбор остается таким же, каким он был в течение десятилетий, непосредственно предшествовавших крушению плановой экономики.

Простая модель поведения производителя на поздних этапах плановой экономики

Общая схема

Построим модель поведения производителя на поздних этапах плановой экономики, которая будет являться разновидностью игры между руководителем и хозяйственной единицей, в которой руководитель (планирующие органы) владеет основным капиталом и требует от государственного предприятия выпуска определенного объема продукции. Для простоты анализа будем исходить из того, что объемы официально выпускаемой продукции, произведенные сверх плановых показателей, не могут быть использованы государственным предприятием в параллельной экономике либо потому, что эта продукция не имеет реальной рыночной стоимости (это может быть, например, какая-то военная продукция или туфли на высоких каблуках, предназначенные для эскимосов на Чукотке, которые, к сожалению, не носят туфли на высоких каблуках, а больше никто не желает платить деньги за туфли, произведенные по существующей технологии), либо потому, что, будучи произведенным, объем продукции сразу становится известен и подлежит сдаче планирующим органам.

Планирующие органы непосредственно не следят за функционированием производства, а занимаются предельным планированием (то есть «планированием от достигнутого уровня»). Это означает, что план устанавливается в виде линейного коэффициента преобразования основного капитала в конечный продукт. Таким образом, в графической форме, показанной ниже, мы можем представить плановое задание в виде отрезка прямой линии, наклон которой отражает относительную трудность плановых заданий (чем больше угол наклона, тем больше официально установленной продукции государственное предприятие должно передать государству за предоставленный объем основного капитала). Причина, по которой мы берем линейное соответствие, а не иное произвольное соответствие, состоит в том, что мы хотим учесть возможность случая, когда планирующие органы оказываются не в состоянии в полном объеме предоставить государственному предприятию заранее оговоренный основной капитал, и поэтому план может быть подвергнут корректировке. Диапазон, в котором действительно линейное соответствие, вводится в модель в виде ограничения (см. ниже математическое выражение 3.4). Таким образом, коэффициент планирования, определяющий, какое количество продукции должно выпустить государственное предприятие, получив определенный объем производительного капитала, является главным инструментом контроля, осуществляемого государством. Заметим, что мы никоим образом не утверждаем, что динамка плановой экономики в реальной действительности представляет собой что-то, похожее на линейную функцию от объема предоставленного основного капитала.

Функция производства государственного предприятия выражается просто:

для приемлемого диапазона I, где у является объемом произведенной продукции, а I представляет вложение капитала (для данного размера других ресурсов, особенно занятой рабочей силы).

Функция полезности хозяйственной единицы (руководства государственного предприятия) выражается как

где U обозначает функцию полезности, вогнутую и дважды дифференцируемую, а X является объемом основного капитала, предоставленного государственному предприятию планирующими органами. Проще говоря, эта функция полезности означает, что полезность (степень благополучия) руководителя государственного предприятия возрастает с возрастанием объема основного капитала, который можно использовать в личных целях (в параллельной экономике). В противоположность объему произведенной продукции у, уровень вложения капитала (соответствующий «уровню прилагаемых усилий» в обычной игре между владельцем и его агентом) не может быть отслежен планирующими органами.

Ограничения, с которыми сталкивается хозяйственная единица в нашей модели, могут быть представлены как

и

где X_L является нижним, а Х_U верхним пределом.

Таким образом, проблему владельца (государства в лице планирующих органов) можно сформулировать как проблему выбора коэффициента планирования, который мог бы максимально увеличить производство продукта, установленного хозяйственной единице (в пределах предоставленного объема основного капитала), в то время как проблема хозяйственной единицы (руководства государственного предприятия) состоит в том, чтобы выполнить план (с возможными корректировками) и в то же время максимально увеличить объем основного капитала, полученного от государства и не инвестируемого в производство официальной продукции. Назовем деятельность, направленную на производство установленного объема продукции, «официальной деятельностью», а деятельность по направлению ресурсов, полученных от государства, в другое русло назовем «параллельной деятельностью». Подразумеваемым в данной формулировке функции полезности является понимание, подкрепленное приведенными выше фактами, что менеджеры государственных предприятий могут извлекать личные доходы из основного капитала, занятого в параллельной экономике. Это может происходить либо путем продажи основного капитала другим фирмам (государственным предприятиям или незаконным фирмам, действующим на черном рынке), либо путем его самостоятельного использования для выпуска пользующихся рыночным спросом товаров, отличных от той продукции, которую государственное предприятие должно производить официально78.

Вводя ограничение в виде уравнения (3.3), мы исходим из того, что «пряник» в плановой экономике неэффективен. Иначе говоря, мы исходим из того, что премии, выплачиваемые государственному предприятию, не создают достаточной мотивации, чтобы серьезно задуматься об увеличении производительных инвестиций для перевыполнения плана (см. Гроссман и Харт [50] для сравнения с аналогичной моделью в условиях рыночной экономики). Иными словами, мы разделяем мнение Демшетца [39], согласно которому выплата премий не изменит поведения руководства предприятия в отсутствие эффективного контроля (и при наличии возможностей корректировки планов после их принятия).

Ограничение (3.4) означает, что в игре планирования с органами власти на поздних этапах развития плановой экономики государственное предприятие может само решать, какой объем основного капитала оно приобретет, но только в определенных пределах. Государственное предприятие не может закрыть свое производство, а возможности корректировки плана ограничены, что отражено нижним пределом. С другой стороны, когда объем основного капитала, запрашиваемый у государства, становится очень большим, затраты на приобретение дополнительного основного капитала многократно возрастают. Верхний предел может являться своего рода прямым нормированием некоторых важных изделий («фондовых материалов») или может отражать растущие затраты на приобретение дополнительных единиц основного капитала в условиях хронического дефицита (растущие затраты на товарно-материальные запасы, вынужденную замену, изменения в структуре выпускаемой продукции, требующие утверждения руководящих органов (см. [68, глава 2])79.

Таким образом, формально проблема хозяйственной единицы состоит в том, чтобы максимизировать функцию полезности (3.2) с учетом ограничений (3.3) и (3.4), где р (коэффициент планирования) задается руководящими органами, а X и I являются контрольными переменными80.

Мы не будем приводить формальный анализ проблемы планирующих органов (выбора оптимального коэффициента планирования), так как это не имеет отношения к проблеме, с которой сталкивается экономика переходного периода, являющаяся основным предметом нашего рассмотрения. Поэтому мы исходим из того, что р является заданной извне величиной на всем протяжении последующего анализа. Тем не менее этот вопрос неформально обсуждается в продолжении этой главы с использованием простых графиков.

Анализ

Запишем проблему максимизации в виде стандартного Лагранжиана:

Необходимые условия оптимального решения могут быть представлены как

Представим вначале, что единственным эффективным ограничением является ограничение (3.3), а ограничение (3.4) не является эффективным ни по нижнему, ни по верхнему пределу. Тогда µ₂ = µ₃ = 0, и из (3.6) и (3.7) после упрощения и преобразования мы получаем:

как необходимое условие в случае «внутреннего» решения (внутреннего в диапазоне X, являющегося предметом переговоров), которое вначале может быть решено для I как функции от р, а затем для X, используя (3.8), и для у, используя (3.1). Обратим внимание на то, что достаточным условием является f"(I)<0, и оно выполняется, если государственное предприятие функционирует в области убывающей отдачи от масштаба. Теперь мы можем проследить феномен возникновения параллельной экономики. Определенныйобъем основного капитала (а именно объем I, получаемый из (3.11)) используется в официальном производстве, тогда как другая его часть (X — I) отвлекается в неофициальную деятельность. Обозначим эту другую часть основного капитала как q, где

где X* и I* — это решения оптимизационной задачи. Нас будут интересовать предельные свойства решения, а если более конкретно, то изменения в относительной величине I и q (размеры параллельных рынков) в ответ на изменения планового параметра р.

Прежде чем продолжить, сделаем важное замечание, которое будет иметь большое значение в нашем обсуждении экономики переходного периода во второй части книги. Условие (3.11) похоже на обычное условие максимизации прибыли производителя в условиях рыночной экономики. Конечно, коэффициент планирования р произвольно определяется органами власти и не отражает действительную относительную цену производительных ресурсов, однако именно это сходство стало причиной того, что во многих более ранних работах, посвященных плановой экономике, авторы, если перевести их труды на язык нашей модели, пытались выяснить, могут ли планирующие органы скопировать рыночный механизм и сделать так, чтобы коэффициент планирования отражал подлинную цену основного капитала. И даже если они приходили к выводу, что это было во всех практических аспектах невозможно, могло показаться, что отмена контроля над ценами установит «правильную» цену р и приведет к желаемому рыночному поведению приватизированных предприятий, ранее функционировавших в условиях плановой экономики. Вкратце нечто подобное явилось доводом в пользу шоковой терапии81. В то же время мы убедились, что, даже если мы изменим интерпретацию коэффициента р с коэффициента планирования на относительную цену используемого основного капитала (где мы используем товар у в качестве меры стоимости) условие (3.11) относится не к максимизации прибыли (что означало бы в нашей модели максимизацию не (3.2), а f(I) — рХ), а к проблеме максимизации совершенно иного рода. Это не просто формальное различие, так как оно означает, что максимизацию прибыли стремятся осуществить на рынке, совершенно отличном от рынка официально произведенной продукции у82. Если, как мы покажем более подробно во второй части книги, переход от параллельного рынка основного капитала X к официальному рынку для произведенного продукта у влечет за собой затраты на переход, то простое ослабление контроля над ценами и отмена планирования будут играть очень небольшую роль в мотивации желаемого сдвига в сторону рыночного поведения83. Для продолжения нашего анализа плановой экономики сделаем еще одно допущение. С этого момента мы будем исходить из того, что

где

и

Говоря простым языком, мы хотим исключить «решение», при котором выполнение плановых показателей будет физически неосуществимо при любом уровне инвестиций, что означает бесконечную отрицательную полезность для хозяйственной единицы. Согласно (3.13) прямая линия, представляющая плановое задание, не должна быть расположена выше кривой, представляющей функцию производства на всей области своего определения (см. рисунок 4 на с. 149)84.

Дифференцируя (3.11), после преобразования мы получаем:

если функция производства имеет тенденцию к уоыванию отдачи от масштаба. Таким образом, уменьшение коэффициента планирования (что следует понимать как либерализацию плановой экономики путем назначения более щадящих плановых показателей на данную величину основного капитала) приводит к увеличению инвестиций в официальную деятельность, и наоборот. В силу того, что в (3.1) f'(I)> 0, также известно, что dy/dp<0. Это означает, что если задача руководящих органов состоит в том, чтобы получить по возможности больший объем произведенной продукции, государственное предприятие функционирует в диапазоне убывающей отдачи от масштаба и ограничение по основному капиталу не является эффективным, то в этом случае либерализация режима планирования приводит к лучшим результатам работы государственного предприятия в рамках задач, поставленных планирующими органами.

Однако после преобразования и дифференцирования (3.8) и принимая во внимание (3.11) и (3.16), мы получаем:

и, более того,

Это означает, что по мере либерализации планирования увеличивается не только общий объем основного капитала, необходимого государственному предприятию, но и та его часть, которая направляется в параллельную экономику. Взаимосвязи в (3.16) и в (3.18) имеют основополагающее значение для анализа параллельных рынков при плановой экономике. Они выражают основной компромисс этой экономики, состоящий в том, что более мягкий режим планирования увеличивает стимулы государственного предприятия осуществлять производственные инвестиции и выпускать продукцию для реализации на официальном рынке, но в то же время создает возможности для расширения деятельности в параллельной экономике. Стремясь к либерализации режима планирования, власти тем самым поступаются эффективностью официально зарегистрированной производственной деятельности в обмен на ее объем в гораздо большей степени, нежели следует из чисто технологического фактора убывающей отдачи85.

Беря производную второго порядка от (3.18), получаем:

Таким образом, q = X — I возрастает более чем пропорционально с уменьшением р, что означает, что по мере продолжения либерализации режима планирования относительные размеры параллельной экономики возрастают по сравнению с размерами официальной экономики, ухудшая ситуацию для властей. Именно эта тенденция имеет самые серьезные последствия для жизнеспособности плановой экономики в долгосрочной перспективе.

И наконец, рассмотрим верхний и нижний пределы для величины основного капитала, который может быть предметом переговоров. Из построения модели очевидно, что нижний предел никогда не будет практически связывать поведение, если выполняется исходное предположение (3.13). Что касается верхнего предела, то он может оказаться реальным ограничением в том случае, если в распоряжении планирующих органов не имеется достаточного количества основного капитала для удовлетворения запросов, поступающих от государственных предприятий.

Когда X = Х_U, мы можем заменить одно на другое в ограничении (3.3) и получить:

Подставляя это выражение в функцию полезности (3.2), получаем:

что означает предел основного капитала, который может быть получен от руководящих органов; менеджеры государственных предприятий максимизируют частную выгоду путем требования предоставить основной капитал до предела, производя при этом объем продукции, предписанный планом. При этом они переводят в параллельную экономику весь основной капитал, остающийся после выполнения плановых показателей.

В (3.21) следует различать два возможных случая: один, когда пересечение (3.13) состоит из единичной точки, которая одновременно является верхним и нижним пределами основного капитала, являющегося предметом переговоров, и второй, когда пересечение (3.13) представляет собой линзу (см. графическое воспроизведение на рисунке 5, с. 151).

Первый случай соответствует ситуации, когда власти имеют неограниченно сильные позиции на переговорах. Этот случай соответствует описанной нами ранее плановой экономике на ранних этапах ее развития в годы правления Сталина. Строгая и эффективная система контроля позволяет властям назначать производственный план для государственных предприятий, который не оставляет места для параллельной деятельности (за исключением негласно терпимой теневой экономики, которая просто делает процедуру планирования более эффективной). Государственное предприятие полностью подчинено главному руководителю, и польза, извлекаемая из незаконной деятельности, в большинстве случаев равна нулю.

Во втором случае (когда пересечение в (3.13) является линзой и верхний предел является реальным ограничителем) мы обнаруживаем ситуацию, которая в каком-то смысле прямо противоположна первому случаю. Это тот случай, когда ограничение основного капитала становится реальным ограничителем на последних стадиях разложения плановой экономики из-за его чрезмерного отвлечения в параллельную экономику и резкого падения эффективности (см. ниже рисунок 6, с. 153). Этот случай интересен тем, что предельные свойства решения (3.16) — (3.18) становятся иными. В частности, как можно легко убедиться, знак (3.18) остается прежним, в то время как знак (3.16) меняется на противоположный, a dX_U/dp=0, так как Х_U является константой. Говоря иными словами, падение коэффициента планирования p в этом случае приводит к увеличению объема q основного капитала, отвлекаемого в параллельную экономику, к уменьшению инвестиций I и объемов выпускаемой продукции у, и наоборот.

Графическая иллюстрация

На рисунке 4 изображен первый случай граничного решения, которое обсуждалось выше. Линия планирования рХ и кривая функции производства имеют только одну общую точку пересечения. Таким образом, хозяйственная единица может выполнить запланированные показатели только за счет полного использования нормируемого основного капитала. Если государственное предприятие попытается получить больше или меньше основного капитала, нежели его объем, ведущий к выпуску конечной продукции у*, оно окажется не в состоянии выполнить план (таким образом, мы можем сказать, что верхний и нижний пределы диапазона переговоров не имеют значения для государственного предприятия в решении его оптимизационной задачи).

Важным обстоятельством является то, что в данном случае нет никакой возможности отвлечь часть основного капитала в параллельную экономику (как уже говорилось выше, теневую экономику мы включаем в необходимые затраты для производства официально запланированной продукции), и полезность хозяйственной единицы практически равна нулю.

Таким образом, можно сказать, что «сталинский» режим планирования функционирует эффективно в том смысле, что, с точки зрения «Сталина», который определяет коэффициент планирования р, не происходит разбазаривания ресурсов. Государственное предприятие всегда вынуждено работать на пределе человеческих и физических возможностей. На самом деле в точке А «равновесие» государственного предприятия такое же, как и рыночное равновесие при идеальной конкуренции с бесплатным вхождением на рынок и нулевой прибылью (при наличии определенных первичных фиксированных затрат на начало производства). Мы можем пойти еще дальше и сказать, что ранний этап плановой экономики является одним из вариантов рыночной экономики, где функция благосостояния служит одной цели — пользе для одного единственного потребителя («Сталина»). На более поздних этапах, с зарождением параллельной экономики, несоответствие между коэффициентом планирования р и рыночной стоимостью ресурсов приводит к неэффективному выполнению плана независимо от формы функции благосостояния, но на раннем этапе диктаторского коммунизма функционирование плановой экономики в каком-то смысле соответствует оптимуму Парето86. В частности, хотя диктатор не видит предельной производительности и определяет линейный коэффициент планирования в виде средней величины продукта, который он хочет получить взамен определенного объема основного капитала, это не приводит к искажениям, так как предельная и средняя величина произведенного продукта (с учетом фиксированных затрат) совпадают. На этом этапе доводы в пользу того, что единственным «недостатком» производственной системы в плановой экономике, с традиционной точки зрения на функцию благосостояния, является то, что коэффициент р определяется не рынком, а диктатором, действительно имеют смысл.

Рисунок 4. Х — объем основного капитала, предоставленный государственному предприятию планирующими органами; I — инвестиции капитала; q — объем основного капитала, отвлекаемого в параллельную экономику; у — количество произведенной продукции; рХ — линия планирования; f(I) — функция производства; X_L — нижний предел величины основного капитала, предоставляемого государственному предприятию планирующими органами; Х_U — верхний предел величины основного капитала, предоставляемого государственному предприятию планирующими органами.

В то же время очевидно, что точная регулировка коэффициента планирования р для соответствия наклону линии pХ, имеющей только одну общую точку пересечения с кривой (постоянно меняющейся) функции производства, требует либо совершенного знания функции производства (чего мы не предполагаем), либо состояния перманентного террора, в котором «Сталин» сначала устанавливает заведомо невыполнимые плановые цифры, а затем корректирует их в сторону снижения, попутно «отстреливая» неудачливых менеджеров в ходе таких корректировок во избежание морального риска (см. сноску 16). Как только система становится более либеральной, а режим планирования — менее суровым, возникает положение, изображенное на рисунке 5.

На рисунке 5 изображен случай внутреннего решения. Линия планирования рХ имеет заполненную область пересечения с кривой функции производства в форме линзы А 'АВС, а объем основного капитала, предоставляемого государственному предприятию, становится предметом переговоров в пределах, изображенных на рисунке. Государственное предприятие приобретает объем основного каптала, равный X*, но инвестирует в производство только объем I*, как следует из решения (3.11) оптимизационной задачи (3.2) — (3.4). Разница, равная q, удерживается руководством государственного предприятия для использования в параллельной экономике.

Две особенности положения, изображенного на рисунке 5, заслуживают отдельного внимания. Во-первых, если бы государственное предприятие работало «честно», то есть вкладывало в производство основной капитал до той точки, когда оно должно передать всю произведенную продукцию планирующим органам (точка С на рисунке 5), то возникло бы расхождение между средней величиной продукции, произведенной в результате капиталовложений (основой плана), и их действительной предельной производительностью. Таким образом, отвлечение основного капитала в параллельную экономику служит средством приведения предельной производительности в соответствие с вмененной оценкой основного капитала. Теперь, с точки зрения главного руководителя, происходит «разбазаривание» ресурсов (или «бездельничанье» управленческого персонала предприятия), и уже нельзя утверждать, что плановая экономика эффективна по Парето применительно к функции общественного благосостояния, при которой пользе всех субъектов, кроме диктатора, придается нулевое значение. В то же время новая ситуация имеет тенденцию к улучшению по Парето положения всех субъектов, кроме диктатора87.

Рисунок 5. Первые результаты либерализации: X — объем основного капитала, предоставляемого государственному предприятию планирующими органами; I — капиталовложения в производство; q — объем основного капитала, отвлекаемый в параллельную экономику; у — объем выпуска конечной продукции; рХ — линия планирования; f(I) — функция производства; X_L — нижний предел основного капитала, предоставляемого государственному предприятию планирующими органами; Х_U, — верхний предел основного капитала, предоставляемого государственному предприятию планирующими органами.

Второй особенностью является то, что положение, в котором оказываются планирующие органы, таково, что они не в состоянии увеличить выпуск продукции, делая план более напряженным (единственная возможность — это возродить сталинский террор и вернуться к положению, изображенному на рисунке 4). Это положение изображено на рисунке 6.

Из рисунка 6 следует, что если задачей планирующих органов в игре, происходящей на поздних этапах плановой экономики, остается увеличение капиталовложений и выпуска официальной продукции (невзирая на затраты основного капитала), то добиться этого можно не ужесточением, а либерализацией режима планирования. На рисунке б мы изобразили ситуацию, в которой руководящие органы, находясь в положении, отображенном на рисунке 5, принимают решение снизить плановые цифры на следующий период планирования по сравнению с плановыми заданиями, установленными ранее (это отражается в более плавном наклоне линии планирования р'Х по сравнению с рХ). В результате возрастают капиталовложения в официальное производство и объем продукции, передаваемой государству, но одновременно возрастает и объем основного капитала, отвлекаемого в параллельную экономику, и величина вмененной прибыли (обозначенная q на нашем рисунке), удерживаемых частными хозяйственными единицами (см. уравнения (3.16) — (3.18)).

Характерной особенностью этого этапа игры является то, что это время можно назвать медовым месяцем в отношениях между планирующими органами и государственным предприятием. Планирующие органы, которые следят только за объемом основного капитала, предоставляемым в результате переговоров, и за выполнением плановых показателей, удовлетворены тем, что экономика растет и растут объемы «осваиваемого» основного капитала, в то время как хозяйственная единица благодаря тому, что устанавливаемые планы менее напряженны, получает свободу в выборе объема основного капитала и соответствующих уровней капиталовложений в производство и выпуск конечной продукции и, тем не менее, имеет возможность пользоваться все возрастающими излишками основного капитала, которые можно перевести в параллельную экономику (см. (3.19)).

Рисунок 6. Выбор коэффициентов планирования: X — объем основного капитала, предоставляемого государственному предприятию планирующими органами; I — капиталовложения в производство; q — объем основного капитала, отвлекаемый в параллельную экономику; у — объем выпуска конечной продукции; рХ — линия планирования; f(I) — функция производства; X_L — нижний предел основного капитала, предоставляемого государственному предприятию планирующими органами; Х_U — верхний предел основного капитала, предоставляемого государственному предприятию планирующими органами.

Медовый месяц, однако, не может длиться вечно. Уменьшение производительности новых капиталовложений, в конечном итоге, приводит к установлению предела объема основного капитала, который планирующие органы могут предоставить каждому государственному предприятию. Даже если планирующие органы почти полностью игнорируют стоимость увеличения объема выпускаемой продукции, они не будут до бесконечности терпеть положение, при котором доход на новые капиталовложения становится неотличим от нуля. Хорошо известно (см. [53, с. 70 — 72]; [73, с. 93]), что производительность капиталовложений и коэффициент производительности в целом резко упали в Советском Союзе в 1970-е и 1980-е годы. К концу 1970-х годов доходы на капиталовложения часто бывали столь низки, что планирующие органы получали менее одного рубля дохода на рубль новых капиталовложений в производство. Это привело к тому, что планирующие органы стали искать пути обуздания постоянно растущих аппетитов государственных предприятий.

На рисунке 7 представлена иллюстрация игры между планирующими органами и государственным предприятием в ситуации, когда верхний предел объема основного капитала, являющегося предметом переговоров, становится реальным ограничителем. Как можно легко увидеть, в тех случаях, когда верхний предел диапазона объемов основного капитала, который может быть предоставлен планирующими органами каждому государственному предприятию, является ограничивающим, более мягкий режим планирования ведет к уменьшению капиталовложений и к уменьшению объемов официально выпускаемой продукции, и наоборот (см. уравнения (3.20) — (3.21)). Столкнувшись с такой новой ситуацией, власти скорее всего попытаются затянуть гайки. Отметим, однако, что, как только режим планирования ужесточается, вновь возникает ситуация, изображенная на рисунке 6.

Имея очень скудную информацию о действительной форме постоянно изменяющейся функции производства, планирующим органам нелегко найти «оптимальный» для себя коэффициент планирования. В результате они оказываются в плену у повторяющегося цикла: либерализация системы планирования первоначально приводит к увеличению капиталовложений в производство и к росту экономики, но сопровождается возрастающей потерей эффективности (с точкизрения планирующих органов), что заставляет планирующие органы ограничивать объемы основного капитала, предоставляемого государственным предприятиям, что, в свою очередь, приводит к уменьшению капиталовложений и к снижению роста. Когда же власти пытаются ужесточить плановую дисциплину, первоначально происходит увеличение капиталовложений, рост экономики и эффективности (с точки зрения планирующих органов), но эта тенденция, со временем, начинает развиваться в обратном направлении (по мере того, как ситуация изменяется от изображенной на рисунке 7 к изображенной на рисунке 6).

После этого возникает новый цикл, который начинается с ослабления режима планирования в попытке восстановить темпы роста, пусть даже и за счет более низкой эффективности капиталовложений. В послевоенной истории не только Советского Союза, но и ряда его восточноевропейских союзников можно проследить несколько таких циклов.

Рисунок 7. Потолок объема основного капитала: X — объем основного капитала, предоставляемого государственному предприятию планирующими органами; I — капиталовложения в производство; q — объем основного капитала, отвлекаемый в параллельную экономику; у — объем выпуска конечной продукции; рХ — линия планирования; f(I) — функция производства; X_L — нижний предел основного капитала, предоставляемого государственному предприятию планирующими органами; X_U — верхний предел основного капитала, предоставляемого государственному предприятию планирующими органами.

Однако по мере повторения таких циклов в рамках плановой экономики происходят некоторые необратимые перемены. Когда либерализация режима планирования оказывается успешной, довольны все, и планирующие органы и государственные предприятия, так как она приводит к росту как официально выпускаемой продукции, так и к росту объема основного капитала, который можно использовать во второй экономике. В противоположность этому, когда власти прибегают к жесткому принуждению для осуществления строгого режима планирования, это встречает яростный отпор со стороны государственных предприятий, полезность которых терпит ущерб. А так как государственные предприятия (и параллельная экономика в целом) выходят из каждого периода «либерализации» с возросшим богатством за счет накопления полученной в параллельной экономике прибыли, то их относительная мощь постоянно увеличивается, что все больше и больше затрудняет для планирующих органов «закручивание гаек» в следующем периоде.

Крах

Анализ поведения производителя в условиях плановой экономики подтверждает сделанный ранее вывод о том, что после смерти Сталина и отмены непрекращающегося террора промышленная организация плановой экономики постоянно развивалась в сторону усиления позиций государственных предприятий (и параллельной экономики, с которой они оказались связаны) и, соответственно, в сторону ослабления силы планирующих органов. Последний цикл перемежающихся периодов «закручивания гаек» и либерализации в Советском Союзе произошел в 1980-е годы после смерти Генерального Секретаря Брежнева. Кампания, нацеленная на восстановление «дисциплины» и борьбу с коррупцией внутри страны, так же как и политика возобновления конфронтации с Западом, проводилась при генсеках Андропове и Черненко. Многие коррумпированные государственные чиновники и политики лишились своих мест. К отчаянной попытке побороть «бездельничанье» управленческого персонала и рабочих была привлечена милиция, которая должна была наказывать людей, проводивших рабочее время в кинотеатрах, банях и очередях. Однако одряхлевшая власть (символом дряхлости стала смерть двух генеральных секретарей в течение двух лет) была уже настолько ограничена в своих возможностях, что эта попытка не имела практического эффекта. Система была обречена, и симптомы близкого конца были очевидны для всех. Государственные предприятия и параллельная экономика эффективно нейтрализовали все неблагоприятные воздействия, которым они подвергались в те годы, и развернули внушительное контрнаступление, когда к власти пришел новый, молодой Генеральный Секретарь Горбачев.

Реформы Горбачева пошли гораздо дальше, чем реформы, проводившиеся всеми его предшественниками. Особенно пагубным с точки зрения перспектив выживания плановой экономики стал закон 1987-го года о малых предприятиях (так называемых кооперативах), который с успехом легализовал мелкие частные фирмы. Предполагалось, что эти фирмы станут дополнением к неповоротливой системе государственной розничной торговли и услуг и приведут к повышению уровня потребления, и в какой-то степени эти ожидания оправдались. Однако гораздо большее употребление (или злоупотребление) кооперативы нашли в государственных предприятиях. Менеджерам государственных предприятий не понадобилось много времени, чтобы понять, что создание веера малых предприятий под эгидой государственного предприятия предоставляет отличную возможность направлять ресурсы, предоставляемые государством, равно как и денежные поступления, в параллельную экономику. Так, например, когда деньги находились на счете государственного предприятия, их было нелегко использовать для осуществления частных целей руководства предприятия. Но как только государственным предприятиям разрешили использовать эти деньги для оплаты услуг (часто фиктивных), оказываемых малыми предприятиями (часто подставными фирмами), руководство предприятий получило возможность класть деньги в свой карман или в карман своих друзей. Малые предприятия открывались и закрывались и вновь открывались под другим названием, оказываясь таким образом почти полностью вне контроля со стороны государственных органов власти.

У консерваторов, находившихся в оппозиции к Горбачеву, было гораздо более трезвое понимание того, куда ведет перестройка, а именно к решительному сдвигу экономической власти от планирующих органов к параллельной экономике, но повернуть ход событий было уже поздно. Во времена Сталина формальная власть (положение на иерархической лестнице) служила источником неформальной власти. В последние годы существования Советского Союза неформальная власть во все возрастающей степени становилась источником формальной власти. Конфликт интересов между планирующими органами и государственными предприятиями, поддержанными структурами параллельной экономики, привел к открытому противостоянию в августе 1991 года, которое завершилось окончательным поражением коммунистических властей и полной победой параллельной экономики88.