Антитрестовский закон обернулся против рабочих

Антитрестовский закон обернулся против рабочих

К концу XIX века такие злоупотребления оказались в фокусе журналистских расследований и общественного негодования, достигших своего апогея в Антитрестовском законе Шермана, который был принят Конгрессом в 1890 году. Закон, казалось, был нацелен на обуздывание методов, связанных со «Стандарт Ойл Траст», «ЮЭс Стил Траст» Моргана, «Шуга Траст» и т. п.

Эти тресты были сформированы крупными корпорациями как способ защиты своих прибылей через объединение с конкурентами, чтобы диктовать цены и контролировать производство. Первым трестом была «Стандарт Ойл» Рокфеллера, сформированная в 1882 году. Вскоре подобные комбинации или тресты были сформированы в табачной, мясной, алкогольной, стальной, горной, сахарной и других отраслях промышленности. На первый взгляд, Антитрестовский закон Шермана, казалось, был нацелен на коррумпированных монополистов, таких, как Морган, Рокфеллер или Харриман. На деле всё вышло наоборот.

Уже 1895 году Верховный Суд разбавил эффект Антитрестовского закона Шермана решением по делу «Соединённые Штаты против Е.С. Найт» тем, что производство не было сочтено «торговлей между штатами» несмотря на то, что товары промышленного назначения отправлялись во все уголки США. Это решение эффективно выводило ведущие отрасли промышленности из пределов досягаемости правительственного регулирования. Волна слияний компаний в конце XIX века охватила почти всё производство в США, что привело к созданию нескольких сотен огромных корпораций, господствовавших в экономике. Крупнейшим трестом был «Нозерн Секьюритис К°» из Нью-Джерси; он охватывал 112 корпораций стоимостью 22 миллиарда долларов в активах и управлялся Дж. П. Морганом и Джоном Д. Рокфеллером.

Очевидной атакой на этот специфический трест стало решение американского Верховного Суда в 1904 году по делу «"Нозерн Секьюритис К°" против Соединённых Штатов», по которому «любые комбинации в ограничении торговли» являются незаконными. Хотя это решение разрушило один трест, другим оно пошло явно на пользу, особенно Эдварду Генри Харриману.

Антитрестовский закон Шермана никогда не ставил ни малейших препятствий Харриману или другим корпоративным гигантам. Закон был политическим спектаклем, чтобы отвести гнев общественности. Влиятельный Харриман и его друзья пользовались иммунитетом от антимонопольного судебного преследования, в то время как многочисленные владельцы малого бизнеса оказывались в тюрьме по этому Закону.

В высшей степени Антитрестовский закон Шермана также оказался оружием для блокирования роста профсоюзного движения в США, поскольку Верховный Суд постановил, что бастующие члены профсоюза являются «комбинацией в ограничении торговли».

Климат, созданный Морганом и его олигархической кликой против любой попытки рабочих организоваться для улучшения условий труда или заработной платы или просто в профсоюзы, был чрезвычайно репрессивным. Американский Верховный Суд стал оплотом олигархического консерватизма. В 1905 году по делу «Лохнер против Нью-Йорка», Суд постановил, что штатам не разрешается ограничивать количество рабочих часов для работников частных фирм, а три года спустя, в 1908 году, по делу «Данбери Хаттерс» запретил профсоюзам участвовать в бойкотах для повышения заработной платы и улучшения условий труда.

В 1902 году, указывая на преобладающую атмосферу, Джордж Байер, человек Дж. П. Моргана, глава его «Филадельфиа и Ридинг Райлвэй», угольными компаниями Пенсильвании был назначен вести переговоры с бастующими шахтерами. Уголь-антрацит перевозился в многочисленные города «Филадельфиа и Ридинг Райлвэй». За десятилетия до господства нефти, уголь был ключевым источником энергии, используемым для обогрева домов, кулинарии, работы фабрик и производства электроэнергии.

Шахтеры требовали восьмичасовой день, повышение заработной платы на 10% и признание профсоюза «Объединённые горнорабочие Америки» в качестве своего представителя на будущих переговорами с правлением компании. Чтобы добиться уступок, они обратились к своему единственному оружию – ограничению работ.

Байер получил прозвище Джордж «помазанник Божий» Байер за то, что в начале переговоров с бастующими шахтерами он отправил открытое письмо в прессу, заявив:

«Права и интересы трудящихся будут защищаться и охраняться не агитаторами из рабочих, а христианами, которым Бог в Его бесконечной мудрости даровал контроль над имущественными интересами страны.» ^{38} Байер, как и Морган, Рокфеллер, Карнеги и большинство их компаньонов в то время, был убеждённым социал-дарвинистом, который полагал, что Бог «избрал» их, поскольку они явно оказались «выше» своих рабочих на основании того, что управляют своими фирмами и накопили богатства. Байер сказал президенту Тедди Рузвельту, который призывал найти решение, что «договариваться не о чем». Упорство Байера угрожало переходом всей страны на сторону бастующих шахтеров, и только тогда Морган и политически проницательный Рузвельт вмешались, чтобы достичь соглашения с рабочими, в котором компании пошли на уступки в вопросе заработной платы и рабочего времени, но отказались от признания профсоюза.

Забастовка угольных шахтеров и решения Верховного Суда указывали на чрезвычайно одностороннюю природу отношений между рабочими и правлениями компаний в начале века в Америке. Это была олигархия, которая управлялась взяточничеством, угрозами и грубой силой. Но чтобы удержать свою хватку на власти, им придётся ещё изучать тонкие навыки кооптации и либеральных реформ. На фоне общественного мнения, бывшего целиком и полностью на стороне шахтеров, Теодор Рузвельт объявил свой «Справедливый курс» между менеджментом и рабочими:

«Давайте оставим лозунгами всех наших людей старые и знакомые лозунги честности, благопристойности, чести и здравого смысла... Мы должны обращаться с каждым, исходя из его ценности и достоинства как человека. Мы должны понимать, что с каждым заключается справедливая сделка, так как он не имеет право на большее, но и не должен получать меньшее». ^{39}

«Справедливый курс» устанавливал принцип президентского вмешательства в определённые забастовки, и это украсило образ Рузвельта в глазах прессы, в то время как он продолжал свои закулисные сделки с Дж. П. Морганом со товарищи. Рузвельт был самозваным «героем» Битвы при Сан-Хуан Хилл в испано-американской войне 1898 года, откровенно империалистическом предприятии, которое сделало Рузвельта популярным политическим кандидатом.

Такие тактические уступки некоторым из требований шахтеров дали республиканцу Рузвельту основную поддержку «синих воротничков» из обычных американских рабочих, голоса которых становились всё более и более существенным. Но Тедди Рузвельт никоим образом не изменил своей верности сильным и богатым мира сего. Он был просто проницательным политическим деятелем, который держал нос по ветру изменений в стране и мастерски их эксплуатировал, чтобы сохранить республиканский контроль над администрацией США.

Этот период было бы неверно обозначать как начало «прогрессивной эры» в американской политике. В действительности олигархические семьи, управляющие национальным богатством, учились быть более искушенными подаче своего внешнего образа. И никто не был в этом процессе более проницательным, чем Дж. П. Морган. Ни один американский деловой гигант тех дней не мог сравниться с величайшим обманщиком и жуликом в американской финансовой истории на тот момент – Джуниусом Пирпонтом Морганом.